ВНИМАНИЕ! В ГЛАВЕ ПРИСУТСТВУЮТ ДЕТАЛЬНЫЕ ОПИСАНИЯ ЧУМНОГО ГОРОДА! Автор искренне не хочет, чтобы читатели распрощались с последним приемом пищи...
Песня к первой части главы: Imagine Dragons - Bleeding Out Песня ко второй части главы: OneRepublic - Rescue Me Песня к третьей части главы: Lawless, Britt Warner - Diminuendo Песня к четвертой части: Boyce Avenue (original Nickelback) - Far Away
- Смотри на меня! Смотри! Мы справимся с этим, слышишь? Ты должен держаться! Гортанный стон рвется сквозь зубы, все больше напоминая рык животного. Он может почувствовать остроту удлинившихся клыков, царапающих нижнюю десну. Где-то на подкорке раздается предвкушающее урчание. - Уходи, ангел, - с трудом выдавливает он, стараясь не смотреть на сжимающего его предплечья Азирафеля: бороться с кровавой пленой, застилающей взгляд, так намного труднее. – Я не могу… Рычание голодного зверя рвет глотку и мысли. Прикончи его, прикончи его, приконччшшшиии… Нет. Отросшие когти вспарывают каменную кладку стены. От усилий в уголках глаз скапливаются слезы. - Не смей сдаваться! Взгляд ангела обегает церковь, лишь на доли секунды останавливаясь на запертых на засов дверях и узких бойницах под потолком. Если Кроули не справится, все это будет бесполезно. Демон болезненно стонет и, даже несмотря на поддержку ангельских рук, сползает по стене. Колени и голени опаляет святостью, но он не имеет права на это отвлекаться: одна неверная мысль и контроль будет потерян к чертям. В буквальном смысле. - Азирафель, ты… Нгх... Должен убираться отсюда… - Ради всего святого, замолчи! Ты справишься! Святого? Смешок выходит чересчур болезненным, чтобы принимать его всерьез. Но кое-что другое стоит. У него было время, чертовски много времени, чтобы подумать, почти десять веков, и вот от них-то он не может так легко отмахнуться. Не теперь, когда вся возможная вечность утекает сквозь пальцы… Зверь рвется внутри, продолжает навязывать свою волю, по крупинкам отбирая контроль. Кроули не дурак. Он знает, что не протянет долго, не с такой «помощью», знает, что ангел все еще продолжает думать, искать выход, вот только… Сам он уже все понял. И решил. И в этот раз… В этот раз он не сможет уйти, не попрощавшись. Не снова. Не тогда, когда это навсегда. Ему нужна всего пара минут, чтобы объясниться. А беснующийся внутри вихрь можно и перетерпеть, тем более что уже не впервой. Ему кажется, что он идет против урагана, а крыльев, способных поддержать, нет. Но все же идет. Идет долго и упорно, пока невероятным усилием воли не выстраивает клетку, запирая туда мечущегося и недовольно шипящего зверя. - Ангел, послушай… Азирафель вздрагивает, ощутив пальцы на внутренней стороне запястья. Демон приподнимается, меняя позу так, чтобы опереться спиной на стену храма. Его глаза привычно желтые, лишь с парой алых прожилок по краям, но это почему-то не приносит облегчения, скорее настораживает. Нет, не так. Пугает. - Я должен объяснить тебе. То, что произошло в Англии… - Кроули, во имя всего… - запястье в ладони демона горит огнем. Какая, к черту, сейчас Англия?! - Нет, послушай, - хватка усиливается на мгновение, привлекая внимание. – Послушай. Азирафель замирает, не смея возразить, внимательно вглядывается в покрытое капельками пота лицо. Это важно. Веки опускаются на желтые цирконы, давая Змию собраться с мыслями. - Я долго думал об этом, и… Я не должен был тебя бросать. Знаю, тот поцелуй не… - он мотает головой, пытаясь вернуть ускользающую ясность. – Нет, все не то… Зверь с новой силой дергается в клетке, заставляя чуть согнуться от боли. Внутренний взор застилает распростертое на каменном полу тело Азирафеля. Из распоротого горла толчками выплескивается кровь, алым покрывалом убирая ложе ангела, на бледных губах розами цветут кровавые пузыри… Вкусссно… Демон болезненно дергается, до крови прокусывая губу. Нет! - Кроули!… Сердце болезненно сжимается и раненой птицей бьется в груди. Да ради всего не святого! - Нет, нет, подожди… - демон жмурится, усилием воли отгоняя ужасающую картину, пытается поймать изначальную мысль. – Мне жаль, что из-за своей несдержанности я подверг тебя опасности. И я знаю, что… Что хоть сейчас все иначе, но по сути я делаю то же самое. Я… Азирафель опускается на колени рядом с ним, чуть сильнее сжимает предплечье левой руки, давая понять, что слушает. Монашеская ряса, соприкасаясь с полом, описывает неровный круг. Ангел коротко вдыхает сквозь губы, собираясь что-то сказать, но так и не успевает. - Я очень сожалею, Азирафель. Представитель Небес мелко вздрагивает. Змеиные глаза смотрят на него одновременно твердо и умоляюще, светят серебряной влагой на роговице. В горле сам собой образуется ком. - Ты столько сделал для меня за эти века, а я так и не сумел отблагодарить. А теперь уже… Его внутренне передергивает от возможного продолжения. Хочется зажать уши руками, зажмуриться, закрыться крыльями – сделать все, что угодно, чтобы отгородиться… Не произноси это, не надо!.. - …слишком поздно… Что-то внутри взрывается с силой сверхновой, наполняя сердце болью. Ему требуются все силы мира, чтобы удержать готовые вырваться слезы. - Не смей так говорить, - голос слушается с трудом, дрожит и колеблется на каждом звуке, готовый сломаться в любой момент. - Ты справишься. Ты сильный. Сильнее всех, кого я знаю. Ну же, где твое хваленое воображение? Придумай хороший конец, черт тебя дери! Зверь в груди ломает когти о металлические прутья клетки. Кроули чуть истерично смеется. - Ну же, Кроули! Пожалуйста! Ему отчаянно хочется успокоить Азирафеля. Такого сдержанного, порой пугливого и уверенно-сволочного все остальное время Азирафеля, с которым они вместе пробовали устриц, распивали вино и целовались на Самайн. Притянуть его в объятия, чмокнуть в макушку и сказать, что все прошло, позади, развеяно ветром и втоптано в пыль, и теперь-то уж точно будет хорошо. Не во вселенском масштабе и не с точки зрения их контор, а лишь у них двоих. Притвориться, что все это – лишь изощренная попытка загладить вину за тот миллениум, что они не виделись, позволив ему в очередной раз спасти его непутевую демоническую задницу, но… Буря нарастает, зверь пугающе быстро отращивает когти, на этот раз с алмазной крошкой в составе. Никакая клетка не выдержит, как ни старайся. Соседские ребятишки бьются в лихорадке на своих постелях. Конец уже близко, прекратить их страдания – просто и милосердно. Теплая кровь стекает по когтям и губам, когда зверь наклоняется к вспоротым одним точным ударом глоткам… НЕТ. Очередной вихрь сгибает его пополам, впечатывает макушкой в грудь ангела. Он чувствует, как подрагивают пальцы Азирафеля на его предплечьях, и понимает, что тот всего в шаге от того, чтобы обнять его, укладывая подбородок на рыжие кудри, и разрыдаться. И тогда уже ангел ни за что не уйдет, отдаваясь на погибель тому, что останется вместо потерявшего контроль демона. Он не может этого допустить. - Ты должен идти, - шепчет Кроули, зная, что будет услышан. Руки Азирафеля кажутся чересчур холодными даже через несколько слоев бумазеи с подкладкой*. Он не видит, скорее чувствует, как ангел мотает головой. - Пожалуйста, Азирафель, - его начинает колотить. Кончики пальцев немеют от холода. - Я сумел выкроить время на прощание, но надолго меня не хватит. Прошу тебя, уходи. - Я не оставлю тебя… - Нет, оставишь! – рявкает демон, распрямляясь. В поднятых на ангела глазах желтый циркон неумолимо сменяется рубином, а отчаянная решимость – еле сдерживаемой яростью. Губы у Искусителя слегка отливают в синь. - Оставишшшь, Азирафель, - шипит Змий, заставляя того невольно отпрянуть. – Из-за меня больше никто не погибнет! Не пока я держу контроль. Так что выметайссся! Он в который раз зажмуривается, стараясь игнорировать кровавые картины, подкидываемые второй частью сознания. Нужно дать ангелу как можно больше времени, чтобы уйти… Собственное тяжелое дыхание отражается от пола, стен и потолка и, кажется, давит со всех сторон, заползает в уши, мешает думать. Это хорошо, так он дольше сможет… - Тогда разберись с этим. Заявление кнутом рассекает воздух, вырывая остатки воздуха из легких и заставляя открыть глаза. Змеиные, налитые алым, встречают серо-зеленые, полные упертого спокойствия. Он не видел, как первоначальное потрясение, разжавшее Азирафелю руки, сменилось непоколебимой уверенностью. - Да ты, должно быть, шутишшшшь! – сам себе шипит Кроули. Как же чертовски не вовремя, во имя всего! Ребра выламывает болью, зверь внутри крепнет, с каждой секундой все ближе и ближе подбираясь к тому, чтобы вырваться на свободу, а этот ангел!.. Бушующий за окнами шторм, первые волны Потопа и кровь на полу. Выпусти ты меня раньше, они бы так не мучалиссссь… - Отнюдь, - голос Азирафеля каким-то образом отчетливо слышен даже сквозь ласкающееся шипение в голове. - Ты сказал, что из-за тебя больше никто не умрет. Что ж, я никуда не собираюсь. Так что, - он передергивает плечами. – Разберись с этим. Первый удар алмазных когтей окрепшего зверя волной боли проносится по телу, а каждый новый приносит воспоминание, рвущее сердце на части: Падение Меила и Авиталь Погибшие в Потопе дети «Мне тоже, друг мой» «Ты не тронул бы девочку» «А знаешь, пожалуй, не стоит…» Его собственные когти пробивают каменный пол. Пронзительный вопль мешается с кровавыми слезами. У ангела нервно дергается щека. - Да что же ты творишшшь, - вышептывает Змий куда-то в колени, из последних сил стараясь держаться. Слезы на скулах попеременно вспыхивают искрами адского пламени. Будь его воля – опутал бы себя цепями и сбросил на дно океана, лишь бы не навредить одному упертому блондину, который, конечно же, «никуда не собирается». Сделал бы все от него зависящее, чтобы мир никогда не узнал, что бывает, когда звериная ипостась демона берет верх над человеком внутри. Вот только времени совсем не осталось. Да и сил тоже. Контроль удается держать чудом, не иначе, но это ненадолго. Очень скоро он вырвется, и Искуситель уже ничего не сможет сделать. Никого не сможет защитить. Ты и раньшшше не особо справлялссся. Отпуссстиии… НЕТ! Мышцы рук, впивающихся в камень пола, сводит судорогой. Адское пламя, проложившее свой путь вниз по шее, достигает горловины жиппона**. Бумазея начинает тлеть, отвлекая внимание и лишая концентрации. А ангел все еще напротив, встревоженный и напряженный до самых кончиков белоснежных кудрей, но, конечно же, смертельно уверенный в своей правоте. Отпуссссти, он так близсско… Все будет быстро, не почувствует… Это милосссердие… Пару секунд Кроули не ощущает ничего, кроме крови на губах. И он бы соврал, если бы сказал, что они не были одними из самых страшных в его жизни. Секунды, когда он думал, что убил Азирафеля. Слезы мешаются с кровью из глубоко прокушенной губы. От осознания, что ангел все еще напротив, такой же целый и невредимый, как и пару минут назад, демон готов тут же свалиться в спасительный обморок. И он бы так и сделал, если бы это не значило потерять и без того ускользающий от него контроль. Ну вот и какого хрена? Что же ты творишь, Азирафель?! - То же, что и всегда, Кроули. Верую. Заявление вырывает хриплый смешок. Ангел будто отвечает на его мысли… Да, он тоже когда-то верил Богине, веровал, как говорит Азирафель, вот только горько за это поплатился. Его вера в Ее доброту довела близких демона до смерти. И это определенно его вина. Хотя бы потому, что доверился Ей. А теперь он погубит и ангела. Его кровь тоже будет на нем. На его руках. Случится то, чего он всегда так боялся… Нечто горькое разливается по кончику языка, принося с собой скорбь и разочарование. Это ли горечь поражения? – мурлычет уверенный в своей победе зверь. И демона накрывает жгучей волной протеста. Не для того он столько веков сдерживал долбанную звериную сущность, чтобы из-за какого-то Всадника потерять контроль! Не в этот раз! Он был в своем праве, неписанные законы войны едины для всех, так что может катиться хоть к самой Матери с жалобой, но он, Архангел его забери, не отдаст ему кровью и потом отвоеванную человечность! Трижды будьте прокляты вековые заветы, он не поддастся! Сдохнет прямо в этой церкви, первым из демонов сгорит в адском пламени, но не даст Азирафелю погибнуть из-за него! Яростный комок негодования шаровой молнией взрывается в груди. Зверю это не причиняет никакого вреда, но его самого вдруг затапливает чем-то смутно знакомым… Воздух вокруг наполняется ароматом ладана, воска и свечного дыма. Ткань тонкого мира дрожит, нитями связи тянется к алтарю, заставляя поднять взгляд на иконостас. Ангел рядом напряженно застывает – явно чувствует что-то, вот только понять до конца не может. Зверь, почти вырвавшийся из клетки, насторожено шипит. Шерсть на его загривке встает дыбом. Змеиные глаза прикованы к вырубленному в стене Предтече. И, кажется, в отличие от представителя Небес, он знает… Азирафель завороженно наблюдает, как рубиновый покидает поднятые на алтарь глаза Искусителя, возвращая их к привычному янтарному. Изможденные черты лица наполняются жизнью и одухотворенностью. В тонких материях разливается песнопение, утраченное много столетий назад. Обычно малоподвижные веки Змия начинают трепетать, будто не в состоянии решить, стоит ли прикрыть глаза своего обладателя или же, напротив, держать их открытыми. Ангел чувствует, что Кроули уже не здесь. Или, точнее, не владеет собой. Ему чудится, что на пару секунд глаза демона меняют цвет на светло-карий. Прямо перед тем, как он подхватывает напев, окончательно их закрывая. Голос, вторящий словам из тонкого подпространства, звучит совсем иначе. Нет больше саркастически прыгающих интонаций и насмешливо-высокого тона, нет и полных отчаяния и боли хрипов, наполнявших церковь пару мгновений назад, лишь сильный и чистый голос, чуть выделяющий шипящие. Азирафель потрясённо выдыхает, не в силах поверить. Сердце бьется где-то в горле. Песнопение… Он уверен, что последний раз слышал его еще до сотворения людей… Алтарные барельефы наполняются сиянием, почти лишая возможности видеть, но ангел готов поклясться, что на мгновение волосы Кроули становятся насыщенно-каштановыми, а за спиной ложатся шесть огромных теней. Свет заполняет все пространство церкви, не позволяющим различить хоть что-то. Когда же он, наконец, рассеивается, демон все так же стоит на коленях у стены. Проходит несколько томительных секунд, прежде чем его глаза приоткрываются, являя затуманенный змеиный взгляд. Азирафель тяжело сглатывает и замирает, не в силах осознать увиденное. Зверь ушел, он чувствует это, видит в глазах Искусителя так же ясно, как вертикальный зрачок, ставший привычным за столько веков. И все же… Что это, черт возьми?.. Змия начинает бить крупная дрожь. Он судорожно вдыхает, пытаясь унять вернувшуюся боль. Пальцы тянутся к груди, непроизвольно пытаясь достичь источника. - Кроули? Он чувствует, что с ним что-то происходит. Мысли путаются, не позволяя сосредоточится хоть на чем-то. И без того затуманенное зрение плывет, позволяя различить лишь смутные очертания. Пару мгновений спустя демон понимает, что не может сделать вдох. В груди нарастает паника, притупляя все остальные ощущения. Остается лишь он и нехватка столь необходимого кислорода. - Кроули! Почему он необходим? Он не может вспомнить. Ему не нужно дышать, он же демон! Демон?.. Ангел тянется к нему, но не успевает. Судороги пробегают по телу Искусителя, опрокидывая его на пол, приложившийся о стену висок обагряется кровью… Подскочившему Азирафелю требуется несколько секунд, чтобы притянуть демона, буквально сгребая в охапку и не давая еще больше навредить себе. Рыжие локоны щекочут подбородок и шею каждый раз, когда Змия выгибает в его объятиях. Сердце, и без того бешено колотящееся в груди, болезненно замирает на секунду, когда раздается первый хриплый стон. Ангел неуклюже оседает на пол, стараясь удержать Искусителя в безопасном положении, но осознание того, что с Кроули вновь происходит что-то, причиняющее ему боль, совершенно этому не способствует. Остатки нервов немилосердно сдают, очень хочется рыдать, но у него пока получается держаться. Сейчас определенно не время. Азирафелю кажется, что проходит вечность, прежде чем конвульсии затихают. Демон обмякает в его руках, позволяя тихонько выдохнуть. Страдания Змия всегда били по нему больнее собственных, вряд ли хоть что-то сможет это изменить. Кажущиеся деревянными руки мелко подрагивают, когда он укладывает Искусителя на пол, чтобы осмотреть повреждения. Висок выглядит неприятно, но рана оказывается неглубокой. Жиппон, испачканный в крови еще до всего этого, тлеет в нескольких местах рядом с горловиной. Кожа на пальцах и запястьях содрана, и лицо покрыто потеками крови, но в остальном… Кроули в порядке. Насколько это возможно. Ангел обессилено приваливается к стене, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Может ли у него развиться какое-нибудь заболевание, если он бессмертен? Было бы крайне неприятно, но с такими потрясениями ничуть не удивительно… Ладони раздражающе подрагивают, лишая ощущения контроля, столь необходимого ему сейчас. Казалось бы, прошло не больше часа с тех пор, как он оказался в церкви, но все тело ломит так, будто он неделю провел на каменоломнях. Да и что, во имя всего Святого, только что произошло?! Ему ведь не почудилось, Кроули действительно?.. Кроули… О, черт! Демона он подхватывает на руки раньше, чем соображает, что вообще делает. Как, во имя всего, можно было забыть, почему они оказались именно в церкви?! Передышка длинной в несколько секунд кажется непозволительно долгой. Спустя мгновение их там уже нет. О случившемся напоминает лишь пара пробоин в полу и стене, да тяжелый засов на двери. Мысленно Азирафель клянется вернуться сюда позже и навести порядок.***
Ангел устало опускается на стул. Лежащий под тонким одеялом Кроули, с забинтованными запястьями и в одной камизе***, выглядит чересчур уставшим. На потрескавшихся губах темнеют ранки прокусов, складки у рта и морщинки вокруг глаз обозначились как никогда ярко, под нижними веками расцвели синяки… Интересно, это последствие пережитого в церкви или отпечаток того тысячелетия, что они не виделись? Ангела передергивает. Усталость неумолимо клонит вперед и, если быть честным, сил сопротивляться совсем нет: слишком много всего навалилось за последние несколько часов. Такой демон кажется странно неправильным. Слишком хрупким, будто готовым рассыпаться от одного неверного прикосновения. Чересчур смертным. Ненастоящим. Азирафель судорожно выдыхает, потирая переносицу кончиками сложенных вместе ладоней. Целое тысячелетие… Ну, не целое целое, но то, что происходило последний миллениум, нормальным назвать язык не повернется. После того поцелуя они не очень хорошо расстались. Честно говоря, ангелу совсем не хочется это помнить. Потому что ему было чудесно. Ночь была чудесной. Самайн был чудесным. Кроули… Да, Кроули больше всего подходил под описание того, что обычно называют чудом. И поцелуй… Азирафель прикрыл глаза, последовал за чужими, но такими знакомыми губами, и мир завертелся. Он был готов поклясться, что мог почувствовать поток ночи: сияние звезд щекотало кожу, мелодия вплеталась в саму суть бытия, проникала сквозь веки и забиралась под кожу неукротимым пульсом танца. Плащ демона теплой волной спускался по краю рубашки вниз, к бедру, а уста так нежно скользили по его собственным, несмело изучая границы дозволенного, унося на волнах щемящей нежности и безграничного, переполняющего счастья… А потом вернулись ауры-чувства. И пришло сожаление. Не его. Нет, Азирафель мог понять. Он и сам подумал о том, как это глупо, ведь они так сильно подставились, упустили контроль, а Небеса, как правильно заметил Кроули, сверху, непрестанно наблюдают. И все же… Секундой позже. Он был более чем уверен, что его собственные мысли пришли на обидную, решающую секунду позже. Еще более обидным было то, что ангел знал, чем вызвано это сожаление. И (во имя всего!) так и не смог найти в себе силы винить демона за него. Он слишком хорошо помнил горное поселение, уничтоженное Потопом, и уже давно понял, что именно тогда потерял Искуситель. Вряд ли эта рана когда-нибудь сможет затянуться достаточно, чтобы… Как бы то ни было. Дело было в том, что они так ничего и не обсудили. Оба спрятали взгляды, сбивчиво пробормотали что-то, что совершенно не имело смысла, зато позволяло Азирафелю вывести Змия из круга танцующих и не менее скомкано попрощаться. Чтобы разойтись на несколько веков. Ангел не знает, как обстояли дела у Кроули, но сам он еще полтора столетия мысленно возвращался к тому вечеру, то и дело ловя себя на том, что нечто, до боли похожее на гремучую смесь разочарования и смущение, заставляет его неконтролируемо морщиться и мотать головой в попытке выбросить из нее произошедшее. Безуспешно, конечно же. Потом он несколько раз видел его. Сначала в Константинополе, у собора святой Софии, когда тело императора Льва Пятого увозили в гавань. Потом во французском Клермоне, в конце одиннадцатого века: он стоял в толпе, пока Урбан Второй объявлял начало борьбы за Иерусалим. Еще позже он появился на Руси. Азирафель лично не видел, но, судя по возникшим в тот период поверьям, Кроули знатно развлекся. И все же… Они так и не поговорили. В первые разы он еще пытался подобраться к демону и обсудить все, но тот, как и положено, ускользал столь быстро, что в конце концов представитель Небес совсем не по-ангельски плюнул на безнадежное дело: не хочет видеться – и прекрасно!.. Думал он следующие пару лет. Потом беспокойство за чешуйчатого знакомого взяло свое, и он стал просто… наводить справки время от времени. Последний раз он слышал о Кроули, когда тот отправился вместе с купцами к морю. Думал, он решил вернуться в Европу, и даже понадеялся, что, возможно, им все-таки удастся поговорить… Вот и поговорили. Ну или почти. Лучше б не надеялся. Ангел роняет лицо в ладони, понимая, что он совершенно точно не в силах разобраться с той мешаниной чувств, которая образовалась в душе. Да и как иначе? Демон десять веков не желал выходить на контакт! Десять веков! Целое тысячелетие! И если раньше, в начале времен, в этом никакой проблемы не было, то… Да какого черта?! (Азирафель слишком хорошо знает «какого»). Ему хочется злиться, правда хочется, как и после того поцелуя. Гораздо проще было бы найти виновного (и не себя) и скинуть на него груз ответственности. Но тогда у него не вышло. И сейчас не получается. Ведь Кроули все-таки открыл канал связи. Даже несмотря на то, что на это потребовалось десять веков. Они давно уже знали о его существовании, ведь столь долгое нахождение бок о бок накладывает свой отпечаток. Заметить его невооруженным глазом невозможно, да и подготовленным вряд ли выйдет. Мысленно они, конечно, общаться не могут, но вот настроиться на другого при желании вполне: иногда знать примерное местонахождение товарища было весьма полезно. Договариваться о встрече лично или посредствам письма все еще было удобнее, но в критической ситуации они могли подоспеть на помощь друг другу. Благо, за все время знакомства это им так и не понадобилось. До сегодняшнего дня. Азирафель в очередной раз мысленно благодарит Богиню за то, что в тот момент оказался на дороге один: уж больно много в последнее время развелось доброжелателей, стоит только упомянуть о бегущих по спине мурашках, и не успеешь оглянуться, как положенный обряд «погребения» произведен, в руках – трещотка или колокольчик, а постоянным (если не единственным) местом твоего жительства является лепрозорий. Лично ангел ничего против этих заведений не имел: так и здоровым было спокойнее, и больные внезапного сокращения срока жизнь не вполне естественным способом могли не опасаться – но все-таки было бы весьма некстати оказаться там. Хотя бы потому, что демону он бы точно тогда не помог. А все дело, собственно, было в том, что с непривычки ощущения Кроули захлестнули с головой, отчего в глазах моментально потемнело.***
Азирафелю потребовалось с полминуты, чтобы прийти в себя после перемещения: в последнее время он нечасто пользовался им, опасаясь нарваться на очередное поселение, количество которых увеличивалось по экспоненте. Влажный предгрозовой ветер соляным осадком отпечатывался на коже. Небо нависало свинцовыми валами, перекатывалось грузно и стремительно, будто готовое накрыть город одним небрежным движением, обрушиться неукротимой водной стеной и затянуть всех в убийственный водоворот, поглощая навеки. Смутное ощущение опасности зябким морозцем пронеслось по телу, заставляя непроизвольно поежиться. Аура города казалась неправильной, будто в кристально чистой воде поселилось нечто, заболачивающее ее, покрывающее дно вязкой тиной и со временем превращающее все живое в мерзостную гниль. И стоило ангелу наконец оглядеться, все встало на свои места. Улицы города были усеяны трупами. Некоторые из них принадлежали защитникам города – понять это можно было по их одежде, состоящей в основном из жиппонов, наличию оружия и характеру ран. Азирафель в ужасе взирал на обезображенные тела: многие из них лежали вповалку, лица побагровели, открытые участки кожи чернели гематомами, одежду покрывали кровь и слизь… Его глаза остановились на фигуре женщины, закутанной в несколько накидок, несмотря на характерную для местности высокую температуру. Судя по всему, она билась о стену, пока очередной удар не разможил ей голову: на спутанных сальных волосах остались следы запекшейся крови. Ее окоченевшие руки продолжали сжимать посиневшее тельце. На личике младенца остались кровавые потеки, а горло пугающе распухло, перекрыв доступ кислорода. Ангела замутило. Дрожащие ладони похолодели в мгновение ока, на лбу выступила испарина, морской бриз, обычно ласковый и освежающий, сейчас пробирал до костей. Тяжелый запах, исходящий от мертвых, забивал носоглотку, при каждом вдохе усиливая тошноту, голова кружилась, в груди нарастала паника, поглощающая все мысли… Нити связи дрогнули, приводя в чувство. Все верно, у него нет времени на слабость. Чтобы здесь не случилось, это заставило Кроули прервать многовековое молчание, а этого демона не так-то просто напугать. Азирафель тряхнул головой, загоняя тошноту на периферию сознания. Он нужен Кроули. Все остальное может подождать. Первые шаги давались тяжело, игнорировать изуродованные тела, покрытые крупным вздутиями и различными выделениями, было почти невозможно, но в итоге он справился. Узкие улочки петляли, из-за чего нервы были натянуты до предела: за каждым таким поворотом могли оказаться озлобленные положением дел люди. Когда случается нечто подобное, даже добропорядочные граждане легко превращаются в готовых на все ради выживания существ, которые и сами уже не уверены в своей человеческой природе. За очередным поворотом обнаружился участок крепостной стены с квадратной башней. Все пространство перед ней было завалено изувеченными трупами. Закусив губу в попытке сдержать вновь подступившую тошноту, ангел подошел ближе, внимательно вглядываясь очертания ран. Некоторые были ему уже знакомы: уплотнения кожи, соответствующие, как он успел понять за время своей недолгой прогулки, лимфатическим узлам, прилившая к лицу кровь, гематомы по всему телу – однако были и новые, характер которых в который раз за день послал по спине нервную дрожь. Создавалось впечатление, что их, как надоевшую куклу, швырнули на землю, выворачивая суставы, ломая кости, разрывая податливую плоть… Его все-таки вывернуло, и впервые за долгое время представитель Небесной Канцелярии порадовался, что ест он не так уж и много: тела пролежали здесь достаточно долго, судя по во всю идущему процессу разложения, запах стоял просто невыносимый, а жужжание насекомых и шевеление трупных червей и крыс в груде тел просто не оставило никаких шансов на продолжение мирного сосуществования обеда с желудком. Откашлявшись и сплюнув кислую слюну, ангел отыскал в поясной сумке платок, утерся им и тут же выкинул – нечего таскать с собой потенциально заразную вещь. Он бы, конечно, предпочел найти воду и прополоскать ей рот, но в данной ситуации это было бы крайне неразумно: кто знает, что послужило причиной заражения. В том, что здесь вспыхнула эпидемия, он уже не сомневался. Ему потребовалось отойти подальше и сделать пару глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Оставалось только надеяться, что, будучи эфирным созданием, он не будет так сильно подвержен этому заболеванию. Столь ужасная смерть его совершенно не привлекала. Азирафель попытался еще раз оценить обстановку. Это был приморский город, архитектура напоминала итальянскую, вот только чересчур большой этнический разброс тут наблюдался: замеченные им по пути сюда жертвы были греками, армянами, русскими, а теперь вот обнаружились еще и монголы. Возможно, это была одна из генуэзских крепостей Черного моря. Это бы многое объяснило. Ангел поднял голову, оглядываясь. То, что некогда было фортом, представляло собой жалкую и, одновременно, ужасающую картину. Было в его облике нечто, что заставляло непроизвольно содрогаться и холодеть от ужаса: все, что могло поспособствовать успешному ведению боя или помочь выдержать продолжительную осаду: прочные крепостные стены, дозорные башни, военные запасы – было на месте и даже почти не тронуто. Город был цел, и все же мертв: насколько Азирафель мог судить, живых тут не осталось. Или же они были так напуганы, что сами еще не поняли, что выжили. Не считая возможным тратить время на поиск двери или лестницы, он расправил крылья, взмывая на крепостную стену. И сразу же стала ясна причина столь плачевного положения: город был осажден. Армия снялась совсем недавно, кое-где еще даже виднелись островки тлеющих костров, но в том, что у жителей не было возможности обратиться к кому-либо за помощью, сомнений не осталось. У них была прекрасная фортификация и хороший объем запасов, выход к морю и колодцы не дали бы умереть с голоду, но к эпидемии они готовы не были. Внутри крепости находилась административная часть города, дома же обычных людей, ремесленные кварталы и рынок располагались вне ее стен, однако было несколько башен, не входивших в основную линию защиты, и они были способны прикрыть жителей, пока те перебирались в крепость. Кроме того, две башни перекрывали значительную часть побережья, что должно было позволить принимать корабли даже находясь в осадном положении. Прищурившись, он проследил линии протоптанных дорожек, которые бежали вниз, к гавани. По темно-серой глади скользили суда, уходившие все дальше в открытое море. Порт пустовал, не осталось даже самой захудалой лодчонки – все, что было способно держаться на плаву, двинулось прочь, оставляя разоренный город позади. Прикрыв глаза, ангел потянулся к нитям связи, пытаясь понять, где находится демон. Он должен быть где-то поблизости, и Азирафель обязательно его найдет, нужно только сосредоточиться. Разрозненные цветные линии под веками постепенно складывались в потоки. Большая их часть уходила к кораблям и лодкам, но было несколько отдельных ниточек, ведущих в город. Три из них, расположенные в разных концах, еле пульсировали, их обладателям осталось совсем недолго. Еще одна, довольно сильная, двигалась к пирсу, скорее всего ее владелец надеялся найти лодку и убраться отсюда восвояси, но это не Кроули. А вот еще три линии находились совсем близко, и одна из них принадлежала явно не человеку. Не тратя больше времени и совершенно не заботясь о конспирации, Азирафель взлетел, направляясь туда, где пульсировал след демонической ауры. Полет, занявший минуты три, завершился недалеко от стен крепости. Ему пришлось снизиться на площади, так как нить связи тянула в сторону узенькой улочки, приземлиться на которую не представлялось возможным. Оставшийся участок пространства он преодолевал уже бегом: несмотря на то, что внутри установилось какое-то ожесточенное спокойствие, чем больше времени проходило, тем сильнее становилось плохое предчувствие, и сейчас оно достигло пика. Проулок был довольно темным, из-за сгустившихся туч в углах клубились тени, так что жмущиеся друг к другу фигурки он заметил не сразу. Они пытались уместиться в закутке, образованном забором и углом одного из домов, двое мальчишек, старшему на вид было не больше десяти. Ангелу потребовалось значительно больше времени, чем следовало, чтобы понять причину их поведения: где-то впереди была опасность. Тревога накрыла его с головой меньше чем за секунду. Логическая цепочка, состоящая из детей, Кроули и потенциальной угрозы, сложилась в мгновение ока и совершенно его не радовала. Если опасность там, то демон на передовой. Имея в наличии весомый аргумент в виде открытого впервые за целый миллениум канала связи, Азирафель мог точно сказать: влипли они по самые уши. Три широких шага, отделяющие его от ребят, он даже не заметил. Собственно, на детей ангел не смотрел совсем, его глаза неотрывно следили за тем местом, где в скором времени должна была появиться потенциальная угроза, обещающая быть совсем не шуточной. Хотел бы он хоть иногда ошибаться.***
Первое, что видит демон, придя в себя, – это прикроватный столик довольно грубой работы. В вазе – завядший букет полевых цветов, рядом небольшая глиняная миска с водой, на край которой накинут лоскут ткани. В дальнем конце комнаты имеется окно, ставни на котором плотно прикрыты, но он не жалуется: учитывая то, что творится в Кафе последние недели, это к лучшему. Разрозненные кусочки воспоминаний постепенно встают на место. Странно, но злости или горечи нет, он будто смотрит на все со стороны, впервые за долгое время имея возможность оценить все здраво. Осада, начало эпидемии, паника, Всадник… Азирафель. Он скучал по этому ангелу. Каждый раз при виде его хотел сорваться, вынырнуть из толпы, как в тот памятный день в Месопотамии, но стоило задуматься о последствиях, как демон одергивал сам себя. Они и так много себе позволили за последние тысячелетия. Смерти жены и дочери подкосили его, выбили из привычного ритма существования. После их ухода Кроули перестал сдерживать демоническую часть себя, совершенно позабыв о том, что когда-то считал это важным. Он… расслабился, если можно так сказать. Горе лишало сил, даже само существование в течение первых веков было изнурительным испытанием, благо Азирафель оказался достаточно упрямым, чтобы не бросить его на растерзание чувству вины. До поры он не замечал, что важная часть его сущности, оставшаяся с ангельских времен, поблекла, ушла в тень новых способностей. Он перестал рассчитывать угрозы, не был способен отбросить эмоции и оценить ситуацию как должно, и в итоге… В итоге он чуть не потерял ангела. Осознание пришло внезапно и, как это обычно бывает, в самый неподходящий момент. По крайней мере, Змий не считал разгар деревенского праздника таковым. Обстановка вокруг совершенно не способствовала долгим размышлениям, но демон каким-то немыслимым образом сумел в них провалиться. Одна из его рефлексий даже вырвалась вслух, чего никогда прежде не бывало, а Азирафель взял, да и отреагировал на нее. И именно тогда произошло то, что стало переломным моментом в их общении. Вообще-то ему уже давно хотелось поцеловать ангела. В отличие от эфирного, впервые столкнувшегося с непредсказуемым ощущением влюбленности, Кроули его уже испытывал и потому понял, к чему все идет, гораздо раньше Азирафеля. После Меилы… Он не думал, что сможет открыться вновь. Боялся новой боли и разочарования, убедив себя в том, что демоны недостойны любви, а потом вдруг осознал. Представитель Небес, будь он неладен, каким-то чудесным образом сумел пробиться сквозь все заслоны и баррикады его сознания еще до того, как Змий начал их возводить. И это открытие было еще удивительнее от того, что в глубине души он давно это знал. Этот ангел... Хранитель удивительной веры, не задающий глупых вопросов, но действующий по велению сердца. Столь беспечный порой, но способный вести свою собственную игру, добиваясь цели с упорством и изворотливостью, достойной демонов. Тот, чьи многогранные, меняющие цвет глаза полны детского восторга, периодически сменяющегося насмешливым сволочизмом. Представитель Небес, чьи доброта и сострадание смогли сохранить и исцелить его разбитое сердце. Беззаветно верующий и грешащий наравне с ним, демоном. Кто же еще это мог быть? Так что, да, он поддался моменту. Но поддался тогда, когда понял, что Азирафель к этому готов: его желание сквозило во всем языке тела, в том, как он непроизвольно тянулся к нему, облизывал губы, скорости его пульса... И все было великолепно: тепло костров, ритм танца, наполнивший все его тело, нежность ангельских губ… И, естественно, дремавшая часть сознания не смогла найти лучшего времени, чтобы заявить о себе! Расчеты и анализы заняли не более доли секунды, после чего ни о каком наслаждении ночью не могло быть и речи. Он почти слышал набат колокола в своей голове, извещавший о том, что он - глупый мальчишка, которого в самый последний момент подхватили на руки, не давая дернуть за хвост спящего льва. От собственной глупости и беспечности хотелось побиться обо что-нибудь головой: ну как он, будучи стратегом, не среагировал на надзор, установленный за ангелом? Еще и посмеялся, успокаивая его! Во имя всего, где были его мозги?! Картинка собралась за считанные мгновения: они успели засветиться. Архангел его знает где и когда, но успели. Причем поймало их не его начальство, а гребанные Небеса, решившие собрать изрядное количество доказательств, они же «хорошие», ради всего не святого! Никудышно, конечно, пытались, раз Азирафель их засек (три раза дубиной себе по голове, дереву в черепушке от этого хуже не будет. Это ж надо было проморгать-то, а!), но, зная крылатиков, они не отстанут, и тогда… Нет, он не планировал отдавать им своего ангела. Только не его. Не после всего. Он защитит его, чего бы это не стоило. Вот только… Да, сейчас, спустя века, Кроули мог позволить себе невеселую усмешку: главной угрозой для Азирафеля был он сам. Чем чаще их видят вместе, тем больше подозрений, а значит и шанс быть пойманными возрастает. Так что даже когда от тяжести и одиночества хотелось скулить и лезть на стену, он позволял себе лишь стискивать зубами край подушки поплотней и кидался в омут новых приключений с головой: так хоть иногда получалось вытеснить мысли о небесном на задворки сознания. Связь, кстати, он заблокировал по той же причине: незачем Азирафелю было чувствовать отчаянную тоску, прожигавшую в остатках демонической души черную дыру, у него и своих проблем, небось, хватало. А решил и просчитал демон все это за доли мгновений. Так что когда все произошло… Конечно же он понял, что ангел заметил перемену в его настроении, и сообразил, что мысли увели его в совершенно противоположенную истинному положению дел сторону, но… Решил, что так даже лучше. Если Азирафель будет думать, что демон отдаляется, потому что не желает продолжать то, что только что имело место, ему будет… Проще?.. Не совсем верное слово, но, зная ангела, он из природного упрямства не согласился бы с его планом держаться друг от друга подальше, а вот если поддержать легенду о том, что их отношения причиняют демону боль… Ни хрена не проще. В отдельных аспектах даже тяжелее. Но со стороны небесного проблем будет меньше, это факт. Так, собственно, и вышло. Они не виделись гребанный миллениум. И века через два после их последней встречи демон уверовал в то, что сдохнет до того, как они увидятся. Однако продержался. И то не плохо (не то чтобы он держался хорошо, просто сам факт того, что он все еще жив, по его демоническому мнению, стоит того, чтобы им гордится). Если подумать, с реальностью ему встречаться совсем не хочется. Лежать вот так, не думая о всех тех жертвах, что окружили его – моральных и вполне себе физических, принесенных как им самим, так и людьми вокруг – было гораздо проще. Он будто парит в безвременье, отдаваясь уютной мягкости памятных дней. Змеиная сущность улавливает слабый запах моря, хоть он и не слышит перебора волн, в постели тепло, даже несмотря на то, что одеяло тонкое, а влажность – высокая, а Азирафель… Азирафель является его персональной фата-морганой, разубеждаться в реальности которой совсем не хочется: в его воспоминаниях он так близко, физически и духовно, что кажется: протяни руку и коснешься, переплетешь пальцы, как когда-то в Риме, и уже никогда не расстанешься… Кроули не хочет в реальность. В реальности он не посмеет коснуться его, не после всех тех сотен лет, которые он убил на выстраивание дистанции (это не значит, что прикосновение не является одним из его главных желаний). Похерить их ему, конечно же, ничто не помешало, но случай-то был крайний. Он не очень хорошо помнит произошедшее в переулках за церковью, но, кажется, ангел все-таки отправил ребят на один из ушедших в Европу кораблей. Змий на это надеется. Он отчаянно хочет продолжать надеяться, ведь узнать наверняка можно, лишь спросив самого Азирафеля, а это означает маску отчужденности, стену там, где сейчас трепещет канал связи, и новую эпоху одиночества, такую же выжигающую, как небесное пламя, только гореть он будет не секунды, а следующую вечность… Нет, демон в реальность определенно не хочет, но, кажется, остатки его ангельской сущности опять ушли на покой. Вместе с логикой. И, как это всегда и бывает, очень вовремя. - Кроули, дорогой, ты же знаешь, что я тебя теперь чувствую, да? *Бумазея - плотная хлопчатобумажная ткань саржевого, реже полотняного переплетения с начёсом на одной, обычно изнаночной, стороне **Жиппон - воинский нижний камзол или поддоспешник, надевавшийся непосредственно на камизу, представлял собой плотно прилегавший к телу стёганый камзол или куртку. Шился жиппон всегда из двух или более слоёв плотной материи — это могла быть бумазея, хлопок, шерсть; два слоя разделяла подкладка или набивка из шерстяного волоса (в более дорогих разновидностях могли использоваться и шёлковые очёсы). Герберт Норрис, автор исследования о средневековой одежде, полагает, что для пешего войска жиппон мог использоваться и вместо доспеха, так как достаточно хорошо защищал тело от рубящего или колющего удара ***Камиза - нижняя рубашка, её носили равно и мужчины и женщины, однако, мужская камиза была несколько более короткой, доходя до середины бедра или до колен, в то время как женская, как правило, доставала до щиколоток