Потребовал трубку, потребовал кружку, потребовал трех скрипачей.
Ч. Диккенс
Мода — опасная вещь, не лишенная своей прелести в создаваемом веселье. Как говаривал старина Зиммель*: мода — одна из форм жизни, продукт разделения классов. И, если истоки свои она берет в тенденции подражания, то имеет еще одно замечательное свойство, а свойство это — выделение из масс, индивидуальность самовыражения. Выражаясь словами других ученых умов, это наша идеологическая система, в которой мода имеет власть над умами широких масс, а, следовательно, трактует свои ценности непостоянства и переменчивости. Стоит отметить, что человеческие умы сами впустили проказницу и позволили так впутаться в их жизнь, ведь в свое время цивилизация Древнего Египта оставалась верна одному лишь витку в течении тысячелетий. Впрочем, совсем необязательно, что это достоверное мнение, но искать и доказывать — это уже работа археологов, а размышлять — удел бездельников-философов (увы, мода многих в таких превратила, и эти люди все открывают, и открывают новые теории об этой индустрии). Конечно, стоит упомянуть и товарищей, пытающихся полностью откреститься от этого инструмента управления огромными массами, но ведь они даже не подозревают, насколько сильно зависимы от этой «ерунды», ведь вся их одежда, к счастью или сожалению, прошла путь от премиума до масс-маркета. Однако, я не вижу смысла больше вдаваться в раздумья и подробности этих дел (как я уже сказала, это не наш обед, чтобы прикасаться к нему даже кончиком мизинца) и предлагаю выбрать другую пищу для размышлений, окунаясь в события сюжета. Этот солнечный погожий денек обещал принять героев со всем радушием, а главное место действия — модный дом «Эдем», казалось, особенно купался в ярких лучах. Предстоящей славы, конечно. В этом удивительном месте готовились к тому удивительному событию, которое непостоянная госпожа прозвала межсезонным показом, а конкретнее, предосенним. На взгляд главного дизайнера «Эдема», это была одна из лучших его работ: здесь он полностью отдал дань красной палитре, столь популярной в этом году*. Гавриил был несколько взволнованным в течении дня, поэтому его помощнику-ассистенту Азирафаэлю приходилось бегать в Monmouth Coffee*, в то время, как ему срочно следовало уточнить список приглашенных звездных гостей. С пятой попытки приблизиться к арт-директору, у блондина что-то да вышло. — Кто сегодня будет? Мне срочно необходимо это знать и передать ребятам-организаторам. — Ничего не бывает срочно, мой друг, — безапелляционно заявил Гавриил, забирая список. — Миучча Прада? О, я ее жду, новая коллекция сумок была безупречной. А вот с Армани я повздорил… — главный дизайнер быстро пробежался по списку знаменитых фамилий. — Дорогой Азирафаэль, я не вижу в этом списке Вельзевул, — заметил он, поправляя очки. — Вельз… кого, простите, сэр? — тупо поглядывая на начальника, спросил помощник. Вопрос не понравился Гавриилу, и Гавриил нахмурился. — Вельзевул, Азирафаэль, главный дизайнер «House of Lucifer», конечно. Она должна была быть приглашена первой. Это для нее была оставлено место возле меня. В ее платье сегодня… Не успел наш герой поделиться некоторыми секретами, как в кабинет заявился ползучей походкой некоторый тип в своих излюбленных солнцезащитных очках Valentino VA 2003. Рыжеволосый «демон» едва успел поднять руку в знак приветствия, как уже оказался в чужом кресле с заброшенными на стол ногами. — Что ты здесь забыл, Энтони? — скрестив руки на груди, задал вопрос Гавриил. — Хочу эксклюзив. — честно ответил мистер Кроули, также скрестив руки на груди (я слышала что-то из психологии, что это отличная проверка, хотят ли с тобой говорить). Похоже, Кроули горел подобным желанием. — Анонс, феерию, — он широко развел руками в воздухе, подпрыгивая на кресле. — Твоя подружка оставила тебя со скукой наедине, и ты явился сюда жизнь мне портить? — безучастно заключил главный дизайнер «Эдема». — Мне скучно, это правда, — он начал загибать пальцы. — У Вельзевул сейчас совершенно никаких сплетен, — он загнул еще один. — А еще, твой ассистент мне симпатичнее Хастура, хоть с тем мы вместе с пеленок! Вот я и решил совместить прекрасное с полезным, быть может, подумал я, и мой старый-добрый Гавриил расколется. Ну хоть один вопрос! — Энтони Дж. Кроули состроил щенячью мину, перед которой не устоял бы сам Господь, куда уж было арт-директору… — Кто был твоей музой в этот раз? И с кем ты явишься на показ? — Это два вопроса, — возмутился шатен. — И я должен сказать, что твои журналистские штучки к тебе явно не располагают нормальных людей, — он вздохнул. — А музой для меня была моя дочь Анафема, с ней я и приду на показ. — Ну вот! Не так и сложно отвечать на вопросы, может еще что расскажешь новенького? В последнее время все стали такими закрытыми… никто и словечка о новых коллекциях не говорит, то и дело приходится в статьях разбирать влияние художников на мир моды*, а стандартному обывателю… это не очень-то и интересно. — А ты, Энтони, не задумывался, что это все из-за того, что ты на редкость надоедливый? Сплетник. Ты странный для главного редактора такого известного журнала как Vogue, индустрия таких не любит. — Ха, — хмыкнул Кроули, стаскивая с себя очки. — Ты это говоришь человеку, введшему в обиход сочетание джинсов и высокой моды, две ступени которой тебе точно не снились*. — Как точно ты это заметил, — широко улыбнулся Гавриил. — Люблю твое чувство юмора. Азирафаэль тебя проводит. — он кивнул в сторону своего помощника. — Не так ли? Не то, чтобы Азирафаэлю очень нравилась подобная перспектива, но выбора у него не оставалось. Искусство — несомненно он был здесь ради того, чтобы учиться у Гавриила этому ремеслу — требовало жертв. Точнее, оно всегда их требует, увы, иначе не достигнуть мастерства. Именно такие размышления послужили тому, что блондин тяжело вздохнул, морально готовый к чужим неприятным шуткам, и поплелся в сторону лифта. Арт-директор с облегчением занял законное место, не так давно оккупированное Кроули, и уже было позволил себе откинуться на спинке и погрузиться в дрему на ближайшие полчаса, как раздался громкий звонок, и нехотя рука Гавриила потянулась к новенькому золотому айфону (цвет определенно нравился главному дизайнеру, так как отлично сочетался со всеми его бежевыми костюмами). На большом экране высветилась фотография дочери, и Гавриил устало улыбнулся. К сожалению, он и понятия не мог иметь, какой разговор его ждет. — Привет, пап, — неловко начала Анафема, отчего ее отец уже заподозрил неладное. — У меня тут проблема… с платьем… в котором я должна идти на показ… от твоего любимого дизайнера… — От Вельзевул? — дремоту как рукой сняло. — Какая проблема с ним могла произойти? Только не говори, что его украл или испортил твой негодник-парень, с которым ты не хочешь меня знакомить. Оно мне обошлось в целое состояние. — Нет, — более уверенно сказала девушка. Казалось, она рассматривала «проблему» в живую в данный момент. — Ньют к этому не причастен. Я постирала его в машинке, и оно теперь, как минимум, выглядит неважно, а максимум… — Кошмарно, — закончил расстроенный Гавриил. — Тебе двадцать лет, как тебе мозгов хватило засунуть это платье в стиральную машину? Это была деликатнейшая ткань… да о чем это я, это было гребаное белоснежное английское кружево. Где я должен искать тебе новый наряд? — он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. — Ладно. За тобой через пятнадцать минут приедет мой водитель. Я попытаюсь договориться с Вельзевул за одно платье, но обещать не могу. Его дочь поблагодарила грустным голосом и отключила звонок. Гавриил уперся локтями в стол, а пальцы сложил на переносице, задумавшись над тем, что теперь нужно искать новую обувь, и сумка-ремень, последнее творение великого Лагерфельда, больше не имела место быть. За этими размышлениями спустя две минуты его и застал отчего-то покрасневший, но злой, Азирафаэль. — Вам что-то требуется? — спросил блондин. — Да. Вызови Шедвелла. Скажи, что через семь минут он должен стоять у моего подъезда и ждать Анафему. Все, — еще какое-то время он просидел так, а после набрал нужный номер. — Хастур, будьте добры — свяжите меня с Вельзевул. Это Гавриил, главный дизайнер «Эдема». Если она откажется — скажите, что это дело чрезвычайной важности. На маленький промежуток времени повисла тишина, но Гавриил слышал и то, что Хастур направился в кабинет начальницы, и то, что некоторое время из упрямства она не брала трубку. Однако смилостивилась, в третий раз услышав слово «важно». Она лениво взяла трубку. — У тебя несколько минут, чтобы четко изложить свою мысль, Гавриил, у меня есть дела. Или ты лично приглашаешь меня на свой жуткий показ? — Это тоже, — сокрушенно ответил он. — Но мне необходима твоя помощь. Ты же помнишь мою дочь Анафему? — Конечно, да, — быстро согласилась она. — Замечательная умная девушка, но, к сожалению, не пылает любовью к моде. А к чему вопрос? — К тому, что меня угораздило назвать ее своей музой. Она испортила платье, Вельзевул. Твое замечательное белое английское кружево. Мне срочно нужно что-то новое. — Я все равно не понимаю, почему ты мне звонишь. Платье от Versace и дело в шляпе. — Господи, Вельзевул, — он раздраженно цокнул языком. — Платье от Versace— самая банальная вещь в мире. Такими темпами по заветам Билла Бласса можно и красное выбрать. Мне нужно что-то особенное. — Что-то конкретное? — Вельзевул заметно напряглась с начала разговора. — Да, безусловно, — подтвердил Гавриил. — Небесно-голубое платье в пол со шлейфом, которое ты показывала на февральской Неделе моды. У тебя еще осталось? — Да, к твоему счастью, — послышался скрип стула, Вельзевул встала. — Я все еще не доросла до уровня Louis Vuitton и поэтому не проданные экземпляры не сжигаю. У меня осталось одно. Буду ждать Анафему. Только у меня одно условие. — Для тебя все, что угодно, — кладя руку на сердце, пообещал Гавриил. — Чего ты хочешь? — До презентации мужской коллекции модельеров «House of Lucifer» под моим чутким руководством, которая состоится в конце сентября, я не буду отвечать на твои звонки. Поэтому в следующий раз, как к тебе заявится Кроули и начнет приставать к твоему ассистенту, даже не думай мне звонить, дорогой, — делая акцент на последнем слове. — Машина подъехала. — Гавриил сделал вывод, что она стояла у окна. — Ты разбиваешь мне сердце. Ладно, мы договорились. И я жду тебя вечером. Вельзевул, зная, что, кроме Хастура, ее никто не видит, все равно не сдержалась и закатила глаза, когда уже повесила трубку. Она вновь обратилась к окну: Анафема уже вылезла из машины в платьице от Zara* (это арт-директор определила сразу). Хастур тоже оставил комментарий, что девушка безнадежна, прежде, чем спуститься за ней. Сейчас, как мне кажется, самый удобный момент, чтобы сообщить, что Вельзевул была фанаткой китча, известного немцам как «халтурка». В нередких вещах, вышедших с ее бледной легкой руки, прослеживались эти нотки хаоса и беспорядочности. Она самовыражалась за счет таких вольностей. У нее получалось это. Подобная коллекция Prada и близко не стояла. Но несмотря на это, ей требовалось сосредоточиться на чем-то не пестром перед встречей с Анафемой, которая уже ждала ее в «той самой комнате, где оставляют крутую одежду». Главный дизайнер подумала, что Гавриилу приходилось сложно. И дело было вовсе не в самой девушке, а в ее отношении к царственной старушке, в которую влюблен каждый уважающий себя художник. Женщина, пришедшая позже своей гостьи, обнаружила, что Хастур исчез. Она сделала вид, что ее это не смутило, и подвезла к Анафеме ближе манекен с тем самым платьем, которое Гавриил хотел видеть на дочери. После этого она достала пакет Victoria’s Secret. Было сложно, но Анафема догадалась, что там лежало белье. — Это основа. Я даже горда, что именно это будет под моим платьем. — А что особенного в голубом нижнем белье? — и Анафема сразу поняла, что это был глупый вопрос. Вельзевул схватилась за голову. — Девочка моя, — жалобно простонала арт-директор, скрещивая руки на груди. — это Bombrshell Fantasy Bra. На его создание ушло 1500 часов и было использовано более трех тысяч драгоценных камней, обрамленных белым золотом. 18-каратным. Его стоимость два миллиона долларов. И ты спрашиваешь, что в нем такого? Девушка промолчала, не совсем, она сказала что-то про благотворительность, но очень тихо — никто не услышал. Вельзевул же принесла коробку с туфлями и поставила ее слишком далеко от платья. — Это туфли от Prada из прошлогодней коллекции. Сверху я положила сумку-ремень, в тон туфлям, от Chanel. — она призадумалась. — Черт, не знаю, о чем думал твой отец, но я уже вижу, как мое платье меркнет на этом фоне. Через полчаса сюда приедет мой стилист, она подберет тебе макияж. За прическу… чтобы не перегружать образ предлагаю ультравысокий пони-тэйл и не заморачиваться. Я думаю, хвост тебе пойдет. — Вельзевул будто опомнилась. — Куда делся Хастур? Ее помощник вошел в эту же секунду со стаканом кофе в руках. И, скажу честно, лучше бы он так и не приходил. Но он пришел, и беда случилась. Должна была. Вельзевул, у которой в горле пересохло при взгляде на один стакан, пошла ему навстречу и забрала напиток. Не успела она в неведении сделать несколько глотков и вновь устремиться к Анафеме, как женщина перецепилась через коробку с туфлями от Prada и напиток расплескался на небесно-голубое платье. — Черт, — она зажмурилась, дожидаясь чужой реакции, но Хастур стоял невозмутимым, а Анафема широко открыла рот в досадном изумлении. — Гавриил меня не простит. Оно было единственным. Хастур что-то хмыкнул касательно, нужно ли ей это прощение вообще, но поспешно ушел, пока не успели в случившемся обвинить его. В это же время Вельзевул тяжело дышала. Она откинула стаканчик и убрала злосчастную, даже не представляя насколько, коробку в шкаф. — Спокойно, — больше для себя сказала она. — У нас еще пятнадцать минут до приезда стилиста, чтобы выбрать тебе наряд, — после этого она нервно подскочила к вешалкам и начала искать то самое платье, которое могло бы подойти. — У Гавриила чертовски хороший вкус, то платье было лучшим! — она цокнула языком, а потом повернулась к Анафеме. — Только ты ему не говори, что я это сказала. — и Вельзевул вернулась к поискам. — Террариумный мох тебе не подойдет, сладкая сирень тоже нет, синяя принцесса… слишком пошло. Золотая осина не будет сочетаться с твоими глазами, хотя при должном… Подожди, я знаю! — это было произнесено тем же голосом, что и знаменитое: «Эврика» — и арт-дизайнер с головой погрузилась в наряды. — Тоффи, именно он. Этот ненавязчивый и беззаботный цвет сладкой карамели тебе подойдет. Шелк будет приятным к телу… Фасон-фасон… — она приложила палец к губам в ожидании хоть какого-то участия Анафемы, но та лишь несчастно кивала. — Предлагаю с оголенными плечами. Тогда вместо шелка это будет все то же доброе английское кружево, но не крупное. Сумка будет черная, но та же, что и до этого. Туфли также… Но от бюстгальтера Victoria’s Secret придется отказаться к моему огромному сожалению. А теперь одевайся, у тебя пять минут, но не спеши! — как-то по-родительски предупредила Вельзевул. По-родительски, конечно, к платью. — Оно не подлежит ни глажке, ни… — Стирке, — прервала ее Анафема, забирая тремпель. — Ведь это деликатнейшая ткань. Спасибо, я в курсе, на личном опыте убедилась. А затемненные полупрозрачные вставки меня смуща… — Вельзевул на нее грозно посмотрела, и Анафема резко остановилась. — Ничего-ничего. Я всецело Вам доверяю. Честно. — в знак этого она даже подняла руки вверх и скрылась за ширмой. — Пожалуй за такое, не грех будет потребовать еще и пиццу, — более весело решила Вельзевул. Анафема управилась достаточно быстро. Было видно, что впервые, никак иначе, чем с подачи Вельзевул, ее заинтересовали излюбленные отцом дорогие «шмотки». Поэтому она соизволила нужным задать несколько вопросов: неизменные советы, как сочетать одежду, лучшие мировые производители парфюмов, три лучших дизайнера современности и описание красоты столицы моды. На удивление, она получила неспешные ответы от Вельзевул, пока та готовила свой наряд. Несмотря на свой модный кретинизм, Анафема точно знала, что главный дизайнер «House of Lucifer» выбрала платье от Гавриила, но из чувств благодарности и тактичности она, конечно, это не озвучила. Было бы сложно отрицать, что Анафема влюбилась в ее светло-сиреневое платье на одно плечо с юбкой в несколько прозрачных слоев, которые так выгодно подчеркивали цвет одежды и бежевых босоножек на устойчивом каблуке от Тома Форда. У двери их ждал Хастур, которого вскоре послали за здоровым перекусом в Good Life Eatery*, и напоследок он успел лишь сказать: «Выглядите прекрасно, леди. Вам очень идет это платье, мисс Девайс». Пока он это говорил, Вельзевул его поторапливала, и, высказав свое профессиональное мнение, он поспешил развернуться на маленьких каблуках и скрыться за унылым серым поворотом. Стилист уже ждала их в очередной непонятно откуда взявшейся в глазах Анафемы комнате. Дайдре Янг, так ее звали, разложила здесь свои вещи настолько, что казалось, они здесь лежали очень долго. Впрочем, этот вариант тоже не стоит исключать. — У нее очень выразительное лицо. — к чему-то завела разговор Вельзевул. — Поэтому я запрещаю наносить несколько тонн штукатурки. Особенно на глаза! Одной тебе хватит с головой. Блондинка на это замечание закатила глаза, но выбора у нее не оставалось, поэтому она оставила ситуацию без комментариев. В этот раз, чтобы долго не утомлять вас описанием роскошного высокого хвоста Анафемы, ее нюдового макияжа и волнистых рыжих кудрей Вельзевул, я предлагаю перейти непосредственно к показу «Эдема» и попытаться вам самим вообразить эти сказочные образы. Добавлю лишь то, что вернувшийся с ланчем Хастур настоятельно выпрашивал у бедной Анафемы номерок и личную встречу в более приятной обстановке. Гавриил с оформлением модного показа справился на славу. Или его команда модельеров. Подиум так и одаривал гостей первых рядов свежим ветерком самого начала осени и предвкушал середине этого замечательного времени года. Журналисты заняли весь первый ряд, в числе которых был и мистер Кроули в неизменных очках и костюме клубного стиля от Hermes. Кому интересно — Гавриил такие терпеть не мог. Сам он еще за месяц до события положил глаз на приталенный костюм от Versace с крупной и оригинальной на вид шотландской клеткой, однако несколько светлее своего многовекового прототипа, и выбрал именно его. В данный момент мимо него проходило много известных журналистов из второго ряда. Каждому он пожимал руки, слегка нервничая. Себя он пытался убедить в том, что виноват буккер*, который выбрал огромное множество известных моделей, но многих из них Гавриил терпеть не мог и всегда хватался за сердце, когда видел их в своей одежде. Но правда была в том, что он беспокоился за внешний вид Анафемы. И тот факт, придет ли Вельзевул? В какой-то момент он оставил приветствия на Азирафаэля и занял свое центральное место в первом ряду. Место рядом пустовало после этого недолго. Вельзевул достаточно быстро — для себя — поспешила его занять. — Пока провожала Анафему, успела взглядом зацепить несколько твоих вещей. Пестро, вот, что скажу. — Брось, ты любишь такое, — посчитал нужным напомнить Гавриил. — Тем более оттенки более, чем приятные. Как Анафема? Я уверен, то небесно-голубое платье ей к лицу. — Не совсем так, — заметила женщина. — Произошла маленькая накладка, но она выглядит идеально. Хастур пригласил ее на свидание. —Хастур — главный помощник арт-дизайнера известного британского модного дома «House of Lucifer» звучит гораздо лучше, нежели Ньют-финансист. Пожалуй, это так. На этом они решили закончить разговор, хоть Вельзевул и видела, что ее коллегу разрывало внутри от неизвестного ей вопроса, назревшего у него в голове. Но она не спросила. Как уже говорилось, из общей вредности и упрямства. Журналисты были абсолютно точно — безоговорочно — довольны показом. Красный их вдохновил. Не зря в свое время Билл Бласс сказал: «Если сомневаетесь — надевайте красное». Кроули был особенно воодушевлен, как и фотографы сразу после появления Гавриила и его дочери на сцене. — Выглядите изумительно, мисс Девайс, — улыбаясь по-голливудски в ответ на вспышки фотокамер, прошептал дочери Гавриил. — Благодарю, отец. Кстати, ты заметил? — недвусмысленно намекая на такой предмет гардероба как платье, спросила она. — Что Вельзевул в моем платье из коллекции, которую она так прилюдно критиковала? О да, я заметил, любимая. Сколько работаю в индустрии, а ни разу даже не приблизился к разгадке вашей женской натуры. — Даже отдалился. — Намекаешь на развод с твоей матерью? — Анафема кивает. — Мы не подходили друг другу в плане характеров. Но сделанного не воротишь, тем более, она мне подарила чудесную дочь… А Вельзевул я скажу касательно платья, да. Папарацци отпустили их спустя четверть часа. Анафема поспешила покинуть хоть и красивое, но довольно чуждое для нее мероприятие. Вельзевул стояла и разговаривала с Кроули, и Гавриил уже на кончике языка чувствовал привкус его завтрашней положительной статьи с ее ядовитым комментарием. Заметив виновника торжества, Энтони удалился. — Джессика Честейн на подиуме? Не ожидала. И думаю никто не догадывался про эту вишенку на торте. Специально рассказал про музу-дочь, припрятав такое? Хо-хо, — она подняла вверх бокал шампанского. — Еще и Эмилия Кларк в зале. Да ты зажег! — она легко ударила его в плечо. — За тебя, парень. Гавриил усмехнулся уголком губ. — Кстати, это мое платье? — О боже, так и знала, — закатила глаза Вельзевул. — А ведь так хорошо все было! Заткнись, пожалуйста. Кстати, после сегодняшнего… ты мне должен завтрак, ланч, обед или ужин на твой выбор. — Ужин, я запомню, дорогая. В завершение я вспомню про Азирафаэля: день для него закончился в элитном баре со старым-новым знакомым Энтони Дж. Кроули— главным редактором Vogue в Великобритании.