Жить дальше. Сквозь память

Минхо перешагнул бревно, на котором сидели Ньют, Нелли и Котелок, и присел на корточки около костра, протянув Галли руку и едва заметно дернув пальцами. - Да вот хорошо бы, чтобы ты почаще вспоминал об этом, идиот, - проворчал тот, спрятав за нахмуренными бровями испуг и улыбку, и сделал глоток, прежде чем отдать банку. Минхо принял ее, так же, как до этого Галли, коротко отсалютовал небесам и тоже выпил жгучую дрянь. Как не исчезал никуда. Если бы не мокрая насквозь одежда, то можно было решить, что он все время сидел тут с ними, просто молчал. «Впрочем, это как раз никого бы не удивило, я думаю». Томас сообразил, что сидит с приоткрытым от удивления ртом, уставившись на внезапно свалившегося к ним друга, и не знает, что сделать и как реагировать. Броситься обнимать? Спросить, в порядке ли тот? Передать через костер куртку, чтобы накинул, и его перестало трясти? Вспомнил ли он их, или сейчас опять дернется и умчится неизвестно куда? - Черт! - вырвалось у него. – Минхо… - Привет, салага, - тот кивнул, на секунду сморщившись и мотнув головой. – Я тебе тоже рад. Он обернулся, секунду смотрел на Ньюта, словно стараясь что-то еще вспомнить, а потом протянул ему банку, на дне которой плескался последний глоток. - Заканчивай вечер, Вожак, - Минхо вдруг улыбнулся. – Рассвет скоро. Пора отпускать мертвых. Ньют вернул ему мягкую улыбку, вдруг показавшуюся Томасу словно вырванной из прошлого, из его самого первого вечера в Глейде, когда он пил с Ньютом вот такую же дрянь, сидя на траве, и ничего-ничего еще о себе не помнил. - Да. У них свои дороги. Спасибо, что были нам друзьями и братьями. Прощайте. Ньют поднялся и выплеснул остатки янтарной жидкости в костер, принявший ее шипением и роем искр среди белого дыма. После молчания, длившегося довольно долго, когда каждый просто смотрел в костер, полностью погруженный в свои мысли, Томас поднял голову и оглядел друзей. Галли сидел, упершись локтями в колени, и хмурился, едва заметно покачивая головой, Котелок обнимал Нелли, улыбаясь и вертя в руке опустевшую кружку, Лена устроила голову у Галли на плече, уже почти задремав и зябко поджав под себя ноги, а Бренда так и держала руку Томаса в своих теплых ладонях, не давая замерзнуть пальцам. Минхо сел прямо на песок, продолжая смотреть в огонь, и ласково погладил пальцы Ньюта, когда тот положил ему руку на плечо, тоже глядя в костер. - Пора расходиться, - Галли первым поднялся, заметив, что Лена отодвинулась от него, расправляя затекшие ноги. – Доброй всем ночи, парни. Он вздохнул и уже отвернулся, но был остановлен коротким смешком в спину. - Ты мне должен, Галли, - Минхо поднял на него взгляд. – Я вспомнил. Одно прощение – одно признание… Галли резко развернулся, под смех не сдержавшегося Томаса, который мгновенно сообразил, о чем именно говорил сейчас Минхо, и зарделся. - Я… - О чем речь, Галли? – Ньют поднял непонимающий взгляд, задав вопрос одновременно с Леной и Котелком. - Вот в такие минуты я, знаешь ли, готов взять назад свои слова о раскаянии и все же пожелать тебе от души Радужного Моста! – зашипел Галли, покраснев еще сильнее. – Чтоб тебя!.. Минхо вскинул брови, пересев удобнее, и устроил голову у Ньюта на колене, заставив и того слегка покраснеть. - Доброй ночи, - пожелал он, прикрывая глаза. – Ты обещал. Галли отвернулся, бранясь под нос самыми нелестными словами, и пошел прочь от костра, явно смущенный и застигнутый врасплох. - Что ты от него хочешь? – Ньют чуть склонил голову, всмотревшись Минхо в лицо, и немного неловко пригладил его волосы, торчавшие во все стороны и поблескивавшие седой солью. - Увидишь, - Минхо совсем закрыл глаза, поведя головой за его ладонью. – Он сдержит слово, я знаю. Бренда потянула Томаса за руку, давая понять, что и им стоит уйти, потому что Котелок и Нелли испарились совсем незаметно, даже не попрощавшись. - Я думаю, им есть о чем поговорить без всех, - прошептала она, бросив теплый взгляд на Ньюта, задумчиво перебиравшего кончиками пальцев челку Минхо, который, казалось, начал задремывать, едва заметно улыбаясь его рукам. Томас поднялся и пошел за ней, но еще несколько раз оглядывался на друзей, вдруг поняв, что у него столько вопросов к ним, и уходить совершенно не хочется. Хочется остаться и продолжить купаться в этом потрясающем тепле и свете, которые так щедро разлиты вокруг Ньюта. «Как же, Минхо, тебе повезло…» - Идем, - Бренда потянула его за собой настойчивее. – Дай им тоже хотя бы начать жить. Хотя бы задуматься об этом. Я так понимаю, что это их первый день вместе будет. Не просто рядом, а именно вместе. - Да, - Томас кивнул, с трудом отвернувшись, и пошел за ней следом к большому общему дому. – Забавно как – знают друг друга всю жизнь, а жизни этой самой у них и не было получается… - Пусть теперь будет, - Бренда улыбнулась, тепло прищурив свои шоколадные глаза, и неожиданно поцеловала его в губы, притянув к себе.

***

Ньют долго сидел у костра, вслушиваясь в дыхание Минхо, который задремал, видимо, измотанный до предела долгой гонкой за собственными воспоминаниями и собой самим, и теперь, кажется, успокоенный. Он не хотел будить его, впервые за очень и очень долгое время наслаждаясь не минутой, не секундным касанием, вырванным у страха и отчаяния, а тем, что мог вот так вот, ни от кого не скрываясь, сидеть и просто перебирать черную сильно отросшую челку, жесткими иголочками коловшую ему ладонь. Он давно не был так счастлив, остро ощущая это внутри себя и вокруг буквально каждой клеткой замерзшего тела и начавшей отогреваться души. «Я завтра сам посажу эти подсолнухи и плющ вдоль стены, пусть растет и радует… Чаки бы одобрил, я знаю. Он всегда хотел, чтобы ты успокоился…»

***

- Ньют! Ньют! Ньют, послушай… Запыхавшийся Чак выскочил из подлеска и торопливо побежал к винограднику, где Ньют заканчивал подвязывать плети, недовольно морщась. У него с самого утра разрывалась голова, словно вчера выпил лишнего, хотя он давно привык себя контролировать и точно знал, сколько ему стоит пить жгучей Галлиной дряни. - Что? – он раздраженно сдул со лба челку, оборачиваясь. Ну, что еще сверх срочного от него понадобилось? Вчера же только вот хорошо отметили прибытие груза и новичка, а сегодня такой волшебный безветренный вечер, закат в полнеба, почти созревший виноград, и с кухни тянет заманчивым ароматом жареных овощей… «Когда же меня оставят хоть на час в покое?!.» - Там… - Чак задохнулся, торопливо хватая ртом воздух, и вцепился ему в руку. – Я хотел сам… успокоить хотел… Бен уже чуть в челюсть не получил… Ньют закатил глаза, мысленно протягивая к небу руки и выпрашивая себе несколько граммов терпения, бросил дела и побежал за Чаком, в душе радуясь, что парнишка не умеет носиться быстро – в самый раз к его хромоте. Бешеное рычание он услышал еще издалека и дал Чаку знак остановиться. Между стеной и перелеском метался Минхо, вцепившийся себе в волосы, словно у него тоже раскалывалась голова, хотя он не пил вчера… «О! Вчера! Ну, точно, - Ньют подошел чуть ближе, складывая на груди руки, и облокотился плечом на стену. – Я и забыл уже…» - Минхо. Тот резко остановился к нему спиной, тяжело переводя дыхание, словно только что примчался из Лабиринта, и уронил руки. - Что случилось? – Ньют не знал, плакать ему или смеяться, потому что уже наперед просчитал, что сейчас полетит ему на голову горой упреков и обвинений. – Что на этот раз… - Какого хрена?! – Минхо резко развернулся, уставившись на него горящими больными и измученными глазами. – Какого хрена ты с новичком возишься? Больше некому, что ли?! Заняться нечем? Его не тебе поручили… Ньют улыбнулся, терпеливо ожидая, когда этот поток иссякнет. - Ты же устал, как собака, - тихо произнес он и сделал один шаг к Минхо, так и стоявшему, запрокинув голову в небо. – Ну, чего бесишься? Что не так? Ньют мысленно начал отсчитывать секунды. Раньше его это пугало – вот эта бессильная ревность, взрывавшаяся ураганом, а сейчас она больше расстраивала и, как это ни странно, согревала. Он стал понимать, почему Минхо так яростно ненавидит каждого, кто подходит к Ньюту ближе, чем на 50 шагов, не говоря о том, что садится рядом с ним и беспечно общается. Ньют запоздало сообразил, что не надо было вчера угощать новичка Томми и рассказывать ему про Лабиринт, уютно усевшись в стороне от костра. «А еще говорят, что доброта спасет мир. Да она сейчас его, по ходу, уничтожит…» Три, два, один! Началось! Минхо ударил кулаком в стену и снова вцепился себе в волосы, тихо матерясь такими словечками, что стенам впору было уже покраснеть. Ньют подумал, что в этот раз очень рад тому, что Минхо заматывает руки обрывками ткани и кожи. - Расшибешь же, - дергая бровью, заметил он. – Я просто ему рассказывал… - Просто! – Минхо опять метнулся вдоль стены, как загнанный в ловушку зверь. – У тебя всегда все просто! Всегда! С Алби, с Чаком! Теперь просто с этим новичком, бля! Только со мной сложно! Настолько сложно, что даже не посмотрел вчера, так увлекся беседой с ним!.. «Да, - Ньют кивнул своим мыслям и оглянулся, надеясь, что никому ничего не надо поздним вечером в этом уголке леса. – С тобой невыносимо сложно, и я боюсь иногда на тебя смотреть». - Ну, ты же все знаешь, - Ньют остановил Минхо, положив руку ему на плечо и заставив обернуться, чтобы посмотреть в глаза. Очень пристально. Очень внимательно. Как бы он хотел излечить эти больные сомнения и доказать, что на них нет причин. Минхо почему-то уверен, что он во всем хуже Ньюта и не может претендовать на его чувства. Он считает, что Ньют умнее, красивее и чище, ярче, мудрее, сильнее внутри и щедрее на эмоции. Что знает гораздо больше и жизненно нужен всем. И он уверен, что Ньют тоже это прекрасно понимает и просто снисходит до него, терпеливо принимая грубые проявления такой сильной и такой неумелой любви, которая ему совсем не годится, но которую он тепло жалеет и потому лишь не отталкивает от себя. «У меня нет другой. Я не умею любить иначе, - сказал Минхо один раз Ньюту, так сжав его плечи, что на пару недель оставил лиловые синяки. – Хочешь, сердце тебе вырежу и отдам? Пусть твое будет…» И прежде чем Ньют хоть слово успел сказать, выдернул нож и вспорол им рубашку вместе с кожей. Ньют потом сжег ее, чтобы никто не увидел, хотя больше всего на свете хотелось сохранить этот кусок ткани, заляпанный кровью и украшенный неровной буквой «Н». Минхо не верил, что достоин его, а Ньюта это расстраивало больше всего остального, потому что он не знал, как доказать, что он не снисходит и не ждет никого другого. И что ему никто другой не нужен не потому, что хороших кандидатов нет, а потому что ему нужен только один Минхо, со всей этой замороченной лабудой в голове и даже бесконечно влюбленный в свой Лабиринт. - Бля, я не могу так больше, - руки Минхо смыкаются у него на плечах. – Какого хрена ты вчера с ним весь вечер сидел и выпивкой угощал? Я же видел все… - Ты дурак, - Ньют прижался к его груди, закрывая глаза, и произнес самую волшебную фразу в мире. –Я на минуту. Безмозглый дурень. - Какой есть, - шею тронуло родное дыхание. Сухое, горячее, оставляющее тепло на ночь и на целый день после. – Скажи мне, что все мои мысли… - Куча навоза, - Ньют сморщился, заставляя себя отстраниться, и через силу улыбнулся в ответ. – Беги спать. Поищи завтра выход, потому что я тоже не могу так больше. Я хочу взять тебя за руку у всех на глазах, чтобы они знали… чтобы все знали. Особенно твой Лабиринт. Минхо кивнул и сделал шаг назад, увеличивая расстояние между ними, но не отводя глаз. - Найду, - обещает он. – Однажды найду, потому что должен он быть. Хоть какой-то… Для нас двоих. И отвернулся, быстро исчезнув в темноте. Ньют улыбнулся ему вслед, качнув головой, и пошел к хижине Алби, где давно привык ночевать. Он отлично знал, что выхода нет, с того самого дня, как Алби выдал ему это, решив посоветоваться как быть. А Минхо продолжал верить. Не врать ему, а верить, упрямо стирая ноги по серым коридорам, хотя мог бы просто сидеть там, пережидая день за днем. «Спасибо тебе…»

***

- Ньютон? Ньют вскинул голову, заставив себя не дернуться всем телом, чтобы не разбудить Минхо, и поспешно отдернул руку, словно ему стало стыдно за только что проявленную нежность. Напротив него на бревно присела Ава Пейдж, заботливо подстелив себе безупречный белый плед и подняв меховой воротник куртки, чтобы защититься от ветра. - Почему из всех вариантов ты выбрал самый убогий? Он же тебя не достоин.