Всем нравится Винвин

Оставленная в спешке пачка сигарет на веранде полностью промокла, благо, перед этим одна из них была зажата между губ. Вязаные носки, тёплый свитер и голые ноги, потому что найти штаны лень, проще в шортах. На шее полотенце, собирающее капли воды, стекающие с волос. На столе новая пачка бумаги, пишущая машинка с такими же ледяными клавишами, что и пальцы у Сычена, которые тот уже в течение получаса пытается согреть. А все из-за резко закончившейся бумаги, и как бы юноша ни любил писать пером, ему приходится поднимать с пола помятые листы и писать на обратной стороне, пока есть тот настрой, пока есть чертово вдохновение и пока оно не пропало. Благо, с последним словом растворяется и вдохновение, и чернила в небольшом пузырьке. Поэтому Дун спокойно отправился за нужным. На кухне стоит бумажный пакет с безумно вкусно пахнущей и до сих пор тёплой выпечкой. Тонкие пальцы обхватывают сигарету за фильтр. Он тушит сигарету из открытого окна о промокший подоконник, выдыхает едкий дым, от которого на светлом потолке в этом углу уже появились желтые пятна. Юноша смотрит в окно, наблюдая за редкими прохожими с большими черными зонтами и такими же редкими кэбами. Сычен сочувствует кучерам: в такой дождь лучше сидеть дома, а не вести куда-то людей, вероятнее всего, увиденных впервые в жизни. Поправляя свитер, юноша поднимает тряпку с пола, вытирает подоконник и бросает ткань обратно на пол, на котором из-за прохудившейся крыши лужицы воды. Бежит к входной двери, готовый встречать своего гэгэ. Кун приносит в дом запах озона, яркие жёлтые, оранжевые листья, - видно, шел через парк, и еле слышный аромат жареных каштанов, которые его младший очень любил. Этот Цзянь также знает, что младшему нравятся булочки с корицей - запах этой сладости уже ощущался, и виделись небрежно брошенные ботинки, что лежат под висевшим пальто. Сычен любит тепло, горячий чай и его объятия, любит самого Куна. А старший любит этого юношу, что, не зная языка, сбежал с Цзянем в чужую страну, где не уверен ни в чём, кроме добрых, теплых руках Куна. Старший снимает пальто, оставляет свои туфли у ботинок юноши, ставя их ровно, и только после обнимает Дуна, оставляя легкий поцелуй на щеке и щипая за голое бедро, от чего брюнет чуть подскакивает на месте, но обнимает лишь крепче. Они отправляются в спальню, и один под внимательным взглядом натягивает штаны, а потом, чуть позже, младший поднимает разбросанные по гостиной листы бумаги. Кун сам переодевается и успевает сделать им чай, когда растрёпанные Сычен появляется на пороге кухни, смущенно улыбаясь. – Сильно замерз? – тихо произносит Дун и подходит ближе, кружку в руки берёт и длинные замерзшие пальцы о фарфор греет. – Скорее, это я должен тебя спрашивать, – Кун пакетик с жареными каштанами ближе к юноше пододвигает и улыбается. Сычена улыбка старшего согревает даже больше, чем горячий чай. Он подходит ближе и с благодарностью целует в уголок губ. Кун за талию к себе прижимает, проводит по щеке внешней стороной ладони и отбирает кружку, целует каждый палец, после прижимает ладони младшего к груди, чтобы тот мог почувствовать, как сильно бьётся его сердце рядом с ним. – Ты - мой романтик, – Сычен улыбается и жмется ближе, обнимает и удобнее укладывает голову на плече. – Закончил писать? – шёпот, что обжигает кожу в любое время года. – Почти, бумага закончилась... – признается брюнет и тянется за поцелуем, тут же получая его. Поцелуй со вкусом черного чая с лимоном и ноткой корицы. Дун сам пахнет корицей и чем-то сладким, возможно, арбузными леденцами. Кун отстраняется, смотрит в любимые глаза, не силах заставить себя отпустить юношу даже на пару секунд. – Ты же знаешь, что если тебя поймают на леденцах, придётся тут же вернуться в свой век, – произносит Кун и утыкается носом в каштановые пряди, что пахнут выпечкой. – Если ты закончил, предлагаю возвращаться в наше время. – Вообще-то в твоё время, - Сычен хихикает и чмокает в уголок губ, – не могу сказать, что оно мне нравится больше, чем моё... Но с тобой я согласен, нам пора. Лондон девятнадцатого века слишком холоден, – Дун закусывает губу, пряча ладони в карманах старшего. – Хорошо, тогда нам надо попасть куда-нибудь, где тепло, – Кун с улыбкой смотрит на камин, чувствуя пальцы младшего сквозь тонкую ткань кармана брюк, и уже сейчас хочет увести его подальше от насквозь сырого и промозглого Лондона. – Сколько времени тебе понадобится, чтобы собрать свою работу? – гэгэ заглядывает в лицо Дуна, дожидаясь ответа. – Пара минут, – Сычен выскальзывает из объятий и принимается носиться по гостиной, собирая в одну папку все части и главы. Спустя минут пять юноша стоял, держа в руках довольно массивную кипу бумаги, именуемую новым шедевром автора под псевдонимом «Путешественник». На самом деле, цивилизация Древнего Китая остаётся для него самым прекрасным местом. Он до сих пор не понимает, почему люди уничтожают природу, ведь такая красота была во времена его детства! Словами нельзя описать, насколько прекрасной была природа, пока люди не вторглись в её владения. И пусть, по факту, Дун старше Куна на несколько тысяч лет, он всё равно зовёт его гэгэ. Он помнит, как они познакомились - на тот момент и правда можно было подумать, что Кун старше. Встреча состоялась в родной деревне юноши, когда из-за несчастного случая случился пожар, и Цзянь спас его. Кун предложил отправиться вместе с ним, и мальчишка не спорил - он вложил свою руку в раскрытую ладонь старшего, с доверием смотря в карие глаза. Карие глаза, в которых он тонул уже два года, но так боялся этих чувств. Когда на его запястье защелкнулся золотой браслет, Дун немного забеспокоился, но тут же отбросил все сомнения, оказавшись в объятиях старшего. Он увидел землю будущего. Босой, Дун в свободной грязно-белой рубашке и штанах оказался посреди белоснежной комнаты. Юноша тогда впервые так сильно испугался за свою жизнь, пока Кун не успокоил его, не объяснил, кто он такой и что случилось. Сычен в ту ночь доверил свою жизнь и чувства старшему, решив, что он пойдёт с ним до конца, куда потребуется, даже если это будет самый дальний уголок, известный известный в существующей Галактике.