Синей пастой на пожелтевших страницах

      Наконец-то они шли на встречу с Норой. Алекс так стремительно перемещался по лабиринтам бесконечных коридоров, что Мария еле поспевала за ним. Небольшое беспокойство царило в ней наравне с безмятежностью и лёгким чувством счастья в предвкушении долгожданной встречи. В голове что-то покалывало, Мария силилась вспомнить, о чём они с Алексом разговаривали последние два часа. Вероятно, что-то не очень важное? Это касалось Норы?       Нора, Нора… Нора…       — То, что вы увидели, Мария, вас потрясло. Ужасная сцена, поистине. Ещё и узнав о тех условиях, в которых жила девочка…       Какие-то обрывки, трудно сложить всё воедино. Звуки, образы и слова эхом проносились в памяти.       — Естественно, на вас это произвело сильное впечатление.       Какое впечатление?       — И ваша психика немного пострадала.       Когда это вообще было? Точно не сегодня.       — Давайте проведём сеанс гипноза?       Почему так светло?       — Мария? — Алекс стоял возле белой двери, ничем не отличающейся от пары сотен своих сестёр в этом здании. — Она здесь.       Женщина выдохнула: вот она! наконец-то!       — Я готова. — Мария не услышала своего голоса, Алекс открыл дверь и жестом пригласил войти.       Мария больше не колебалась ни секунды. Вдруг глазам женщины открылась просторная светлая комната и осунувшаяся девочка, неподвижно сидящая за круглым деревянным столом, привинченным к полу посреди комнаты. Нора была словно кукла, она уставилась в стену прямо перед собой и, казалось, даже не дышала. Мария зашла в палату — она её себе иначе представляла — и внезапно вся её решимость куда-то улетучилась, хотелось лишь бежать. Эта кукла и правда живой человек? Алекс просто закрыл дверь, оставив женщину наедине с безмолвной и неподвижной сущностью.       Да что со мной не так?! — Мария мысленно дала себе пощёчину, и это привело её в чувство. — Я пришла сюда и прошла через всё не для того, чтобы вот так взять и отступить.       Прошла через всё? Что это значит?       Не сразу Марии удалось совладать с собой: она испытывала страх и не могла объяснить, что конкретно её пугало — Нора или...       — Нора? — как ни тихо прозвучал голос Марии, пустая комната, интерьер которой составляли лишь железная кровать, стол, стул, Нора и Мария, неприятно увеличила громкость и эхом разнесла по воздуху. А может, ей это просто почудилось?       Тем не менее, девочка медленно, словно пробуждаясь от глубокого сна, вздохнула и повернула голову в сторону женщины.       — Тебе чего?       Голос Норы не был враждебным, но и доброжелательности в нём тоже не наблюдалось. В нём не было вообще ничего. Он был пустым, безликим, безразличным. Марие показалось, будто что-то забегало по её голове. Женщина содрогнулась, она всегда панически боялась вшей, к счастью, за всю свою жизнь у неё никогда не было подобного, и всё же… А вдруг сейчас на нервной почве? Мария почувствовала себя прокажённой.       Одним словом, женщине было неуютно.       Это с самого начала было плохой идеей. Бабушка была права, не стоило мне в это ввязываться.       Но было уже поздно, Мария вмешалась, и обратного пути больше не было. Гордость женщины не позволяла ей взять и уйти, это было невозможно.       Наконец она решилась, стряхнула оцепенение и сделала решительный шаг.       — Нора я пришла ради тебя. Я хочу помочь тебе… И узнать. Девочка безразлично смотрела сквозь Марию, но та решила не сдаваться и не обращать внимание на явное нежелание Норы идти на контакт.       В конце-концов она ребёнок, причём психически больной. Я обязана найти способ и привести её в чувство. Мне нужно чем-то её привлечь, обратить на себя внимание.       — Меня зовут Мария, но ты можешь звать меня Машей… — она неуверенно топталась на месте, ища глазами, куда бы сесть. Стул был только один, и его занимала Нора, а кровать позади девочки ну никак не подходила для налаживания хоть какого-то контакта. Только если бы они обе сидели на ней.       — Знаешь, — Мария подошла к стене и опёрлась на неё, — меня мало кто зовёт просто Машей. Не знаю, с детства так повелось.       Нора медленно повернула голову в сторону женщины.       Вот оно! Она меня всё-таки слушает. Хоть вид у неё такой же отстранённый, но тот факт, что она слышит и хоть КАК-ТО реагирует, уже утешает.       — Все говорят, что я с рождения уж больно серьёзная и вся такая… Ответственная. Только старики — бабушкины друзья — Машей и зовут. Но ты тоже можешь меня звать… Если захочешь, конечно.       Мария смутилась, нескладно как-то вышло, да и эффекта особого не произвело: Нора всё так же сидела застывшая.       — Почему?       — Почему, Нора, ответь?       — Почему именно Атлантида?       То ли погода за окном поменялась, то ли просто на солнце набежала случайная туча, но что-то в комнате (можно ли её так назвать?) изменилось, и не сразу Марии удалось понять, что именно. Выражение лица Норы стало мечтательным.       А потом она заговорила.       — Они возгордились. Роскошь, богатство, божественная благосклонность, вседозволенность, наслаждение, распущенность, безнаказанность. Лишь Равель всё видел, знал, понимал. Зевс обрушил свой гнев на их головы, но Равель этого не заслужил. Он должен был жить.       — Я просила Зевса уберечь Равеля, — продолжила бесцветным голосом Нора после молчания, длившегося несколько секунд. — Но он всё равно ничего для него не сделал. Теперь Зевс держит меня здесь, в своей обители. И Гера знает правду.       Девочка взглянула на Марию таким ясным и пронзительным взглядом, что у той по спине пробежали мурашки, а волосы встали дыбом.       — Гере страшно, она боится. Она уже знает, что он нацелился на Вас.       Мария поспешила уйти.       Она сбежала.       В кабинете Алекса женщина провела неизвестно сколько времени, только с ним страх отступал, но смутная тревога не желала отпускать сердце. Мария не помнила, как оказалась дома в своей постели. Наутро, открыв глаза, она вспомнила лишь мягкий голос Алекса.       — Спокойной ночи, Маша…       И дни побежали в страшном психоделическом вихре: работа, кабинет Алекса, Нора, Алекс, дом, по кругу, не прекращаясь. Лишь на выходных вместо работы Мария приходила к вечно упрекающей бабушке, которую так временами хотелось убить…       Марию пугала Нора, но женщина ничего с собой поделать не могла и регулярно её навещала. В конце концов у неё получилось кое-как наладить более адекватное общение, какое вообще можно было наладить с психически нездоровым ребёнком. Из полубессознательного бреда девочки Мария научилась извлекать более правдивые подробности её жизни и информацию об увлечениях, когда Нора была ещё здорова. А со временем Мария начала осознавать, что испытывает к девочке любовь, как к родной дочери, и если бы не эта болезнь…       — Я бы забрала тебя с собой.       Мария с Норой сидели на лавочке. Был ясный тёплый день, всё вокруг искрилось от света и зелени, мимо то и дело сновали неугомонные птицы, а Нора созерцала всё это захватывающее дух Марии великолепие абсолютно безучастным взглядом.       — Ты бы хотела этого?       — Зевс не позволит, — Нора равнодушно пожала плечами. — А было бы неплохо, — добавила она, слегка нахмурившись.       Мария вздохнула: как она устала от этого Зевса.       — Гера хочет поговорить с тобой.       — О чём же? И когда?       — Не ищи её. Она сама найдёт. И послушай её. — Девочка в упор посмотрела на Марию, медленно и с нажимом произнеся следующие слова, — зря ты Ему всё рассказала.       Как всегда было в таких ситуациях, женщина не выдержала и сорвалась, оставив угрызения совести вместе с ребёнком, одиноким и безучастным ко всему, чтобы поскорее увидеться с Алексом и успокоиться. Но её цепко схватили за запястье и окликнули:       — Мария…       Женщина остолбенела.       — Зря вы от неё убегаете. Нора беспокоится о вас, потому что знает, что он в любой момент может с вами сделать.       Мария обернулась и увидела смертельно бледную Сандру.       — Пришло время нам поговорить. Если она — Гера, то кто тогда… Зевс?       — Поговорить о чём?       Мария вздрогнула. Откуда-то внезапно появился Алекс, он стоял прямо за Сандрой и… Нежно буравил её взглядом. Ни один мускул на лице девушки даже не дрогнул. Она повернула голову в сторону Алекса и невозмутимо бросила:       — О Норе.       Мужчина удивлённо приподнял бровь.       — Я считаю, что Марии больше не стоит к ней приходить. Это только пустая трата времени. Девочке уже не помочь, а вот на Марии это негативно отражается.       Женщина вспыхнула и собиралась возразить, но Сандра опередила её. Бросив холодный и полный решимости взгляд на женщину, она отрезала:       — Я беспокоюсь о вашем состоянии. Вы сами должны понимать, что не вполне в порядке.       Алекс положил руку на плечо девушки и мягко сказал.       — Сандра, дорогая, сделай одолжение… Не лезь не в своё дело. Женщине показалось, что температура резко упала на несколько градусов. Сандра пожала плечами, развернулась и неторопливо направилась прочь, но казалось, что в ней всё кипело от ярости и желания сорваться и побежать.       — Машенька, не обращай внимания на неё и весь этот… вздор. У Сандры сложный период в жизни, она молода и ещё не готова к этой профессии, понимаешь?       Мария кивнула, и они направились в хорошо знакомый обоим кабинет. Однако в душе у женщины поселились назойливые страхи и сомнения.       — Мне кажется, с Норой что-то не так. — Мария сидела словно на иголках, нервно отхлёбывая горячий напиток, отдалённо напоминающий чай и, по заявлению Алекса, им и являющийся.       Но теперь в его слова подсознательно подвергались сомнению. Марии хотелось верить ему, этому надёжному и уютному мужчине, но там, у неё в голове, сидела маленькая, похожая на призрака, Сандра, которая шептала голосом Норы одно и то же: «Не доверяй Зевсу».       Наваждение.       — У неё… Мне кажется, у неё начала развиваться дизестезия*.       — Что?       — Вы знаете, что это такое?       — К-конечно… Но… Ведь раньше такого не было.       Алекс рассмеялся.       — И что? Теперь началось. Никогда не поздно. — Он подмигнул.       Женщину смутила весёлость собеседника.       — Но из-за чего?       Мужчина отхлебнул из своей чашки и посмотрел на дверь, словно ожидая, что кто-то вот-вот может войти.       — Да откуда же я знаю? Я что, по-вашему, Господь? Многие заболевания и воспаления нервной системы порой трудно объяснить, предупредить и, тем более, бывает невозможно вылечить. Люди такие хрупкие. Вот почему техника лучше и вернее людей. Какая-то деталь сломалась, её заменили на новую. И так, обновляя то одно, то другое, можно заставить технику работать хоть сто, хоть двести лет. А человек? Что-то сломалось в нём - и всё, это уже не исправить. Механизмы вечны, человек порочен.       Мария напряжённо старалась следить за ходом мыслей Алекса, и если противопоставление человек-машина было ей вполне понятно, то последнюю фразу женщина никак не могла прикрепить ко всему ранее сказанному.       Причём тут пороки?       — Давать Норе препараты стало сложно, — мужчина вздохнул. — Вода её обжигает, какой бы температуры она не была. Дотронуться порой невозможно, верещит, как от боли. Но это всё приступообразное. Оно проходит, но чем дальше, тем короче эти интервалы затишья.       — Сегодня… Я коснулась её щеки… Слегка… Хотела погладить, а она отшатнулась от меня и так скривилась… — Мария отхлебнула уже более терпимый по температуре… Чай. — Что же делать?       Алекс улыбнулся.       — Ничего. Но ты не переживай. Приходи и дальше, теша себя мыслями о том, что являешься её благодетельницей.       Женщина неосознанно кивнула. В ней что-то отупело, застыло, стало неповоротливым, но чувства обострились до предела, оставляя след, но абсолютно не цепляя сознание: там, за дверью, стояла девушка и, словно безумная, шептала.       — Всё равно не будет по-твоему. Я отберу у тебя твои игрушки.