Тайна на костях

      Счастье — это проводить время с любимыми для тебя людьми. Хоть у этого слова и миллионы понятий, для каждого они весьма индивидуальны. Но мало же кто поспорит, что быть с важным человеком рядом — прекрасное чувство. Возможность обнять и чмокнуть в щечку от радости, а после упасть на ковер и долго смеяться из-за кокой-то глупой шутки, сказанной очень давно.       То с друзьями, то с любимым, любимой или с родней — это может происходить с каждым. Кто-то вообще может веселиться и смеяться со своим питомцем-другом, и люди не нужны. А после ночевок просыпаешься рано утром и видишь их спящие лица: они все такие беззащитные. И сразу становится тепло на душе.        Быть одиноким — это одно из самых страшных, что может быть для человека. И как бы кто-то не упирался, как ему и одному хорошо, все вокруг знают — страдает. Как только дверь закроется перед носом, так слёзы начнут течь по щекам, а руки закроют рот, чтоб не было слышно крики одиночества. До жути больно слушать, когда кто-то кого-то обнял, а тебя нет. Ты совершенно один. И как бы не пытался быть сильным, в итоге всё равно сломается всё внутри, а потом человека просто не становится: морально или физически, это не так важно. Человека в принципе нет.        Такая участь одиночества застала польскую студентку, Амелию Кравчик. Казалось бы, что всё вмиг рухнуло и жизнь закончилась, но как бы ни так. Любящие родители и парень смогли помочь: обычное везение, которое не всем достается. Выйти из депрессии никакие лекарства не помогут — только люди.       Мягкие пухлые губы парня нежно целовали скулы бледной девушки. Его руки обнимали её тело, прижимая тем самым к себе ещё крепче. Спустя какое-то время он начал спокойно гладить пальцами лицо, улыбаясь. Томный взгляд пропал, сменился скорее на трепетный и обеспокоенный, хотя девушка, сидящая на его коленях, скорее считала сейчас парня больше заботливым, нежели обеспокоенным.       — Марек, надо учить баллистику. У меня экзамен на носу…       Парень лишь немного засмеялся и рухнул на спину, потянув за собой свою «жертву», ноющую о подготовке к экзамену. Пальцами сразу начал щекотать, пытаясь вызвать хохот, а не занудный лепет.       — Н-ну, п-пожа-алуйста! — чуть ли не заикаясь, пыталась сказать студентка.       — Ами, мы уже шестой час сидим над тетрадками и учебниками. Надо размять косточки. Ну, губы тоже можно…       Марек медленно потянулся к розовым губам девушки,  от которой в этот же мик получил плюху по затылку: носом же уткнулся в подушку мимо лица Ами, ухмыляющийся данной ситуации.        — Для тебя я Амелия, а не Ами, понял?       — С какого такого перепугу?        — С того, что ты обещал со мной заниматься и помочь, а не отвлекать! У нас есть чёткий график. С часу до трёх занимаемся, потом перерыв на час, но ты решил его не брать со словами «лучше освободимся на час раньше, а сейчас будем сидеть подряд», шёл шестой час, мы закончим уже через полтора часа, но ты перешёл все…        — Все границы, я знаю. Не будь занудой. Я, конечно, привык, что у тебя всё чётко по расписанию и по порядку, — Марек повернулся к шкафу и кивнул в его сторону, — даже носки твои и мои очень «перфекционично» расположены на полке.        — Такого слова нет.       — Будет. Ладно, пошли дальше заниматься, Амелия Кравчик.       — Ами. Просто Ами, Каминский.       Марек ухмыльнулся и сел спокойно поближе к девушке с тетрадями, продолжая повторять материал, который оба проходят уже не первый год.        Русая девушка с наушниками в ушах что-то ритмично подтанцовывала, пока стояла в дверях к кабинету, где с минуты на минуту будет экзамен. В руках толстые тетради, а в голове ветер и текст «we are young, we are brave» из песни. Рядом с ней стоял невысокий паренёк, нервно перебирающий края своей кофты. На удивление она была очень плотная для тёплой погоды в последние дни. Он то и дело, что глядел по сторонам и шептал. Из-за музыки в наушников было сложно разобрать. Ами знала, что это её одногруппник с последней парты — Глоболевич. Имя, вроде, Александр. Этот парнишка из тех, кто не хочет связываться с разными компаниями и находить хоть какой-то общий язык. У них только одна цель: учиться. Александр был отличником по всем предметам, кроме одного, экзамен по которому и будет. У него никогда не бывало выше удовлетворительной по баллистике, а это сильно расстраивало отца. На одной из пар в кабинет к ним ворвался высокий и щуплый мужчина, чьи черты лица очень схожи с Глоболевичом. Как позже выяснилось — это и был отец, сердитый отец. В тот день он орал на всех, возмущался, что у его сыночка не «отлично». Амелия взглянула на реакцию Александра, сгорающего со стыда в конце кабинета и поправляющего рукава толстовки. Группа предполагает, что отец его бьёт, потому он всегда в закрытой одежде и такой пугливый.       От погружения в музыку и мысли по поводу нервного Глоболевича отвлек неожиданный щелбан в лоб. Амелия резко вытащила наушники и удивленно подняла взгляд, чтоб узнать, кто же такой умный отвлек её от «подготовки» к экзамену.       — Чего тебе, Марки?        — Марек, сколько я уже говорил.       — Честно? Твоё «е» по центру лишнее, удобнее «Марк», ну или «Марки». Могу «Марке». И вообще-то ты меня отвлек от подготовки.       — М? От какой? Музыка закончилась ещё в начальной школе. И это разные имена, раз на то пошло. Я же не говорю «Омелия». Всего одна буква, знаешь ли! Раздражает. Очень. Начиталась своих американский книжек, — парень нахмурился и облокотился о стенку возле Кравчик.       Девушка только промолчала и решила не давать никаких комментариев. Присутствие Марека окончательно отбило желание поднимать себе настроение с помощью музыки. Амелия постоянно перед чем-то важным старается не думать об этом, потому что из-за волнения мысли кучкуются в кашку и уже не разобрать идею вовсе. Музыка — хороший способ отвлечься, начинаешь повторять скорее текст песни, чем материал. Забываешь. А потом в хорошем и спокойном настроении садишься писать экзамен, не забивая голову «а я не сдам», «а я забыл», так как для них уже времени вообще нет.       Так экзамен и начался. Точнее вторая попытка, потому что Амелия попала на пересдачу. Из-за обычного волнения, которое она допустила, забыв про музыку, её знания просто смешались. Всё было просто перепутано, даже в номере группы появилась лишняя цифра. Такой же лишней оказалась паника, испортившая всё.        Ами постукивала карандашом по парте, вспоминая ритм песни. Тело было максимально расслаблено, если сравнить с другими. На парту даже не хотелось смотреть, только в окно, где виднелся дуб, а на нём два воробья. Они активно прыгали по ветке и что-то пытались украсть друг у друга.       — «Они похожи на Марека с его младшим братом. Два идиота, которые делят приставку». — Амелия усмехнулась.        — Начало 9:00, конец в 12:30. Экзамен начат. Можете начинать писать.       После тридцати минут объяснения наконец-то можно было взглянуть на свои задания. Кравчик всегда раздражало то, что нельзя прочитать их сразу и уже начать думать. Нет, надо еще полчаса слушать о том, как правильно и что заполнять, что делать нельзя и можно. Все они уже четвертый год здесь, но ощущение, что преподаватели держат их за дураков, которые не запомнили эту систему.  9:30. Александр с передней парты (на удивление) нервно бьёт по столу и начинает шататься. 10:20. Он нервно ляпает свой пиджак, будто пытается, что-то там найти.        — Глоболевич, вам плохо? Что вы пытаетесь найти? Не пытайтесь списать!       — Чёртов экзамен. Отец… не выдержит. Ублюдки!       Парень резко подскочил с парты, из своего пиджака вытащил что-то чёрное и наставил на преподавателя. Пистолет. В этот раз стоило всё же проверять студентов с металлоискателем: преподаватели доверяют некоторым студентам, которые всегда добросовестно отдадут телефон. Некоторые могут донести потом. Да и в принципе университет не старается раздеваться всех до белья, чтобы изучить и найти шпаргалки.       — В-вы опять мне дали сложный вариант! Тупой экзамен! Я из-за него потеряю всё. Я учил, правда! Как вы не понимаете? Меня же убьют из-за этой жалкой бумаги!        Все ребята в страхе сжались, спустились почти под парту. Девушки сами себе закрыли рот, чтоб не закричать при виде пистолета. Амелия тяжело сглотнула и сама немного спустилась для безопасности. Самое дерьмовое то, что ни у кого нет телефона — никого не позвать.       — Александр, успокойтесь, пожалуйста. Давайте решим спокойно? — женщина средних лет пыталась утихомирить буйного студента.        — Н-нет! Я пытался! Столько раз просил! Ублюдки! Я не хочу умирать…       Выстрел. За ним ещё один. Тогда уже никто не сдержался, половина студентов закричали, а те кто и вовсе продолжал наблюдать, со слезами на глазах уже и визжали. Пару людей попадали в обморок.       Амелия, сжавшись за парту крепче, медленно выглянула. Во рту был огромный ком, создающий ощущение тошноты. Женщина упала возле парты, она крепко сжимала своё окровавленное плечо, в которое попали. Она была жива.        — Он убил себя! — дрыщавый парень закричал на весь кабинет, сжав резко волосы руками от паники. Может все студенты здесь и учились на криминалиста, но не все выдерживают сам процесс смерти на глазах.       Было ощущение, что длилось это больше пяти минут. Девушка слева от Амелии тихо плакала под партой и шаталась, повторяя непонятные слова. Парня рядом с ней буквально тошнило на пол, его лицо побледнело, кажется, он вот-вот упадёт в обморок. Ещё несколько людей забилось в конце кабинета, подальше от мёртвого тела и лужи крови. В их голове застрял страх, потому что любой в этом кабинете мог быть тоже застрелен.        Амелия опустилась на четвереньки и очень медленно спускалась к одной девушке с парт вперёд, которая спокойнее других сидела — одногруппница. Несколько капель крови досталось ей, так как этот Александр был почти перед ней. Её лицо побледнело сильнее даже, чем у того парня слева, словно и она сейчас упадёт в обморок. Но девушка продолжала смотреть в окно. Заметив Ами, подползавшую к ней, она тихо прошептала:       — Воробьи улетели. Ты видела тех воробьев?        Несколько взрослых влетели в кабинет на шум. Вся эта картина образовалось меньше, чем за минуту. А казалось бы… Один из них аж сам взвизгнул и помчался обратно через других преподавателей, которые с ужасом смотрели на это всё. Молодая девушка сразу начала звонить в скорую и полицию, другие в мед. кабинет, чтоб оказать хоть какую-то помощь экзаменатору и студентам. В это время пожилой мужчина начал оказывать первую помощь раненой женщине, так как счёл, что пока они дождутся этих медсестёр, можно и самим помочь хоть как-то.       Амелия прижалась к своей одногруппнице снизу и так же смотрела в окно. Воробьев и вправду уже не было…       — Итак, давайте заново. Ваше имя — Амелия Кравчик. Вы свидетель самоубийства Александра Глоболевича. Это произошло, по данным других свидетелей, в 10:44 верно?       — 10:33… Это произошло в районе этого времени.        — Хм, ладно. Расскажите, как это было, с вашей точки зрения, пожалуйста.       Перед Амелией сидел статный мужчина лет тридцати пяти афроамериканского происхождения. Было странно видеть не белого сотрудника в рядах польских полицейских для неё, но, возможно, он приехал по обмену или что-то такого. По крайне мере, его предназначение волновало сейчас меньше всего.        На протяжении нескольких часов она сидела в очереди на допрос в участке по поводу самоубийства одного из студентов прямо на экзамене по баллистике. Как же это иронично. Несколько других свидетелей трясло намного сильнее: они просились домой, говорили, что ничего нового не скажут, что им хочется уйти отсюда и забыться. Кравчик же молча сидела на стуле и смотрела куда-то вперёд.        Её парень, Марек, не оставлял девушку ни на минуту. Крепко сжимал её маленькую ладошку и целовал пальчики. Слишком хотелось увидеть хотя бы мелькающую улыбку на губах Амелии, которая на протяжении нескольких часов почти не двигается.       — Может принести тебе воды? Массаж плеч? Давай походим, ты уже долго сидишь? — но в ответ лишь тишина. — Ами…       Кравчик продолжала смотреть вперёд и на допросе. Какие-то слова она пыталась выдать, но всё равно оставалась в своём мире. Для знакомых было странно увидеть их Амелию в таком состоянии, потому что она никогда так не реагировала на кровавые сцены, смерти. Когда была возможность попасть в морг по учёбе, то даже шутила с патологоанатом над другими студентами с помощью трупов. А тут? Её будто что-то ударило в голову, и она не может оторваться от мыслей.   «Привет, мам! Мы сейчас с Верой у неё дома, празднуем день рождения её собаки!..»       Осколки воспоминаний врезаются в голову, стоило увидеть лужу крови на полу в кабинете. Глаза помутнели от слёз, так как до боли знакомый голос начал разъедать мысли. У девушки ладони автоматически сжались на коленях, а корпусом она согнулась к столу, чтоб сдержать эмоции.        — Кравчик? Что с вами? «Ами, Ами, смотри! Я похожа на Гринча? А-ха-ха! Лучше сходи за мороженым, а я пока начну делать коржи.»        Блондинистые волосы девушки были заплетены в тугую длинную косу. Её образ мелькал перед глазами Амелии. Та сияющая улыбка не сходила с лица, заставляя сердце сжаться от боли сильнее. Кравчик шмыгнула носом, но спустя несколько минут стала быстро вытирать слёзы с глаз, пытаясь привести себя в порядок.        В глазах запечатлена была лишь одна картина: на кухне лужа крови, а за тумбочкой видна бледная рука с кольцами, которые носила та самая девушка — Вера.        — И-извините. Я не знаю, что говорить. Вам всё уже сказали.       — Да, мне самому надело уже четвёртый час слушать одно и то же, наблюдать какие-то сцены и далее. Но, прошу, надо.       Амелия сидела с опущенной головой, пытаясь хоть как-то вслушаться в слова полицейского, но ничего не получалось. Воспоминания только сильнее захватывали её мозг, заставляя внутри просто кричать от боли.        — Разрешите, я вас сменю. И сам уже допрошу девушку.       — Спасибо. Я тогда буду в 14-м, если что-то понадобится.       Был слышен хлопок железной двери, а после неё скрип стула, отодвигающегося от стола. Кравчик вновь тихо шмыгнула носом, не желая всё так же поднимать глаза. Только свои черные ботинки с белыми носками её хоть как-то интересовали. Всё в помещение было чёрно-белым, да и смотреть тут нечего: стены, пол, потолок и стол с парой стульев. В туалете обстановка и то веселее.        — Амелия Кравчик, значит. Свидетель самоуб…       — Да-да. Сколько это будете повторять? Я устала. Я не хочу вспоминать уже то всё, мне тяжело.        — Я знаю, — незнакомый полицейский потянулся руками вперёд и коснулся руки Амелии, которую она успела положить на стол. Та почти моментально дёрнулась, подняла взгляд с возмущением, так как какой-то парень посмел коснуться её руки. Хотя гнев сразу пропал, так как та нащупала бумажку в ладони. Она не стала подавать виду, напряглась.       Перед ней сидел молодой мужчина, возраст его около двадцати пяти, точно сказать нельзя, может и меньше. Вместо полицейской формы он был в обычном чёрном костюме: рубашка белая, пиджак, брюки. Из-под рукава на левой руке можно было увидеть солидные серые часы. Его серые глаза смотри прямо в глаза Амелии, которая продолжала рассматривать своего нового собеседника.       — Вернёмся к делу? Я хочу, чтоб вы всё рассказали. А потом вас, Амелия, мы отпустим. Начните, пожалуйста, с того момента, как вы стояли в ожидании у кабинета. Видели ли жертву? Как он себя вёл? Хотя жертвой его сложно назвать. Знали, что у него проблемы в семье?       — Да, я… я всё расскажу.        Как будто под гипнозом Амелия рассказала всё, что помнила. Все воспоминания моментально ушли из головы, наступило любопытство, которое пожирало раздумья: скорее бы прочитать или посмотреть, что на той бумажке. Кто он? Разве знакомы?       — Спасибо. Мы закончили, — сотрудник поднялся с места и подошёл к двери. Парень собирался уже было открыть дверь, но один нюанс заставил его остановиться. — Ох, как я невежлив, простите. Вы говорили с Томасом. Томас Янковский.  Девушка моментально подняла взгляд на уходящего полицейского. Его фамилия врезалась в голову Ами, из-за чего так удивленно раскрыла рот. В её глазах застыло всё: образ парня стоял перед ней и улыбался. Янковские… Кравчик всем телом почувствовала мурашки. Именно Янковский арестован за убийство лучшей подруги. Старший брат этого Томаса прямо сейчас сидит в СИЗО за обвинение в серийном убийстве девушек, одной из которых стала Вера Мазур.       Амелия срывала свои плакаты со стены, оголяя странные записи за ними. Красные чернила очерчивали определенные слова, алые нити соединяли точки на картах и края разных фотографий. Марек удивленно смотрел на свою девушку, которая после допроса вылетела из кабинета и не обратила внимания на него. Он каждый раз пытался окликнуть её, хватал за руку, но она её выдёргивала и продолжала снимать плакаты.       — Объясни мне, что происходит? Я хочу знать! Я имею право знать!       Девушка резко развернулась. Ами спрыгнула с кровати и вплотную подошла к парню, на лице которого мелькнул некий страх. Её глаза показались безумными, а голос был ниже прежнего. Руки тряслись, как только начали тянуться к плечам Марека.       — Он брат убийцы Веры... Мы с ним встретимся вечером. Я что-то узнаю. Не знаю что. Я хочу знать! Я... я три года страдала! Марки, я не успокоюсь, пока, — на глазах девушки стали выступать слёзы. Голос будто сорвался и она была почти в истерике, сжимала сильнее и сильнее рубашку парня.       Марек сразу обнял её и прижал к себе. Его пальцы стали перебирать волосы, надеясь, что данный жест успокоит на минутку Ами. После гибели подруги у неё часто сносило голову, после лекарств немного стала спокойнее, хотя психолог уверял, что в голове есть тёмной (не в прямом смысле) пятно. Сейчас оно затихло, но стоит немного расшатать и всё вновь лопнет и выльется наружу.       — Садись. Здесь могут быть лишние уши. Если боишься, то можешь отправить номер машины родственникам, но никто тебя не украдёт и не убьёт. Только правда, которую мы хотим узнать. Если готова, то дверь открыта. — Амелия, которая снова выглядела спокойно, стояла у дверей машины Томаса. Он проговорил это тихо, чтобы слышала только она. Пора сделать шаг.