Потеряшка

Союз долгое время после того случая не находил себе покоя, его мысли уволокли его. Мысли как хорошие, так и плохие. Союзу казалось, что он потерял не только Рейха, но и себя. Сложно это было ощущать. Тяжело. Вроде и не было ничего, а вроде и да… Союз не знал, что ему делать, он хотел было узнать как там Рейх, что с ним, а с другой стороны становилось противно и мерзко. К концу июня Союза отпустило. Он отпустил эти ядовитые чувства и мысли. Отпустив свою «слабость», Союз был обречен на другие, но это только для того, чтобы вновь обрести себя. Что делал юноша? Тренировался, работал в поле. Причем так, будто был последним крестьянином. Работа – лучшее лекарство от плохих мыслей. Так он считал. Работал прилежно, до измора. Российская Империя даже не спорил с сыном, не обращал внимания, с каждым днем он все меньше выходил за пределы своей комнаты. На собрания за него ходил Союз, Империя стал игнорировать свои обязанности. Было видно, что он угасает, потиху заболевая. Неведомо, что это за болезнь, но старик увядал. Иногда он все же выходил из комнаты и был очень озарен сильным желанием жить. Он давался в азартные игры и в зелья пьяные. Девушек звал, и немало, и разных. Красивых, молодых, постарше.. Совсем уж распустился старик. Но тогда в его глазе и теле загоралась прежняя жизнь. РИ смаковал все, что у него было, отдавался этому по полной, а потом опять уходил в комнату, в себя, насытившись. Союз не заметил, как и сам потянулся к таким методам. Алкоголь, табак. Поначалу хватало этого, они давали приятную одурь, Союз спал без каких-либо мыслей и сны снились добрые. Союз понимал, что может просто спится и это совсем не дело. Поэтому он начал пробовать девушек, каково это. Союзу вроде и нравилось. Тела их были красивые, мягкие ароматные. Он менял их раз за разом, получая свое. Ему нравилось так жить, девушки ни на что не претендовали, они исчезали после приятно проведенной ночи. Союз убеждал себя таким образом, что он «не по мальчикам». Но то лишь убеждал. К осени Союз заматерел от такого образа жизни, стал больше походить на мужчину. Его глаза стали более серьезны и задумчивы, как будто он уже попробовал знатный кусок от жизни. Взгляд погрубел. Все это происходило постепенно, Союз даже и не заметил…

POV СССР Я сижу на кровати и переживаю все, что со мной происходило за это время. Понимаю, что во многом я изменился. Женщины, алкоголь, табак, игры в карты… Это было совсем на меня не похоже. Но душа требовала. Я так и не явился к Рейху с того дня, ни он ко мне. Ни письма, ни весточки. Пусто. Интересно, как он там. С Италией? Италию я видел на собрании, он все время смотрел на меня с хитрой ухмылкой, а в его глазах читалось четкое "неудачник". Я покажу тебе, кто из нас неудачник, но позже, как будет шанс. И то. Я не уверен нужно ли мне это. Пусть живёт, у нас Рейхом ничего не было.. Или было? И вроде ничего не должно и быть, дружба не кончается после такого. Верно? Сейчас Союз сидел на своей кровати. Потирал раненое плечо. Его подруга ворковала рядом, нежно обрабатывая раны. Подруга та была последней и самой долгой его партией, было в ней что-то, что позволяло ей так долго быть рядом со мной. Возможно тот факт, что она меня любит, но я неуверен. Я не люблю ее, но мне спокойнее, когда она рядом. Я проводил с ней несколько ночей, пытался говорить о любви, чтобы не казаться бесчувственным. Пытался быть ласковым, чтобы не потерять ее. Она верила в это, я - нет. Не было того трепета больше, что я чувствовал, находясь рядом с Рейхом. В ее глазах, безусловно читалось то, что было и у Рейха… Но не то. Все не то! Я скривился от боли, оскалился и зашипел. Это заболела моя рана от спирта, коим меня сейчас обрабатывали, очищая рану. Жжется, болит, но я терплю. Откуда раны? Сейчас.... Вчера мой милый батюшка решил покинуть свою комнату, после недели проведенной в ней. Туда приносили кушанья и алкоголь, ему было совсем худо. Мне так казалось. Однако из комнаты он вышел весьма в приличном, прихорошенном виде. Я не стал его трогать, только юркнул в свою комнату, присел за стол и начал читать книгу, делая выписки. Я начал думать о том, что отцу недолго осталось и скоро я займу его место. Я определялся с тем, чего хочу, и как я буду действовать. На листочке был мой план. Внезапно в комнату забежало трое его людей. Псы, если помните. Они смеялись, скалились, их мышцы были напружинены и сами они были возбуждены. Я не сразу понял к чему идет дело. Но как только один из них схватил меня за плечо, громко приказав «Пшел на двор, скотина красная». Я сразу понял. Я вырвался из его рук, и что есть сил врезал ему в лицо, тот упал, закряхтел. Его благородное лицо начало пачкаться в его же крови. Нос этого ублюдка кровоточил. Он начал быстро дышать, явно испугавшись меня, моей силы и своей крови. Двое других тоже испугались, их плечи опустились, а глаза испуганно забегали. -Эгей, хватай его, вяжи! – Резко завопил один из них и кинулся на меня. Я откинул его в сторону и схватил стул, приготовившись метнуть его во второго, ударив по голове. Так и случилось. Стул развалился от удара, а мой противник с зияющей раной упал на пол. В комнату вбежало еще несколько «псов». Тут я уже был в проигрыше. Меня связали, несмотря на то, что я вырывался и бился. Кричал на них. Когда я оказался беспомощным, они лишь усмехались и сетовали на то, что я отбивался. Что я нанес им такой урон. Меня вывели во двор, вернее даже дотащили. Я сопротивлялся. Они не скупясь били меня. Я был усажен на колени. На октябрьскую, уже не теплую, землю. Отец стоял передо мной. В его глазу горело безумие и жуткий страх. Он был не в себе. Мне стало страшно. Внутри живота появился комок, который начинал разъедать меня изнутри. Это было мерзкое чувство страха и беспомощности. Он глядел сквозь меня, я уловил дрожь в его теле. Он боится меня. - Ты! Тебя нужно уничтожить! Красный... Красный это смерть... Красный.. Он начал лепетать это как юродивый. Как безумец. Он щёлкнул шеей. Нет. Только не снова. -Остановись, ты, безумец! Я заорал. Мой голос ударился о стены усадьбы и эхом вернулся назад. Но было поздно. Меня били. Жестоко, безжалостно били. Я лишь выл, скрипя зубами, сжимаясь от боли пополам. -Отец! Мой голос сейчас прозвучал как выстрел. Отец явно проснулся, опешил. Он хлопнул в ладоши, веля прекратить это. Меня развязали. Его псы отошли, оплевывая меня своей мерзкой слюной. Двуличные твари, безвольные псы. Ненавижу. Я избавлюсь от вас в первую очередь, вспомните меня тогда. И ваши плевки вспомните. Сейчас я пытался отдышаться и встать. Я оперся руками о землю, приподнялся с большим усилием, едва не упав. Спустя некоторое время я поднялся на ноги. Стоял я неуверенно, некрепко. Пошатывался и тяжело дышал. Я смотрел прямо на него. -Что ты за зверь такой, отец, совсем из ума выжил?! Я кричал на него в бешенстве. Он сделал испуганный шаг назад. В глазу появилась ясность. Он вернулся, я докричался до него... Однако мой вид и крик заставили его оцепенеть от ужаса. -Что ты делаешь, Союз? Не кричи на отца... - Голос дрожал, он пятился назад. Мгновенно его тело приняло тот болезный и жалкий вид. -Нет. Что ТЫ делаешь? Он осмотрелся и принялся быстро отступать. Он побежал в свою комнату, я точно знаю. Я упал на колени, не в силах я больше стоять. Я вздохнул. Больно думать об этом. Нужно что-то делать, что-то предпринять. Отец и тогда сорвался на мне. Но он был при уме, при рассудке так сказать. Тогда дело касалось лишь наших взглядов. Он довольно импульсивен был. Думал, что выбьет "дурь". Не тут-то было. Сейчас он непредсказуем и хаотичен. И все это после того, как отношения с ГИ прекратились. Казалось бы... Сам ГИ ходил на собрания и был бодрым и подтянутым. Расставание на нем никак не сказалось. А может и сказалось, но внешне это было незаметно. А вот мой определенно не смог этого пережить. Я нахмурился, моя подруга закончила перевязку. -Что будешь делать с батюшкой? – ее голос звучал тихо, однако звенел, наверное от страха. Она не знала чего от меня можно ждать. -Время пришло. Ты со мной? -О чем ты, Союз? – она не понимала. -Время огня. Огня революции. Мои слова звучали твердо и уверенно, она удивилась. -Я с тобой до конца. - Она не сразу ответила мне. Но я чувствую, что это она ответила сердцем, не согласовав с головой. Сейчас я ощущал очень странные эмоции. Я должен все это прекратить. И скорее. Отец не может управлять страной. И не мог до этого. Все было плохо, страдало, страдал и я. Но этому наступит конец. Скоро.