Я стану твоим счастьем

      Вновь осушенный стакан опустился на стол с глухим стуком. Елена выдохнула, ресницы дрогнули, а на виске за пульсировала вена. Девушка думала. Голова кипела, а мысли вертелись в адском хороводе. Что делать? Его не было уже две недели, и за это время пришло лишь одно письмо! Контекст был скупой и сухой. Пальцы зарылись в шёлк волос. Лена упёрлась о стол локтями. Спина безбожно ныла от постоянной сутулости. Мягкая спинка кожаного кресла не спасала от спинно-головной боли. Елена помассировала виски, дрогнувшие веки прикрыли глаза. В глотке вновь пересохло. И эта пустынная атмосфера перемещалась в ротовую полость весьма стремительно.       Девушка грустно посмотрела на стеклянный графин, на самом дне печально плескалась зеркальная жидкость. На два глотка не более. Девичьи руки сомкнулись на хрустальном сосуде, горлышко было поднесено к стакану, а затем резко отдёрнуто. Елена залпом вылила остатки живительной жидкости в засушливую пасть прямиком из графина. Да, всё как она и предполагала, два глотка. Стеклянный хранитель воды, животворящей был почётно водружён на край широкого дубового стола. Покрасневшие от усталости и недосыпа глаза упёрлись в текст толстой книге, раскрытой на середине. Буквы поплыли. «М-да… Приплыли! Точнее поплыли…!» — мрачно хмыкнула девушка, с горечью во рту захлопывая увесистый томик. В дверь раздался робкий стук. Елена встрепенулась, отодвигая книгу поближе к графину. Пальцы переплелись, заключая друг друга в цепкий клубок. — Войдите! — Девушка элегантно выпрямила спину. — Вы хотели видеть меня, — послышался вкрадчивый голос. — Хотела и хочу, — деловито кивнула девушка. — Проходи присаживайся, — она кивнула на стоящие напротив стола мягкое кресло, обтянутое фиолетовой кожей.       Вайолет молча выполнил просьбу преподавательницы. Елена вздохнула на мгновение о чём-то задумываюсь, затем поднялась со своего места, подошла к двери и два раза с характерным щелчком провернула ключ в замке, секунда и холодящих кожу металлический предмет легко выскользнул из щели. Лена от чего-то хмыкнула, убирая ключ в карман, расположенный в мантии на груди. Хелен вальяжно прошествовала к своему креслу. Все её действия сопровождались цепкими совиными глазами, фиалковыми и холодными. — Итак, — вкрадчивым тонном начала девушка, поудобней усаживаясь. — Я целиком и полностью в вашей власти, — покорно прошептал Грегори. «В моей… Власти?» — от такого заявления из головы Елены вылетело всё что она планировала сказать. — «…Да ты парень не иначе как на мне решил поучиться флиртовать?» — от этой мысли появилась лёгкая улыбка. — Я хотела вернуться к нашему незавершённому разговору, — руки вновь сцепились в замок. — Когда вы упали с лестницы, — непойми к чему напомнил Грегори, Елена могла поклясться, что на этом моменте губы Вайолета дрогнули. — Вы, молодой человек, способны вдохновить миллионы начинающих поэтов, — тихонько рассмеялась Хелена. — Да, наш разговор прервался именно по причине моей неловкости, — она поправила волосы скрывая порозовевшие от смущения кончики ушей. — Я вас слушаю. — Что с твоей матерью? — голос Елены вмиг приобрёл металлический привкус. Полость рта заполнило что-то липкое и вязкое. Это нечто надавало девушки продолжить, потому она ждала. Студент не спешил. Преподавательница шумно втянула воздух ноздрями. Ей становилось жарко. Лена физически ощущала как капли крови появляются на её коже, приклеивая к ней тонкую тёмную ткань одежд. Всё жарче, потливей, и неуютней. Грегори молчал. Елена видела, его кровоточащую рану, сама же расковыряла старый шрам. Намеренно вонзила в него меч, с нескрываемым любопытством провернула лезвие, наблюдая как чёрная молодая кровь стекает по рукояти, её руке, впитывается в мантию. В тёплые дни всё гниёт быстрее, от того комнату заполняет сладковатый аромат. Больше всего девушку ужасало собственное удовольствие от сего действия. «Я схожу с ума.» — наконец-то она смогла сглотнуть вязкость, и выдать что-то отдалённо похожее на улыбку. — Вы и так всё знаете. — Нет, я ничего не знаю, совсем ничего. И я уверена, что написанное в вашем личном деле не имеет ничего общего с происходящим на самом деле. — Вы ошибаетесь, — фиалковые глаза резко уставились на Лену. Она содрогнулась. Таким взглядом не смотрят, а убивают. — Там написана правда, просто не вся. — Твоя мать больна, — голос дрожит. — Да, — юноша кивает. — Она больна извращённой любовью. Хелена зажмурилась. Гнать, гнать их прочь! Мысли, крики, смех, плачь! Грязь чужого греха, заляпавшая её душу, довольно завозилась. Она сжала зубы, так что дёсны заболели. Ей нельзя было показывать свою слабость. Боль, страдания и отчаянья только её проблема. Её крест, тяжеливший грудь, давящий на сердце, забирающий её истинное обличие. Монстр, который с наслаждением пережевал её, переломал кости, превратил плоть в кашу, а затем выплюнул… Этот монстр возник за её спиной. Нашёптывал о давно минувших днях, которые Елена загнала в самые непроходимые дебри подсознания. Внезапно всё стихло, и удивлённая Лена, заморгав уставилась на сжавшую её ладони руки. — Вы не в чём не виноваты, — он знает, этого монстра, это чудовище управляло и его тенями, мучившие юношу в кошмарах. — Мой отец тиран.       Три слова, и сколько в них боли. Три слова пропитанных кровью как корж молоком. Они смотрят друг на друга. И Лена понимает какими разными бывают отражения. Какие противоречивые чувства можно испытать к разным из них. Ненависть, понимание, чуткость, любовь, счастье… Лена в безумном порыве подалась вперёд, заключая хрупкую тощею фигуру в объятия. Он не отвечает, зарывается лицом в её плечо. Юноша не плачет, нет, только шумно дышит, в отличии от Хелена. Она боится спугнуть трепет в груди. Этот мальчик, вытащил её из помутнения одним касанием. Спас от монстра, вкрадчивыми словами, полушёпотом и взглядом. Так умеют лишь единицы. Так умели только два человека в её жизни. Как бы это иронично не было, при воспоминании об обоих ладони холодит могильная плита. Лена расцепляет руки, аккуратно возвращается в прежнее состояние. — Я его засужу, — уверенно произнесла девушка. — Как? — уголки бледных губ приподнялись. «Ёбанный девятнадцатый век!» — внутренне завопила Елена. — Суд бывает разный, — ответила та. — Человеческий, Божий… И по справедливости, — от этого тона по сутулой спине юноши пробежали мурашки. Уголки вновь приподнялись, растянулись, улыбка была до боли знакома Елене, ведь сейчас точно такая же, отражалась на её лице. «Я больше не буду бездействовать. К чёрту всё!»       Ключ в нагрудном кармане обжог, напоминая о своём существование. Девушка встрепенулась, и через некоторое время уже закрыла дверь за ушедшим в темноту коридора парнем. — Теперь я устанавливаю правила…       Сейчас Елена чувствовала себя иначе. Отныне для неё не было чётких правил. Это её игра, её главная роль, которую она никому не уступит.