Платина и шоколад

— Дамы и господа! — Тео широким жестом руки обвёл собравшихся и торжественно возвестил: — встречайте величайшего волшебника школы Хогвартс! — Вуаля, — Блейз одним ловким движением выставил на стол две немаленькие бутылки, полные янтарной жидкости, отражающие в себе свет пылающего камина, а потом слегка поклонился, заведя руку за спину. — Творю магию только сегодня, только для вас. Крэбб и Гойл заулюлюкали, а Малфой закатил глаза, откидывая слишком лёгкую голову на спинку дивана и растягивая губы в ухмылке. — Всем спасибо, спасибо, — дурашливо раскланивался Тео. Забини сказал, что мать выслала ему небольшой запас огневиски (у этой женщины не было никаких предубеждений на счёт того, что школа — не место для развлечений, у неё была бурная юность и по сей день она проживала весьма бурную жизнь), так что пока все разливали по стаканам первую бутылку, внутри всё подбиралось от захватывающего чувства, что прямо сейчас они нарушали правила школы в собственной гостиной. Теперь же, когда на столе стояло ещё две бутылки, всё казалось простым и дозволенным. Первый глоток — Тео мужественно сморгнул накатившие слёзы. Дальше — по накатанной. И одна бутыль, уже совершенно пустая, подпирает стеклянным боком ножку кресла. Огневиски пришёлся очень кстати. Блейз как-то упоминал, что один из его отчимов был отъявленным ценителем спиртного, после чего бар поместья Забини основательно пополнился алкоголем. Мерлин, как же это пригодилось. С начала вечера участников посиделок было куда больше — как минимум на нескольких особенно восторженных шестикурстников и игроков команды, однако до десяти досидели только самые стойкие. Никого лишнего — почти все свои. Голова практически лишилась мыслей, что, безусловно, играло на руку Пэнси, которая целый вечер ластилась вокруг Малфоя, а теперь и вовсе примостилась бочком к нему на колени, грея в руках бокал. Пробка выскочила из очередной бутылки с громким хлопком, и Драко поднял голову. — Забини, ты просто везунчик, — Крэбб, расположившийся вместе с Грэхемом на другой стороне дивана, протянул руку и поднёс одну из бутылок к лицу, глядя на сокурсников сквозь колеблющуюся призму. — Вот это я понимаю — наследство от отчима. — Поставь, разобьёшь ещё! — воскликнул Тео, едва не подскакивая на диване, но Крэбб только дразняще подбросил бутылку в ладони. При следующем броске Тео перехватил огневиски в воздухе и прижал к груди. — У меня слабое сердце, кретин. Не смей, это — золото. Забини рассмеялся. Подтянул Тео к себе за шею и отнял огневиски. — У меня ещё одна в комнате. Или даже не одна, — он подмигнул Драко, и тот лишь покачал головой, чувствуя, что сознание его совершенно расслаблено, и этого — именно этой жгущей отравы — ему так не хватало. — Был бы повод. Выпивки много не бывает. Голос Малфоя звучал твердо, несмотря на то, что, голова, кажется, готова была парить под потолком. Ему было приятно находиться здесь и сейчас. Девчонки Гринграсс хихикали между собой. Монтегю мрачно смотрел в огонь, Крэбб декларировал Гойлу рекламный разворот о гоночных мётлах из «Пророка», Гойл медленно и важно кивал в ответ — кажется, что вот-вот отъедет: он всегда очень быстро пьянел. Забини не спешил убирать локоть с шеи Тео, а тот и не дёргался: только пяткой по полу отстукивал — после окончания игры у него в глазах так и сиял этот адреналиновый задор, которым он окатывал всех, на кого смотрел. Пэнси устроилась у Малфоя на коленях, прижимаясь грудью, обтянутой шелковой изумрудной блузой, к его плечу, будто нечаянно. Крэбб и Гойл всю прошлую неделю подкалывали Драко по поводу того, что Пэнси стала хуже работать ртом и стоит возобновить появления в гостиной Слизерина: «Малфой, пощади, она же соскучилась. Нам только Паркинсон в депрессии не хватало». За отсосные шутки Малфой угрожающе щурил глаза в ответ, поэтому больше они не повторялись, но в одном Крэбб и Гойл были правы. Малфой чувствовал — Пэнси действительно соскучилась. Видимо, она на самом деле считала их отношения… отношениями. Настоящими. А Малфой… сам не понял, что он считал. Пэнс была для него частью Слизерина. Частью жизни в этой дурацкой школе. Неизменной девчонкой с красивыми сиськами, которую хочет каждый парень Хогвартса и даже какая-то часть других девчонок — она обожала хвастаться, как после прошлогодней игры в бутылочку так засосала Миранду с пятого курса, что та ещё пару месяцев стыдливо краснела и не смотрела Пэнс в глаза. Малфой был привязан к ней так же, как к Забини или Нотту, но что-то подсказывало: ей нужно нечто большее. Она… заслуживала чего-то большего, чем удобный трах без обязательств, «дружба с привилегиями» или как там это называлось. Потому что, вроде как, люди в свободных отношениях не смотрят с таким выражением в глазах, которое всё чаще проскальзывало у неё. Даже прямо сейчас. — Повод нешуточный, — с улыбкой сказала Пэнси, покачивая бокал в пальцах и с гордостью улыбаясь Малфою. — Слизерин победил. — Первая настоящая победа! — Дафна, сидящая на раскиданных по полу диванных подушках, широко улыбнулась наблюдая, как огневиски наполняет её бокал. — Наша настоящая победа над Гриффиндором, и это куда лучше, чем любое другое унижение этих идиотов. Хватит, Блейз! Или ты хочешь меня напоить? Блейз фыркнул, бросив на неё короткий, смешливый взгляд. — Без обид, но мне не нужно тебя напаивать, Даф, — подколол он беззлобно и та рассмеялась — чуть громче, чем обычно. В прошлом году она снова признавалась Блейзу в своей симпатии, но что-то у них там не срослось, как обычно. Малфой не вникал, а Блейз не горел желанием рассказывать. — Как грубо, Забини, — подколола она в ответ и подмигнула: — Как всегда. Тео театрально закатил глаза: — Давайте без этих интимных подробностей. Мы собрались здесь выпить, а не дружно поблевать. Блейз фыркнул, молча засовывая пробку обратно в бутылку. — Грубиян, — сокрушённо добавила Даф, поднося бокал к губам. — Да, да, — Тео изобразил какой-то выкрутасный жест запястьем в стиле придурка Златопуста Локонса. — Не ждите вежливости от этого варвара. Я два года потратил на то, чтобы отучить его портить мне причёску каждый раз, когда… твою мать, Блейз! Пэнс расхохоталась, глядя как Забини самозабвенно лохматит Тео волосы, а тот вопит, едва не проливая свой огневиски на колени. Малфой тоже растянул губы в ухмылке. На ум тем временем пришел разговор с Грейнджер накануне вечером, когда они встретились прямо посреди коридора, ведущего в Башню старост. Он как раз собирался в подземелья, а она, видимо, как обычно зависла до позднего вечера в своей обожаемой библиотеке — Мерлин, если бы можно было выйти замуж за книжную полку, грязнокровка бы сделала это, — или успокаивала своего обожаемого Поттера, который наверняка был разбит первым осознанным поражением Гриффиндора. В любом случае — они не виделись с того момента, как слизеринцы покинули поле под громкое улюлюканье и свист. Нет, конечно, он не считал минуты и часы, пока её не было. Драко посетил мадам Помфри, принял душ, переоделся. Сел на постель и взглянул в зеркало, соображая, почему решил не залечивать разбитую губу. Слегка повернул голову, рассматривая отражение. Блейз сказал, что такие штуки, как разбитая губа, мужчину даже красят. Нотт после этого предложил подбить ещё и глаз для пропорциональности. Они все были слишком эмоционально возбуждены после этой игры. Первая победа Слизерина у красно-золотых — Малфой до сих пор не мог поверить. Он вздохнул и провёл по разбитой губе кончиком языка. Затем ещё раз — сильнее. Ничего. Чуть притуплённый вкус крови и никакой боли. Не было её, когда он снёс собой лавки на трибунах. Не было, и когда бладжер влетел в рёбра. Кто из них стал куклой — Нарцисса или он сам? Драко снова взглянул на часы. Полвосьмого. Интересно. Дверь не хлопала, значит, грязнокровки ещё нет. Он не собирался встречаться с ней перед уходом. Вообще не собирался видеться. Желательно — никогда. Особенно после того, что случилось у двери в её спальню. Точнее, ничего не случилось. Ну, конечно, нет, Малфой. Её голос так и звучал в голове. Херня. Херня полная. Он плюнул на всё, сунул в карман палочку и зашагал из комнаты, а в коридоре, перед самым поворотом к лестницам, встретил Грейнджер. Точнее, чуть не сбил с ног. А, стоило ей попасться на глаза — и он вдруг понял, что вновь зол, как чёрт. Грязнокровка остановилась, едва вывернув из-за угла. Он тоже остановился, еле успев отклониться, чтобы она не въехала в него носом. Оба сделали шаг назад. Взгляд Грейнджер скользнул по его одежде. Он не надел форму — лишь тёмный легкий свитер под горло и джинсы. Пэнс нравилось, когда он одевался именно так. Она готова была начать раздеваться при одном только виде Малфоя в обтягивающих вещах. Когда-то, при таких же пьяных посиделках, она взялась вылизывать его прямо сквозь футболку. Ощущения при этом были не особенно впечатляющие, но Драко возбудился не на шутку, наблюдая за тем, как язык обводит его проступившие сквозь тонкую ткань соски. Грязнокровка потянула носом — почувствовала запах одеколона. Прищурилась, сжимая губы. Видимо, догадалась, куда он идёт. Сейчас они казались по-особому слишком разными. Две разных планеты. Два разных мира. И это было так правильно, что становилось херово. — Поздравляю, Малфой, — практически выдавила она из себя, задирая подбородок. — Не понял? — Как хорошо у него выходит притворяться в последнее время. — Квиддич. — А, не стоит. Это было ожидаемо. — Ты и сам знаешь, что нет, — с расстановкой произнесла она, и взгляд остановился на его разбитой губе. — Ты не был у мадам Помфри? Брови его поднялись в немом вопросе и насмешке. — Тебя касается? Грейнджер на секунду замолчала, опуская взгляд и заправляя прядь волос за ухо — Драко захотел намотать её на палец и слегка потянуть. — Нет, вовсе. Но я подумала, что раз травма... Раздражение. — Может, ты просто заткнёшься и дашь мне пройти? Гермиона сжала губы. Обвела взглядом свободное пространство вокруг. Малфой мысленно чертыхнулся — будто грязнокровка мешала обойти её. Они стояли посреди огромного и пустого коридора. Он громко выдохнул и закатил глаза, отодвигая девушку плечом. Сделал два шага. И вдруг, сам не понял, почему — замер. Скрипнул сжатыми зубами. Резко обернулся. — Какого хера это был за взгляд, Грейнджер? — вдруг, с ходу, чуть не сорвался на рёв — ей, так и не двинувшейся с места, в спину. Кажется, вздрогнула. — Не понимаю, о чем... — На грёбаном поле, когда я поймал грёбаный снитч. Ты уставилась на меня, как будто вот-вот рухнешь с грёбаной трибуны! — Ты чуть не убил пару девушек с младшего курса. Они едва успели отскочить в сторону, — голос её был тихий, но твёрдый. Будто она действительно верила в то, что говорила. Но он не верил. Он знал, что она врёт. Она боялась за него. Пусть скажет это. Пусть скажет сама. Признает. Не он, а Грейнджер. А потом пусть идёт на хер со своей заботой. Ему это не нужно. Не нужно. — Уверена, что это был страх за них, а не за меня? Тишина. — Какого хера ты молчишь?! Мерлин, он орёт на весь коридор. Наверное, даже на седьмом этаже был слышен этот крик. — Да, уверена. Как же бесит этот спокойный тон, когда ярость в Малфое буквально прожирает дыру в груди. Он чувствовал бессилие от того, что стоял и задыхался в нескольких шагах от неё, уставившись в густые волосы, спадающие на спину. — Отлично, — выплюнул на тон тише. — Тебе же лучше, поняла? Она пожала плечами. Он понял, что ненавидит наблюдать, как кто-то пожимает плечами. С рычанием развернулся, стискивая руки в кулаки. Как приятно было пообщаться с твоей спиной, дура-Грейнджер. Его шаг сбился, когда он услышал её голос: — Ты должен вернуться до девяти. Малфой сжал челюсти, засовывая руки в карманы и старательно игнорируя ударившиеся о лопатки слова. Шаг, два. Три. — Сегодня среда. Плевать я хотел на среду. Голос тише — он уходил все дальше по коридору. Грязнокровка не шевелилась. Драко начал лихорадочно пересчитывать плиты на каменном полу. Два, четыре, шесть... — Патрулирование, Малфой, — повысила тон Грейнджер. — Пошла ты! — он рывком обернулся через плечо, кривя губы. — Сегодня занимайся этой хернёй без меня. — Это такие же твои обязанности, как и мои. — Похер. — Малфой! — Похер, — снова шепнули губы и он получил ощутимый пинок в бок, который тут же отдался неприятным жжением. — Малфой! — Блейз протягивал другу наполовину полный бокал, — ты ещё с нами? Драко моргнул, возвращаясь в гостиную Слизерина. Пэнси смотрела на него, слегка отстранившись и упираясь рукой в спинку дивана над его плечом. — Да, да, — он принял бокал и кашлянул. — Просто задумался. — Завтра будешь думать, — Блейз вытянул ноги, закидывая руку на спинку дивана и глубоко вздыхая. — Расслабься, лады? Просто расслабься, брат. — Да, Драко, — Дафна легонько ударила его кулачком по колену. — Сегодня ты точно заслужил передышку. Малфой кивнул. Он и не собирался спорить, но как заставить дурацкие мысли прекратить выедать черепную коробку? Как это вообще работает? — Детка, — голос Пэнси был тихим и слегка хрипловатым от выпитого алкоголя, что тут же заставило окончательно вернуться в реальное время. — Я очень тобой горжусь. Тонкая рука скользнула вверх по мышцам его живота, поглаживая то место на рёбрах, над которым пол утра колдовала мадам Помфри, снимая воспаление и избавляясь от кровоподтека. «Ребро треснуто, и это лучшее, чем вы могли отделаться, мистер Малфой! — тараторила Помфри с привычным неодобрением, торопливо смешивая какие-то травы в стакане. — Выпейте, и чтобы завтра же явились на повторный осмотр. И не кривитесь, костерост вам подслащать никто не станет! Будете знать, как летать по полю с закрытыми глазами. Я вас, конечно же, поздравляю, но добывать снитч ценой собственных костей — это просто нелепо. Мистер Поттер уже пытался, и что из этого вышло…» Губы растянула медленная улыбка. Легкий отголосок прежнего триумфа вернулся в грудную клетку, растягиваясь, распирая. Это было то, что нужно. Кажется... чёрт. На секунду ему показалось, что несколько таких побед — и он сможет полностью вылечиться от того, что почти сожрало изнутри. Почти убило. Теплые пальцы Паркинсон добрались до горловины свитера и игриво потянули ее вниз. Видимо, она по-своему истолковала улыбку Малфоя. Он шевельнул рукой, поглаживая Пэнси по спине, которая тут же податливо выгнулась в его руках. Твою мать. Вот она. Бери и делай с ней, что хочешь. Что ещё нужно? — Давайте выпьем. Драко чуть затуманенными глазами взглянул на Дафну, которая вдруг протянула свой бокал в центр стола. — За Малфоя. Он принёс нам победу сегодня. Пэнси отстранилась от его тела. Каждый из присутствующих — кроме Монтегю, который только молча жал губы, — кивнули. Со звоном встретились бокалы. Очередная порция огневиски уже почти неощутимо обожгла горло, и даже Тео только залихватски зажмурился, постукивая себя по бедру с сиплым: — Ух! А потом вдруг вскочил и унёсся в спальни. — Эй, Тео! — почти в один голос позвали Крэбб и Блейз, но тот лишь махнул рукой, исчезая на лестнице. Все озадаченно переглянулись. От движения диванных подушек Гойл тут же слегка колыхнулся и медленно поехал вбок, негромко похрапывая приоткрытым ртом, пока не уткнулся широким лбом Блейзу в плечо. — Прекрасно, — заключил тот с предельной серьёзностью. Даф и Астория звонко расхохотались, от чего Гойл сонно приоткрыл один глаз и озадаченно поднял башку. — Чё? — Спи, Грегори, — сквозь смех сказала Пэнси, перебрасывая подушку Крэббу, — подложи ему под голову, Винс. Грэхем, который целый вечер молчал, раздражённо вздохнул, чем вызвал вопросительный взгляд Забини в свою сторону. — Блетчли — кретин, — коротко бросил Монтегю, и после этих слов в гостиной зазвенела тишина. Даже девушки замолчали, недоуменно хмурясь. — Эй, Грэхем, мы же выиграли, — Дафна удивленно подняла брови, поглядывая на Блейза, который только поджал губы, не пряча неодобрительного взгляда. — Тем более, почти на каждой тренировке он отрабатывал защиту, ты видел, — согласно забубнил Крэбб, хмуря гладкий лоб. Гойл тоже согласно угукнул, подсовывая кулак под подушку и сладко, сонно вздыхая. — Его ебучие отработки защиты правого кольца не увенчались успехом. Вы видели как его обошла сука-Робинс? Уделала, как ребёнка. И забила, — Грэхэм злился с начала вечера, и это было видно невооружённым глазом, но корень этого настроения был отнюдь не в пропущенном мяче. — Давно пора произвести замену состава, вот что я думаю. — Да забей на это. Блетчли молодец: гриффиндорцы так и закидывали его квофлом, один раз всего пропустил, — заступился Крэбб, однако стушевался под прямым взглядом. — Не нужно было пропускать. — Успокойся, — поднял голову Малфой и глядя на него с тем самым выражением лица, которого так боялись младшекурсники (да и не только). — Снитч наш. Что теперь говорить? Мы победили. Грэхем сжал челюсть. Сел ровно и упёрся локтями в разведённые колени, сверля взглядом однокурсника. — Ну конечно, — наконец-то выдавил он, ухмыляясь. — Спасибо тебе, Драко. Эта победа была незабываема. Мне не обязательно кланяться каждый раз, когда ты соизволяешь... — Эй. Монтегю заткнулся, переводя взгляд на встающего Блейза, весь вид которого говорил, что самое время либо сменить тему разговора, либо тон, которым это было произнесено. — У тебя проблемы? — Забини не разрывал зрительного контакта, пока Грэхем не фыркнул, тоже поднимаясь. Драко напрягся, однако тот лишь отмахнулся, нетвёрдой походкой выходя из-за стола. — Да идите вы. — Монтегю, какого хера? — Оставь, Блейз, — Малфой смотрел, как Грэхем молча выходит из гостиной, хлопая дверью. — Он перебрал. Пусть погуляет, вернется — проспится. — Лишь бы Филчу не попался. — Сегодня Грейнджер на патруле, — он фыркнул, представляя себе реакцию Монтегю, если заносчивая сучка снимет со Слизерина баллы за то, что капитан команды шатается в нетрезвом виде по школе. — Завистливый кретин, — Забини ещё какое-то время стоял, глядя ему вслед, будто ожидая, что Грэхем вернётся, но затем безразлично приподнял брови, опускаясь обратно на подушки и потянувшись за своим бокалом. — Завтра поговорю с ним. Драко хотел сказать, что разговор этот не стоит даже начинать, но его перебил Тео, с улыбкой до ушей вплывающий в гостиную. В руках его было небольшое волшебное радио. — Музыка! — Дафна хлопнула в ладони, радостно ёрзая на подушках, старательно отвлекая всех от ухода Монтегю. — Отлично, — губы Забини растянулись в улыбке. Они с Малфоем понимающе переглянулись, когда девушки буквально расцвели при виде деревянной коробочки с колонкой. — Врубай, Тео. — Знаю, знаю. Я такой молодец, — Нотт, окрылённый всеобщим одобрением, водрузил радио на журнальный столик. Стоило музыке зазвучать в гостиной, как Дафна тут же начала пританцовывать, постукивая ладошками по столу. — Громче! — она прикрыла глаза, улыбаясь, но Астория легонько пихнула её в бок: — Тише, Даф, мелкие уже спят, — тихо хихикнула она. Дафна только разулыбалась, не прекращая танцевать на месте и перекидывая блестящую копну тёмных волос с одного плеча на другое. Выглядело красиво. Малфой отвёл глаза, встретившись взглядом с приподнявшим брови Забини и, усмехнувшись, покачал головой. «Она не оставит тебя в покое, брат». Тот только негромко фыркнул, снова усаживаясь на диван рядом с Тео, который уже разливал новую порцию огневиски. — Все готовы? — Вижу, кто-то вошёл во вкус, — кокетливо протянула Даф, бросая на него взгляд из-под ресниц. Малфой был уверен, что Тео покраснеет или зардеется, потому что Пэнс была уверена, что Нотт давно и безнадёжно влюблён в Даф. Только Тео не покраснел и не зарделся. Молча поднял бокал и широко улыбнулся, громко провозглашая тост: — За наш Слизерин! Дальше снова был алкоголь и парящая под потолком голова. Тело Пэнси, прилипшее к его собственному телу. Запах её острых духов и мягкий шёпот на ухо. Драко наблюдал за тем, как извивалась у стола Даф: она изредка поглядывала на Блейза, который тоже изредка тепло ей улыбался, откинувшись на диванную спинку и слушая безобидно-бессмысленный трёп Тео и Крэбба, покачивая в пальцах бокал. У Гринграсс было красивое и соблазнительное тело, а плавные движения наводили на мысль о том, что в постели она вела себя не хуже. Танец этот предназначался лишь Забини, это было видно в каждом мягком, практически влажном движении, и Малфой отвёл взгляд: это было слишком личное, чтобы в удовольствие наблюдать со стороны. Странный всё-таки Блейз. Осознанно отказываться от такого лакомого кусочка, не имея на примете никого другого. Тео и Крэбб обсуждали когтевранок — короткие юбки и размеры груди. Языки уже слегка заплеталась, и оттого создавалось ощущение, что они вот-вот уснут, как Грэгори, уже откровенно храпящий, уткнувшийся носом в подушку. Тео и сам настолько расслабился, что теперь не дёргался и только лениво щурил один глаз каждый раз, когда Блейз со скуки запускал пальцы в его волосы и с пьяной внимательностью наблюдал, как они лохматятся под его руками. Пэнси неторопливо двигалась в такт льющейся из радио музыке, ненавязчиво покачиваясь у Малфоя на коленях. Глаза её были прикрыты, а расслабленные губы касались прохладной кожи то на шее, то на скуле. Он опрокинул в себя оставшийся на дне огневиски, а затем погладил Пэнс по боку, касаясь приоткрытым ртом ее шеи, вдыхая — черт, он слишком сильный, — запах ее духов. Довольное урчание Паркинсон подсказало ему, что она полностью приветствует эти прикосновения. Он прикрыл глаза, проталкивая в глотку скупую слюну, против воли поглядывая, как Дафна ненавязчиво переместилась ближе к Блейзу, скользя по его коленям кончиками пальцев и прямо намекая, что была бы не против продолжить вечер где-то в уединённом месте. Ну, всё. Сегодня их недо-отношения явно снова уйдут на новый виток, чтобы точно так же, как и всегда, закончиться дружеским расставанием после пары приятных трахов. Вечная история Забини и Гринграсс. — Может, вам уединиться? — насмешливо подал голос Крэбб. Тео повернулся, переводя слегка плывущий взгляд с Даф на Блейза. Малфой не стал разбираться, что это был за взгляд, только увидел, как Забини лениво, с хрустом потянулся и покачал головой, откидываясь затылком на спинку: — Не-е. Мне и здесь прекрасно. Тем более, скоро всем нужно идти спать, Даф. Кажется, она не особенно расстроилась. Только убрала руки и насмешливо дёрнула бровью, не прекращая танцевать и вовлекая в свои танцы Асторию. Лёгкая полуулыбка на губах Забини принесла Малфою ещё больше приятного, расслабленного покоя. «Да, друг. Это то, что нужно. Спасибо за вечер». И повернул голову, целуя податливые губы Паркинсон. Зачем-то прислушиваясь к собственным ощущениям и с сожалениям отмечая... нет. Ничего нет. Ни капли прежнего возбуждения или чего-то хотя бы приблизительно схожего с ним. Блин. Чёрт. Это херово, очень херово. Это же Паркинсон, сексуальная Паркинсон, горячая штучка и острый язычок! Да что с тобой не так, парень? — Милый, всё хорошо? — её правильный лоб прорезало несколько морщинок. Драко подавил порыв отвернуться, отгородиться от нежного обращения. — Блейз прав, — пробормотал он. — Время уже. Пэнси попыталась вновь прижаться к его боку, но Малфой покачал головой, поглядывая на часы над камином. Одиннадцать. — Да ладно, детка, не говори, что уже уходишь... — она слегка надула губы, глядя на него исподлобья. — Я надеялась, ты хотя бы сегодня останешься. — Теодор проследит, чтобы ты не заскучала, Пэнс. Тео шутливо отсалютовал от виска, привычно принимая пост личного клоуна Паркинсон. Малфой поднялся на ноги, оправляя свитер. Качнулся с пятки на носок. Вполне сносно. Даже голова почти не кружится. Он вышел из-за стола, легко хлопнув Блейза по плечу, прощаясь. — Счастливо. Увидимся за завтраком, — Малфой обернулся у самого выхода, ловя на себе взгляд проснувшегося Гойла. — Проследите, чтобы Забини не расходился особо с Монтегю. Грегори кивнул. И, кажется, тут же снова отрубился.

***

Тёмные коридоры Хогвартса оказались не такими страшными, как всегда думалось Гермионе Грейнджер. Она никогда не бродила по школе одна после отбоя. Если это были какие-то полезные вылазки — в этом участвовал Рон, Гарри и его мантия-невидимка, а в последний месяц — рядом всегда был Малфой. Не самая надёжная защита, однако почему-то, когда он находился неподалеку, становилось спокойнее. Она чувствовала себя будто защищённее под его тёмным крылом. Или, скорее, во власти густой тени, которую обычно так чётко обрисовывал силуэтом-близнецом направленный вперед туманный луч Люмоса во время патрулирования. Гермиона всегда шла за Малфоем — поэтому рассматривала контуры этой густой скользящей фигуры на полу, изредка, в тайне злорадствуя, наступая на его голову или плечи. И тогда тень невесомо ложилась на носки ее туфель, что неизменно заставляло отводить глаза, поджимая пальцы на ногах. Это было почти похоже на прикосновение. А потом она шла и корила себя за глупые мысли, чувствуя, как загораются румянцем щеки. Надо же быть такой идиоткой. Малфой почти всегда молчал. Иногда лишь поворачивался и делал свои хреновы замечания своим дурацким ледяным тоном. И сейчас, шагая в темноте, Гермиона поняла, что ей не хватает этих замечаний и этой тени, которая должна была скользить перед ней, так же плавно, как и её хозяин. Чёртов Малфой. Бросил её патрулировать одну, тёмную школу, когда МакГонагалл строго-настрого запретила им передвигаться после отбоя поодиночке. И факт был не в прямой опасности, которую могут преподнести стены Хогвартса, а в вопросе этики ученического воспитания. Этики. Пф-ф. Для Малфоя это слово — не больше, чем звук. Не несущее в себе никакого смысла. Беспардонный кретин. Всё и всегда ему сходит с рук. Гермиона поняла, что прислушивается к своим шагам, пытаясь не потерять себя в этой темноте, почувствовать свое присутствие здесь. Но привычка ступать аккуратно и бесшумно, — почти как он, гр-р-р, — уже начала вырабатываться в походке, поэтому ей пришлось намеренно стучать каблуками. А в напряжённой руке подрагивала палочка, отчего луч Люмоса метался по стенам и полу, выхватывая из темноты кусочки знакомых стен, старинную кладку камня и похрапывающие портреты в тяжёлых рамах. Торопливо спускаясь по лестнице вниз, к подземельям, Гермиона заставила себя дышать медленнее — запах, что витал здесь день и ночь, напоминал ей о снейповых зельях и какой-то потусторонней жизни. Легкие признаки клаустрофобии на узкой лестнице тут же обхватили ее горло острыми обручами, однако она заставила себя успокоиться. Она была здесь тысячу раз. Но ни разу сама — ночью. На миг представила себе размер подземелий. Количество узких коридоров, переходящих постепенно в темницы. Уходящих вглубь, вглубь... И если вдруг она в темноте потеряется, сбившись с привычного пути до класса зелий, забредёт в какую-нибудь глушь в этом каменном и сыром лабиринте, пропахшем тиной, её никто и никогда не найдет. Никто. Никогда. По коже прошел мороз, но она заставила себя нахмуриться, вновь переключившись на злость. Из-за Малфоя она чуть не поссорилась с Гарри. Они весь прошедший день почти не разговаривали, и даже если не считать это за полноценную ссору, бесил сам факт, что это произошло из-за проклятого Малфоя. После Квиддича: расстроенный, раздражённый и не верящий в факт победы Слизерина, он сначала обнял Джинни, затем принял ободряющее похлопывание по плечу от раздосадованного Рона и только после этого крепко обняв и Гермиону тоже. Но после этого словно отпустило. Дышать стало легче, потому что Гарри, уже в гостиной, заглянул ей глубоко в глаза и искренне сказал: извини. Правда, я дурак. — Я знаю, — ответила Гермиона. И все засмеялись. Было хорошо. Несмотря на поражение, в гостиной Гриффиндора было хорошо. Никакой кретин, а тем более, кретин-слизеринец, не стоит их ссор. У Гарри сейчас нелёгкое время. У всех нелёгкое. Хотя Гермиона была почти спокойна — в отношении родителей, по крайней мере. Утром пришло письмо от матери, которая назвала дату отъезда к тёте Лилит. Через пару дней они будут в безопасности. Слава Мерлину. Но мысли то и дело возвращались ко вчерашнему вечеру, и это было практически неконтролируемо — она хотела этих мыслей. Хотела их даже в больших количествах, чем они были. До боли в сердце хотела ощутить то, что ощущала вчера. Но поклялась себе никогда в жизни не признать этого — даже для себя. Ночью, в темноте своей спальни, Гермиона воскрешала каждый момент их с Малфоем поцелуя. Его губ, дыхания. Ощущения его пальцев в волосах — практически единственное прикосновение, которое он позволил себе. Наверное, до сих пор его себе же не простил. Горячий, раскалённый взгляд серых глаз. Его кончик носа на её шее. Господи, было так горячо, что впору просто задохнуться во всём этом. Он ведь лишь коснулся, еле-еле. Вдохнул запах её кожи и волос глубоко в себя, как одержимый, — а она уже готова была растечься перед ним на полу, растопленным воском проскользнуть сквозь касающиеся твердые пальцы и навсегда остаться лужицей раскалённого желания у него в ногах. Так нельзя. Мерлин, так нельзя. Это слишком сильно. Так не должно быть. Не с ним. Но желание, жгущее изнутри, раздувающее угли под рёбрами... Ей почти хотелось молить о том, чтобы он остановил это. Или продолжил? Нет. Никогда. Она не станет. Не после того «проваливай», что он бросил ей в лицо. Не после того, как приказал, а он, мать его, почти приказал ей, патрулировать самой. И что она? Подчинилась. Она же, мать его, ответственная. Ответственная. И сегодня поняла, что чуть не умерла от страха. Малфой на метле — это зрелище, от которого пищала бы каждая студентка Хогвартса. Даже гриффиндорки — Гермиона часто слышала, как девушки её факультета шёпотом обсуждают эту тему, — сходили с ума от того, как Драко справляется с метлой. Сегодняшний матч, естественно, не стал исключением. — Посмотри, какие у него руки... — Мерлин, Лаванда. Не засматривайся на него! — шёпот в общем гуле, прямо за спиной Гермионы. — Ты посмотри, как он летает. Думаешь, у него такие плечи из-за квиддича? — Не знаю, но тебе точно не стоит засматриваться на фигуру Драко Малфоя, если не хочешь, чтобы тебя засмеяли. — Засмеяли? — быстрый шёпот становится чуть громче, потому что Уоррингтон забивает в левое кольцо гриффиндорцам и трибуны напротив, украшенные зелеными флагами, безбожно орут, — не делай вид, что не замечаешь, как на него пялятся все, даже наши. А еще недавно я слышала, как Ромильда Вейн стонала его имя ночью. И тут шёпот практически срывается на писк от восторга, будто эта новость должна была потрясти Натали Макдональд до самых кончиков пальцев. — Мерлин, какой ужас! Годрик покарает её за это! — под возмущением Натали явно скрывает смущение. — О, пусть он и меня покарает, если бы только... — Взгляните! — Вот чёрт! Гермиона отвлекается от чужого разговора и видит, как в десятке метров от их трибуны в Малфоя на всей своей вибрирующей и гудящей скорости врезается бладжер. Удар. Сердце останавливается. Кажется, Гермиона даже услышала хруст костей. — Мерлин! Малфой! — но её крик тонет в восклицаниях гриффиндорцев, когда древко метлы выскальзывает у него из рук и начинает страшно вихлять в воздухе, то подныривая, то взмывая вверх, управляемое лишь его ногами, в то время как он, судя по всему, не мог даже разогнуться — с такой силой приложился мяч-вышибала. Несколько секунд метла изворачивается под хозяином, будто желая скинуть его с себя, и, когда уже кажется, что Малфой вот-вот сорвется вниз, его рука смыкается на древке и уверенно фиксирует, заставляя повиноваться. А Грейнджер почти не дышит, в кровь закусив губы и замерев, глядя на него широко раскрытыми глазами. Его несёт в трибуну. Прямо в их трибуну — и он не может ничего сделать со взбунтовавшейся метлой. Гриффиндорцы толпой ринулись на другую сторону, отчего стало невыносимо трудно разглядеть хоть что-то, что происходило дальше — лишь грохот и крики. — Расшибся! Малфой расшибся! — ...что там? Расскажите? Я не вижу нифига! — ...сбил собой лавки! — Он жив, смотри. Сейчас полетит! И действительно — несколько секунд, и метла выносит Малфоя с разбитой губой, согнутого практически пополам, на поле. Останавливается совсем рядом, удерживаемая его рукой. А Гермиона всё ещё не дышит, и ей кажется, что она вот-вот умрет оттого, что на секунду поверила в этот крик «расшибся»! Весь стадион замолкает, а он смотрит. Прямо на неё, и она не понимает этого взгляда — лишь потом осознаёт, что щёки её совершенно обескровлены, а пальцы вцепились в перегородку балкона так, что ногти впиваются в насквозь мокрый флаг Гриффиндора. И это больно, но она совершенно забыла, что значит «больно», чувствуя лишь жжение в губе, в том месте, откуда у Малфоя кривой струйкой текла кровь, смешиваясь с дождевой водой. Он так небрежно проводит по ней перчаткой, будто и не чувствует ничего. А после — объявление Дина Томаса. Победа Слизерина. Осознание. Рёв трибун. Объятье Гарри. Гостиная Гриффиндора. Дурацкая мысль, что Гермионе теперь здесь не место. Библиотека. Задание от Стебель. Фигов доклад по фиговым бубонтюберам, чтобы им пусто было. Так и прошёл день. А потом — встреча с Малфоем, пару часов в пустой гостиной в попытке читать что-то из дополнительной литературы по нумерологии, долгий взгляд в камин и темнота Хогвартса, нарушаемая лишь Люмусом. Она ненавидела себя за этот день. Она даже не подозревала, что можно так сильно ненавидеть себя. Нетвёрдые шаги в глубине узкого коридора заставили её остановиться, мысленно переносясь обратно в подземелья, вновь ощущая спёртый воздух и запах тины, а желание напряжённо остановиться, вглядываясь в коридор, изрезанный тёмными углублениями каменных ниш, замкнуло в грудной клетке. Не смей паниковать. Гермиона тут же расправила плечи, шагая быстрее и увереннее, выставив перед собой руку с палочкой. Мутный лучик света выхватил фигуру, стоящую у самой развилки — поворот налево — к кабинетам зелий. Прямо — к гостиной Слизерина и подсобным комнатам Снейпа. Направо же дверь была закрыта. По словам Фреда и Джорджа, там профессор держал еще пару василисков про запас, если кто решит открыть новую тайную комнату. Бред, конечно. Но лет пять назад это казалось довольно устрашающей байкой. Фигура прикрыла глаза от света. — Эй... кто там ещё? Голос грубоватый, знакомый, хоть и основательно хриплый. В коридоре бас отдавался от стен, умножаясь. Грейнджер сделала ещё шаг вперед. Тёмные волосы, медвежья фигура. — Монтегю? Он на мгновение застыл, а затем, видимо, привыкая к свету, опустил ладонь от лица, хоть и продолжал щурить глаза, слегка отводя голову вбок. — Это ты, гриффиндорская мышь? Гермиона скривилась. Язык Грэхема заплетался так, что слов было почти не разобрать. — Какого хера ты тут делаешь? Ищешь своего блядского Малфоя? — Монтегю заржал, но глаза его сверкнули от злобы, которая пропитала низкий голос. — Ты нарушаешь правила школы, разгуливая после отбоя, — отчеканила Гермиона, подавляя в груди желание сделать шаг назад, когда он сложил руки на груди, упираясь плечом в каменную стену. — А ты нарушаешь мое уединение, малышка. Я уже час брожу здесь один, и мне очень даже хорошо. Или тебе понравилась наша маленькая встреча в Хогсмиде? — Пошёл к чёрту, — выплюнула она, чувствуя, как волна отвращения пробегает по спине от воспоминания его тела рядом с собой. О его загребающих руках и насмешливом голосе. — Отправляйся в Слизеринское крыло. О том, что ты бродишь по ночам будет доложено... — А то что? — Прости? — Гермиона сделала-таки шаг назад, когда он внезапно начал приближаться к ней, оттолкнувшись от стены. Взгляд Грэхема сконцентрировался на её лице. Видимо, в подземельях было не так непроглядно, как ей казалось сначала. Или слизеринцы, как змеи, рождались с талантом видеть в темноте. — А то что ты сделаешь? Если не отправлюсь, а? — в его низком голосе вызов и какой-то пошлый намек. На что — Гермиона даже не хотела думать. Она сделала ещё один шаг назад. Он приближался. — Ты отправишься, Грэхем. Иначе тебе придется иметь дело с деканом факультета, — голос дрогнул против воли. Он заметил. Усмехнулся. — Декан? О, нет... — в напускном ужасе прижал руку ко рту. — Где же он? Где? Снейп! Грэхем рявкнул это имя во всю мощь своих лёгких, кажется. У Гермионы зазвенело в ушах, и она против воли зажмурилась. Подземелья разнесли влажное эхо по коридорам. Тишина. Её сбитое с ритма дыхание. — Кажется, его здесь нет, — насмешливо и громко. — Где ты его спрятала? У себя под мантией? Одно мгновение — и он схватил её запястье в капкан своих пальцев, выбивая палочку. Грейнджер даже не успела произнести заклинание — не заметила рывка. Не даром Монтегю занимался Квиддичем — реакция у него была быстрой, а захват сильным. Палочка выпала из рук и лучик света заплясал по стенам. — Убирайся, Грэхем! Она попыталась вырвать руку из железных пальцев, но лишь зашипела от боли. — Да, детка. Кричи погромче. Всё равно здесь никого нет, — его ухмылка скользнула в нескольких дюймах от её глаз, а в следующее мгновение Гермиона с силой ударилась спиной о каменную стену, так, что едва не задохнулась. Прежде, чем поняла, что происходит — Монтегю навалился сверху всей своей грудой мышц. От него несло алкоголем так, что резало глаза. — Помнишь, я обещал, что мы с тобой еще потискаемся? — пропыхтел он, сглатывая. Паника накрыла Грейнджер с головой. Монтегю не шутил. Он не шутил, Годрик его раздери, потому что ширинка джинс снова характерно топорщилась. Девушка дёрнулась вбок, но он крепко держал, сжимая руки и мешая дышать своим прижатым телом. — Что ты несёшь! Пусти! — выдохнула она, рванувшись плечами от стены. Он будто не слышал, хрипя и потираясь о неё, опаляя лицо своим дыханием, от которого начинало тошнить. — Забыла, да? — лихорадочно шептал Грэхем, вжимаясь лицом в её шею и ухо. — Отпусти, Монтегю! — неожиданно запястья оказались на свободе — но Гермиона не успела обрадоваться, потому что его руки начали лихорадочно шарить по застежкам ее мантии, в попытке расстегнуть мелкие крючки. Мерлин, да что же это! Давай, Грейнджер, сделай что-то с этим кретином! — орало сердце, колотясь где-то на корне языка и рассылая по всему телу ужас, такой же тяжёлый, как этот слизеринский урод. Сжав зубы, она со всей силы толкнула его неподъёмное тело. Естественно, никакого результата. Он только громче задышал, и, видимо, начал терять терпение — раздался треск ткани. Звук, будто сквозь толщу воды, от которого поджилки Гермионы, кажется, завязались в тугой узел. Прохлада подземелий коснулась тёплой кожи груди, скрытой теперь лишь тонким бюстгальтером. Каким-то отдалённым уголком сознания Гермиона услышала, как по полу застучали пуговицы её школьной рубашки, и это стало последней каплей, удерживающей её на границе контроля своих эмоций — из глаз полились слёзы, а руки по-прежнему отталкивали широкие плечи, соскальзывая и царапая кожу запястий о змейку на горловине его сбитой набок кофты. — Не дёргайся, мать твою. Монтегю подхватывает её, подтягивая вверх по стене, сгибая колено и втискивая его между сжатых бедер девушки. — Грэхем... — всхлип. — Пожалуйста, не нужно. Мерлин, Грейнджер. Борись, борись же. Слабачка! Голос этот всё тише и тише. Не находит ответа в пульсирующем мозгу. Руки болят так, что в них почти не остается сил — она уже не толкает, а скребёт ногтями по его плечам. Почти невесомо. Только слёзы катятся по щекам и сердце толчками перекачивает кровь где-то глубоко внутри, гоня её по организму. Борись. Борись. Борись. Стук такой частый, что кажется, будто она сама — сердце. Пульсирует у него в руках, мечтая вдохнуть, хотя бы один раз. Но у неё не получается — на грудь давит тяжёлое тело, снова прижатое к Гермионе. Ручищи скользят вверх по её бёдрам, сжимая, стискивая кожу, добираются до пуговицы на джинсах и торопливо расстегивают её. Она задыхается. Кашляет, давится слезами и снова начинает задыхаться, потому что Грэхем и не думает отодвигаться, присасываясь губами к тонкому плечу, пытаясь стянуть ткань с её ног. А ей нужен чёртов воздух. Борисьборисьборись. Оно сейчас просто остановится. Разлетится на куски от этого молчаливого крика и желания вдохнуть. Невесть откуда взявшиеся силы на одно отчаянное мгновение заставили её рвануться вперед. То ли Монтегю не ожидал вновь ожившего сопротивления, то ли слишком увлёкся лишением Гермионы её последней защиты, но девушка выгнулась и колено её попало прямо в напряжённый живот Грэхэма, заставив того на мгновение громко застонать, согнувшись, однако не размыкая рук. Воздух. Дыхание со свистом ворвалось в лёгкие так быстро, что перед глазами заплясали звезды. Она снова дернулась. Руки Грэхема держали крепко, поэтому она просто со страхом ждала его реакции, кляня себя за то, что удар не пришелся ниже. Через несколько секунд он разогнулся с тяжёлым выдохом и блестящими глазами, которые впечатали её взглядом в стену. И в них было что-то ещё. Кажется, он убьёт её прямо сейчас — прямо здесь. — Ах ты ёбаная сука, — захрипел он, смаргивая слёзы боли в воспалённых глазах. Одна рука отпустила её плечо. Но не для того, чтобы позволить уйти. Короткий размах. Удар. Это ведь был удар? Левая часть лица онемела мгновенно. Голова запрокинулась, и девушка ощутила, как сознание начинает уплывать от неё. Она ловила воздух приоткрытым ртом всем своим существом ища ориентир, чтобы зацепиться за него, не уходить. Никакого обморока. Нельзя. Нельзя. Щека пульсировала. — Вздумала пинаться? Я научу тебя хорошему тону, гриффиндорская грязь. Кажется, Грэхем снова замахнулся. Гермиона закрыла глаза, и осознание того, что этот удар наверняка выбьет из нее последний дух, заставило ее сжаться. Шаги. Мерлин. Шаги. Она слышала их сквозь шум и звон в ушах — сначала тихие, отдающиеся в коридоре. Затем громче, быстрее. Будто кто-то бежал. Стук стал почти оглушающим — она слышала его — и глаза распахнулись, возвращая её из плывущего сознания в подземелье. А в следующий момент её отпустили. Практически отпихнули от себя, и она упала, ударившись о каменный пол. Будто сложилась гармошкой, как сломанная кукла, прижимая к себе колени, сжавшись, глядя слезившимися глазами, как кто-то отшвыривает Грэхема к противоположной стене. Монтегю ударяется затылком, стонет, пытается отпихнуть, не соображая, кто перед ним. Но через несколько секунд осознание приходит к нему таким ужасом в лихорадочно блестящих глазах, что Гермионе становится его почти жаль. Почти. — Блядь... Малфой, клянусь, я... Малфой? Девушка едва не начинает задыхаться снова. Мерлин. Это Малфой? Она до боли всматривается перед собой и начинает различать платиновые волосы и фигуру, обтянутую тёмной одеждой, отчего он кажется ещё более плотным сгустком тьмы, чем всё вокруг. И этот сгусток прижимает Грэхема к стене. Резкое движение, замах. Хруст. Рёв Монтегю на секунду оглушает, но Драко только стискивает челюсть, не давая тому согнуться пополам, ударяя ещё — на этот раз не в лицо — в живот. — М-Малфой... — что-то булькает во рту Монтегю так, будто из него вот-вот полезут все его внутренности. Нет. Он заслуживает ещё. Ещё сильнее. Ещё больше. Чтобы потроха скрутило от боли, а потом он выблевал их на пол. Или захлебнулся бы в них. В собственном дерьме и крови. Ярость пульсировала в висках, заставляя наносить удары один за одним. Перед глазами замерла картина практически распластанной по стене грязнокровки, дрожащей, заплаканной, умоляющей, умоляющейблядь его остановиться. И звук. Звук пощечины, которой наградил её лицо Грэхем. Этот звук и сейчас разрывался с каждым ударом сердца в груди. Зубы снова сжались, Малфой выбросил перед собой кулак ещё раз, попадая в челюсть. У Грэхема вырвался хрип. Он уже не пытался говорить. Тихо скулил что-то. И кашлял. Драко чувствовал, что ему не хватает дыхания. Он сжал глотку Монтегю, который жмурился, пытаясь отвернуть от него свое лицо. Из сломанного носа хлестала кровь, которую капитан слизеринской команды покорно глотал вперемешку со слезами в ожидании следующего удара. Драко выхватил из кармана палочку, приставляя её к судорожно дёргающемуся кадыку Грэхема. И замер. Будто давая возможность. — Какого хуя я только что видел? — произнёс Малфой таким глухим и спокойным голосом, что ужас сковал всё существо — даже Гермиона почувствовала его. Парализующий страх от одной только интонации. Пустой и почти мёртвой. Тихо. Почти ласково. Так, что у Монтегю, он мог поклясться, сердце пропустило несколько ударов. И, Мерлин, лучше бы Драко его ещё раз ударил. — Не испытывай мое терпение, сука! — заорал Малфой в лицо Грэхему, и тот задергался, снова пытаясь отвернуть лицо, зажмуриться. А кончик палочки уже с силой надавливал на горло. Лепет вышел тихий и невнятный. На грани слышимости. Перебитый кашлем и попытками сглотнуть собравшуюся во рту кровь. Гермиона слышала каждое слово. — Я не хотел, я клянусь... Ты же меня знаешь, приятель... Я же ничего такого... Она ведь сама полезла... Я бы никогда... Но она сама... Ты говорил, что можно... Помнишь, на поле? «Ловите, ебите», а?.. Тебе же похуй... В чём дело, Малфой? Драко услышал за спиной судорожный вдох Грейнджер. На что она так реагирует? На то, что он сказал этим кретинам, что ему посрать, кто трахнет грязнокровку? Так это грёбаная правда. В мозгу разорвалась совершенно другая фраза, произнесённая Грэхемом. Она сама. — Что значит «сама»? — Шарилась здесь... Малфой, клянусь... у меня бы и в мыслях... ты же знаешь... Закашлялся. Не мог говорить. Она сама. Сама полезла к нему? Сама предложила себя? Зубы скрипнули, и Монтегю снова зажмурился, видимо, подумав, что этот гнев касается и его тоже. Но в следующий момент Драко выпустил его шею, позволяя Грэхему мешком рухнуть на пол, всхлипывая и сжимаясь, обхватывая живот руками. Малфой вытер руку о свитер, не сводя с него ледяного взгляда, будто тот мог снова вскочить и броситься на Грейнджер. Не мог. Он даже почти не двигался. А Драко стоял и пытался объяснить свой поступок. Анализ. Анализ. Анализ. Мозг работал, подбирая варианты. И все какие-то слишком отчаянные, слишком неправдоподобные. Ему действительно всё равно, пусть он даже трахал бы её, прижав к стене. Но что тогда заставило Малфоя рвануть с места, забыв, где он находится, забыв, что голова только что кружилась, а тело было расслабленно-спокойным, видя только открывшуюся глазам картину и её слёзы? Грёбаные слёзы, которые он когда-то не смог выдавить из неё. Списать это на защиту слабых? Смешно. Не Малфой. Не грязнокровок. Что тогда? Он ударил Грейнджер. Вновь вспышка ярости. Вот. Вот оно. Грэхем — трусливый урод. Осмелился поднять руку на ту, на кого не поднялась рука у Малфоя. Кого Малфой не смог ударить. Драко медленно обернулся. Она стояла, подпирая спиной стену, прижимая к груди изодранную рубашку и мантию. Пальцы мелко дрожали, а в свободной руке грязнокровка держала подобранные наощупь пуговицы. Её палочка валялась в нескольких шагах, всё ещё освещая пятачок коридора чуть дальше от них мутным Люмосом. Встретившись с ним взглядом, сжала губы, задирая подбородок. Знакомый мятежный огонек. С ума сойти. Ненормальная. В полутьме он разгадал отпечаток ладони Грэхема на её левой щеке, но в следующую же секунду Грейнджер сорвалась с места, уверенно стуча каблуками в сторону выхода, остановившись лишь для того, чтобы подобрать палочку. Видимо, уже на ходу шепнула «Репаро», потому что несколько оставшихся под ногами пуговиц с тихим шорохом скользнули по каменному полу за ней. Малфой смотрел на удаляющийся силуэт, и думал, не кажется ли ему, что плечи Грейнджер начинают трястись. Затем перевёл взгляд на утирающего рукавом нос Грэхема, который по-прежнему лежал на полу, глядя на Драко блестящими глазами. На свои разбитые костяшки. Понял, что внутренности всё ещё горят от ярости. — Малфой... Я... — Заткнись. Он не собирался больше прикасаться к этому куску дерьма, который валялся в коридоре — либо сам дойдёт до гостиной, либо слизеринцы подберут. Драко на секунду прикрыл глаза, ощущая, как виски стягивает тупой пульсирующей болью. Развернулся и медленно побрёл за грязнокровкой, бросив на Монтегю последний уничтожающий взгляд. Мать его. Он никогда ещё не трезвел так быстро, как сегодня.