Сын Смерти

      Хогвартс был красив. Даже великолепен. Да, определённо великолепен. Гарри видел многое в своей насыщенной, даже чересчур, жизни: и бескрайние водные просторы, и огромные леса с высоты самых больших гор, и заброшенные, почти потерянные под толстыми слоями льда древние города, и величественные замки самых разных типов – но он никогда не видел ничего, хоть близко похожее по своему великолепию на Хогвартс.       Когда он готовился к обучению в этом замке, то у него и не было даже намёка на мысль о том, что хоть что-то удивит его. Однако Гарри сильно ошибался. Хогвартс, в прямом смысле этого слова, излучал чистую, не проведённую через волшебников магию. Если при взгляде на магов Поттер чувствовал лишь тусклые отголоски столь могущественной силы, то при взгляде на Хогвартс он был готов потерять сознание от переизбытка чувств.       Не он один чувствовал нечто подобное. Все первокурсники, сидящие в лодках, потеряли дар речи. Озеро погрузилось в тишину. Наверное, если бы кто-то повалился за борт, то на это не обратили бы внимания.       Гарри наконец смог оторвать взгляд от замка и с едва уловимой улыбкой посмотрел на двух близняшек и ещё одну на первый взгляд высокомерную брюнетку, чей взгляд голубых глаз мог бы заморозить кого угодно. Девочки, сидящие с ним в лодке, не замечали его внимания, увлечённые разглядыванием великолепия перед ними.       Одна из девочек, та что брюнетка, перевела взгляд от замка на Поттера. Тот твёрдо встретил его. Молчаливая игра в гляделки продолжилась до того момента, пока Хагрид не пробасил: — Приплыли!       Девочка отвела взгляд, Гарри на мгновение задержался, но повторил за ней. Что она хотела в нём увидеть? Страх или волнение? Было похоже именно на это… Она думала, что Гарри испуганно отведёт взгляд? Глупо и наивно...       Выбравшись из лодок, первокурсники двинулись за Хагридом, который по итогу привёл их к воротам в замок, возле которых ожидала женщина, строгость которой проявлялась даже в одежде.       Гарри прослушал, что именно чудоковатый полувеликан сказал ей, но это не повлияло на ход дальнейших событий. Женщина завела их в огромный зал, чей потолок просто терялся вдалеке, а простор был такой, что в этом самом зале мог спокойно поместиться их с Серис человеческий дом.       Первое впечатление о Хогвартсе смылось благодаря этому залу. Снаружи замок излучал гораздо более чистую магию, нежели внутри. Гарри разочаровался и, погружённый в мысли о сущности бытия в мире волшебства, не заметил, как, ведомый толпой, оказался в другом, очень тесном помещении, прижимаясь к кому-то со всех сторон. Далее произошло то, чего так сильно боялся Гарри — пафосная речь, как оказалось, профессора Макгонагалл о том, как серьёзно нужно относиться к своему факультету, и краткое описание каждого из них. Единственный вывод, который сделал для себя Поттер — это то, что ему нужно попасть именно на Хаффлпаф. Там к нему будет наименьшее внимания от кого бы то ни было, и будет проще жить в умиротворённом одиночестве, изредка помогая матери по ночам.       Профессор куда-то ушла, оставив полный коридор взволнованных детей на волю судьбы. Когда Гарри подумал о поступлении в какой-либо факультет, где-то в толпе разразилась ссора.       Кто-то чересчур эмоционально выяснял методы распределения, но это не важно. Гарри пытался не обращать внимания на детей и, когда в коридоре вновь оказалась Макгонагалл, несказанно обрадовался. Конфликт, к слову, увял мгновенно. По команде профессора все послушно встали в шеренгу, и через некоторое время взору Поттера открылся Большой зал во всей его «красе». Гарри с трудом сдержал позыв сморщиться, встав как вкопанный. Да уж… Не ожидал он, что в Хогвартсе прибегнут к использованию тёмной магии. Иллюзия, наложенная на потолок, прямо таки струилась ею. — Ай! — одновременно с лёгким толчком в спину Гарри услышал тонкий девичий вскрик и чуть ли не растерянно осмотрелся через плечо. — Извини, — пусть он и не понял за что, но девчонка, которую звали вроде бы Гермионой, извинилась и вновь стала с изумлением разглядывать иллюзию высоко над их головами.       Спустя некоторое время Гарри стоял в строю других первокурсников и ждал своей очереди на распределение, размышляя об отвратной в своей тёмной магии иллюзии. Кому понадобилось вогнать иглу тьмы в самое сердце первородной магии? Гарри думал над этим вопросом недолго, в итоге приняв решение расспросить об этом мать. Далее в его сознание, как профессиональный шпион из стана врага, вторглась странная мысль о том, что магия Смерти и есть сама тьма в её изначальном виде… Эта глупая, на первый взгляд, мысль всё же задела тонкие струны души Поттера. Тёмная магия всегда была ему противна, но он даже не задумывался над тем, кем является и какие методы использует для исполнения долга перед Серис. Он — жнец, скашивающий увядающие души из жизни, переводя их за грань, но что если Смерть и есть ядро тьмы?..       Гарри едва заметно мотнул головой, выбивая пряди волос на лицо, и усмехнулся, наблюдая за процессом распределения. Какие же бредовые всё таки мысли приходят к нему в голову! Они с матерью являются частью мироздания и не могут иметь ничего общего с такой мерзостью, как тьма. — Поттер, Гарри!       После того, как настала его очередь пройти распределение, Гарри окончательно перестал думать о тёмной магии и уверенно двинулся в сторону шляпы, которая, к слову, вроде бы что-то пела перед началом самого распределения.       Сев на табурет под выжидательными взглядами первокурсников и чуть любопытными более взрослых детей, Гарри подготовился к чему угодно, но только не к мысленному диалогу с шляпой. Конечно, он знал, что сей артефакт умеет внятно общаться, но всё же, когда обзор скрылся, а в голове раздался чужой голос, Поттер слегка удивился. — Ох, пресвятая ткань Мерлиновых сапог! — послышался парадоксально тихий, как шёпот, но всё же крик в голове у Гарри. — Что Вы, — голос выделил обращение особой интонацией, — здесь делаете? Неужели в стенах замка кто-то собирается коней двинуть? Надеюсь, это будет старик Филч… — взбудораженный шёпот в конце сменился на мечтательный.       Гарри не знал, что можно ответить разумному артефакту, поэтому просто выждал момент тишины. — Кхм, ладно… Чёрт! Я же не вижу Ваших мыслей… И куда мне Вас распределить? Решайте сами.       И Гарри решил…

***

      Чистейшее полотно голубых небес было сродни кошмару для Гарри, чьи глаза разрывались от дикой боли, вызванной мерзким песком. Чересчур яркое и жаркое солнце казалось ему самым жестоким всадником апокалипсиса, который беспощадно прожигал взмокшую от пота голову. Все мышцы в теле Поттера безумно ныли из-за долгого отсутствия каких-либо движений. Он был скован тоннами пустынного песка, и лишь голова по подбородок была свободна, но от этого было даже хуже.       Если бы Гарри решил открыть глаза, то увидел бы лишь бескрайнюю песчаную пустошь. Даже не пустыню, в той хотя бы можно разглядеть кактусы или ползущих куда-то скорпионов да пауков. Тут же не было ничего кроме солнца, неба и песка...       Песка… Как же Гарри успел возненавидеть эти мелкие кристаллики! Сколько времени он провёл в заточении наедине с жарой и этим мерзким песком? Скорее всего неделю. Возможно больше, ведь сознание довольно часто уходило в спасительную пустоту, но в конце концов наступало горькое пробуждение с забитым песком ртом. Приходилось очень долго отплёвываться, но со временем Гарри просто перестал обращать внимание на противные песчинки во рту. Слава Мерлину, в чертогах смерти он не испытывал голода… Только все остальные чувства были максимально остры!       Каждый раз, когда парень просыпался, он всячески старался отключиться вновь, но в этот раз произошло нечто из ряда вон выходящее. — Мяу!       «Что?» — сквозь помутнённый от жары рассудок Гарри подумал, что ему показалось, но, с трудом разлепив веки, он заметил размытое чёрное пятно, перекрывающее половину обзора. Почему пятно? Всё просто: пот слишком обильно стекал на лицо и глаза,а вытереть его возможности не представлялось.       «Локки?» — Гарри ощутил небывалый прилив эйфории. Его опора была с ним! В момент испытания! Неужели мать решила дать поблажку? — Мр-р… — тем временем, пока Поттер подслеповато щурился и отплёвывал массу песка прямо себе под лицо, котёнок плавно ступил к его виску и стал ласкового об него тереться.       Гарри, наконец выплевав основную часть песка, позволил себе радостно улыбнуться. Ему было плевать на боль из-за обгоревшей кожи. Его верный Локки с ним! Это дарило огромный заряд позитива и начинало казаться, что любое испытание матери не посмеет сбить хорошее настроение…       И он проснулся! Это опять был лишь сон! Локки исчез, а песок вновь заполнил ротовую полость. Гарри с злостью сжал зубы, почувствовав неприятный треск, и… заплакал. Просто разбился морально. Пришедший во сне Локки пробил его холодное терпение, пробудив нотки отчаяния. Гарри больше не хотел страдать… Ему надоела боль. Надоели все эти испытания!       «Не хочу!» — с этим мысленным криком Поттер попытался пошевелить онемевшими конечностями. Безрезультатно. Попытавшись ещё несколько раз, но не добившись ничего, Гарри закричал. Крик этот был полон злости, злости на самого себя за слабость. Он должен показать матери свою силу, но не может!       От осознания беспомощности и отвращения к себе Поттер уже не просто проливал редкие слезинки, промачивая ими песок, а откровенно рыдал, изредка подвывая, как раненное животное. В водопаде слёз выражалась уже не детская грусть, но бурлящая злость на себя. Не на ситуацию, в которой он оказался, не на мать, которая его в неё погрузила, а именно на себя, на собственную слабость.Страх того, что он не достоин быть сыном Смерти, и она просто откажется от него, полностью охватил пусть и развитый, но всё же детский разум. Страх этот был схож с безумием.       Гарри открыл мокрые глаза и охнул бы, если бы мог: некогда спокойная пустошь с идеально чистым небом изменилась. Когда-то непоколебимые песчаные холмы уменьшились под напором пускай тихого, но ветра; голубизна неба сменилась на мрачную серость; яркость солнца стала походить на лунные отблески.       Гарри засмеялся. Одновременно с истерическим смехом песок всё плотнее и плотнее окутывал его голову. Когда вокруг Поттера закружился самый настоящий смерч, песок покрыл всю голову, оставив снаружи только мокрое от слёз, грязное лицо с покрасневшими, но счастливыми глазами.       Он свободен…

***

— И что это было, чёрт подери?! — было первым, что сказал Сириус, с ошарашенным выражением лица вынырнув из воспоминания.       Джеймс на пару с Лили уже был готов расстреливать лучшего друга самыми разными вопросами, но Дамблдор взял ситуацию под свой контроль, спокойно проговорив: — Тише, мальчик мой! Чего бы ты там не увидел, это должно остаться тайной для Джеймса, — тут Лили с вышеупомянутым Джеймсом непонимающе уставились на Альбуса, на что тот лишь по-доброму улыбнулся в бороду и продолжил, — Поверьте, это очень важно… Очень!       Лили, бросив взволнованный взгляд на тяжело дышавшего Блэка, который словно находился в полной прострации, согласно кивнула. Глава семейства Поттеров в свою очередь помимо кивка буркнул себе под нос что-то вроде «ну и ладно, всё равно всё сам увижу» и, похлопав друга по плечу, подошёл к омуту памяти, чтобы затем окунуться в него.       Сириус же в свою очередь с странной смесью любопытства, страха и предвкушения посмотрел прямо в глаза Дамблдору и сказал: — Мистер Дамблдор, извините меня за прямоту, но то, что я увидел там, — он рукой указал в сторону омута, — абсолютно непонятная хрень!       Лили ответила на его слова непонимающим взглядом, а Альбус терпеливо произнёс: — Когда Джеймс вернётся из воспоминания, тогда и обсудим, что именно ты там увидел.       Сириус, всё ещё находящийся в прострации, всё же согласно кивнул и сел на стул, стоящий напротив директорского стола. Лили в свою очередь с горящими любопытством глазами спросила Дамблдора: — Мистер Дамблдор, к чему такая секретность? Воспоминание же одно. Они всё равно увидят одно и то же.       Альбус загадочно улыбнулся и, сверкнув глазами из-под очков-половинок, сказал: — Нет, Лили, ты сильно заблуждаешься. И именно твои заблуждения натолкнули меня на одну интересную мысль…       Как только он закончил фразу, из омута вынырнуло потерянное лицо Джеймса, который был похож на ребёнка, впервые увидевшего растерзанный труп.

***

      Альбус не мог понять, что произошло с воспоминанием. Были догадки, но они так и оставались лишь догадками. Сейчас, выпроводив троицу поднявших суматоху почти детей, он расслабленно сидел в своём удобном, тёплом кресле, и взгляд его устремился в чернильницу на столе.       Кто-то или что-то явно изменило изначальную версию воспоминания, и Альбусу жизненно важно было понять что именно, или хотя бы как. В том, что воспоминания, которые увидели Джеймс и Сириус сильно отличались от оригинала, Дамблдор не сомневался, ведь, как только каждый из них вынырнул из омута, сразу просканировал их мысли… и был удивлён. В воспоминании Сириуса Гарри каким-то образом посмотрел прямо на него, введя Блэка в очень странное состояние, похожее на паранойю. С Джеймсом всё было ещё подозрительнее: он увидел почти то же, что и Сириус, но в его версии воспоминания был повзрослевший Гарри в компании с некой девушкой, чью внешность совсем не удалось разглядеть.       Когда молодые люди с дозволения Альбуса по очереди поделились увиденным друг с другом, то острее всех на данную ситуацию среагировала Лили: она впала в паническое состояние, опасаясь того, что сошла с ума, и встречи с Гарри действительно не было.       Всё это крайне подозрительно. Очень похоже на внешнее воздействие на всю троицу, но… зачем? В чём смысл? Конечно, в этом точно была своя логика, но Альбус всё никак не мог понять, какова её суть. Если было воздействие на сознание Лили, Джеймса и Сириуса, значит от них хотели скрыть что-то, или наоборот скрыть что-то такое, что знали только они, но уже от окружающих.       Морщины на лбу Альбуса стали отчётливее. Он никак не мог осознать смысл подмены воспоминаний. Да его даже не волновал тот факт, что подделка воспоминаний почти невозможна без прямого контакта с целью!..       Альбус резко встал из-за стола, его губы растянулись в предвкушающей улыбке. Он пошёл в сторону камина. Ему надо было вновь поговорить с Поттерами…

***

      Гарри почти наслаждался спокойствием и одиночеством, наблюдая за всеобщими разговорами. Подойдя к столу своего факультета, Поттер сразу уловил основное отношение к себе: безразличное. И ему это понравилось! Он не ожидал от этого факультета настолько холодного отношения вообще друг к другу. Исходя из наблюдений Поттера, здесь все ученики игнорировали друг друга, общаясь только с самыми близкими друзьями. Однако, паутина дружбы охватывала почти всех, поэтому создавалась атмосфера теплоты и добродушия.       Но только сеть не касалась мрачных первокурсников, коим и предстал перед всеми Гарри Поттер.       Когда Поттер выбирал факультет, на котором проведёт ближайшие семь лет жизни, то руководствовался сразу несколькими факторами: во-первых, факультет должен быть невзрачным, во-вторых, на нём должно быть мало учеников, и, наконец, в-третьих, рядом не должно быть людей, которые уже контактировали с Гарри в поезде и в лодке.       Так и получилось, что Поттер чуть поодаль ото всех сидел на краю Хаффлпафского стола. Гарри чувствовал на себе пару взглядов, но не придавал им значения, ведь он всё равно был далеко не в центре внимания. Первокурсникам было не до него, потому что они явно чувствовали лёгкую растерянность, а старшекурсников интересовала личность нового профессора ЗОТИ и общение с друзьями. Гарри сразу понравился факультет скромных детей, ведь к нему никто не подсаживался. Замечально, тихо и спокойно… Так он думал до тех пор, пока директор не начал произносить свою речь, в которой предостерегал детей от походов в Запретный лес, запретный коридор и говорил о всякой ерунде, не интересующую Гарри. Однако, под конец монолога Дамблдор заявил: — А теперь представляем вашему вниманию нового профессора по защите от тёмных искусств — Лили Эванс!       Гарри не интересовал новый профессор, ведь он всё равно увидит его на занятиях, но не посмотреть в сторону вставшей девушки он не мог. Он долго вглядывался в её лицо, пытаясь понять, почему оно кажется смутно знакомым… Смотрел, смотрел… А затем осознание появилось словно при помощи переключателя, когда Гарри вспомнил, где же видел огненно рыжие волосы и зелёные глаза, почти как у него самого.       Та самая сумасшедшая...