***
— Господи Боже! — в очередной раз воскликнул Пауль, когда раздался гром после молнии. — На этот раз прямо над головой ударила! — Хватит вспоминать бога. Не помогло однажды, не поможет и сейчас, — произнес Рихард, сосредоточенно смотря прямо в глаза Флаке. Они с клавишником играли в бой на пальцах и одновременно в гляделки. — Не думал, что это он так балуется? — С молниями балуется только Зевс, — вставил свое слово Оливер. Басист уставился в иллюминатор, наблюдая за бушующей природой: лес озарился ярким светом, а через пару секунд громыхнуло. Ливень шел целый день. Под вечер он усилился и привел с собой грозу. Группа укрывалась от холода и дождя в самолете. У них остались кое-какие припасы, на которых можно было прожить и не загнуться, но этого было мало. Даже когда все закончится, придется подумать о поиске пищи. Зверье укрылось в своих норах и не скоро высунет нос. Но голод выгонит всех. О сухих дровах тоже беспокоиться не стоит — хорошая кучка была припрятана в надежном месте. Все шло почти неплохо, если бы не один маленький факт: — Как бы Зевс не пощекотал бока Шнайдеру, — сказал Пауль, поправив свой плед на ногах. — Дум не идиот, чтобы пытаться связаться с кем-то в такую погоду… Черт! — чертыхнулся Кристиан, когда Рихард его в очередной раз уделал. — Или ты про антенну? — Про нее, — кивнул Пауль. — Ну, подумаешь, ударит в неё. Ничего страшного не случится, — пожал плечами Рихард. — Зарядится энергией. — Вас волнует антенна, а не то, что Дум остался один? — вмешался Тилль, сидящий за столом. С того дня, как они принесли Кристофа в переднюю часть самолета, прошло некоторое время. Со счета сбились, сказать наверняка не могли, сколько именно дней прошло с того момента. Но, кажется, достаточно. Оставаться с пострадавшим не могли — основной лагерь был здесь, на месте крушения. Поэтому решили просто ходить к барабанщику поочереди: добывать для него пищу, развлекать, если он сам того хочет, а потом меняться. И если бы не ливень, то сегодня к Шнайдеру идти должен был Тилль. Но погода решила все изменить, и Кристоф остался один, на попечении самого себя. В его распоряжении был блокнот, книга, панель для связи с внешним миром и антенна. Шнайдер буквально заставил друзей сделать её, чтобы усилить сигнал приемника. С огромным трудом группа осуществила просьбу и установила самодельную антенну, а точнее — провода из инструментов, струны, более-менее подходящие части самолета, любой железный хлам, который только смогли найти, и длинная ветка. Находясь под бдительным присмотром Кристофа, музыканты собирали эту махину и ставили на самый верх самолета. Абсолютно всем казалось, что это бесполезное занятие, но Шнайдер в итоге остался доволен. — Хочешь по дороге к Шнайдеру подхватить простуду, а то и вовсе не дойти — милости просим, — Рихард указал Тиллю ладонью на выход. — Дум — большой мальчик. Один день переживет. — Я бы посмотрел на тебя в таком случае, — обратился Линдеманн к Круспе. В ответ гитарист лишь поднял средний палец. — Зато теперь я понимаю тех, кто остался дома, — пробормотал Оливер. — Нет, серьезно, Тилль, что ты предлагаешь? — спросил Круспе, повернувшись к другу. — Мне было бы спокойней, зная, что Дум в порядке. — Уверен, ему там нескучно. У Шнайдера есть большая игрушка в виде панели управления, есть книга, которую он все дочитать не может. — А еда? — Еда?.. — Рихард задумался. — Кажется, была. Мы тоже голодаем иногда. Ничего страшного. Захочет пить — допрыгает до края, морду высунет и попьет. И с остальным справится. Расслабься, большая мамочка, — гитарист вернулся к игре. — Большая мамочка? — чуть усмехнулся Тилль. — Потому что огромный, как бегемот, и нервный, как мамка пятерых дармоедов. — Ведь это так и есть! — засмеялся Пауль. Дружный смех прервался из-за очередной вспышки света и устрашающего громыхания. Ночью дождь стих, а утром и вовсе перестал идти. Музыканты поспешили собрать вещи и отправиться к Шнайдеру. От группы отделились Рихард и Оливер, чтобы поискать зверье для завтрака. После такого шторма берег океана выглядел потрепанным. Чего только не принесли волны, которые, должно быть, выглядели по-устрашающе большими во время шторма. Тилль все пытался убедить себя, что с Кристофом ничего такого не случилось, что друг в полном порядке, что он не держит на них зла. Но правду можно было узнать, только зайдя в самолет. — Дум! — позвал барабанщика Пауль, который прибежал к самолету быстрее остальных. — Эй! Дум? — гитарист заглянул в кабину пилотов, но и там никого не было. — Кристоф! — но даже на это имя никто не отозвался. — Его нет! — оповестил Пауль, высунувшись из самолета. К нему как раз подходили Кристиан и Тилль. — То есть, как? — удивился Флаке. — Тело его исчезло и не обитает в этой местности, а вот душа вполне может парить рядом, — объяснил Ландерс зловещем голосом. — Давай только без мистики, — попросил Тилль, ступив на борт воздушного судна. Он осмотрелся сам: ничего. Но Шнайдер не иголка в траве. Его найти гораздо проще в закрытом пространстве. Следы жизнедеятельности были. Откинутый плед на диване, разбросанные вещи, работающая панель управления, на свободной от кнопок части которой лежал лист с едой, полупустая бутылка воды валялась на втором кресле. У книги, лежащей неподалеку, загнут другой уголок странички — читал, значит. И все-таки, вопрос оставался открытым: где владелец всего этого добра? — Ушел в лес? — предположил Кристиан, доставая все необходимое из рюкзака. Пауль одарил его максимально вопросительным взглядом. — У Кристофа есть трость. С ней вполне мог утопать, — ответил он на немой вопрос гитариста. — Может, дело и правда в голоде, — произнес Тилль, кинув взгляд на лес. — Хромой? В лес? Скажи, что ещё по воде пошел, а когда касался ее ступнями — она превращалась в вино, — хмыкнул Пауль, плюхнувшись в кресло. — Не напоминай про вино! — Лоренц недовольно махнул рукой на друга. — Что делать-то будем? — Я осмотрю окрестности. Далеко не мог зайти, — сказал Линдеманн и спрыгнул на землю. — Оставайтесь здесь и дождитесь Рихарда с Олли. Никуда не уходите. — Да куда нам! Мы же всего лишь имеем две целые ноги… — начал Пауль, но его голос быстро затих. Тилль постарался представить себя на месте пропавшего: идти через холм к основному лагерю сложнее всего — точно не этот вариант. Проще дойти до ближайшего леса, пройтись немного вглубь, где они ещё не ходили. Почесав нос, Линдеманн направился в правую сторону от самолета. Но, не дойдя немного до него, он услышал голоса. Из-за деревьев показался Рихард с копьем и тушкой зайца, за ним шли Оливер и Кристоф. Его придерживал басист. — Знакомые лица! — усмехнулся Тилль и подбежал к друзьям. Круспе приветливо помахал своим оружием. — А мы потеряли тебя, — обратился Линдеманн к барабанщику. — Мне стоило оставить записку: «Ушел. Буду к ужину», — отшутился Шнайдер. — Повезло, что я встретил этих приятных молодых людей. — Тот, что тебя несет, точно молодой, — с улыбкой сказал Тилль, шагая рядом. — А у меня все равно длиннее! — вклинился Рихард, идущий впереди. — Верим-верим, — произнес Кристоф. — Прости нас, что оставили тебя на целый день одного, — извинился Тилль, приобнимая Кристофа. — Я больше волновался за вас. Как только Оливер ушел — начался дождь. И вдруг — ливень! Я все думал, дошел он или нет. А потом вспомнил, что ты должен был идти ко мне вчера. Но когда прошло много времени, понял — сегодня развлекаю сам себя, — усмехнулся Шнайдер. — Я, правда, в порядке. В грозу сначала побоялся работать, а потом скука взяла верх. Молния в антенну не била. Все хорошо, — говорил он убедительно, но Линдеманну что-то не нравилось в его голосе. — Уверен? — уточнил вокалист. — Если честно, было страшновато. Я бы не хотел больше такого повторять, — признался тихо барабанщик. — А почему мы не можем перенести наш лагерь сюда? — спросил Оливер. — Теперь есть весомые причины. — Нужно обсудить с другими, — мысль о перенесении лагеря показалась Тиллю интересной и имеющей смысл. Жизнь группы теперь зависела только от радиоприемника, находящегося в передней части самолета. Будь он настроен сразу — проблем не возникло бы. Или будь хотя бы Шнайдер целый. Не очень многое они и теряют, если поселятся здесь. Вещи перетаскают за день-два. Ещё и лес окончательно не исследован, и море рядом. Нужно будет только поискать, куда впадает река, и ходить за пресной водой туда. Разделывать мясо всегда предоставляли Тиллю. Почему, сам он, как и другие, понять не мог. Может, потому что он походил на типичного мясника в Германии. Или делал это аккуратней остальных. Сидя на краю самолета, Линдеманн потрошил пойманного зайца. Уже немного затупленный нож не так хорошо работал. Приходилось прикладывать чуть больше усилий, чем раньше. Позади, за столом, сидел Рихард и мычал какую-то мелодию, которую друзья сочинили совсем недавно. — Знаешь, а мне нравится, — сказал он вдруг. В голосе чувствовалось его восхищение. — Что? — попросил уточнить Тилль, складывая шкуру на железный кусок. — «Закат», — ответил Круспе. — Отлично у тебя вышли слова. — Мне было бы даже приятно, не разделывай я в это время мясо, — усмехнулся Тилль. Гитарист тоже засмеялся. Смахнув невидимую слезу, он продолжить читать, делая одновременно кое-какие пометки карандашом. На лице Рихарда была сосредоточенность и некая… грусть? — Ты в порядке? — спросил вдруг Линдеманн. — Я похож на человека, у которого все в порядке? — ответил Рихард, немного помолчав. — Мы все похожи на людей, у которых все в порядке? — парировал Тилль, а в это время Рихард невесело улыбнулся. — Мы не хотели говорить тебе, но… — Что не хотели говорить? — насторожился Линдеманн. — Только ты и сам Шнайдер верите в его задумку, — Рихард сказал честно и смело. Он откинулся в кресле и вздохнул. — Во мне давно сидит желание просто бросить все к черту и подохнуть через год или два от болезни, ранения или ещё какой-нибудь фигни. — Быстро ты сдался, — хмыкнул Тилль. — Забыл? Я изначально был настроен скептически. Просто подумай: к чему это все? Предположим, настроит Дум эту штуковину, и что? Нас никто не услышит. Мы обречены жить здесь, пока не согнемся. — Ты заявляешь, что не собираешься больше бороться за наше спасение? Скидываешь с себя ответственность перед всеми и уходишь гулять? — начал раздражаться Линдеманн. — Перед кем ответственность? — Перед своими детьми, хотя бы. Перед родителями, — напомнил музыкант. Рихард хмыкнул и пробубнил что-то невнятное. Но было видно, что его зацепили слова о семье. — Перед теми, кто не считает тебя последним куском дерьма. — Я не хочу мечтать о своей семье наравне с мыслью о своем невозвращении домой. Я устал. Пускай меня лучше считают дерьмом — отчасти так и есть, — но я не хочу представлять того, что не сбудется. — Я не понимаю, почему вы перестаете верить… — проговорил мрачно Тилль. Он отвернулся от друга и молча продолжил разделывать тушку. — Семейное это у вас — упертость, — почти одними губами сказал Рихард.***
Неле была вся на иголках и не находила себе места даже дома, лишь шарахалась от угла к углу. Гюнтер пытался усадить невесту куда-то и занять чем-нибудь, но девушка была настолько в нервозно-возбужденном состоянии, что не могла сосредоточиться ни на чем больше, чем на полчаса. Таким образом она пережарила стейки и слегка пересолила их. Просить её приготовить ужин было плохой идеей. Ночью Линдеманн так вертелась, что помяла простыню и утянула на себя все одеяло. Заснула только под самое утро. Днем ей снова позвонили и сообщили о новостях: нужно ждать ещё, как минимум, два с половиной дня. Линдеманн боялась сойти с ума. Ей придется снова пойти на кладбище и встретиться лицом к лицу с надгробием. Только вот придется наблюдать за тем, как будут раскапывать свежую могилу и поднимать гроб. Неле не пугало это. Пугало другое, но о таком было рано думать. Ожидание было ещё не самым худшим. Худшим — ехать в больницу во время пробок. Гюнтер старался уехать на дорогу, что была хоть и длиннее, но не такой загруженной. Но, похоже, все подумали об этом. Неле тарабанила по двери машины и ругалась на всех про себя. Жених же ругался вслух. — Мы опоздаем! Все уже будут там, и только мы застряли в этой… заднице! — воскликнула Неле. — Какая разница: опоздаем или нет? — с раздражением спросил Гюнтер. — Для меня — большая, — буркнула Линдеманн. — Все, хватит! — решила она и вышла из авто. — Куда ты? Пешком собралась? — высунулся из окна Гюнтер. Неле открыла багажник и вытащила сложенный велосипед. Отойдя к не заставленному машинами участку трассы, она поставила велосипед на дорогу. Подкрутив сиденье, Линдеманн помахала рукой Гюнтеру и поехала. Никогда прежде так быстро на велосипеде она не ездила, нарушая всевозможные правила безопасности. Она должна быть в больнице как можно быстрее. Это дело жизни и смерти.***
— Ты не можешь отрицать того, что обычные кости и какие-нибудь косточки из персиков похожи! — настаивал Пауль, обращаясь к Оливеру. — Посади их, мы можем вырастить дерево с зайцами! — Тащите смирительную рубашку, Пауль сходит с ума, — констатировал Рихард. — Так не работает. Персики — растения, животные — это животные, которые рождаются. Кто-то из яиц, а кто-то — из своей матери, — спокойно произнес Ридель, заканчивая обгладывать свою кость. — Тогда почему и то, и то называют косточками?! — удивлялся Пауль. — Скажи мне, милый друг, как ты в школе учился? — усмехнулся Флаке, который уже почти в открытую смеялся. — В персиках косточки, в людях и животных — кости, — объяснил Оливер. — Но почему они так назвали совершенно разные… штуки? Я думаю… — но Пауля заткнула ладонь Рихарда, который так удачно сидел позади него. — Тише-тише! Ладно-ладно, ты прав. Как закончим с едой, пойдем и посадим кости. Будем ухаживать за нашим деревом и ждать, пока оно вырастет большим и сильным. А когда оно совсем подрастет — будем собирать урожай, — говорил Рихард тоном заботливой санитарки из лечебницы для душевнобольных. Он даже поцеловал Ландерса в лоб. — Только перестать болтать, а то фрау Круспе разозлится, а ты же не хочешь, чтобы она злилась, верно? — Тебе стоит определиться, Рихард, — сказал Оливер. — В чем? — Мстительный герр ты у нас или санитарка фрау Круспе, — лукаво улыбнулся басист. — По шкале от одного до десяти: насколько сильно мы сходим с ума? — Тилль и Кристоф сидели в кабине пилотов с открытой дверью, так что разговор о костях и косточках им был слышен. Последнее время Шнайдер не отходил от панели и иногда просил залезать на крышу самолета и крутить антенну. И, кажется, это помогало, ведь на его лице все чаще появлялась улыбка, и он все чаще просил крутить антенну. — Пять. Вроде бы, мы ещё разумные создания, но уже с подвохом, — ответил барабанщик. Закончил он со своей порцией крайне быстро, и единственное, что ему осталось сейчас — играться с приборной панелью. — Запишу это примечание в нашем ежедневнике, — усмехнулся Тилль и сделал глоток воды. Из головы Линдеманна не выходил разговор с Рихардом: Шнайдер делает все, что в его силах, а остальные практически не верят в его успех. Он и так страдает от того, что оказался со сломанной ногой, и быть хоть в чем-то полезным — для него отдушина. Их мотало. Сильно. В разные стороны с бешенной скоростью. Вот тут есть надежда, на следующий день её нет, вот им подвернулась удача и все хорошо, а вот снова безрыбье в реке. Они постепенно тлели, как уголек. Один за другим. Группа не была готова к такому. Кто на всем белом свете вообще готов неожиданно оказаться на необитаемом острове? Кто готов каждый день бороться за жизнь, смотреть на то, как друзья теряют веру в хороший исход? А ты остаешься единственным упрямцем-ослом, который думает, что все вернутся домой… Раммштайн засасывала пучина безнадеги. И поняв, что помощи не от кого ждать, поняв, что и самим выбраться будет невозможно, все стали просто жить. Просто жить, сходя потихоньку с ума. Гляди, так скоро исполнится желание Рихарда, и они вместе помрут от болезни или… — Тилль! — тряс его за плечо Кристоф. — Тилль! — А? Что? — очнулся Линдеманн. Он растерянно посмотрел на друга. — Быстро, скажи залезть на крышу! Быстро! — приказал Шнайдер. Ему будто дали хорошую пощечину, отчего он стал на взводе. Музыкант сорвался с места и передал слова барабанщика остальным. Сидевший ближе к краю Оливер в два шага оказался снаружи и без особых усилий взобрался наверх. По потолку послышались его шаги. — Стойте кто-нибудь рядом! Рихард, иди сюда! — добавил Кристоф. — Что происходит, Дум? — без энтузиазма Круспе прошел в кабину пилотов. — Сядь! — Шнайдер дернул гитариста за руку, заставляя рухнуть в кресло. Он быстро надел на него наушники. — Слышишь?! — Что? — недоумевал Рихард, но он прислушался. В наушниках был шум. — Это… — Да! — воскликнул Кристоф. Радовался, как дитя конфетке или новой игрушке. — Скажите Оливеру повернуть на сорок пять градусов вправо! А ты — когда будет громче, — обратился он к Рихарду. — Почему я, а не ты? — Ты владеешь английским лучше меня. — Аргумент так аргумент. — Просто говори. — Что? — Ну, что нам нужна помощь, что мы потерпели авиакатастрофу! А то ты не знаешь! — Шнайдер буквально задыхался от этой ситуации. — Ещё крутить? — Да. — Тридцать вправо! А потом пусть медленно продолжает, — сказал Кристоф Тиллю. Тот передал басисту. Они продолжали крутить антенну в разные стороны, стараясь не потерять сигнал и усилить его. Шумы становились то отчетливей, то стихали почти до абсолютной тишины. Но когда среди этих помех стал появляться голос, искаженный, пропадающий, но голос — все замерли и ненадолго замолчали. Рихард пододвинулся к микрофону. — Спасите наши души. Нам нужна помощь. Мы потерпели крушение на самолете. Помогите нам. Прием! — сказал Круспе по-английски. Гитарист посмотрел на Кристофа. Тот рукой показал продолжать. Вся группа столпилась у входа в кабину. По сосредоточенному лицу Рихарда было понятно, что ответа нет. Он попробовал ещё раз. В ответ молчащий шум. — Может, они хотят услышать кого-то более привлекательного? — предположил Пауль. — Тебя что ли? — с раздражением спросил Рихард. — А почему бы и нет. Ну-ка, свалил! Я, кстати, отлично говорю по-русски. Вот забавно будет, если они нас спасут в итоге, — Ландерс сел на место друга. Деловито надел наушники и пододвинул микрофон. Его фразы были короче, на базовом уровне, но, возможно, носители бы поняли суть. Как и прошлый «диктор», он повторил все несколько раз. За ним был Оливер, Кристиан, Кристоф и Тилль. «Изобретать колесо» Линдеманн не стал, сказал простое «спасите нас» и покинул кресло пилота. В него вернулся Рихард и продолжил свою тираду на англо-немецком. По прошествию часа на их зов никто не ответил, но шум не прекращался. Может быть, им показалось, что это было похоже на голос? Шнайдер было уже начал засыпать. Круспе говорил слова без энтузиазма, серым, сухим голосом. Его текст сократился до пяти слов. В конце концов, гитарист начал что-то тихо напевать, нажимая периодически на кнопку для связи. Под чистый, чуть с хрипотцой голос можно было вздремнуть. Мимолетная надежда забрала все силы. Пауль и Оливер работали на улице с гитарой, чтобы никому не мешать. Записывали, наверное, что-то новенькое. Флаке, немного почитав, заснул с книгой на лице. Тилль просто лег на диван, подпер рукой голову и уставился в потолок. Отвратительное чувство разъедало изнутри. Их, словно голодных хищников, подразнили сочным куском мяса и забрали его, не дав укусить. Глаза защипало от слез: они не выберутся. Никогда. Эти дурацкие помехи всего лишь помехи, ничего большего! Хватит уподобляться жалкой надежде и вере! Нет её и с самого начала не было! С того самого момента, когда Тилль понял, что что-то не так. Когда его что-то тревожило во время полета. Именно с этого момента. Вся удача, все добрые силы покинули их. Все зло сконцентрировалось на группе. И почему? Потому что они прозвались «Раммштайн». — Эй, кто-нибудь слышит меня? — зажжужало в наушниках. — Кто…азы…ется с…ами? Прием! — Я… Что? — потянулся Рихард на своем месте. Голова была ещё тяжелая от сна и медленно соображала. — …ышит меня?.. — снова прозвучал голос. Последовала ещё одна обрывистая фраза, только на другом языке. — Да! Да! Слышим! Прием! — воскликнул гитарист, сказав все по-немецки. — Да! Помогите нам! Мы на острове. Упали на самолете. Прием! — поправился он уже на английском. Круспе ударил по плечу Шнайдера, чтобы тот проснулся. На его недоуменный взгляд, показал на наушники. Барабанщик нахмурился сонливо, но вдруг его осенило. Он стащил наушники и надел на себя. Пальцем указал на микрофон. — Прием! Мы застряли на острове! Авиакатастрофа! — О, черт! — было ответом. — Черт! Как… емя…ать… Не отключайтесь…мы… Кто вы?.. ем! — Спрашивают, кто говорит, и просят не отключаться, — быстро протараторил Кристоф, прислушиваясь. — Скажи им, кто мы! — Раммштайн. Группа музыкальная. Несколько недель назад пропавшие. Раммштайн на острове. Живы все! Прием! — передал Рихард, чуть дрожащим от волнения голосом. — Что происходит? — на шум пришел Кристиан. — Слышат нас! И мы их! — живо отозвался Шнайдер. — Что?! — глаза Флаке округлились от удивления. — Буди всех! — воскликнул барабанщик. — …штайн… Черт! Невозмо…ывает… Черт! Сейчас, мы…ас! Ждите! Только ждите! Боже храни… Говорите! Говорите, как…ете… Прием! — Кристоф отдал наушники Рихарду, а сам приблизился к панели управления и с осторожностью стал нажимать на кнопки. Им нужно было продержаться. Совсем чуть-чуть. Те, кто их услышал, найдут сигнал и пойдут по нему. — Хорошо. Конечно! У нас один со сломанной ногой. Мы находимся в самолете, в кабине пилотов. Отсюда говорим. А кто вы? Вы на самолете или корабле? — спрашивал гитарист. — …еть…ято… Черт! Италия…овой корабль… Держитесь, держитесь…олько…можете…ем! — теперь Рихард понял, чей это был акцент. — Ладно… Буду нести всякий бред. Иногда на немецком, хорошо? — глаза Рихарда забегали в разные стороны. Он будто искал, о чем может рассказать. — Мы безумно рады, что нас услышали. Наш барабанщик сделал это! Представляете? Не зря в армии служил, — Круспе повернулся к другу и улыбнулся. — Прости нас. Мы почти с самого начала не верили в эту затею. Только не Тилль. Он знал, что у тебя получится, — раскаивание чувствовалось в его голосе, а ещё искреннее сожаление. — Сейчас уже не имеет значения. Все получилось. Мы вернемся домой. Мы вернемся домой! — Кристоф даже закричал от радости. К ним наконец-то зашли остальные: таких счастливых лиц давно не было. Все восхваляли Шнайдера. Мир вокруг приобретал краски. Ждать — самое тяжелое. Ждать, когда за ними прибудут и заберут. Мужчины были в предвкушении. — Пришли остальные. Ждем дальнейших указаний. Может быть, мы можем сориентировать вас? Прием! — сказал Рихард в микрофон. — …лично… Мы…няли, где вы…тесь… Примерно час или два… Не отключайтесь. Прием! — А говорил, что бесполезный, — Тилль широко улыбнулся и обнял друга. Кристоф был смущен таким вниманием. Впервые за трудные недели он смог выдохнуть. Важные для группы вещи были распиханы по рюкзакам. Совсем немного им предстояло увезти с острова. На последок они искупались, привели себя в порядок и прогулялись по окрестностям. Не было голода, жажды или усталости. Удивительный голос из наушников, способный избавить от всего. Рихард попытался объяснить, в какой части острова они находились, но не был до конца уверен, что его поняли, или что помехи не исказили слова. Постепенно шумы стали пропадать — это означало только одно. Волнение стучало в груди и готово было вырваться в любую секунду. Корабль был итальянский, грузовой. Возвращался из Мексики домой. И на полпути радисты поймали странный сигнал бедствия и ответили на него. Они слышали о пропавшей в океане группе и были удивлены не меньше пропавших. В ожидании музыканты занялись тем, чем им полагалось: музыкой. На двух целых гитарах попытались исполнить новый материал. И, если песни звучали в такой обстановке неплохо — значит в студии будет ещё лучше. Тилль вдохновился и написал слова к ещё одному мотиву. Песни для них останутся единственным кошмаром наяву. Шрамы станут незаметны, а их произведения поселятся рядом с другими. Возвращаться к такому не хочется, но, если признаться, из опыта, полученного на острове, среди дикой природы, вышло нечто особенное. Мрачное, одинокое, пахнущее солью, костром и немного кровью. Такое как нельзя лучше вписывается в общий репертуар. — Мы на месте. Посылаем лодку. Идите к берегу, вас подберут. Прием. — Вас поняли. Идем. Прием, — это были последние слова Рихарда в микрофон. Круспе выбежал из самолета, где его уже ждали. Пересказав услышанное, они двинулись к морю. На горизонте внушительным пятном виднелся корабль. От него плыла маленькая точка. Пауль прыгал и махал, как сумасшедший. Брызгал на всех водой и хохотал. Рихард в шутку опять погнался за ним. Грех не веселиться в такой момент. — Ты спас нас, Дум, — проговорил тихо, но с улыбкой Тилль. — Точно. Удивительно, правда? — произнес также тихо Кристоф. — Будь я целым — все равно бы не справился без вас. Вы лучшие, ребята. И мы наконец-то вернемся домой. — Мы тоже любим тебя, — усмехнулся Тилль и потрепал друга по голове. — Вы, двое, хватит! Не позорьте нас! — крикнул он носящимся по берегу. Итальянцы оказались ребятами разговорчивыми и дружелюбными. Шокированные не меньше, они расспрашивали музыкантов о том, как они умудрились выжить. Группа, ссылаясь на свою усталость, пообещала рассказать все завтра. Моряки больше ничего не спрашивали, но сказали, что им все-таки нужно будет поведать обо всем капитану. На корабле их приняли радушно: Шнайдера осмотрел врач и наложил настоящую шину на его ногу. Гипс и рентген сделают только в больнице. Мужчинам дали умыться по-настоящему, даже побриться. Дали одежду и поесть. Никогда с таким восторгом Тилль не ел переваренный рис с овощами. Он имел вкус! За едой к ним подсел капитан и начал задавать вопросы. Он сообщил, что уже они оповестили МВД Германии о своей «находке». Группу ждут и всего через два дня они окажутся в Берлине. В сон свалились почти все. Кто от эмоциональной перегрузки, кто от настоящей усталости, кто — просто скоротать время. Бодрыми остались Тилль и Рихард. Попросив по сигарете, они вышли на палубу и закурили. — Черт меня дери во все щели, — сказал Круспе с блаженно закатанными глазами и выдохнул дымок. — Я скучал по тебе, детка, — он посмотрел на сигарету. — И что теперь? — произнес Линдеманн, ощущая, как каждая его клеточка тела расслабляется под гнетом никотина. — Теперь? Теперь я хочу поскорей домой заказать проституку и бутылку хорошего портвейна. — Какой ты мелочный, — хмыкнул вокалист и затянулся. — Ты спросил — я ответил. Мелочный… Нормальное желание. А, ну, может быть, ещё ванную принять. И получится даже совместить с двумя другими желаниями, — Круспе довольно усмехнулся. — Ладно, если серьезно, то я думаю о перерыве. О небольшом, чтобы настрой не потерять. После него мы можем заняться альбомом. — А что насчет туров? — Тилль стряхнул пепел и посмотрел на друга. В глазах Рихарда появился испуг. — Не знаю, получится ли у нас летать на самолетах. По Европе-матушке ещё получится на колесном транспорте, а, что до Америки… — Рихард вздохнул и повис на ограждении. Его пальцы коснулись шрама на голове. — Давай не будем строить планы? Первое, что нам нужно: отдых. Согласен? — Хорошо, согласен. Посидим дома на креслах-качалках, как старые деды, — Линдеманн улыбнулся уголками губ. Тилль пододвинулся поближе к Рихарду и приобнял его.***
Неле с шумом ворвалась в приемное отделение. Немолодая женщина-администратор косо посмотрела на взъерошенную и раскрасневшуюся девушку. Линдеманн вздохнула, поправила волосы и уверенным шагом двинулась к стойке. — Здравствуйте, — сказала она запыхавшимся голосом. — Здрасьте. Чем могу помочь? — спросила женщина. — Я по поводу… — Неле огляделась по сторонам. Она приподнялась на носочках, залезая локтями на стойку сильнее нужного. — Раммштайн. Мой отец и остальная группа находится у вас, — голос был её тихим. — Имя. — Неле Линдеманн. Могу документ даже дать, — девушка достала паспорт и показала администратору. Женщина подозрительно посмотрела на документ, затем на посетительницу и снова на паспорт. — Второй этаж, восточное крыло, самые последние палаты, — ответила администратор. — Спасибо! — поблагодарила её Неле и понеслась к лестнице. На лифт тратить время не стала. В ней открылось второе дыхание и невероятная ловкость. Неле бежала по коридорам, уворачиваясь от врачей и людей. За поворотом её ждал последний длинный пролет и в самом его конце — отец. Внутри, должно быть, перевернулись все органы. Чувствовался странный комок эмоций и будто пузырь, который и давал эту легкость. Линдеманн прибавила скорости. Но путь её был прегражден телохранителем. Девушка больно врезалась носом в него. — Я дочь… вот черт… Линдеманн я! — возмущалась девушка, трогая свой, вроде бы целый нос. — Пусти! — охранник собрался открыть рот, как его прервали. — Неле?! — воскликнул Тилль, увидев из прозрачных стен свою дочь. Мужчина выбежал из своей палаты в одной больничной сорочке. — Папа?! — голос её сорвался. Оттолкнув телохранителя, Неле рванула к отцу. Он обхватил её своими руками, прижимая к себе в объятья, а она повисла на его шее. Линдеманн не сдерживала себя и плакала, но уже от счастья. Тилль гладил её по волосам и целовал то в висок, то в щеку. Он шептал что-то в духе: «Я дома, дома. Все хорошо», пока она ощущала, как сильно бьется его сердце. Только сейчас Неле увидела остальных. Вся группа была живой. Почти все жены были рядом со своими потерянными мужьями. Наедине с медсестрой остался один лишь Оливер. Но вдруг Ридель оживился, встал на ноги и поближе подошел к стеклу. Его лицо из мрачного стало светлым. Басист выбежал в коридор и мгновенно в его руках оказалась Мари. Девушка прыгнула на него, обхватив мужа ногами, лицо ладонями, а губы ее тут же начали целовать его. Она рыдала и целовала. Как и он. Отведя от них взгляд, Неле случайно встретилась с Паулем. Гитарист широко улыбнулся и весело помахал ей рукой. Линдеманн не сдержалась и рассмеялась. — Папка вернулся еле живым, а мы смеемся? — шутливо упрекнул Тилль свою дочь. — Нет, я просто… — Неле посмотрела в глаза отцу. — Просто счастлива. Вы живы и вы вернулись! Черт, — она ещё раз уткнулась в отцовское плечо. — Я скучала, папа… — Не поверишь, но я тоже. У меня теперь сто-о-олько историй есть для тебя, — усмехнулся вокалист. — Правда? — улыбнулась Неле. Медсестра тем временем попросила вернуться их в палату. — А у меня куча новостей. — Знаю я про футбол. Досадно, что пропустил. — Ну-ну. А ещё ты пропустил то, что станешь дедушкой, — Линдеманн состроила лукавое выражение лица. Тилль плюхнулся на кровать, удивленно уставившись на дочь. — Но футбол, конечно, важнее, даже не спорю! — Хорошо, что мы в больнице. Тут и сердечный приступ не страшен. — Ты чего, пап? — Неле села на стул возле кровати. — А где этот твой осеменитель? — мужчина изогнул вопросительно бровь. — В пробке бросила, — с какой-то гордостью сказала девушка. Тилль засмеялся после этих слов. — Моя девочка. Черт меня дери, я выжил! Я выжил и стану дедом! — воскликнул он неожиданно. Линдеманн опять соскочил с кровати и выбежал в коридор. — Парни, у Неле будет ребенок! А у меня — внук! — вокалист смеялся и не мог нарадоваться. Из открытых палат повысовывались головы музыкантов. — Ну все, ты официально старикашка! — хохотал Пауль. — Поздравляю! — Специально подарок готовила? — поинтересовался весело Рихард. — Разумеется. Вот как узнала, так сразу и оформила! — ерничала чуть смущенная Неле. — Поздравляю! — одновременно сказали Оливер и Кристиан. — Кристоф тоже рад! — сказала за него Ульрика. — Пап, зайди обратно, — попросила Неле. — Зачем? Мне сказали, что ничего здоровью не угрожает. Я здоров! — Ты похудел, иди сюда, — уже более настойчиво попросила Линдеманн. — Ладно, — согласился Тилль. Стоило ему оказаться опять внутри, как он подхватил дочь в объятья и покрутился на месте. — Я люблю тебя, Неле. Очень сильно. — Я тоже. Тоже, — девушка прижалась своей щекой к шершавой отцовской.***
Неле и Гюнтер решили, что Тиллю следует одну ночь переночевать в их квартире — оставаться среди врачей он не пожелал, но и не пожелал ночевать в одиночестве. Вскоре в больницу к ним приехала Мария и Бриджет. На их приезд вокалист отреагировал уже спокойней. От глаз старшей Линдеманн не скрылись несколько слез бабушки и волнение Марии перед объятьями. Встреча получилось очень трепетной и душевной. Разумеется, новость о беременности была рассказана и им. Двойная радость. Огромная радость! Попрощавшись со всеми, Гюнтер и Неле повезли Тилля домой. По пути, заехали в магазин. Линдеманн взял для себя кучу вредностей: не сдержался. Желание было сильнее. Отказать ему никто не был в силах. На кухне воодушевленная и веселая Неле готовила ужин. На сей раз еда не пригорела, не была пересолена или испорчена сахаром по невнимательности. Она была идеальна. В гостинной перед телевизором сидели Гюнтер и отец. Йовинг рассказывал тестю последние новости. Про спорт, про светское что-то, про реакцию общественности на исчезновение группы и просто про что-то бытовое. Удивительную историю о авиакатастрофе приберегли для общего сбора семьи. Линдеманн разлила по двум бокалам вино, разложила тушеное мясо с макаронами по тарелкам и понесла все в гостинную. Девушка отдала тарелки своим мужчинам и села рядом с отцом. Прямо как в детстве, она прижалась к его теплому, чуть исхудавшему боку. — Расскажешь сказку на ночь? — спросила Неле с улыбкой. — Она невеселая. Где-то грустная, а где-то веселая. Точно хочешь? — Линдеманн ласково посмотрел на дочь. — Точно, — кивнула она головой. — Ну, дети, внимание! Это история о людях, получившие пустые гроба будучи живыми… — начал Тилль.