«Не понимаю, откуда у тебя столько власти над моим несуществующим сердцем?»
К.Маккалоу
Это неприятное ноющее чувство под рёбрами, неустанно возвращающееся каждый раз, как Квентин кидает хоть мимолётный взгляд на отель, в котором остановилась группа Питера. Это приторная дрожь где-то в поясничных позвонках, прошибающая его каждый раз, как он вспоминает восторженные улыбки Паркера и эти огромные карие глаза. Это электрические разряды, спрятанные в грудной клетке от одной мысли о том, как доверчиво он смотрит. Он сидит на этой чёртовой крыше уже почти час, оглядывая город, надеясь найти себе хоть что-то, что отвлечёт, но взгляд стабильно возвращается к флагам на крыше отеля, и время уже переваливает за полночь, когда Бэк наконец поддаётся иррациональному желанию вновь увидеть Питера. Вновь увидеть, пусть и не зная, приближает ли каждая новая встреча к конечной цели или невыносимо отдаляет от неё. Питер спит на животе, свесив одну руку с кровати и дёргая пальцами в ответ на каждый шорох. Прежде чем тихо постучать в окно, Квентин задерживает взгляд на его расчерченном полосами теней лице, будто на пластинку пытаясь записать изгиб его губ, спадающие на лоб кудри и подрагивающие ресницы. Чтобы в любой момент можно было включить и проиграть этот момент снова. Когда ему уже будет велено держаться подальше. Когда он всё же стучит, подросток просыпается мгновенно. Это видно по тому, как сходятся его лопатки, напрягаясь. За то короткое время, что на нём висит звание Мстителя, он научился быть готовым к драке в любой момент. Для шестнадцатилетнего подростка это несправедливо. Ещё одно доказательство того, что Тони Старк всегда заводил всё слишком далеко, не думая ни о ком, кроме себя, думает Бэк. — Это всего лишь я, - говорит он вместо этого, и Питер моментально вскидывает голову, чтобы убедиться. Как только он видит, что это действительно его новый знакомый, Питер сонно улыбается и встаёт с кровати, чтобы открыть окно, а Бэк не может не прослеживать то, как меняются черты его лица. Что-то под рёбрами снова ломит, хочется протянуть руку, коснуться, обвести линии скул и подбородка, но прежде, чем он успевает совершить эту ошибку, парень спрашивает: - Почему было не подняться по лестнице, если в такое время всё равно все спят? – он пытается убрать со лба непослушные прядки, но после сна они отказываются лежать как-либо иначе. - В этом нелепом костюме? – спрашивает Квентин, только чтобы вызвать улыбку. И Питер улыбается. Почти смеётся, в самом деле. Сонно, почти смущенно, но так по-детски открыто, будто эта бесконечная война с Таносом его никак не затронула. И сердце Квентина распадается, блять, на части. — Это что-то по поводу Элементалей? – спрашивает Питер, усаживаясь обратно на кровать и упираясь локтями в колени. Да, все они – это блядские голограммы, которые я создал, чтобы отомстить святому Тони Старку, но чем дольше я смотрю на тебя, тем меньше моя уверенность в том, что я смогу разбить тебе сердце и не возненавидеть себя после этого, думает Квентин. - Нет, - говорит он вместо этого – Я просто хотел узнать, не хочешь ли ты погулять по городу, пока Фьюри ещё не отправил нас куда-нибудь подальше? И Питер соглашается. Моментально. - Мне нужно только переодеться, - бросает он и уже начинает стягивать с себя эту нелепую пижамную футболку, открывая впалый живот, как Квентин останавливает его, не в силах смотреть. - Нас всё равно никто не увидит в такое время, не напрягайся. Паркер замирает на секунду, а затем просто кивает, цепляет на запястья шутеры и выбирается из окна, на какое-то мгновение оказываясь слишком близко. Настолько, что это вынуждает Бэка перехватить его талию скорее из инстинкта, чем из собственного желания, когда одна его нога вдруг соскальзывает вниз. Первая реакция Питера – защитная, он просто знает, что не должен упасть, так что он сам не до конца понимает, как его руки оказываются на плечах Квентина. Почти в два раза более широких, чем его собственные. И видит, блять, Бог, он слишком близко. Бэк не в силах противостоять самому себе и на секунду – всего на мгновение –прижимается к волосам Питера, вдыхая запах тропического шампуня, от которого кружится голова. Он заполняет лёгкие, обволакивает всё внутри, и в голове проскальзывает почти неуловимая мысль о том, что мужчина дышит только им, Питером. - Ты уверен, что проснулся? – хрипло выдыхает он, только бы скинуть с глаз пелену. Квентин сажает парня обратно на подоконник и наблюдает за тем, как он смущается, пряча глаза и неловко перебирая пальцами по коленке. И каждый новый удар его пальцев – ровно в такт с сердцем мужчины, он готов поклясться. Это жестоко с его стороны. Питер поправляет шутеры, будто всё дело в них, стреляет паутиной в свою красную толстовку, висящую на двери в комнату, и натягивает её на себя, пряча влажные волосы под капюшоном. А затем всё же поднимает глаза и снова улыбается, выглядя так нелепо в этих пижамных штанах и безразмерной толстовке, что Бэк на секунду забывает, зачем вообще разбудил его. Но уже в следующий момент Паркер сам спрыгивает вниз, на полпути подхватывая себя и оказываясь на крыше ближайшего здания, заставляя опомниться. Он смотрит выжидающе, по-детски нетерпеливо, будто бросает вызов. Будто спрашивает, сможет ли Мистерио догнать знаменитого Человека-Паука. И он поддаётся. Конечно, он поддаётся, потому что он не может отказать Питеру. Не сейчас, когда он всё ещё чувствует его запах где-то глубоко у себя в голове. Стоит ему сделать движение в сторону парня, как тот уже оказывается на следующей крыше, непременно оглядываясь, задерживаясь на долю секунды, чтобы убедиться – Бэк следует за ним. Квентин держится на небольшом расстоянии. Протянул бы руку – и при малейшем замешательстве со стороны Питера – перехватил тонкое запястье. Но он этого не делает. Позволяет раз за разом ускользнуть, незаметно притормаживая, чтобы, когда Питер наконец нашел крышу по вкусу, каждой клеткой впитывать его самодовольную улыбку, зная, что причина – он. - Не обидно проиграть подростку? – спрашивает Паркер, садясь на край крыши и свешивая ноги вниз. Господи, я даже не проследил за тем, чтобы он обулся, думает Квентин. Из-за меня он прыгает по крышам в несочетающихся носках. - Подростку с суперспособностями, - пожимает плечами мужчина, садясь рядом. – Это смягчающий фактор. Питер усмехается и пожимает плечами, краем глаза глядя на Квентина. Затем, кажется, замечает у себя отсутствие обуви, и его брови непонимающе сходятся к переносице. - Я хотел сказать тебе, но решил, что это считалось бы отвлечением соперника и нарушало правила, - говорит Бэк, даже не замечая, как на ходу придумывает эту маленькую ложь. Паркер сужает глаза, недоверчиво, испытывающее, будто проверяя Квентина на прочность. И, когда ничто в нём не выдаёт ложь, кивает, отпуская. Квентину кажется, что Питер видит его насквозь. Сквозь всю ложь, все маски, всё притворство, видит его настоящего, и уже знает, что его ждёт, но от чего-то не пытается это предотвратить. Будто ему интересно узнать, что будет, и он готов пойти на риски. Это несправедливо по отношению к нему, Квентин прекрасно понимает. Несправедливо снова толкать в водоворот событий, в которых он не виноват, когда он просто хочет нормальных каникул. Снова разбивать ему сердце, когда всё, что он пытается сделать – это собрать его по кусочкам. Он этого просто не заслужил. Тони Старк разрушил самое прекрасное, что когда-либо создал Квентин, и годами он так отчаянно хотел отомстить, отплатить той же монетой, но теперь, глядя в эти огромные, блять, глаза, смотрящие так доверчиво и проницательно, он понимает, что нашел самое прекрасное творение Старка. И он не уверен, что он не разорвёт сам себя в клочья, если с ним хоть что-то случится. - Знаете, мистер Бэк, я никогда не… - начинает было Питер, но мужчина его останавливает, улыбаясь уголками губ. - Я же просил, просто Квентин. - Квентин, - повторяет Питер. Почти по слогам, будто проверяя, как это имя ощущается на языке. Как нижняя губа на мгновение прикусывается на «в», и как язык упирается в верхний ряд зубов на двойной «н». Квен-тин. - Я не знаю ни одного созвездия, - заканчивает свою фразу Паркер и откидывается на спину, глядя в серо-синее городское небо. – То есть, я знаю Большую Медведицу, но с таким количеством света даже её не видно, кажется. Его взгляд бегает по небу, ловя едва заметное мерцание звёзд, следя за красными огоньками самолётов, медленно заходящими на посадку где-то на другой стороне города. Он выглядит так, будто вот-вот провалится куда-то в пропасть своих мыслей, и Бэк, чтобы не допустить этого, и чтобы удовлетворить свое желание - потребность – слышать его голос, спрашивает: - Расскажешь, как стал Человеком-Пауком? И Питер рассказывает. Рассказывает со сверкающими глазами, смеясь с ему одному понятных воспоминаний, жестикулируя и запинаясь от того, как много ему хочется сказать. Кроме Нэда и Мэй, никто никогда его не спрашивал об этом. Но и с ними он не мог был быть так открыт, потому что они, хоть и являются самыми дорогими ему людьми, всё же просто люди. Квентин же – или, скорее, Мистерио – был в каком-то плане таким же, как сам Паркер, и от этого хотелось рассказать всё, о чём раньше он всегда молчал. Бэк слушает его, не отводя взгляда, придвинувшись чуть ближе, чем стоило бы, лишь иногда успевая что-то ответить, и именно отсутствие должного расстояния между ними заставляет его сердце пропустить удар, когда Питер вдруг хватает его за руку и прижимает раскрытую ладонь к своему запястью, чтобы показать, как работают шутеры. Квентин повинуется, покорно повторяя название каждого элемента, заставляя себя не думать о том, что это всё Старк-Старк-Старк. Затем Питер предлагает ему примерить один из шутеров, и Бэк снова соглашается. Всё что угодно, думает он, всё что угодно для тебя. Паркер не доверяет ему задачу надевания механизма на руку, и делает это сам, скользя тёплыми пальцами по тонкой чувствительной коже запястий, вызывая неконтролируемые волны мурашек. - Твои запястья в два раза шире моих, ты знаешь? – говорит Питер скорее сам себе, нежели мужчине, но он слышит – конечно, он слышит – и от этого плывёт голова.– Давай, попробуй. Квентин пробует. Он в точности повторяет движение, которое показывает парень, но, как он и предполагал изначально, стрелять паутиной ему просто не дано. Он пробует снова. И снова. Раз за разом промахивается мимо цели, выставляя себя идиотом, но Питер смеётся. Смеётся до слёз, до едва различимого «ради Бога, перестань, мне нечем дышать» и попыток трясущимися от смеха руками отобрать механизм. Смеётся настолько громко, что где-то внизу открывается окно, и какой-то мужчина орёт на них на незнакомом языке. Бэк сдаётся только когда Паркер, едва дыша, стреляет в него из собственного шутера, обматывая предплечье. Он поднимает руки вверх в поверженном жесте и опускается рядом с парнем, пытаясь распутать липкую сеть, когда Питер, всё ещё трясясь от смеха, вдруг укладывает голову ему на плечо, моментально выбивая воздух из лёгких. Решив, что риск того стоит, он осторожно, на пробу, трётся щекой о всё ещё влажные волосы Паркера, закрывая глаза, чувствуя, как тропический шампунь снова заполняет лёгкие от стенки до стенки. Питер не дёргается, не отодвигается и не напрягается. Более всего прочего, он расслабляется, наконец выравнивая дыхание и укладывая голову поудобнее. - Знаешь, когда-то я дрался против самого Капитана Америки, - говорит он, - Он ни разу не навредил мне, но всё же я был в команде его оппонентов и выхватил щит прямо из его рук. Квентин усмехается, невидящим взглядом рассматривая паутину на своей правой руке. - Сколько тебе было? - Всего четырнадцать. Это была моя первая официальная вылазка под именем Человека-Паука. Это была ещё и моя первая вылазка в Европу, если я правильно помню. Меня отвезли в Берлин, всё происходило в одном из аэропортов. Питер так старательно избегает упоминаний Старка, что это сразу заметно. Говорит расплывчато, не уточняя имена или то, как именно он получил свои костюмы. От этого едва ли не больнее, чем он того, как он каждый раз опускает глаза, упираясь взглядом куда-то себе в колено. И пусть Бэку хочется узнать, хочется увидеть Тони с другой стороны, чтобы было, блять, проще, он не спрашивает. Только придвигается чуть ближе, когда видит, как парень кутается в толстовку. - Тебе холодно? – спрашивает он мягко. Конечно, ему холодно, блять, думает он, сейчас три часа ночи, а он в одной пижаме. - Совсем немного, - говорит Питер, стараясь скрыть румянец на щеках. – Это нестрашно, я легко адаптируюсь к любым условиям, просто… - Я мог бы обнять тебя, если хочешь. Не соглашайся, не соглашайся, не соглашайся, мысленно умоляет Квентин, если ты согласишься, весь мой блядский план будет уничтожен. И сразу за этим: согласись, согласись, согласись. Если ты не согласишься, уничтожена будет вся моя жизнь. Питер медлит несколько невыносимо долгих секунд, а затем придвигается ближе, поднимая голову с плеча мужчины, чтобы тот мог перекинуть руку и прижать парня к себе. Паркер умиротворённо вздыхает, прижимаясь ближе, подбирая под себя коленки и упираясь в них подбородком, согреваясь. Квентин же не знает, как ему дышать, только прижимает чуть крепче, надеясь, что не спугнёт, не разрушит момент, неизвестно по какой причине дарованный ему. Они сидят в тишине несколько минут, рассматривая мерцающие огни города, когда Бэк наконец собирается с силами и говорит: - Я рад, что война с Таносом не уничтожила тебя, как многих других. Его сердце бьётся где-то в горле. - Откуда ты?.. – начинает было Питер, разворачиваясь. - Фьюри, - снова лжёт Квентин, - Он рассказал мне про события последних пяти лет, про Камни, про итоги войны. Он сказал, без тебя победа была бы невозможной. - Вернуться было так странно, - выдыхает парень, - Половина тех людей, что я знал, стали на пять лет старше, у некоторых даже успели появиться семьи. Их жизни уже были совершенно другими, а я остался таким же, каким был, понимаешь? Даже волосы не отрасли ни на сантиметр. - Питер… - Мир хоть как-то, но жил дальше, люди мирились с потерями и отстраивали свои жизни заново, с оглядкой на условия, а я просто не понимал, как то же самое сделать мне. Я даже не был до конца уверен, реально ли всё это или это просто бесконечно затянувшийся ночной кошмар. Он резко встаёт, обнимая себя руками и отходит к противоположному краю крыши, тяжело дыша. Квентин не до конца, но почти уверен, что его бьёт дрожь, что с этим нужно что-то сделать, пока не стало хуже. Он поднимается следом, осторожно подходя ближе, протягивая одну руку в примирительном жесте. - Питер, пожалуйста, иди ко мне, - зовёт он. Подросток оборачивается, и выражение его лица словно старое зеркало – разбито на осколки. Губы поджаты, брови заломлены к переносице, в бесконечно тёмных в такое время суток глазах стоят упрямо сдерживаемые слёзы, и всё это – будто удар под дых, от которого подгибаются колени. Его пальцы крепко сжаты на плечах в качестве самозащиты, и когда он снова заговаривает, Бэк видит, что все свои силы он бросает на то, чтобы его голос не срывался. - Когда я получил эти способности, я не знал, чем это для меня обернётся. Я был самым счастливым человеком в мире, когда официально получил звание Мстителя, и не имел ни малейшего понятия о том, каких жертв оно будет стоить. Мне ещё даже нет семнадцати, а я уже был участником двух войн, вместо того чтобы по ночам сбегать из дома с друзьями, играть в глупые игры на приставке и волноваться только о том, успею ли я выучить три параграфа материала по физике за пятнадцать минут до экзамена. Его голос всё-таки ломается от тихого всхлипа, и он раздражённо вытирает глаза рукавом толстовки, отказываясь плакать. Квентин оказывается уже достаточно близко, чтобы наконец коснуться его, мягко сжимая предплечье и притягивая ближе к себе. Питер всё ещё не ломается, все ещё не позволяет себе плакать, но всем телом прижимается к Бэку, пряча лицо в собственных предплечьях. Мужчина одной рукой прижимает его к себе за поясницу, другой гладит по спутанным из-за капюшона волосам, стараясь успокоить, уже не отдавая себе отчёта в собственных действиях. - Всё будет хорошо, - говорит он тихо, - Нужно только немного времени. Он прижимается губами к волосам Питера, зная, что не должен, зная, что не имеет на это никакого права, но не в силах сдержаться. Затем целует еще раз, ближе к виску, не дотягиваясь из-за разницы в росте. - Я уверен, что все, кто знают, безумно горды тобой, Питер. Даже те, кого забрала война. Питер замирает в его руках, будто ему от этих слов так же больно, как самому Квентину, а затем вскидывает голову, несколько бесконечных секунд глядя своими невероятными глазами, и подаётся вперёд, прижимаясь к губам Бэка своими. И это пробивает до дрожи, до всполохов перед глазами. Будто каждая частичка тела Квентина распадается на части, чтобы собраться вновь и распасться обратно секундой позже. Он резко втягивает воздух, прижимая Паркера ближе к себе, сминая в пальцах мягкую ткань толстовки. На вкус он как мятная зубная паста и какая-то газировка. Одна из приторно-сладких, из тех, которых невозможно сделать больше, чем несколько глотков, но уже через секунду хочется ещё. Питер отстраняется, дыша шумно и тяжело, его ладони скользят вверх по груди Квентина, останавливаясь на плечах, сжимая будто на пробу, затем сжимая сильнее. Он поднимает глаза, теперь ещё более тёмные из-за расширенных зрачков, лихорадочно сверкающие, затягивающие без возможности сопротивления. Одна его рука путается в волосах Бэка, он склоняет голову набок, что-то ища во взгляде мужчины, а как только находит, снова прижимается к губам. Уже увереннее, требовательнее, начиная понимать, чего хочет. Он путает прядки волос Квентина, сжимает, оттягивает, играет как сам хочет, и Бэк ни на секунду не препятствует, готовый позволить Питеру всё, что он только пожелает. Его губы мягкие, податливые, будто их никто раньше не целовал. Блять, думает Квентин, его никто раньше не целовал. Он сжимает пальцы на пояснице Паркера, заставляя его громко вздохнуть и прогнуться, прижимаясь ещё ближе. Не чувствуя кончиков пальцев, расстегивает молнию на толстовке, пробираясь тёплыми ладонями сперва под её плотную ткань, а затем и под просторную футболку, почти обжигаясь о кожу Питера. Они отстраняются друг от друга всего на мгновение, на время, равное одному рваному вдоху, и даже это кажется слишком долгим. Свободной рукой Питер вслепую ищет хоть какой-то замок или ремень, который можно было бы расстегнуть, но костюм устроен слишком сложно, и когда он так и не получает никакого доступа к большему количеству обнаженной кожи, он почти рычит Квентину в губы, и это – последнее, чего от него можно было ожидать. Чтобы исправить ситуацию, Бэк возвращает себе самообладание и размыкает губы Питера языком, ловя его удивлённый вздох. И всё же, парню требуется всего пара секунд, чтобы решить, что ему нравится, и ответить, пусть неумело и с опаской, но достаточно, чтобы темнело в глазах. Когда он делает полшага назад, чтобы сделать глоток холодного ночного воздуха, его взгляд расфокусирован, а кончики пальцев дрожат. Квентин думает, что никогда не видел ничего более прекрасного. В этой чертовой пижаме он выглядит ещё лучше, чем в своём костюме, очерчивающем каждый изгиб. Давая Питеру время хоть немного отдышаться, но не в силах оторваться от него, Бэк прижимается губами к его открытой шее, срывая с его губ приглушённый стон, от которого всё внутри переворачивается и связывается в узел. Пальцы Паркера крепко сжимаются в его волосах, не давая отстраниться, а вторая рука цепляется за плечи, удерживая Питера на ногах вопреки подкашивающимся коленям. Только сейчас Квентин понимает, что Питер приподнимается на носочках из-за слишком большой разницы в росте. - Я держу тебя, - шепчет Бэк куда-то ему в шею. В подтверждение своих слов он сжимает узкое плечо Паркера, чувствуя под пальцами выпирающую кость, а второй рукой соскальзывает с поясницы на бедро, прижимая к себе теснее. Прижимая так, будто ему это позволено. Он видит – даже в тусклом свете уличных фонарей – как на нежной коже расцветают бледно-розовые разводы от его губ и бороды. И хотя он понимает, что они сойдут уже через час, ему нравится оставлять метки. - Голова кружится, - выдыхает Питер, и его голос звучит так, будто он сам не понимает, что говорит. Он шумно дышит, отзываясь на каждое прикосновение, запрокидывает голову, выгибается, до боли цепляется пальцами за плечи, и этого всего голова кружится уже у Квентина. Ему становится всё сложнее контролировать себя, потому что о каком самоконтроле может идти речь, когда это грёбаное совершенство само жмётся к тебе, подставляясь под каждый поцелуй, и в каждом его вздохе слышится «больше-больше-больше». Бэк делает несколько шагов назад, просто чтобы не стоять на самом краю этой чёртовой крыши, и Питер, запинаясь о собственные ноги, следует за ним, весь дрожа. А затем вдруг прижимается бёдрами так невыносимо близко, и громко вздыхает, закусывая губу. Даже через свою грёбаную никому не нужную броню Квентин чувствует, насколько парень возбуждён, и от мысли о том, что понадобилась всего пара поцелуев, хочется просто, блять, умереть. - Ты ведь даже не знаешь, что делаешь, - хрипло выдыхает Квентин, где-то в глубине души одновременно надеясь и боясь, что Питер передумает. - Но ты - знаешь, - так же хрипло отвечает Паркер. Его руки, которые, кажется, сразу на всём теле, наконец цепляются за пряжку ремня, но она не поддаётся трясущимся пальцам. Тогда он пробует снова, уже настойчивее, и каждый раз, когда метал, не поддаваясь, щёлкает, Бэку кажется, что через него проходит разряд тока. Квентин думает, что ему в самую пору сойти с ума. Свихнуться, поехать крышей, ёбнуться. Его кожа возгорается и плавится от каждого прикосновения Питера, чувствительность обостряется почти до боли. Хочется чувствовать его прикосновения на всём теле, ловить горячее дыхание на губах, шее, груди, и покрываться мурашками каждый раз без исключений. Но все же, каким-то невероятным усилием воли, он перехватывает запястья Питера до того, как ему удаётся расстегнуть ремень. - Питер, пожалуйста, ты не знаешь, чего хочешь, - выдыхает он. - Тебя. И в эту секунду он готов сдаться. Готов послать всё нахуй и просто сделать всё, о чём Питер только попросит, но остаётся последняя вещь, которую нужно сделать, прежде чем добровольно пойти на смерть. - Нам нужно вернуться в твою комнату. Квентин не понимает, как они добираются обратно до отеля или как оказываются в комнате, он понимает только, что прямо сейчас Питер целует его, стоя на коленях на кровати, с руками, сцепленными в замок за головой мужчины. Он настолько открыт и податлив, чувствителен к каждому прикосновению, что кажется нереальным. Будто это до боли реалистичный сон, от которого вот-вот проснёшься. Но его разношенная толстовка уже тёмным комком покоится где-то у дальнего края кровати, и даже без неё, понимает Бэк, Паркеру невыносимо жарко. Наконец, Квентин подцепляет кончиками пальцев край его футболки и тянет вверх, откидывая её куда-то в сторону. Кожа Питера чуть более бледная, чем он думал, местами расчерченная созвездиями родинок, и идеальная. Взгляд Квентина цепляется за выпирающие ключицы и скользит ниже, по неровно вздымающейся груди и животу, останавливаясь на резинке пижамных штанов. Он до крови закусывает губу, всеми силами сдерживая руки, видя, насколько Питер возбуждён. ⁃ Блять, - выдыхает он и прижимается губами к изгибу плеча. Питер вздыхает, запрокидывает голову, что-то едва слышно стонет, плавясь под прикосновениями, которые никогда не должен был чувствовать. Его пальцы продолжают цепляться за пластины костюма Бэка. ⁃ Сними это с себя, - шепчет он, - Пожалуйста, Квентин, умоляю. Ему невозможно отказать, когда он просит так. Бэк понимает, что прощается с последними каплями своего разума, но скидывает эту блядскую броню на пол, надеясь только, что никого не разбудил, и руки Паркера мгновенно оказываются на его груди. Скользят поверх водолазки, задерживаются на каждой ощутимой косточке, прослеживают изгибы мышц, сжимая, царапая, гладя, будто пытаясь запомнить каждый сантиметр. Затем он замечает, что вырез горловины достаточно глубокий, чтобы открывать шею, и подаётся вперёд, прижимаясь губами, заставляя Квентина до боли сжать его поясницу. Он целует так же, как сам Квентин. Фактически, он просто повторяет то, что чувствовал сам, но затем смелеет, все так же дрожа всем телом, и, найдя участок чувствительной кожи, который нравится ему больше всего, сжимает зубы. И это словно ёбаным током по нервам. Квентин резко втягивает воздух сквозь сжатые зубы и отстраняет парня от себя, одной рукой удерживая плечо, другой - обводя линию челюсти. Большим пальцем очерчивает скулу, ведёт по щеке вниз, к губам, и Питер отзывается, размыкая губы, всего на секунду касаясь языком, и от этого всего хочется вжать его в стену, стянуть эти блядские штаны вместе с бельём и просто... - Блять, Питер, - выдыхает Квентин, запуская руку в его волосы, перебитая прядки, чтобы хоть чем-то себя отвлечь. Его глаза настолько тёмные, что кажутся бездонными, и только дрожащие блики оставляют возможность дышать. ⁃ Коснись меня. От его хриплого голоса Бэку срывает последние тормоза. Он перетягивает парня к себе на колени, целуя так, будто задохнётся, если перестанет, ведёт руками от плеч до локтей, затем вниз по рёбрам, мысленно пересчитывая их, на какое-то мгновение задерживается на бёдрах, развязывая этот глупый бантик на пижамных штанах, вырывая тихий смешок из груди Питера, и наконец снимает их вместе с бельём, не в силах больше ждать или медлить. Даже в отсутствие должного освещения, Квентин видит, как Паркер смущается под его взглядом, и этим румянцем на щеках заставляет хотеть себя ещё больше. - Доверься мне, - шепчет он парню на ухо, ещё раз крепко прижимается к губам и разворачивает его, прижимая спиной к своей груди. Питер громко вздыхает от неожиданности, но не препятствует, лишь нетерпеливо ёрзает, садясь удобнее, откидывая голову мужчине на плечо, едва дыша. Его пробивает крупная дрожь, когда ладони Квентина ложатся на его бёдра, скользя по их внешней стороне до колен, и перемещаясь на внутреннюю. Он ведёт по чувствительной коже самыми кончиками пальцев, заставляя Питера выгибаться и кусать губы, цепляясь одной рукой за шею Бэка. Он дышит шумно и часто, возбуждаясь ещё сильнее от перенасыщения кислородом, и шепчет что-то неразборчивое, неосознанно вскидывая бёдра. - Пожалуйста, - всхлипывает он, когда Квентин слишком долго задерживает руки на одном месте, а затем едва успевает зажать себе рот ладонью, когда Бэк наконец мягко сжимает его член. Квентин сдавленно стонет куда-то Питеру в волосы от того, насколько он, блять, мокрый. Он растирает смазку по головке большим пальцем, касаясь так, как касался бы себя, ни на секунду не отрывая взгляда, сам готовый кончить от одного вида. Ловит каждый стон, каждый вздох, покрывая поцелуями его шею, лицо, плечи, прихватывая зубами и оставляя беспорядочные метки, надеясь только, что они сойдут к утру. Он ненавидит свой блядский костюм, не позволяющий прижать ещё ближе, не дающий почувствовать на себе узкие ладони и расфокусированный взгляд. - Твой ёбаный костюм… - стонет Питер, пытаясь найти хоть какую-то опору, но каждый раз цепляясь за что-то и теряя её. Это звучит настолько неправильно из его уст, что бьет наотмашь, словно пощёчина, заставляя Бэка прошептать что-то о том, что Паркер убьёт его, и сомкнуть пальцы крепче, набирая темп, подстраиваясь под метроном, отсчитывающий «блять-блять, блять-блять» где-то у него в голове. Он понимает - точка невозврата давно пройдена. Он растягивает удовольствие, каждый раз замедляясь ближе к головке, обводя уздечку, заставляя Питера трястись всем телом и всхлипывать, чтобы затем снова набрать скорость на несколько движений, пропуская через себя каждую волну его дрожи. Каждый раз, когда прикосновения становятся невыносимыми, Питер всхлипывает, в сдавленном шёпоте раз за разом произнося «Квентин», и сжимает колени, не позволяя Бэку двигаться. Он пытается отдышаться, беспорядочно ловит губами любой открытый участок кожи, и подставляет шею под успокаивающие поцелуи, пока не находит в себе силы вновь развести колени в стороны. А затем опять по кругу. Волосы Питера непослушными завитками прилипают ко лбу, и он откидывает их назад, только чтобы секундой позже сжать в зубах тыльную сторону своей ладони, когда Квентин поддаётся на судорожные просьбы и ускоряется ещё немного, свободной рукой до синяков сжимая рёбра парня. Он распадается на части каждый раз, как мужчина кусает его за загривок или оставляет бледный кровоподтёк на шее, плавя кожу горячим дыханием. Он держится из последних сил, отчаянно желая продлить удовольствие. Царапает собственные бёдра, каждый раз позволяя Квентину убирать его руку, выгибается, задерживает дыхание, но с каждой секундой прикосновения становятся всё более и более невыносимыми. Он хочет что-то сделать, хочет сказать, что не продержится дольше, но не может составить в голове ничего, похожего на связанное предложение. - Я знаю, - выдыхает Квентин, прижимаясь губами к месту за ухом, о чувствительности которого Питер даже не подозревал, - Давай же. И этого хватает. Хватает, чтобы всё сознание Питера сошлось в одну точку и разорвалось от прикосновения губ Квентина к его шее. Его голос срывается на иступлённый стон, и он выгибается, кончая себе на живот и грудь, трясясь в руках Бэка несколько бесконечных секунд, чтобы затем обессиленно упасть обратно, не чувствуя собственного тела и отдалённо считая тёмные круги перед глазами. Кончики пальцев колет, словно в них 220 вольт, лёгкие горят от переизбытка кислорода, и всё тело отзывается отголоском боли, когда Квентин осторожно прижимает его к себе, целуя в волосы и пытаясь выровнять дыхание. Приложив все возможные усилия, Паркер переворачивается на бок, чтобы умостить голову у мужчины на груди и глубоко вздыхает, начиная приходить в себя, когда тот накрывает его одеялом. - Скажи, что поедешь со мной в Берлин, - говорит Питер, слыша свой голос словно из соседней комнаты. Квентин, всё ещё чувствуя на языке его вкус, кивает и откидывает голову на подушки, закрывая глаза, окончательно принимая своё поражение. - Куда угодно.