***
Неяркие лучи света проникали в помещение и рассеивались в нём, освещая бледное и запачканное кровью, сочившейся из носа, лицо Фриск. Шатенистые волосы разметались по зелёному покрову, белое платье в районе спины теперь украшено небрежным красным пятном, которое с каждым часом (сколько она вообще находится в отключке?) становилось только больше. Жёлтые цветы, что растут на этой небольшой полянке, были безжалостно примяты Фрик, которая приземлилась на них. Увы, падения они не смягчили ни на грамм. А теперь они ещё и краснели с завидной скоростью, впитывая кровь, что просочилась сквозь тонкую, лёгкую ткань платья. Веки дрогнули, и глаза распахнулись в изумлении. Резкий вдох — и грудь пересекла тупая режущая боль. В момент страдальческий крик разнёсся по практически пустым коридорам, а потом снова стало тихо. Фриск попыталась приподняться, что у неё кое-как, но всё же вышло, хоть и на локтях. Однако, было слишком неприятно, поэтому девушка опустилась назад в золотистые цветы, судорожно выдыхая, отчего в воздух вырвался клуб пара. Вокруг было тихо, только размеренное чуть рябоватое дыхание и шум воды неподалёку. Походило скорее на волшебную сказку, не находите? Огромная Луна смотрела на неё с неба, глядя через отверстие в верху горы, как будто насмехалась над упавшей: «Вот я свободна, а ты нет». И верно: какая свобода может быть, если в Подземелье живут одни монстры, которые, судя по легендам её народа, были огромными мохнатыми тварями, с больше, чем тремя глазами, огромными клыками и когтями, которые легко разорвут любую человеческую плоть. А ещё они безжалостные и совершенно не способны на проявление светлых мыслей… кажется, она уже думала сегодня об этом. Что на Поверхности, что здесь — одни монстры. И куда же ещё деться? А некуда. Именно поэтому для многих выход из этой ситуации один единственный — суицид. Но Фриск можно теперь даже не беспокоиться об этом. Сейчас она истечёт кровью, умрёт, а монстры обглодают её останки. Замечательный и совершенно оптимистичный расклад получается. Смотреть на Луну и лежать в одном положении покойника — не самая радужная перспектива, даже не подвигаться, потому что, если дёрнется голова, то заболит позвоночник, а потом заноет спина, за ней руки, ну и ноги напоследок. Ситуация противна я до скрипа в зубах неприятная. Вокруг начали проявляться смутные тени, которые охали и ахали, рассматривая неподвижное тельце. Среди них были и призраки каких-то странных людей. У кого-то причёска непривычной формы, у кого-то есть дополнительные конечности. Может Фриск и видела таких на Поверхности, но не припомнит точно. Эти тени настолько скучны, что девушка даже не захотела рассматривать их дальше. Каждая шепталась с другой о бренности бытия решимости в мире людишек. Проскальзывали фразы о том, что в этом месте ей будет проще, если кто-то, конечно же, заявится в Руины. Это действительно было неприятно и скучно слушать. Так что оставалось только разглядывать то, как огромный диск закрывают тучки, а потом начинает крапать дождь, который естественно попадает на упавшую. Неприятненько. Мало того, что всё её тело сейчас как домино, а также измазано в крови, так ещё и мокрым будет. Всё просто замечательно. Ну ничего-ничего, чуть-чуть осталось, уже ощущается как конечности немного отнимаются и затекают от долгого пребывания в одной позе. Глаза уже устали смотреть на источник света, хоть и не особо ощущали его, но всё равно их пришлось закрыть. Вот теперь ничем не отличишь от покойника: бледная кожа, глаза закрыты, вся в крови, да и поза-то какая подходящая — всё как надо. Разум потихоньку уплывал куда-то в далёкие дали, а со стороны… да она даже не знала со стороны чего разносились гулкие шаги и голоса: «Ну вот и всё, настало время умереть, ура», — мрачно подытожила Фриск у себя в голове. Все мысли заплыли белой дымкой, сквозь неё было почти ничего не слышно. Доносились лишь обрывки фраз женского и мужского голоса, которые о чём-то спорили: «Наверное, думают, кто какую мою часть сожрёт, ммм, — думала девушка, ощущая как её кто-то поднимает на руки, — руки? У монстров же должны быть огромные лапищи, а я ощущаю даже пальцы, жаль, что я ничего не могу разобрать, может у меня уши заложило? Агх, этот монстр сжал мой бок. Чертовски больно… Это снова женский полу-кричащий возглас. Может они хотят отнести меня в свою берлогу, чтобы там сварить или пожарить? А они развитей, чем я могла подумать. Надо поскорее умереть, чтобы не ощущать того, как мне в душу, или ещё куда, вонзится нож или острые когти», — с этими мыслями Фриск провалилась в небытие, полностью расслабляясь на руках, в которых находилась на данный момент.***
Чара сидела весь сегодняшний день как на иголках и слёзно умоляла меня сходить с ней к поляне с цветами, мол ей неспокойно. Я лишь отрицательно качал головой и говорил, что это снова её сдвиги по фазе руководят её мозгом… Ну или таракашкам в голове снова взбрёл какой-то бред, и они его побыстрее внедрили в мысли моей сестры. Ну кто мог упасть сюда, если все с Поверхности считают, что здесь водятся страшные лютые существа, ну в самом-то деле? Второй такой же***
Оказавшись дома, мы не придумали ничего лучше, чем позвать маму на помощь. Она вышла из кухни с заплетёнными в две толстые косы волосами, которые скрывали её миловидные округлые рожки. Сиреневый сарафан был закрыт фартуком, а на руках одеты прихватки. Видимо, готовила пирог. Медленный ужас от этой нелицеприятной картины расползался по её лицу, словно в замедленной съёмке. Интересно этот ужас вызван тем, что у меня сейчас на руках или тем, что я замарал свежевыстиранные вещи? Скорее всего первый вариант, это я пошёл в отца своим скептицизмом ко всему, зато Чара переняла у мамы все добродушные повадки. Но чего я не ожидал, так это фразы: — Чёрт! Я даже и не думала, что у нас будут гости! — мама, такая мама… И ничего, что сейчас у нас в доме может поселиться привидение, а это в лучшем случае. Кстати, Напстаблук довольно давно не заглядывал к нам, надо бы его навестить что ли… — Мама, что нам делать с ней? — а, то есть мы сначала делаем, а потом думаем? А я говорил, что никуда нам идти не надо, что дохлый номер этот идиотизм и игра в спасателей. Мы же не Чип и Дейл, в конце-то концов. Хотя что-то мне подсказывает, что в этой ситуации бурундуки тоже не особо помогут. — Кажется, у меня есть один знакомый, который сможет нам помочь, — о нет… нет-нет-нет, только не говорите мне, что это…***
Мир и тишина царили в доме, который был увешан гирляндой, которую не снимали чисто из-за того, что было попросту лень. А чего ещё можно было ожидать, если младший Скелетон умчал на курсы готовки к Андайн, а старший попросту спал все дни напролёт, никуда не выходил, кроме как на работу (иногда), ну и за провизией, чтобы справляться с прекрасными кулинарными шедеврами его брата. Но эту самую тишину разрушил громкий телефонный сигнал, режущий слух. Крепкая рука начала невпопад опускаться на поверхность прикроватной тумбы, пытаясь нащупать источник столь противного звука. Бледное лицо, которое еле оторвалось от подушки, осветил экран телефона, на котором высвечивалось отчётливое «Леди Ториэль», так что, резко приняв сидячее положение, а также прокашлявшись, парень нажал «принять вызов» — Санс Скелетон, слушает, — на другом конце на фоне послышались стоны мольбы и разочарования, а беловолосый комик даже знал кому они принадлежат. — Санс, я не разбудила? Прошу прощения за столь поздний и нежданный звонок, но у нас нарисовалась небольшая проблемка в виде одной девушки… — но женщина не успела договорить, как старший Скелетон перебил её. — Прошу извинить за то, что перебиваю, но «девушки» в Руинах? Я Вас правильно понимаю? — со стороны отчётливо можно было разобрать «ну он и мешок с костями, конечно верно, как ещё можно было трактовать…», — но фраза оборвалась какими-то булькающими звуками. Видимо сестра заткнула брата. — Да-да, верно. Не мог бы ты навестить старых знакомых? Шансы на то, что она выживет очень малы, но есть, ведь пульс кое-как, но ощущается! И я не знаю, что за душа у неё, однако, чувствую, что достаточно сильная. Хотя, думаю, если бы была слабой или средней, то у нас на полянке уже давно валялся труп невинного человека, — во время этого ответа Санс успел натянуть шорты и кое-как причесать свой ураган на голове. — Хорошо, Леди Ториэль, я уже вылетаю, к сожалению телепорт сейчас не дастся мне, давно им не пользовался, поэтому прошу прощения — прибуду как можно быстрей в Вашу королевскую обитель! — Санс, прекрати. Мы такие же монстры, как и ты, поэтому отставить все формальности в сторону и подальше. Для тебя я Тори, запомнил? Что ж до встречи, мы рассчитываем на тебя. — Конечно, Л… Тори, до встречи, уже лечу. Удивительно, как легко можно выудить главного лентяя Подземелья из кровати в двенадцать ночи всего одним звонком… зато остальным оставалось лишь гадать, что заставило этот мешок с костями вылететь пулей из дома.***
Уже с лестницы, ведущей в дом четы Дриимурр, запахло пряностями и уютом, который в таких огромных дозах можно было получить только в этом месте. Санс действительно давно не навещал их, хотя в детстве они с Азриэлем и Чарой неплохо общались. На самой верхней ступеньке стоял, облокотившись на стену спиной и оперевшись ногой, Принц Подземелья, который рассматривал маленький язычок пламени, что летал над его ладонью. Как только он заметил Скелетона — поймал огонёк рукой, затушив его. И жестом пригласил парня в дом. С тех пор, как комик был здесь последний раз, почти ничего не поменялось. Разве, что появились диван, два кресла и столик меж ними, прямо около лестницы. А на этом самом диване и расположилась причина столь позднего визита. — Санс, огромная тебе благодарность за то, что ты так быстро добрался до нас. Мы очень надеемся на твою помощь. Ну знаешь, не очень хотелось бы утерять дочь… — на Ториэль уставились три пары глаз. — ДОЧЬ?! — в унисон громко переспросили ошарашенные Азриэль с Чарой, явно не готовые к скорому пополнению в составе их семьи. — Мама, я всё понимаю, но ты даже не знаешь какая эта, простите за выражение, девчонка в характере, может то, что она подохнет — только лучше. Кто знает, может её предали анафеме* за какие-либо проступки перед обществом? — младший Дриимурр негодовал от легкомыслия его матери, которая принимала в семью всех, а отныне и первую упавшую девушку, которую они вообще не знают. — Какая бы она не была в характере, но её душу я видеть пока не могу, слишком слабый свет от неё, а, чтобы увидеть — придётся прибегнуть к хотя бы частичному лечению, да, Санс? — комик, который до этого момента просто стоял в стороне и прикидывал объём работы, резко опомнился и размеренно положительно закивал головой. — Азриэль, не будь так критичен, я могу действительно немного восстановить силы этой дамочки, чтобы мы могли увидеть её душу, всё же цвет скажет всё, что нам потребуется, — обиженный тем, что его никто не слушает — Принц удалился в их с Чарой комнату, а сестра за ним, показывая маме и Сансу жестами, чтобы они их не трогали ближайшие полчаса или час минимум. После чего со стороны спален послышался приглушённый рык брата и не то испуганный, не то воинственный крик сестры. — Что же, Тори, я, пожалуй, приступлю к работе? — женщина удовлетворительно кивнула головой, направившись на кухню, чтобы дальше готовить, ибо ранее приготовленная порция никак не была рассчитан на новых гостей. Зрачки Санса сначала пропали, а затем в левом глазу зажглась сине-жёлтая радужка глаза. Из области груди у Фриск по тонкой ниточке появилась почти белая, из-за обилия трещин, душа. Еле проглядывал какой-то розоватый оттенок, что говорило хоть о какой-то надежде в том, что упавшая — прилежная дама, ну не с манерами, но и не зло всея мира.***
Время шло, царапины и трещины сходили на нет, зато сонливость приходила обратно, всё-таки уже около часа ночи, а с учётом, что Санс тот ещё соня-засоня, в царство дрёмы клонило всё сильнее с каждой проведённой около такого мягкого дивана секундой. Цвет души начал хоть немного, но различаться, поэтому Санс прекратил исцеление и пошёл на кухню, чтобы позвать Ториэль. Когда он зашёл в небольшое помещение, то увидел, как, положив голову на сложенные руки, Королева Подземелья дремала, сидя за столом, на котором, к слову, лежало два свежих пирога. Парень аккуратно разбудил женщину, которая забавно дёрнулась от неожиданности, произнеся: «У нас ещё гости?!» — на что получила добрую улыбку со стороны комика и приглашение на вынесение вердикта, на что та, конечно же, согласилась. Когда они зашли в комнату брата и сестры, то увидели, как те сопят в обнимку в углу помещения, поэтому приняли решение, что будить их не стоит.***
— Итак, мой дорогой, — произнесла хозяйка, — пожалуйста скажи мне, что я не слепая и это то, что я думаю, ощущаю и вижу. — Не знаю: к счастью или горю, — но я думаю, ощущаю и вижу то же самое, что и вы… ам… ты, — поддакнул целитель. — Правда, есть одна проблемка. Какой бы сильной ни была эта душа, она нестабильна, видимо жизнь на Поверхности была действительно не сахар у девочки. — Нестабильна? Что это означает, ты уж прости за столь глупый вопрос, но за года, что я живу — многое позабудешь, даже самые элементарные вещи, — пояснила Королева. — Это значит то, что с этой леди надо обращаться как с самым ценным хрусталём, потому как даже громкий звук способен расколоть душу на миллиарды осколков, что уж там говорить о травмах. Да, сила решимости не даст ей просто быстро умереть, считай, что нестабильная решимость — сродни проклятию. Если ты и умрёшь, то медленно и мучительно. Кто знает, сколько она вообще пролежала в тех цветах, может даже несколько дней. — Но что же нам делать, зная Чару и Азриэля, а также то, какие они тут кордебалеты устраивают, наша скромная обитель не место для настолько ранимой девчушки, как найти ей пристанище? Похоже действительно не стоило возлагать на себя такую ответственность… — глаза Ториэль остекленели, заполнившись слезами. — Не беспокойся, я найду ей место жительства, а пока наша мадам, кажется, очнулась, — и следом за данной фразой последовало кряхтение из-под шатенистых волос, что закрыли лицо, сопровождаемое попыткой приподняться. Когда Санс, как истинный джентльмен, помог Фриск, на него уставилось два серых слепых глаза. *Ана́фема (греч. ἀνάθεμα — «отлучение» от ἀνατίθημι — «возлагать, накладывать») — изначально — жертва богам по данному обету, посвящение божеству; позже — отделение (кого-либо от общины), изгнание, проклятие.