Медлительно влекутся дни мои, И каждый миг в унылом сердце множит Все горести несчастливой любви И все мечты безумия тревожит. Но я молчу; не слышен ропот мой; Я слезы лью; мне слезы утешенье; Моя душа, плененная тоской, В них горькое находит наслажденье. О жизни час! лети, не жаль тебя, Исчезни в тьме, пустое привиденье; Мне дорого любви моей мученье — Пускай умру, но пусть умру любя!
Желание. А.С Пушкин
Дорога была длинна и понятна. Гробовщик ехал с важным разговором к своему хорошему знакомому. Сильно рисковал и сам отставной жнец и его друг. А всё ради чего? Кого? Той, что он знает не больше трёх месяцев? Это было так странно… Он едва узнал эту личность. Девушку из другого мира, с бесконечными замками на сердце, которые невозможно было взломать, даже будучи самым проворным домушником. Нет… к таким замкам нужен особый подход. Гробовщик осознавал свою невнятную привязанность к Елене, но не понимал откуда бы ей взяться. Та совершенно не походила на его первую и до недавнего времени единственную любовь - Клодию. Девушки были совершенно разными, и сходились разве что в бесконечной поддержке жнеца. Но Елена до боли ему кого-то напоминала, очень близкого, родного и несчастного… Кого-то чьё существование Гробовщик нещадно отрицал. Она напоминала ему самого себя. Такого далёкого давно забытого, похороненного под толстым слоем пыли и паутины, Скованного давнишними обещаниями и клятвами, которые когда-то казались нерушимыми. Но даже они, как и многое другое в жизни Серебряного лиса оказались фальшью. Сейчас смотря на дорогу, Гробовщик вспоминал их долгие разговоры. Пара могла говорить обо всём. Елена часто задавала множество вопросов, а мужчина терпеливо на них отвечал, но любопытно что Елена больше не спрашивала ни про Клодию ни про прошлое отставного жнеца. Быть может, боялась задеть? Ранить? Жнец вздохнул. Именно этого она и опасалась. Зря? Возможно… а может и нет. На самом деле Гробовщик не знал, как бы сам отреагировал на такие вопросы. Он часто прокручивал в голове сюжеты, где он с трепетом в сердце отвечает на вопросы, но… На деле был уверен, что это будет куда сложнее в реальности чем голове. Он не дурак, и ему не одна тысяча лет, и всё же очень часто он ловил себя на мысли о поведение мальчишки, что так необузданно пробудился в нём. Гробовщик дурачился и раньше, это его особый, ни с чем не сравнимый стиль. Он был таковым столько сколько себя помнил жнец, а помнил он себя очень хорошо. Но теперь в искромётных шутках и жутковато-безумном поведении прослеживалось подростковое ребячество. Быть может это благодаря Елене? Что ж… Если это так, то… Он ей несказанно благодарен. Порой он забывал какого это чувствовать себя живым, отныне этого не случалось, так же было и когда он повстречал Клодию. Гробовщик устремил свой печальный взгляд в сумрачную темень. Бесконечно длинную дорогу, осветили светлячки. Эка невидаль! Откуда их столько взялось? Они буквально облепили каждую травинку, и огромными группами осели на дороге будто преграждая путь жнецу. Парочка светящихся насекомых закружились в невероятно завораживающем танце и осели на руку Гробовщика, он остановил лошадей, и с интересом начал наблюдать за безрассудно смелыми насекомыми. Те сцепили лапки, и, казалось, о чём-то переговаривались, на своём, на светлячковом. Гробовщик хмыкнул, эти насекомые, которые уже облепили практически всё пространство вокруг него, напомнили о их последней беседе с девушкой, прямо перед его отъездом. Чего хотела Лена на самом деле? Непросто же так она задала подобный вопрос… Или же он был спонтанным? Ответов не было, зато появилось приятное послевкусие после воспоминания о таком повседневном и обыденном диалоге, от него веяло чем-то тёплым и родным, создавалось ощущение уюта, которого так не хватало. И всё же зачем?.. «Странная женщина», - хмыкнул про себя Гробовщик. Светлячки манили, от того околдованный их сиянием, Гробовщик вышел из повозки. Волшебные создания сразу облепили жнеца, и с немыслимой силой буквально потащили его вперёд по дороге, освящённой собратьями светящихся озорников. Мужчина удивлённо улыбался. Он не был напуган, напротив эдакое непривычное поведение насекомых его забавляло, он хотел знать, что они задумали. Светлячки вели его во тьму. Она липкая и туманная облепила Гробовщика со всех сторон, забралась холодными щупальцами под балахон. Неприятная, шершавая и склизкая темнота будто желая добраться до его сердца, бурила своими мерзкими щупальцами грудную клетку. Мужчине стало противно, что странно. Гробовщик по весьма понятной причине не отличался особой брезгливостью. Но сейчас… сейчас, липкие тени бередили в нём странные чувства. Давно забытые, оставленные в прошлом. Это чувство появлялось редко и в особых случаях. На памяти мужчины оно не полностью, а лишь коротким отголоском пробудилось в его душе, когда он и Елена находились в гостинице. Не повинуясь своему хозяину мысли, заскакали перед глазами колючими чёрными искрами.***
Она сидела на широком подоконнике. Ноги, согнутые в коленях, укрывала длинная юбка платья, цвета парного молока. Волосы заколоты в высокую причёску, руки, закрытые до запястья рукавами фонарями, прижимали к округлой груди книгу, в красной обложке. Увесистый томик под авторством Даниэля Дефо. Правда названия не было видно. Девушка вложила внутрь ненужную пожелтевшую бумажку, заместо закладки. Книга закрыта. Елена её не читала. Взгляд голубых глаз был устремлён куда-то вдаль. В серые небеса, застеленные тучами. Скоро будет дождь. Гробовщик только что вернулся от своего названного внука, чей гроб они расположили в соседней комнате, доплатив владельцу гостиницы, чтобы не было лишних вопросов. В комнате повисла некая недосказанность. Взгляд девушки был отстранённым, мужчина видел это в отражении оконного стекла. Лена будто заблудилась в лабиринте собственной души. Был ли оттуда выход? Грянул гром, девушка резко повернула голову в сторону вошедшего, его тут же обжёг холод, вмиг проросший инеем в голубых глазах. Гробовщик вздрогнул. Девушка молчала. Молчал и он. Тягучая неописуемая тоска закралась в сердце мужчины. Да, точно – тоска! Именно её пробуждали в нём холодные щупальце, сотканные из недобрых теней. Но в этой комнате, где блуждали его воспоминания, это чувство внушал ему… Взгляд, трепет пушистых ресниц, очерк скул, одинокая прядка, выбившаяся из собранных волос. Боль, сквозившая в каждом вздохе. Она не дышала, а скидывала тяжелейшие камни. И они летели вниз, с обрыва, в пропасть – отчаянье, из которой не было выхода. Лена повела плечами и заговорила. Голос был тихим с лёгкой, едва уловимой хрипотцой: - Я всё детство мечтала жить на необитаемом острове, - голова вновь повернулась в сторону окна. «Робинзон Крузо», - тут же мысленно отметил мужчина, зачем-то переведя взгляд на книжную обложку. - Вместе с Сашей, - Гробовщик снова вздрогнул, девушка редко упоминала имя брата. – Тем более, когда он умер, - голос дрогнул. – Потому что, вместе с ним погибла и я, - по фарфоровой щеке скатилась восковая капля. – Но я поклялась жить, ради него, в память о нём… - Медленно растворяясь и исчезая в тени давно почившего человека, - закончил за неё мужчина. - Да, - она кивнула, медленно утирая слезу рукавом, - Но сейчас, я снова начинаю жить, не ради кого-то, а ради себя. - Даже если я брошу тебя? – пытливо уточнил Гробовщик. - Тем более, - твёрдо ответила Елена. Губы мужчины расползлись в довольной улыбке. – Но я не хочу жить без тебя. Я могу, но отныне наши жизни переплетены. Забытое чувство медленно уползало в далёкие пещеры, сейчас для чувствительных к свету змей было слишком светло. А дело всё в солнечной улыбке, что словно последний осенние луч солнца, пробился сквозь тучи, как весенний подснежник, радуя глаз всякого проходящего пробился через толщу льда из снега, расцвёл на красивом девичьем лице. - Мы будем жить, и никто нас более не остановит, - Гробовщик расхохотался в такт новому раскату грома. – А если попытаются, мы докажем, что мы живые, с нами так нельзя! За окном ударила молния, освещая две фигуры заключившие друг друга в объятия и упавшую на мягкий ворс ковра книгу, раскрывшуюся на середине. Отдельные строчки, выхваченные внезапным уличным светом, гласили: «Это немое отчаяние было невыносимо, потому что всегда легче излить горе словами или слезами, чем таить его в себе.»***
Из липкой неги мужчину вырвал свет. Сильный, тёплый… Как улыбка девушки, сидящей на подоконнике, обретая смысл жизни в новых радостях. Это светлячки усилили свечение. Светлячок, вот кого ему напоминала Хелен. Маленькая, бойкая букашка. Способная ослепить любого своим духовным сиянием. Наконец, светлячки отпустили его, но не улетели, они кружились в лихом танце, за которым Гробовщик пронаблюдал, а затем. Упёрся взглядом в высокого человека. Он стоял к нему спиной, укрывшись тёмным балахоном с головой. - Ты забываешься, - голос красивый, мелодичный, мужской. – И так всегда. Сколько ещё ты натворишь из-за своего забытия, - мужчина откинул капюшон, волосы чёрные. – «Сегодня мы любим то, что завтра будем ненавидеть; сегодня ищем то, чего завтра будем избегать. Завтра нас будет приводить в трепет одна мысль о том, чего мы жаждем сегодня.» Скольких ты погубил из-за наплевательского отношения к этим строкам? Скольких ещё погубишь?! Ответь мне! – мужчина повернулся. – Старый друг… - Ты не поймёшь, - Гробовщик покачал головой, сглотнув непонятно откуда взявшийся раздражающий ком, - Мариус…