***
— Ты давно не превращался. — как-то замечает Крис на обеде. Он говорит тихо, да и Джисон его, в любом случае, не слышит — слишком занят разглядыванием хомячка в клетке и игнорированием очередного предложенного бутерброда. Рядом с ним крутится высокий пес, брошенный хозяевами, ластится к поглаживающей его руке и поскуливает от удовольствия, и Хан в ответ ему улыбается снова в свои проклятые десны и тянется с вытянутыми в «уточку» губами. — На улице хер пойми что, лапы жалко. — будто в доказательство Минхо показывает Бану намазанную кремом свободную от еды руку и краем глаза замечает, как пушистый кот утягивает бутерброд Джисона со стола и тянет к лениво потягивающимся кошкам — студент этого, к слову, даже не замечает, увлеченный завоеванием собачьего сердца. — Какой неженка. — старший фыркает и шепчет предупреждающе: — Чего натворишь с мелким — убью. — Чего это ты так о нем печешься-то? Аж халат пацану сам застегиваешь. Минхо немного обижается даже. Они с Крисом друзья больше десяти лет, а тот только и может, что возмущаться из-за всего подряд и ворчать постоянно, а с тем возится, как с собственным братом, показывает все и бутербродами каждый день кормит, которые тот никогда не ест и ходит весь день голодный. Питьевую диету себе устроил, походу. — Они с Феликсом лучшие друзья, я пообещал, что не дам переломать ему все свое тело и отрезать что-нибудь скальпелем. — Крис поглядывает на пытающегося вылезти из-под огромного пса Джисона и улыбается уголками губ. — Он такой неуклюжий, что снес мне весь дом, когда впервые пришел к Ликсу в гости. Феликс — это младший брат Бана, который пару лет назад приехал за ним из Австралии и поступил в тот же университет, откуда выпустились они с Минхо, только на другое направление. Он на брата не похож, более открытый и весёлый, у него яркие веснушки и совершенно не похожая на Криса внешность, и характер соответствует обложке — без лишней ебанутости, но не слишком серьезный и не глупый. А как судьба свела его с этим нерадивым недо-ветеринаром, который собрал в себе все то, только наоборот — и ебанутость, и несерьезность, и тупость (не считая работы, конечно) — непонятно. Крис сегодня уходит пораньше, спешит по каким-то там своим делам и даже не ругается, когда Минхо показушно вздыхает с облегчением, прежде чем дверь за ним захлопывается. В клинике он остается наедине со зверьками и притихшим практикантом, который пятью минутами ранее что-то активно рассказывал собирающему вещи старшему и улыбался во все тридцать два. В восьмом часу вечера приходит последний клиент по записи с кошкой в переноске и всеми ее документами, которыми приходится заняться Минхо из-за отсутствия Криса. Он просит закончить быстрее, потому что торопится, еле усаживает своего питомца на кушетку и смотрит на Джисона, которому Минхо доверил работу (тот уже две недели у них работает, научился поди). Хан, еле успокоивший кошку, почему-то тушуется со шприцем в руке и нерешительно поднимает взгляд на Ли. — Вы не могли бы быстрее? — с долей раздражения басит клиент и закатывает глаза, будто кому-то его возмущение сейчас интересно. Он почесывает свое отвратно торчащее из-под обтягивающей майки пузо и оттягивает ее вниз, являя всем вокруг огромные пятна пота подмышками. — Да… да, простите. Минхо видит, что у пацана начинают трястись руки, видит его нервозное состояние и бегающие то к нему, то к кошке глаза. Он сейчас почему-то неимоверно раздражает, хочется выгнать его и не пускать в клинику больше — это его с Крисом обитель, а не каких-то студентов-практикантов, которые даже за две недели не научились делать кошкам спокойнее некуда прививки. Он встает со своего места, отбирает из трясущихся рук шприц и аккуратно колет лекарство, чтобы не мучить животное. Та мяукает негромко, но быстро замолкает, когда он извлекает иглу и, кинув ее в лоток, идет в вестибюль, где принимает оплату клиента. — Еще раз такое отмочишь, пойдешь практиковаться на себе, белка несчастная. — как бы не хотелось промолчать сейчас, слова все равно выливаются грубым тоном на растерянного Джисона. — Прибери здесь все и закрой дверь, когда соберешься уходить.***
Он, вообще-то, не собирался оставлять все на Хана, но внутри сейчас бушует раздражение, и интуиция подсказывает лучше бежать. Не потому, что боится нагрубить, а потому что давно спящая кошачья сущность почему-то решает показаться прямо сейчас, а предстать перед какими-то нескладными пацанами в образе кошки не хочется от слова совсем. Превращение становится не последним удивлением на сегодня: его кошачья сущность решает, что увязаться за бегущим в такое позднее время домой Хан Джисоном будет лучшим решением. Да и чего греха таить, в самом деле же интересно. На улице хлещет крупными каплями дождь и больно бьет по тонкой кошачьей спине. Шерсть неприятно намокла, мордочка чешется, но Минхо ловко проскакивает под припаркованными машинами вслед за ссутулившимся практикантом, который не пытается как-то укрыться от холода, запахивая тонкую курточку на плечах. Живет он в какой-то богом забытой многоэтажке, спрятанной высокими лысыми деревьями и подобными домами, на подъезде даже нет домофона, а внутри — сыро и холодно, холоднее, кажется, чем на улице. Минхо еле успевает проскользнуть вслед за парнем в спасительную сухость, чуть не прищемив себе хвост массивной деревянной дверью на пружинке, плетется медленно за шагающим по лестнице Ханом и ловко втискивается в тепло джисоновой квартиры. Внутри пахнет домом и немного сыростью, не так тепло, как хотелось бы, но всяко лучше, чем снаружи, и пусто так, серо. Постеленные пыльные ковры вообще не радуют только зажившие от цыпок лапки, да и прилечь бы, а то бежали долго и ни капли не близко, как Крис сказал недавно. Джисон, словно слепой, не замечает его от слова совсем, пока не наступает на хвост в попытках снять второй ботинок, подпрыгивая на одной ноге. Минхо мяукает громко, а хочется настоящим человеческим голосом заматериться и треснуть этому придурку малолетнему, но котам голоса не давали и в прямом, и в переносном смысле этих слов, а палиться перед ним не хочется — не его это дело. От его пронзительного мяуканья Джисон от страха путается в своих ногах и падает с громким стуком на спину. Минхо еле успевает прошмыгнуть под летящим вниз телом и садится рядом со сморщенным от боли лицом. Он осматривает пацана обеспокоенно и начинает бояться, что убил ненароком, потому что тот вдруг перестает подавать все признаки жизни на пару секунд, но потом вдруг резко поворачивает голову в сторону кота и снова кричит пронзительно, отчего испугавшийся внезапности Минхо случайно бьет его по щеке выпущенными когтями. Череда громких криков и мяуканья наконец-то прекращается. Джисон дышит загнанно, поднимается на колени и носком стягивает ботинок с ноги, встает и опасно косится на злобно смотрящего на него кота. В Минхо сейчас чуть ли не бури бушуют — он зол за болящий хвост, испуган от резкого вскрика и, что уж греха таить, нехило обеспокоен кровоточащей царапиной на испуганном лице. — Ты как тут оказался? — дрожащим голосом спрашивает Хан, отчего хочется треснуть его еще раз — не дурак ли он, с котами разговаривать? — Проваливай! Он открывает входную дверь и пальцем указывает на выход. Там снаружи — сыро и холодно, и даже в образе человека Минхо бы туда не вышел ни за что. Тем более, его машина на парковке рядом с клиникой, а отсюда до нее километров пять, не меньше, а тащиться как в теле человека, так и кота, под дождем — нет, увольте. Минхо важным котом задирает мордочку вверх и смотрит презрительно, немного щурясь от полоски света из подъезда в темной джисоновой квартире. Тот больше не просит, подходит и берет его на руки, пытается вышвырнуть, но Ли не дурак и его жалеть в принципе не собирался никогда, поэтому царапает все руки в попытках выбраться и с облегчением убегает в одну из двух комнат внутри квартиры. С коридора слышится ругань, шипение и звук закрывающейся на замок двери. — Делай что хочешь! — кричит Джисон из коридора и в комнату заходить не спешит. Перед Минхо в тусклом свете фонаря с улицы (он хоть и кот, но не чистый, и ночного зрения ему, к сожалению, не дали) рассматривает творящийся вокруг хаос. За сломанной дверцей шкафа неаккуратно разбросана одежда, и не будь ее так мало, вывалилась бы давно на скрипящий половицами пол под тонким тусклым ковром. Перед шкафом, в углу комнаты к стене приперт неаккуратно заправленный матрац, а рядом стоит кучка таких же, как были у Минхо и Криса, учебников. Куда Ли дел свои — он не помнит, но смутно припоминает, что парочку из них сплавил любящему лишний раз почитать на досуге старшему. Скупая обстановка в сырой квартире навевает чувство жалости к ее хозяину, который, кажется, ушел в ванную, судя по зашумевшей где-то воде. Одинокая прозрачная шторка колышется из-за сквозняка, пробирающегося внутрь сквозь дыры в деревянном (закрытом, к слову) окне. Минхо немного передергивает, хочется то ли уйти отсюда поскорее, то ли поддержать Джисона своим присутствием. Это чувство эхом отдается в беспокойном мозгу, стоит только одной мысли об этом зародиться в голове. Желания защищать Хана у Минхо не вызывал никогда — только подстегивать лишний раз и наблюдать за сменяющимися от грусти до детской наивной обиды эмоциями, потому что там — в клинике — Крис приобнимет пацана и потреплет по голове, чтобы не дулся, замолвит за него парочку извинений и кинет не обидное «он придурок, не слушай его». Но в бедной, холодной обители Джисона не успокоит, похоже, никто — от этого даже самому на душе гадко становится, когда в голове всплывает счастливое ханово лицо и нескончаемый поток бреда, не перестающий литься из его рта практически всю смену. Его ступор прерывают взявшиеся из ниоткуда теплые руки, прижимающие кота к колючей ткани свитера. Минхо пугается от неожиданности в сотый за сегодня раз и успокаивается почти сразу, позволяя донести себя до кухни и опустить на шаткую табуретку. В этой комнате дела обстоят не лучше, чем в прошлой, но тут хотя бы не сквозит, и на том спасибо. Джисон ежится от обдувающей влажное тело прохлады, и Ли видит, как покрываются мурашками его ноги под свободными шортами. — Прости, я не заметил тебя сначала. У меня на работе выпала линза и я ничего не видел. Минхо немного удивляется, когда пацан начинает говорить с ним, и почему-то чувствует небольшой укол совести. Перед уходом он наорал на него из-за того, что тот не смог выполнить свою работу, и теперь стало понятно почему: он просто не видел. Минхо успокаивает себя тем, что Хан сам не объяснил причину и молча нервничал в сторонке. Между мыслями он не сразу замечает, как тот начинает говорить снова: — Мне сломали очки в университете, я не всем так нравлюсь, как Крис-хёну. Ладно, честно — стыдно становится вдвойне, потому что заранее становится понятно, какие слова последуют дальше. Слушать про себя гневные тирады не очень-то и хочется, Минхо не привык к мучениям совести и стыд ощущает впервые за долгие годы. Плевать на чувства чужих ему людей стало привычкой, и Джисон не исключение. Был им, по крайней мере, а что творится в крошечном кошачьем мозге сейчас — непонятно, и Ли бы рад списать все на смену сущности, но, кажется, дело совсем не в этом. Джисон молча наливает чай в кружку, макает пакетик пару раз и ставит его на блюдце рядом с чайником, а на коробке на четком корейском написано элементарное «одноразовый». Болтливый студент оказывается болтливым даже наедине с прибившимся котом, и продолжает через некоторое время: — У тебя глаза такие умные, как будто ты меня понимаешь. — он тянет руку, чтобы погладить, и Минхо, от себя не ожидая, шипит и отсаживается подальше. Джисон пожимает плечами: — больно надо. Ты мне кое-кого напоминаешь, знаешь? Минхо знает, потому хмурится, насколько оно возможно с кошачьей мордочкой. — Минхо-хена с практики, он тоже такой же вечно злой на меня ходит и не слушает. Лучше бы он меня вообще игнорировал, а не так — то ругает, то с хеном обсуждает, я же вижу. Хен отказывается мне рассказывать, чего они там говорят. Ну и слава богу, хочется сказать Ли. Еще бы его лучший друг пересказывал какому-то другу брата все их разговоры. Болтающий на фоне его мыслей Джисон не замолкает, и из их вечернего почти диалога Минхо узнает, что у пацана ни родителей, ни опекунов нет, что он сам по себе и на практику ходит не на пару часов, как положено, а на полный рабочий день за отдельную плату. Что Крис не хотел заставлять его работать, говорил, что без этого оплатит все, что надо, и что бутерброды ему таскает именно поэтому. А потом Хан говорит: — Я их домой обычно ношу, чтобы поужинать, а сегодня кот утащил, он на тебя, кстати, похож. Ты меня без ужина конечно не оставил, но морда тоже наглая. И у Минхо-хена тоже! Минхо в отместку метит Джисона еще одной царапиной и хочет обматерить за названное мордой лицо, но отворачивается устало и не слушает больше чужих тирад. Он разгуливает по квартире, рассматривает все и оценивает обстановку до тех пор, пока младший не засыпает на своем матрасе, свернувшись в пушистый (из-за свитера!) комочек под тонким одеялом. Ли выходит через форточку и подпирает ее, как может, но, слезая по дереву, все равно слышит, как та с неприятным скрипом открывается под шум бушующей погоды.***
Крис наотрез запрещает подходить к животным, стоит Джисону переступить порог клиники. Он с утра бегает вокруг: заваривает чай, едет в аптеку за лекарствами, дает свою кофту и злой мамочкой ворчит: «я говорил тебе не ходить пешком, я могу за тобой приехать». Минхо так и подрывает спросить, чего он с ним так возится? Подумаешь, заболел, с кем не бывает? Честно, со многими не бывает, если у них дома окна человеческие, батареи греют и спят они не на полу на матрасах, а на полноценной человеческой кровати. У многих не бывает, если они ездят на машинах и за неимением оной не селятся в тех местах, где автобусы не ходят. Если они едят стабильно, нормально и вовремя, а не один бутерброд раз в день после работы. Минхо стыдно немного перед Джисоном за свою излишнюю грубость и презрение, которое, он знает, читается в его взгляде каждый раз, стоит посмотреть на Хана. Читалось, поправляет себя он и тормошит Криса, чтобы сообщить, что ему нужно отлучиться. Может, Джисон и не обращает на него внимания (или так кажется), но после вчерашнего опыта Минхо знает точно, что его внимание уже полностью обращено на мальчика. Не в каком-то таком особом плане, всего лишь жалость и нотка заботы, думается, иначе как объяснить покалывающее сердце при взгляде на красный шмыгающий нос и нахмуренные брови? Хан Джисон — пацан очень невнимательный, оказывается, потому что совсем не заметил того, как Минхо на его же глазах достал ключ от его квартиры из его легкой курточки и ушел, прежде обратив на себя внимание абсолютно всех, включая его самого. Он в тайне от самого же себя надеется, что, наверное, хотя бы частично сможет искупить свою немалую вину перед младшим, вот только откуда у него это чувство — непонятно, но разбираться сейчас проявлении своих чувств как-то лень. Он едет в ближайший продуктовый и скупает половину магазина, выбирает еду качественнее и дороже, тщательно рассматривает срок годности и аккуратно раскладывает все по пакетам. Приходится даже пожертвовать своей машиной, потому что в районе, где он вчера был (если не ошибся, конечно), ужасные дороги, грязные от прошедшего ночью дождя и не жалующие бедный кроссовер. В образе кота дом казался больше, подъезд — чище, потому что холодно было ужасно и хотелось в сухость и тепло, поэтому внимания на окружающую его обстановку Минхо не обратил. Еле провернув застрявший в замочной скважине ключ, он поежился от сквозняка внутри квартиры. Холодильник действительно был абсолютно пуст и, как ни странно, вообще отключен. Минхо на секунду испугался, что тот вообще сломан, и денег у него, может быть, немало, но на холодильники каким-то Джисонам, перед которым он провинился исключительно морально, он тратиться не желал. Подключил технику к розетке и чуть не отпрыгнул от затарахтевшего внезапно аппарата. Времени сортировать продукты по полкам не было, поэтому он быстро растолкал все по полочкам и скидал купленное мясо в отдельный отсек, закрыл в спешке дверь, как смог, и уехал назад на работу. Там Джисон шмыгал носом и, нацепив маску до самых глаз, в позе лотоса сидел среди кроликов, выпущенных Крисом из клеток. — Все нормально? — спросил Минхо и сам себе удивился. Зато выражение лица Хана было вполне ожидаемым: легкий испуг читался в его широко раскрытых глазах предельно четко. — Да. Болтать со странным холодным хеном у него желания не было. Зато маленькие пушистые кролики, бегающие вокруг и нежно потирающиеся о ласкающую руку такое желание вызывали и ласку получали. — Пиздец, Крис. Минхо выдыхает густое облако дыма и смотрит в небо, где собираются грузные тучи над городом. Крис непонимающе смотрит на него, затягиваясь, и молча ждет продолжения. Ли на секунду задумывается, стоит ли говорить что-то о вчерашнем, о сегодняшнем, и вообще о Джисоне, но совесть, если честно, слегка мучает. — Я вчера был у мелкого. — Чего? — Крис выпучивает на него глаза и оборачивается несколько раз на черный вход в клинику, будто через стену видя сидящего среди пушистых Хана. — Зачем? — Не знаю. Я наорал на него, потом… — Бан договорить не дает, почти давится дымом и стучит сам себя по спине, в немыслимом действии выгибая руку. — Ты сделал что? Я ушел всего на полчаса раньше, какого хрена? — Я не специально! Вернее, специально, — Минхо уже готов к кулаку на своем лице, потому что Джисон для Криса — как родной сын или младший брат, он уже знает об этом, но мысли формируются необычайно медленно. В такие моменты он чувствует себя непроходимым дураком. — Я попросил его поставить инъекцию, а он как школьница трясся со шприцем в руке, что мне еще надо было сделать? — Промолчать и сделать все самому, придурок. — Я был злым и уставшим! Я плохо себя контролировал, сам после этого свалил. — Превращение? — Крис, наконец, смягчается и смотрит на друга как-то понимающе, наощупь тушит бычок об кирпичную стену позади и облокачивается на железную дверь. — Ага. Обратился и поперся за ним, прикинь? Сам не понял зачем. — Бан кивает и слушает дальше молча: — Почему он живет в таких условиях? — У него семья в другой стране. Врет им, что живет нормально, зарабатывает сам, я слышал его разговор по телефону. Не хочет их беспокоить, наверное. Я ни разу у него не был, все настолько херово? Минхо кивает и чувствует горечь на языке от догорающего в сигарете табака. Горечь эта распространяется куда-то в горло и совсем немного в душу. Слегка хочется похвалиться своим поступком, но охота проходит сразу же, как появляется, и вспоминаются кинутые в одностороннем разговоре с котом слова Джисона о том, что Крису лучше не знать о том, что происходит у него — у старшего своих забот навалом. И Феликса, своего лучшего друга, он заставляет молчать, поэтому Минхо держит рот на замке и ничего не рассказывает, пытаясь удержать в голове мысль об очках. Этим вечером он предлагает Крису отвезти Джисона домой, просит, чтобы тот передал это мелкому — иначе же откажется. Пацан в ответ на это только склоняет голову и нехотя соглашается, кидает в сторону Минхо неопределенный (возможно, взволнованный?) взгляд и стягивает с себя теплую кофту. В машину он залезает боязливо, неуклюже плюхается на переднее сидение и хлопает дверью слишком сильно, но кричать почему-то язык не поворачивается: он прекрасно знает, что вряд ли младший до этого часто в машинах ездил, чтобы знать, как правильно закрывать двери. Поездка проходит в неловком молчании, Джисон изводится весь на кожаном сидении и то и дело поглядывает на сосредоточенного водителя, потом вовсе забывает о том, что нужно указать дорогу, и вспоминает об этом только тогда, когда оказывается напротив входа в подъезд. — Откуда… — он говорит тихо, так, что Минхо еле слышит его через заведенный двигатель машины, и поднимает голову как-то неуверенно, замолкая под внимательным взглядом. — Не важно. Спасибо, что подвезли, Минхо-хён. Ли кивает ему молча, ощущает сгущающуюся в воздухе неловкость и молится, чтобы Джисон свалил поскорее из машины и ушел, наконец, домой. Он, будто читая мысли, начинает суетиться и выбегает на улицу, в этот раз закрыв дверь аккуратно и не до конца. Его поведение вызывает неопределенные эмоции: от умиления до непонимания и легкого раздражения — набор так себе. За ним хочется наблюдать и общаться, но не так, как сегодня — а легко и без лишнего напряжения. Понять это надо было раньше, в первую встречу, желательно, думает Минхо и паркует машину за соседним домом. Он размышляет еще пару секунд о том, стоит ли заходить так далеко и не проще ли забыть о существовании этого пацана вообще? — у него практика кончится через пару недель, и они разойдутся кто куда и не увидятся больше никогда. Но совесть (или уже не она) капает на мозги и заставляет вздохнуть глубоко и обратиться животным в тени лысеющих деревьев. О том, как пробираться внутрь, думать не приходится: этот пацан мало того, что неуклюжий, так еще и невнимательный очень. Открытая форточка второго этажа колышется и поскрипывает приветливо от ветра, квартира встречает ставшей привычной на третьем посещении темнотой и прохладой. Минхо лапой прикрывает открытую форточку, насколько это возможно за отсутствием пальцев, и шагает на кухню, где в немом шоке пялится в стол шмыгающий носом Джисон. Хочется спросить: «ты чего разнылся?», но выходит только громкое мяуканье, из-за которого Хан подскакивает на табуретке и соскальзывает на пол, громко приземляясь на тонкий половик костлявой пятой точкой. Минхо подбегает ближе, обеспокоенно нависает над едва не ударившимся головой об тумбу Джисоном и лапой тычет в мягкую щеку в надежде на хоть какую-то реакцию. — Ты хочешь убить меня, да? — бормочет тело и сквозь стоны и хрипы поднимается с пола. — Ты уже второй день меня с ног валишь, как ты в дом попал? — Он нагибается и хватает Минхо на руки так неожиданно, что он не успевает даже отбежать от загребущих рук. — Фу, ты сигаретами воняешь! В голове ответ формируется быстро, а на деле — одно мяуканье, и даже замечание за невнимательность не сделаешь. И спросить что-нибудь хочется, лишь бы только не видеть эту натянутую непонятно для кого улыбку, потому что неприятно, потому что не хочется вот так — фальшиво. Но Джисон — не Джисон, если не начнет трещать даже в таком состоянии, поэтому Минхо ждет терпеливо, из рук вырывается вяло и принюхивается к естественному запаху Хана: он духами не пользуется, и пахнет от него так по-домашнему тепло, слегка шерстью, больше — гелем для душа, и в основном родным приятным запахом. Ли начинает думать, что неплохо бы у него эта чувствительность к окружающим и в человеческом обличии включалась, чтобы так же волновало чужое состояние, и будоражил этот запах. Минхо оказывается прав, и язык у младшего развязывается почти сразу. — Я сегодня даже не устал, представляешь? — негромко говорит он и, поглаживая шерстку за ухом, тащится к упавшей табуретке. — Крис-хен не дал мне ничего делать, потому что я заболел. И до дома подвезли, здорово, да? Минхо мяукает в ответ в ожидании продолжения и наслаждается легкой дрожью от ласкающих тонких пальцев. — Сам Минхо-хен подвез. Только я не знаю, откуда он узнал дорогу, я ему не говорил, а Крис-хен не знает. Как думаешь? — он обращается к коту, надеясь, видимо, на ответ, которого не получает и прижимается щекой к пушистой голове. Он вздыхает глубоко и прикрывает глаза, не переставая гладить. — Он какой-то странный сегодня был. Ничего мне не сказал даже. Хорошо это или нет — непонятно, но сам факт того, что Джисон о нем помнит и даже говорит какому-то непонятному (еще как понятному!) коту несказанно радует. Минхо снова скидывает это на кошачье обличие и думает, что в человеческом бы такое услышать. — Он красивый, ты знаешь? — в голосе у него слышится улыбка. Минхо слушать комплименты в свою сторону не готов, хоть это и льстит жутко, но ему хватает и того, что он в глазах этого ребенка не полный придурок, поэтому он вырывается из плена холодных рук, царапает даже случайно, и отсаживается на свободную табуретку. Джисон смотрит на него как-то обиженно, подбирает колени к груди и обнимает их руками, надувшись. — Не хочешь — не буду с тобой разговаривать. И отворачивается в сторону темного окна. Больше не говорит ни слова, только, ложась спать, упоминает о том, что в его квартире оставил кто-то кучу еды, и что спать теперь страшно, а Минхо и не подумал, что предупредить его надо было, или с ним заехать. Чтобы искупить вину, он укладывается пушистой мордочкой на часто вздымающуюся грудь и мурлычет негромко, убаюкивая. Завтра выходной, а значит можно и остаться. Наутро он еле продирает глаза. Под одеялом становится жарко от прижатого к нему теплого тела, солнце нещадно светит в глаза и где-то за спиной капает с подоконника свидетельство ночного дождя. Утро как никогда раздражающее, даже хуже, чем подъем в семь утра для работы. Первая мысль, возникшая в голове — хочется есть. Он не ел ничего со вчерашнего обеда с Крисом, Джисон не распаковал продукты и отказался их использовать, потому что не знает, откуда они взялись, и оно очевидно — мало ли, что в них намешали. Минхо готов сам себя приложить головой обо что-нибудь тяжелое, но исключительно в человеческом обличии, потому что коты — святое, и животных бить нельзя. Он нехотя выбирается из плена чужих объятий, идет в ванную и оборачивается человеком, чтобы умыться и прополоскать рот зубной пастой (щетку он брать не решается, мало ли). Тело ноет от долгого пребывания в виде кота, кожа чешется от трения шерсти, и хочется домой, чтобы душ и теплая кровать, но тут заболевший по его вине пацан, который не ел ничего даже дольше, чем он, и такой беззащитный во сне (когда молчит). Лучшим решением Минхо находит в первую очередь забрать свой телефон из машины, а уже потом думать, что делать дальше. Он руками расправляет одежду (только недавно научился обращаться в ней, что сейчас только на руку) и выходит из квартиры, стараясь не шуметь, но противная дверь все равно скрипит так громко, что разбудит, кажется, весь дом. На телефоне уведомлений — целая куча, и несколько пропущенных с вечера от Криса. Ли набирает номер по пути назад, тихонечко заходит в квартиру и говорит взволнованному Крису на том конце провода, что он у Джисона и все, вроде как, хорошо. Вот только стоящий напротив, напуганный до жути, обернутый в одеяло пацан — нихрена не хорошо. У него рука выставлена вперед, как будто в ней есть что-то, что сможет его защитить, и одеяло опасно сползает с (одетого) тела. Минхо в шоке замирает напротив и, от греха подальше, прикрывает скрипучую дверь и проворачивает замок. — Все хорошо, Джисон, это я, Минхо. Он надеется, что это поможет, но Джисон только отступает назад и вжимается спиной в дверь ванной. — Я вижу. Что Вы здесь делаете? — он заметно съеживается под внимательным взглядом и потирает свободной рукой глаза. — У тебя дверь была открыта, вот я и решил… заглянуть. Отговорка так себе, то есть, вообще не катит, судя по тому, что лицо Джисона не меняется совсем, только тело напрягается еще больше (куда больше?). Минхо спешит исправить ситуацию и думает, что сказать хотя бы часть правды стоит, иначе ребенок напротив совсем сольется со стеной. — Я вчера купил тебе продуктов, — мозг, к счастью, подкидывает воспоминания о том, что у Криса есть запасной ключ, о чем он говорил в один из первых дней джисоновой стажировки. — Мне Крис дал ключи, чтобы я завез. Не хотел тебя пугать, но решил вот приехать… проведать тебя. Джисон вроде расслабляется немного, руку даже возвращает назад, перестает вжиматься в стенку, но на кухню все равно проходит опасливо, впритык смотря все еще напуганным взглядом на Минхо и передвигаясь спиной по стенке. — Мне не нужны Ваши продукты, заберите, пожалуйста. — просит он, когда замечает, что Ли зашел следом. — У меня есть деньги, чтобы покушать. Врет, думает (знает) Минхо, но все равно не произносит это вслух. Он кладет руку на плечо вздрогнувшего Хана, просит его успокоиться и не жаться так, будто он не ветеринар, а патологоанатом местный, а потом говорит, что продукты не заберет и попросит Криса проверить, съел ли их Джисон. При упоминании Криса и проверки Хан куксится, голову опускает и говорит, что обязательно съест, и не нужно ничего проверять. Минхо кивает, разворачивается и, попрощавшись, идет в сторону своей машины. Пронесло, думает, уж лучше так, чем знать правду. Домой идти он больше не хочет, а вот проверить, не соврал ли ему Джисон — хочет еще как, без зазрения совести обращается котом и несется назад к квартире, надеясь на то, что дверь все еще не закрылась. Дверь остается открытой, из ванной в темноте коридора просачивается полоска света, Минхо краем глаза замечает раздетое тело под струйками воды и едва ли может удержаться от того, чтобы не обратиться назад и самому лично не приготовить мелкому поесть, а потом кормить до тех пор, пока кости не перестанут показываться из-под тонкой кожи. Чувства, вызывающие любые другие желания, он мастерски игнорирует и идет осматривать все доступные ему поверхности в квартире, находит то, что нужно было, и возвращается ждать под дверью. Правда совсем не замечает, как засыпает (ужасная побочка превращений в кота), а просыпается от болючего удара в бок и громкого стука. — Я падаю из-за тебя уже в третий раз! — Джисон кричит возмущенно, усевшись в одних боксерах посреди холодной квартиры, и в ответ хочется припомнить, что падает он не только из-за него, а из-за своей излишней неуправляемости, но. — Перестань так пугать меня, Лино-я. Лино? Думается, какой Лино? Что за глупая кличка? А вслух, опять же, лишь тупое но. Джисон не обманывает и варганит себе какой-никакой завтрак, закутавшись в огромное полотенце, достает заботливо купленные конфеты и пересыпает в тарелочку. Причмокивает так сладко, предлагает Минхо миску с молоком и удивляется, когда кот воротит нос и отказывается пить. Еще бы он молоко из миски лакал, чувство гордости с превращением в кота у него, к счастью, остается на месте. Зато не слабо Хан удивляется, когда он лапами облокачивается на стол и крадет кусочек из его тарелки. На вкус — отвратительно, лучше бы Минхо приготовил все сам и поел заодно по-человечески (в обоих смыслах), но Джисону почему-то его стряпня нравится. В голове мелькает вызывающая неприятное покалывание мысль: потому что на голодный желудок вкусно все. Он и чай пьет с таким удовольствием, запивая им пирожные из пластиковой упаковки, что на вид кажется оголодавшим ребенком, который прожил без еды немало лет. По сути дела таковым он и является, но сладкое просто любит особенно сильно. После трапезы и поделенным с котом пирожным (он очень удивляется (снова), а Минхо хоть что-то нормальное ест), он бормочет себе что-то под нос и намывает посуду старательно, составляет по местам и скачет по дому, как в причинное место ужаленный. Минхо все ждет каких-никаких лестных слов в свой адрес, но мелкий упорно не разговаривает с ним, на мяуканья не отвечает и кота будто в упор не замечает, пока разгребает сваленную в шкафу одежду. Минхо начинает невольно надеяться, что сейчас уберется там, потом в комнате, а там, глядишь, и во всем доме, но пацан лишь достает джинсовый комбинезон со свитером и одевается, на штанины натянув махровые носки. Ребенок, думает Минхо, и отворачивается, стоит Джисону оказаться в одном нижнем белье. Потом к нему приходит тот самый брат Криса, Феликс который, такой весь из себя милашка с очаровательными веснушками и мило уложенными высветленными волосами. Не будь он братом лучшего друга, глядишь, и подкатил бы, но реальность, увы, такова. Феликс принимается тискать Минхо, а ему и не жалко — руки у него больно мягкие, и поглаживания приятные. Он краем глаза замечает обиженное лицо Джисона, смотрящего на развернувшуюся перед ним картину, и тот гундосит громко: — Он мне не дается, шипит на меня. А сам приходит постоянно. Феликс смеется заразительно своим красивым глубоким голосом, и, честное слово, превратиться бы сейчас в его руках да пригласить на свидание, но мордашка у Хана больно милая, когда он обижается. Минхо бы и рад себя одернуть от разглядывания скуксившегося пацана, но вид у него от его взгляда становится милее и милее. — Чего смотришь, морда пушистая? Они болтают о какой-то несвязной ерунде, как маленькие дети, и уши даже вянуть начинают от сленговых словечек и странных тем для разговора. Они долго обсуждают игрушки, какой-то канал с обзорщиком, и Джисон нахваливает его последнее видео, а потом вдруг смотрит на своего друга и, откинувшись на спинку дивана, тянет устало: — Я не знаю, что мне делать. Феликс мычит что-то понимающе, отпускает кота с колен и подсаживается ближе, опуская чужую макушку на свое плечо. Он кутается посильнее в выданную с порога теплую кофту и обнимает друга покрепче. — Может, ну его, твоего Минхо-хена? — Минхо навостряет уши почти неосознанно, стоит услышать свое имя чужим голосом, а в голове мысли о том, что приятно наверное, когда есть кто-то, кто понимает с полуслова. — Сколько еще парней в твоей жизни будет, и таких же индюков напыщенных не одного встретишь. Минхо неосознанно выпускает когти и случайно бьет Феликса лапой по лежащей на диване руке. Тот подскакивает от неожиданности и смотрит удивленно. — Лино-я, успокойся. — голос у Джисона уставший. — Он не индюк, это я дурак. Я всегда всех достаю, не зря же без очков остался. Минхо-хён мне продуктов целую кучу накупил и заставил есть. Только он сказал, что ключи у Крис-хёна брал, но он мне ничего не говорил. Феликс отвечает что-то, чего Минхо уже не слышит, потому что слушать их дальнейший разговор — это как лезть в самое сокровенное, пусть речь идет о нем самом. Он в чужие дела нос совать не хочет, поэтому выпрыгивает по привычке в форточку и, стараясь подавить интерес внутри, плетется к машине. Минхо предупреждает о своей лжи насчет ключей Криса, чтобы избежать лишних недопониманий. Приходится рассказать все, кроме того самого личного, что он услышал случайно и дослушивать не стал, а потом показать небольшой бархатный чехольчик и попросить спрятать в карман халата Джисона. Удивление на лице пацана такое искреннее, когда он обнаруживает «подарок» и ощупывает новенькую оправу очков, а потом видит коробочку подходящих ему линз и взглядом останавливается на Минхо. Будто спрашивает: «зачем?», но Минхо только отворачивается и продолжает заниматься своими делами. На душе все равно приятнее становится, пусть он не дает улыбке показаться снаружи.