Пустой гроб

— Чем занимаешься, Дум? — спросил Тилль, зайдя в самолет. Прошло уже больше недели с момента падения. Приняв тот факт, что поиски затянулись, группа решила действовать самостоятельно. Внутри появилось чувство безысходности. Домой хотелось вернутся как можно скорее, но без помощи извне — это было крайне сложно. Задумка была до безумия опасная и требующая гораздо больше сил, чем группа прикладывала сейчас. Если они собирались делать плот и плыть, то им необходимо было раздобыть множество материалов. А, так же, другой выход в океан. Ведь тот, что был открыт Тиллем и Оливером, не подходил. План по своей величине, должно быть, растянется на месяц. И это минимальное количество времени. Как бы протянуть столько? Протянуть и не загнуться от голода, или обезвоживания? Или от лесных тварей? Или от гнетущей атмосферы отчаяния? В личных вещах потерпевших крушение нашлось ещё несколько интересностей — в частности, средства личной гигиены, на которые по первости не обратили должного внимания. Помыть голову, чтобы там не завелся второй лес, было приятно. Но более приятным оказались найденные станки для бритья. Каждый из членов группы покрылся щетиной. На неё было плевать. Пускай растет. Об неё было неплохо чесать руки. Страдающий был только один Оливер — его прекрасная борода мешала ему. Воспользовавшись бритвой один раз, басист искоренил проблему. Вышло худо-бедно, но Ридель почувствовал значительную свободу, хоть и с неким огорчением. За ненадобностью все лезвия ушли на дело. Но, на всякий случай, оставили парочку. Линдеманн закончил проверять силки, и на сегодняшний обед у них было, чем поживиться. Музыкант забрался в самолет, чтобы перевести дух и проверить Шнайдера. Последнее время он чем-то занимался: вырисовывал какие-то схемы, писал странные формулы в блокноте, который ему одолжил Тилль. Забросил даже чтение и сосредоточенно работал. Его не спрашивали — ждали, пока закончит. — Что это? — поинтересовался Линдеманн, заглянув за плечо Шнайдера. Любопытство взяло верх. — В отличие от вас, раздолбаев, — Кристоф лукаво улыбнулся, — я проходил службу в армии. На радиста. Есть несколько мыслей… — Ты хочешь попробовать связаться с большой землей? — дошло до Тилля весьма быстро. О таком они могли только мечтать. Телефонная связь по понятным причинам не работала. — Разве у нас есть устройство для этого? — Вообще, нет. Но у нас есть самолет и кабина пилотов. Оттуда же как-то связывались в диспетчерами аэропортов, — глаза Шнайдера блеснули огоньком энтузиазма. — Дум, это замечательно! — воскликнул Линдеманн, одобрительно похлопав друга по спине. — Подожди, это ещё теория… — смущенно проговорил Кристоф. — С моей-то ногой… Это единственное, что я могу сделать. — Ты и так полезный, не беспокойся, — на лице Тилля появилась улыбка. Если все удастся — им не придется пускаться в плаванье в открытый океан. Хотя, что строительство плота, что настройка связи требует времени и сил. — Помогите! — послышался истошный крик. Обеспокоенно переглянувшись, Тилль рванул к выходу. Из леса появились Рихард и Пауль. Круспе был опорой для Ландерса. Рука у того была полностью окровавлена. Словно он исполнял песню Mein Teil во время концертов и был каннибалом, собиравшимся съесть свою жертву. Плечо перевязано футболкой. Та промокла от крови. К ребятам поспешил Оливер, которой подхватил Пауля с другой стороны. Осторожно, чтобы не навредить ещё больше. — Садите его! — скомандовал Флаке, прибежавший на шум. Он показал на сиденья возле костра. Пауль выглядел довольно плохо: сам он был бледным и ошарашенным; глаза, и так большие, были выпучены; гитарист непонимающе бегал взглядом по согруппникам. Рихард выглядел точно так же. Усадив гитариста в кресло, Кристиан принялся за дело: сначала он развязал узел футболки. Завязана футболка была туго и служила в качестве жгута. Чуть ниже плеча у Пауля сияла длинная рваная рана. Его будто царапнули когтем. Или ножем. — За водой и аптечкой, быстро! — приказал Лоренц. Тилль побежал за всем необходимым. Шнайдер в самолете одарил друга вопросительным взглядом. Линдеманн успел лишь развести руками. Водой Флаке промыл рану и смог осмотреть её повнимательней: — Черт, нужно зашивать! Как вообще это произошло?! — недоумевал клавишник. Смочив кусочек ваты в спирте, он осторожно коснулся кожи вокруг раны. Пауль вскрикнул и дернулся. — Держите его! — Линдеманн и Ридель схватили друга за плечи, пытаясь блокировать любые его движения. Рихард отошел на некоторое расстояние и наблюдал оттуда. Что у них произошло? Почему Круспе выглядит настолько обеспокоенным? Достав экстренный набор для зашивания ран, Флаке продел нитку в иголку, глубоко вздохнул и собрался приступить к делу. Руки у него чуть подрагивали. Он нервничал — не каждый день зашиваешь людей на необитаемом острове. — Отвлеките его разговорами, — попросил он. Обезболивающего у них не было. — Пауль! Пауль! — Тилль окликнул друга, который не переставал напряженно дышать. Ландерс, услышав низкий голос, повернул голову к его источнику. — Что случилось? Как это произошло? — Я… Меня… — начал он, но снова вскрикнул, когда игла прошла сквозь кожу. — Крепче! — сосредоточенно процедил Флаке. Очки приподнял на лоб, чтобы лучше видеть. — Пауль, ответь! — настоял Тилль, едва не дав тому пощечину. — Случайно! Случайно вышло! — его голос несколько раз сорвался. Пауль пыхтел и стискивал зубы, пока его кожу зашивали. — Отлично. Кто и как? — продолжал Линдеманн, держа друга. — Да какой смы-ы-ы-ысл?! — гласная получилась протяжная. От боли у Пауля потекли слезы. Разговорить его дальше не получилось: Ландерс был занят скулением и отвлечением самого себя путем рассматривания пейзажей. Оставалось только ждать, пока Флаке закончит. Рихард к тому времени ушел к самолету, из которого выглядывал Шнайдер. Допрыгал таки. Кристиан работал умело, но, кажется, его самого колотило от мысли, что он кого-то зашивает — по лицу было видно. Шов получался не идеальным. Именно такой, возьмись мужчина за иголку и нитку в первый раз, зашить дыру на штанине. Вот только дыра на плече товарища. Тилля мучали вопросы, на которые оба участника происшествия не могли ответить. Когда Кристиан закончил заматывать бинтом рану и ушел мыть руки, а Оливер решил убрать аптечку, Линдеманн приступил к расспросам. — Можешь говорить? — Тилль протянул бутылку воды. — Могу… — тихо выдохнул Пауль и сделал несколько глотков. Он утирал остатки слез с лица. — Вопросы ты слышал. Я жду ответа. Ландерс грустно посмотрел на стоящего поодаль Рихарда. Тот уже успокоился, но выглядел насупленно, озлобленно. В их сторону не поднимал глаз. — Глупость на самом деле. Ерунда. Я же живой, в конечном счете, — он кисло улыбнулся. Ответ не устроил музыканта. — Хищник? Куда вы ходили? — Нет! Не хищник. Мы по своим местам ходили. Это я дурак. Сам виноват. Ерунда, правда, — гитарист упорно скрывал детали. — Он идиот! — вспылил Рихард, который все слышал. Он быстро приблизился к друзьям. — Стыдно признаться?! Знаешь что он сделал, Тилль? Мы шли, все было хорошо. И взбрело одному придурку в голову спрятаться и напугать меня! Я ищу, зову его. А он выпрыгивает из-за соседнего дерева и как заорет. У меня в руках копье было. Я на рефлексе резанул им и задел его плечо. Понимаешь?! Я задел его! — Круспе был не просто сердит, он был в ярости. В такой, в какой можно спалить весь лес. — Ты вообще осознаешь, что чуть выше, и я бы попал по шее?! — обратился он к Паулю, тыча в того пальцем. — Твоя смерть была бы на моих руках! И виноват был бы я! Что не сберег такого придурка, как ты! — под конец тирады на лице Рихарда появилась тень грусти. Он словно представил такой исход событий. — Рихард, прости меня, — Пауль поднялся на ноги, немного поморщившись. — Мне жаль… Я не хотел, чтобы так все обернулось. — У тебя вообще котелок варит или нет?! — прошипел Круспе и постучал по своей черепушке. — Ты однажды получил от Оливера за то, что напугал его. Сколько синяк на животе проходил? Теперь получил и от меня! Двух уроков тебе мало?! Иди поглубже в лес и найди, не знаю, волка и прыгни на него. Вот так смешно будет! Может быть поймешь тогда! — Рихард развернулся и сделал несколько шагов в сторону самолета. — Стой! Мне правда жаль! Рихард! — Пауль подбежал к другу. — Пожалуйста, брат, я идиот, я знаю это. Я не думал… — Именно. Ты не думал. Ты никогда не думаешь наперед! — Я понимаю свою дурость. Понимаю, что болван. Обзывай меня, как хочешь, и ты будешь прав. — Одного ты не понимаешь: своими выходками ты ранишь близких тебе людей. Ты не знаешь меры, Пауль, — голос его прозвучал спокойней, но будто разочарованно. — Даже сейчас. Я боялся потерять тебя. Чтобы тогда было? Со мной, со всеми нами? — Я…не знаю. Рихард, прости меня, я правда не хотел. После всего того… Я хотел лишь развеселить тебя. Я обещаю, что больше так не поступлю. Круспе молчал, устремив свой взгляд в траву. Покачав головой, он обошел Ландерса и направился в самолёт. — Рихард! Рихард, пожалуйста! Прошу! — взмолился Пауль. Гитарист в панике оглянулся на своих друзей. Но ни помощи, ни поддержки не от кого было ждать. И вновь молния ударила в группу. Тилль знал: ссоры будут неизбежны, когда они находятся в таком тесном сотрудничестве. Вспомнить хотя бы первые минуты после крушения. Не знал Тилль одного: когда именно они начнут грызться. Никто не вмешался. По собственным соображениям. Встав на чью-либо сторону, он подбросит только больше дров в костер. И конфликт ещё не скоро закончится. Лучше дать позволить Паулю и Рихарду самим разобраться. Тилль вздохнул, потер шею и запрокинул голову назад, глядя на небо. Кто решил оставить их в живых, а не прикончить, как других? Любой другой бы благодарил за подаренный второй шанс. Но на данный момент Линдеманну хотелось проклинать этого «волшебника». От мыслей его отвлек Оливер. Время вернуться к работе. — Я собираюсь попытаться связаться хоть с кем-нибудь, кто нас услышит, — произнес Шнайдер во время обеда. На пару секунд будто весь мир замер и затих. Никто не ожидал. Никто и подумать не мог, что такое возможно. Кристоф напрягся, замечая общее недоумение. Но оно быстро спало, стоило только всем начать восторженно восклицать. Барабанщика втянули в объятья. Тилль сидел напротив и наблюдал за всеми с улыбкой. Он чуть похмурел, понимая, какая теперь ответственность легла на Шнайдера. Если ничего не получится — это сильнее отразиться на нем и на группе. Он дал лучик надежды. Реализовать желаемое будет сложнее… Кристоф не хотел, чтобы из него делали инвалида, неспособного самостоятельно даже пройтись по самолету. На деле, так и было. Но он уже неплохо прыгал на одной ноге, опираясь на стены и кресла. Однако вряд ли бы он смог так допрыгать до передней части самолета. Нужно было что-то вроде носилок. Мужчины примерно прикидывали, что для нормальных носилок им потребуется дерево и хорошая крепкая ткань. У них под боком находится лес, поэтому недостатка в древесине они не испытывали. А что до ткани… Группа разделилась: Тилль, Рихард и Флаке ищут материалы для обычных носилок, а Пауль и Оливер занимаются поиском вместительного пласта металла деталь — от все такого же самолета. И проблемы могут возникнут даже не в поиске, а в том, как они поместят Кристофа на свои плечи. Но, как обычно, такие вопросы будут решаться, когда поступят. С каждым днем добывать себе пропитание становилось сложнее. Приходилось искать новые тропы и заходить все дальше в лес. Шести здоровым мужикам голодать было трудно. Исключением не стали даже Флаке и Оливером, несмотря на их худобу. Тощие люди тоже любят поесть. Музыканты порой днями пропадали в лесу только ради поиска еды. А ещё нужно было позаботиться о перемещении Шнайдера из точки А в точку Б. Тилль начинал уставать: одинаковая рутина порядком надоела. «Сходи найди, сходи поломай, разожги, распотроши тушку, насади на палку и готовь». Пресное мясо также надоело. Трава слабо спасала от чувства голода. Соль из маленьких пакетиков использовалась только для рыбы. Да и что толку? Вскоре и она закончится. А они так и продолжат делать одно и тоже, попутно пытаясь выбраться с острова. Руки были в царапинах и ссадинах, на ногах появились мозоли. В Тилля и Рихарда на головах точно останутся шрамы после падения. У Круспе даже несколько мелких на лице. Болели мышцы, в горле частенько сохло, а желудок требовал еды. К периодическому голоду они уже привыкли. Надежда, которую подал им Шнайдер, заставляла каждый день идти в лес и заниматься делами. Музыкантам удалось найти парочку поваленных стихией деревьев. Притащив это в лагерь, пришлось думать над тем, как сделать их одинаковыми по размеру. Это решил Тилль: сняв с поломанной гитары металлические струны, солист обвязал концы вокруг ладоней и принялся за дело. Три струны неплохо пилили дерево в нужных местах. На руках были перчатки, так что можно было не бояться порезаться. Пауль с грустью смотрел на все это. Струны были от его гитары и, в некотором смысле, души. Но на поломанном инструменте не сыграешь, а так, хотя бы в хозяйстве пригодился. Спустя немного времени и пота, бревна были распилены на ровные части, подходящие. В качестве веревки была использована лоза. Чтобы ветки не ходили ходуном, пришлось прикрепить поперечные палки. А их, в свою очередь, привязать лозами ивы. Для большей надежности лозу решили привязать по всей длине. От одного ствола к другому. Все выглядело до ужаса непрактично, криво и косо. Почти некрепко. Но Шнайдер осмелился залезть в эту конструкцию. Его плед использовали, как подстилку и так же попытались прочно привязать. Тилль, Оливер, Флаке и Рихард держали носилки. Пауль помог Кристофу забраться. Начиная из положения полусидя, мужчины выпрямились и сделали несколько шагов. Барабанщик чувствовал себя некомфортно. Он пытался приподняться, боясь, что под ним все провалится. Но пока все держалось. — Не могу понять, как ты остаешься жирным, Шнайдер… — пыхтел Рихард. — В наших условиях-то… — Не могу понять, как ты не подкачался к лету, Круспе. — парировал Кристоф. — Туше, — проговорил Рихард. Вес одного барабанщика распорядился на четверых. Поэтому соло гитарист прикидывался, что ему тяжело. Хотя, отрицать, что бревна неприятно давили на плечи, было нельзя. Музыканты сделали ещё пару шагов вперед, проверяя носилки на прочность. Плед не трещал, лоза ивы держалась. Разве что Шнайдер елозил, чтобы ребятам, что его несли, не было тяжело. — Уйми шило в заднице, пожалуйста… — попросил Тилль. — Я готовлюсь, вдруг она рухнет, — нелепо оправдался Кристоф. — Не должна, — проговорил Пауль, смотря на все со стороны. Его ранение ещё не позволяло помочь друзьям. — Дум, конечно, продавливает собой, но держится. — Может, положим? Вдруг действительно провалится? — предложил Флаке. Мужчины осторожно опустили носилки. Первый тест-драйв прошел успешно. Дело за малым: донести и не уронить до самолета. Говно вопрос. В период досуга, когда шел дождь, или стояла безумная жара, Тилль старался занять себя чем-то другим. На ещё не исписанных листах блокнота, Линдеманн пытался сочинять стихи. Много раз он начинал первые строки, но всегда все шло не так, как хотелось. То под ухом начнут спорить, то сам с кем-нибудь сцапается, то Пауль опять начнет молить о прощении, а Рихард будет непреклонен. Говоря о гитаристах… Ссора затянулась. Тяжело было наблюдать за друзьями, находящимися в разногласии. Один игнорировал существование другого. И, по мнению Тилля, слишком жестоко. Рихард не только не разговаривал с Паулем, а буквально не замечал его. Если Ландерс стоял на его пути, он шел напролом, толкая его. Круспе может и простил его уже давно, но дурацкая гордость не хотела принимать извинения. Ландерс уже несколько дней находился в угрюмом состоянии. Мало говорил и вовсе перестал шутить. Плечо его, к счастью, не загноилось и спокойно заживало. Хоть какая-то отдушина из всего этого кошмара. Ведь именно кошмаром и стало это времяпрепровождение на острове. Тилль совсем недавно заметил, как сильно на них повлияло крушение. Напряжение — вот, что так ощутимо витало в воздухе. Эксперименты с носилками продолжались. В любом случае Кристофу нужно было время для подготовки. Поэтому никто не торопился. Ночуя в лесу, едва ли не поодиночке, музыканты, незаметно для себя, отделялись друг от друга. Каждый предпочитал находить еду самостоятельно для себя. Самостоятельно найти необходимые материалы. Их пока объединял костер, и то, не всегда. Вечером Оливер играл скорее для себя, нежели для всех, известные мотивы. Хотя, может быть, он знал, что друзья все равно будут прислушиваться и тихо подпевать. Про себя или вслух. Проходя как-то близко мимо самолета, Тилль увидел засечки. Там Рихард отмечал количество прошедших дней. Линдеманн с ужасом увидел количество этих засечек. Число пересекло отметку за двадцать с дня крушения. Указательный палец прошелся по каждому, пересчитывая. Все верно. Разум играл с ними злую шутку. Дни летели быстро, сливаясь иногда в один. По ощущения, будто прошло очень много. В голове, будто неделя. По факту — три. Сколько раз их уже успели похоронить? Стоило Шнайдеру заикнуться о его готовности отправиться, музыканты быстро закончили со средством передвижением для хромого. Для крепости, поверх лиан положили широкий металлический пласт. Кусок от обшивки валяющийся поодаль от лагеря. Накрыли все пледом и сверху, как короля, положили Кристофа, предварительно наказав ему не двигаться. Группа собралась и отправилась в путь. Большинство вещей нес, или скорей вез, Пауль. Еще часть взяли на себя Тилль и Оливер. Почти все оружие отдали лежачему. Ещё два копья нес Ландерс. Из хищников однажды им встретилась лиса и скачущая по веткам куница. Смысл в средствах защиты не было, но лишняя осторожность не помешает. Медленно и потихоньку, делая остановки и разминки, музыканты дошли до берега, на котором находилась передняя часть самолета. — А тут красиво, — выдал Кристоф, приподнявшись на локтях. — Да ты романтик, — усмехнулся Рихард. — Может, бросим Дума прямо в воду? Охладим его… — Эй! — Шнайдер махнул рукой, пытаясь задеть Круспе. Музыканты аккуратно положили носилки барабанщика на песок. Все сели возле, чтобы перевести дух. Болели плечи и спина. У Тилля в спине что-то хрустнуло. Пауль поморщился от этого звука. Море было ласковое. Волн не было вообще. Вода прозрачная и теплая. Песок светлый и пушистый. Где-то валялись водоросли, но это была мелочь по сравнению с другой красотой. Переглянувшись друг с другом, группа приняла решение искупаться. Оставлять Шнайдера не собирались. Флаке ловко снял его шину с ноги, а Рихард и Тилль помогли зайти тому в воду. Кристоф плюхнулся в неё. Вода находилась ему по пояс. Барабанщик напоминал маленького ребенка, которому нельзя купаться. Только сидеть в лягушатнике. Оливер нырнул дельфинчиком и поплыл вдаль. К нему присоединился Линдеманн. Пауль и Кристиан остались поблизости от Шнайдера. Вдруг море решит забрать его в свои объятья? Рихард вообще скрылся в неизвестном направлении. После плескания в воде, Флаке вновь поместил ногу Шнайдера в шину. Его опять приподняли и отнесли в самолет. Побыв немного рядом и задав парочку интересующих вопросов, мужчины оставили Кристофа работать, а сами занялись размещением лагеря. Спать будут внутри, но огонь будет нужен. Тилль шевелил горящие дрова концом палки. К нему подсел Кристиан. От него пахло морской водой. На плечах и спине осталось немного песка. Кто-то загорал и забыл смахнуть все прилипшее. Линдеманн даже удивился, что никто не воспользовался беззащитностью Флаке и не выложил камушками слово или фигуру на его животе. Пауля приструнили, и теперь больше некому было хулиганить. — Выглядишь отдохнувшим… — чуть улыбнулся Тилль. — Когда ещё побываю на тихом пляже в почти гордом одиночестве? — потянулся Флаке. Он заметил песок на своей спине и принялся стряхивать его. Линдеманн помог в этом. Внимание их привлёк отдаленный разговор. Ландерс вымаливал прощения у Круспе, пока тот стоял по колено в воде, с соломинкой во рту и копьем на перевес. Рихард игнорировал его. Жевал свою травинку и смотрел на водную гладь. Оставшись непрощенным, Пауль поник и двинулся в сторону самолета. Очевидно, к Кристофу. — Меня беспокоит, что они все ещё не разговаривают друг с другом, — выразил свои мысли Тилль. — Боишься, что не помирятся? — спросил Флаке, посмотрев на Линдеманна. — Помирятся. Но не настолько быстро, как хотел бы я. — Они оба правы. Рихард прав в том, что Пауль сначала делает, а потом — думает. Но с другой стороны, он искренне сожалеет и всего-то пытался поднять настроение, — попытался объяснить Лоренц. — Чуть не погубив себя, — хмыкнул Тилль. — Думаю, проблема в том, что мы занимаемся не тем делом. Посуди сам: думаем только о том, как выжить. К этим заботам теперь прибавилась забота о постройке плота. Плот вряд ли получится построить, учитывая отсутствие инструментов, веревок, паруса, — звучал клавишник весьма пессимистично. Не верил он в то, что они смогут построить что-то, что не потонет в первые минуты и выдержит долгое плаванье. — Мы можем попробовать заняться музыкой. Для нового альбома с острова. Я видел твои записи в блокноте,  — а вот эта идея пришла Кристиану по душе. — Что скажешь? — Заглянул таки. Серьезно думаешь заняться этим? — Линдеманн изогнул надломленную бровь, однако чуть улыбнулся. — Брось. Разве это проблема? У нас есть две гитары и половина барабанщика. — Теперь-то ты меня убедил… — саркастично произнес Тилль. Музыкант немного задумался, переведя взгляд на огонь. — Черт с ним. Можем попробовать. — Вот и отлично. Пойду, обрадую других, — Флаке поднялся и двинулся к ребятам. К тем, кто ещё был здесь. Оливер скрылся в лесу, собирать что-нибудь съестное к рыбе. Согласились все не сразу. С каким-то скептицизмом отнеслись к этой затее. Писать музыку в такой атмосфере было двояким ощущением: ни оборудования, ни нормальных инструментов. Ничего. В воспоминаниях сразу вспылили картины прошлого. В каких условиях записывали тогда. И ведь ничего, удавалось как-то. Смогут и здесь. Собравшись вместе, вокруг костра, музыканты, как будто находясь всего лишь на природе, начали работу. На лицах в этот миг исчезла усталость. Исчезло все плохое. Они заставили себя поверить в их маленькую легенду, мечту. Сделали так, что гитара Оливера играла музыку, несущую в себе их прежние мотивы. Да, баллады, ведь другие вряд ли можно создать здесь. Но они были родными и знакомыми. Повеяло домом. Но это ощущение не заставило грустить. Накидывая слова и мелодии, группа оживилась. Каждый. Флаке не ошибся в своем предположении. Занявшись своим делом, они напомнили себе, что значит быть одной командой. Ради кого они стараются вернутся. Ради чего продолжают быть вместе. Но, не смотря на это, примирения Рихарда и Пауля не произошло. Гордость Круспе взяла над ним верх. Остаток вечера был тихим и мирным. Мужчины мало разговаривали и много думали про себя. Кристоф продолжал возиться в рубке пилотов. Туда же ему приносили еду и воду. Мозг у барабанщика работал и работал. Подключи к его голове провод, наверное, смог бы зарядить какое-нибудь устройство. Короткое воссоединение, как музыкальной группы, дало временный эффект. Вскоре они опять молчаливо шатались от безделья. Ближе к вечеру Тиллю удалось всех собрать возле костра и начать готовить ужин. Хотя бы здесь звучали тихие шутки и смех. — Риха-а-ард! — протянул Пауль, лежа на земле. — Пау-у-уль! — так же валяясь, ответил Рихард. — Ребя-я-ят! — вторил им Кристоф. Они лежали на землю кругом, чуть ли не толкаясь головами. Что-то вроде трехконечной звезды. Музыканты смотрели на звездное небо с чуть приоткрытыми ртами. Поодаль от них, возле костра, сидели Флаке и Оливер. Они не обращали никакого внимания на лежащих, ели какие-то ягоды и семечки из шишек. Огонь играл на их лицах. К ним подошел Тилль, вышедший из леса. Сев на часть матраса от кресла, Линдеманн взял немного ягод с листа, на котором они находились, и закинул в рот. Мужчина заметил троих друзей на земле и вопросительно насупился. Когда он отходил, такого не было. Что произошло? — Рихард, брат, извини меня, а? Я ж не хотел, я ж дурак. Я ж хотел улыбки только от тебя. Ты так красиво улыбаешься, — говорил Ландерс не своим голосом. Более расслабленным, тягучим, веселым. — Пауль, брат, ты дурак! Но, черт тебя дери на месте, такой хороший. За щеки потискать хочется, а потом — утопить, — сказал Круспе не своим голосом. — Ты тоже красиво улыбаешься. Особенно широко. Самому хочется заулыбаться. — Вот вы мерзкие! — усмехнулся Кристоф, который так же не походил на себя. — У меня аж скулы свело от количество «улыбок». — Рихард, простишь меня? — спросил ещё раз гитарист. — Конечно, Пауль! Не могу на тебя долго злиться. Ты же мне как брат. Глупый, вредный, но брат! — Рихард, я сейчас расплачусь! — всхлипнул Ландерс. Тилль недоумевал. Что происходило? Это походило на… Но это просто невозможно. Самые безумный вариант. Он был слишком очевидным: — Они обдолбанные? — спросил Линдеманн, посмотрев на Кристиана и Оливера. — Да, но не совсем… — ответил Ридель, продолжая трескать семечки. — Я их угостил грибами… — Что?! — удивлен был лишь один Тилль. — Спокойствие. Когда-то давно я сам такими баловался с друзьями. Случайно нашел в этом лесу. И подсунул этим троим как лакомство. Думу надо отдохнуть умственно, а им — помириться, — Оливер кивнул в сторону валяющихся. — Заснут, и завтра их отпустит, — Тиллю было нечего сказать в этот момент. Разинув рот, он уставился на басиста. — Может я действительно хладоголовая змеюка? — Оливер улыбнулся. — Это юмор уровня Ландерса, — усмехнулся Линдеманн. — Ты безумец, Олли. Или великий гений. — Знаете, что я хочу сейчас больше всего? — раздался голос Рихарда. — Сигареты и хорошенькую девчонку. Я устал дрочить. — Фу, ты этим реально занимаешься? Здесь? — скривился Пауль, но потом растянулся в похотливой ухмылке. — Дай пять, я тоже! — прозвучал характерный удар ладоней. — Мерзкие вы! Не трогайте меня потом! — брезгливо фыркнув, возмутился Шнайдер. Абсурд, да и только. Дать попробовать своим друзьям странные грибы, а потом наблюдать за их реакцией… Не совсем в стиле Оливера, но это бы объяснило его вечное спокойствие и рассудительность. Может, басист сам не прочь побаловаться чем-нибудь эдаким? Тилль усмехнулся от своих же предположений. Чушь. — Я кое-что понял за время прибывания на острове, — проговорил Тилль, не обращая внимания на лежащих. — Что? — спросил Кристиан, разглядывавший в это время интересную форму у ягоды. — Когда вернемся, я пожелаю столько же не видеть вас, — не удержался от шутки Линдеманн. Оливер и Флаке тихо засмеялись. — Нет. На самом деле я понял, как сильно мы стали единым целым. Убери одного, и мы все бы перестали существовать. Наша группа одна из уникальных. В ней не меняется состав. Никому из нас не найдется никогда замены. Я все думаю: что было бы, погибни кто-то? Смогли бы мы выживать дальше? — Тилль вздохнул. Не смогли бы. Не стань всего одного — все бы пошло иначе. — Если мы не вернемся, я буду рад прожить остаток жизни в окружении своей семьи. Оливер и Кристиан молча и не сговариваясь пододвинулись к Тиллю и приобняли его. Как бы они сильно не ссорились, они должны находить компромисс. Ведь либо действовать дальше вместе, либо одновременно уходить в закат. Или лучше рассвет? Их самолет же улетел утром… Тилль проснулся сам по себе. Впервые раньше всех. Он принял сидячее положение и осмотрелся. Легкое посапывание эхом отдавалось в самолете. Музыканты завернулись в пледы и старались не высовывать ни одну клеточку своего тела. Ночью на природе всегда холодно. Даже сейчас. Мерзлотно. Линдеманн зевнул и потер щеку. Его ноги тихо опустились на пол. Ноги были босые, поэтому не издавали ни единого звука. Тилль подошел к двери и выглянул наружу: хмуро, серо и туманно. Ближайшие деревья ещё видно, но вот те, что подальше, покрыты белой мглой. На небе тучи, которые не несли в себе дождя, однако выглядели нерадостно. В траве блестела роса. На море опять штиль. Природа была чем-то похожа на клип по песне Mutter. Где-то, наверное, поблизости вырыта большая яма и решетка. По коже от воспоминаний прокатились мурашки. Или от накатившей прямо в лицо прохлады. Тилль прошел вглубь самолета и ещё раз осмотрелся. Среди всех не хватало Шнайдера. И это последний человек, что в состоянии уйти куда-то. Линдеманн четко помнил, как они, оставшись троем, заносили обдолбанных друзей и укладывали их спать. Тогда куда девался Кристоф? Почесав затылок, Тилль двинулся к рубке пилотов. Приоткрыв дверь, он заглянул и обнаружил сидячего в кресле барабанщика. Откинувшись немного назад, он не то спал, не то бодрствовал. Тилль зашел полностью и закрыл дверь, чтобы никого не разбудить. — Ты чего не спишь? — сонно спросил Кристоф. — Хотел тебя об этом спросить, — ответил Тилль. Друг выглядел плохо: обросший щетиной, с сальными волосами, убранными в хвост. С уставшими глазами, под которыми были морщины и синяки. Вся грусть скопилась в одном человеке. — Эта махина требует настройки, — последовал зевок. — Непрерывной. Вожусь с ней… — А может, все-таки поспишь? — Тилль сел на второе кресло. В сущности, Кристоф ничем не занимался, а тупо смотрел в панель управления. — Ничего не получится, если твоя голова будет мутная. — Нет. Я не могу вас подвести. Я же обещал. От меня толку ведь мало, а тут… — Шнайдер снова зевнул и уставился на пейзаж на стеклом. — Брось. Разве ты виноват в том, что сломал ногу? Могло все быть гораздо хуже. — Ты не понимаешь. Я… — Кристоф неожиданно закрыл лицо руками и спустя мгновение всхлипнул. Затем ещё раз. Он заплакал. — Я хочу сделать все, чтобы вернутся домой. Я устал, Тилль. Раньше я никогда не испытывал такого желания оказаться дома, а сейчас… Кажется, я схожу с ума, — голос его надрывался и дрожал. Линдеманн увидел красные и мокрые глаза Кристофа, когда тот ненадолго оторвал руки от лица. — от одной мысли, что нас похоронили заживо. Тилль не знал, что сказать. Шнайдер был разбит. Трудно было понять: потерял ли он веру в то, что они выберутся с острова, или нет. Он старался. Правда, старался для всех. Делал, что мог. И вот когда подвернулся шанс повлиять на что-то, изменить и спасти их, на Кристофа напало сомнение. Будто он взялся за что-то неподъемное, при этом пообещав, что справится. Теперь боится всех подвести. И Тилль понимал его. Сдерживать эмоции он больше не мог, и когда ком в горле накатил, его прорвало. — Как ты живешь с этой мыслью? Спишь, ешь. Она же… — Разъедает изнутри? — закончил Линдеманн за друга. Они посмотрели на друг друга. — Я вспоминаю, кого оставил на большой земле. Кто нас ждет. И как бы я плохо не отзывался о нашей чрезмерной популярности, нельзя не признать, что там нас ждут не только близкие. Сколько миллионов преданных фанатов сейчас надеются на лучшее? И меня до сих пор не покидает чувство, что мы всех подвели, скрывшись в неизвестности, — Тилль вздохнул, сцепив пальцы в замок. — Ты настроишь эту штуковину, и мы вернемся домой целыми и живыми. Понял? — музыкант поддался вперед, оперевшись на колени. — А что если… — Если нет — значит, Рихард был прав: нам было предначертано оказаться здесь. Шнайдер затих, уставив взгляд в пол. За дверью послышались голоса и движение. Тилль поднялся на ноги, собираясь выйти. Кристоф неожиданно схватил его за руку. — Спасибо, — тихо, но, кажется, с облегчением сказал Кристоф. Линдеманну оставалось только улыбнуться. В самолете начинала пробуждаться жизнь. Рихард, Пауль и Оливер стояли на краю и высовывались, рассматривая природу. Флаке периодически глазел на них, укутавшись в плед по самый подбородок. Пожелав доброе утро Кристиану, Тилль подошел к остальным. — Нравится? — поинтересовался музыкант. — Мы будто ежики в тумане, — с детским восторгом проговорил Ландерс. Глаза у него счастливо горели. Долгожданная улыбка появилась на лице. — Почему ежики? — спросил Рихард, положившись лоб на руку, на которую опирался. — Мультфильм в России есть такой. «Ежик в тумане». Там Ежик потерялся в тумане, а потом встретил сову и лошадку. А в конце своего друга медвежонка. Но нас много, поэтому мы ежики, — объяснил Пауль. Круспе поджал губы и покачал головой, будто все понял. Тилль повернул голову на Оливера, вопросительно посмотрев на него. Ридель улыбнулся уголком губ и медленно кивнул. Они помирились. Линдеманн облегченно выдохнул. На одну беду меньше. По крыше, сначала осторожно, затарабанил дождь. Разогнавшись, на лес обрушился ливень.