Сборник рассказов "Катенька"

      Дыру в заборе надежно скрывали кусты сирени. Тяжелые соцветия тянули ветви к земле, а трава закрывала просветы. Кроме меня, никто не знал об этом месте. Я приходила рано, садилась и ждала.       Через несколько минут появлялась Катя. Она широко улыбалась, махала мне рукой и исчезала. Я пробиралась за ней сквозь густые заросли и сломанные доски и подолгу пропадала на соседнем участке. Катя всегда там была. Мы вместе копались в песочнице, ловили бабочек, лежали на траве и обрывали малину.       Соседская бабушка, заметив меня, обычно выходила из дома, приветливо кивала и усаживалась на скрипучую скамейку. Она никогда не вмешивалась в наши игры и просто наблюдала, иногда угощая меня мороженым.       Катя молчала. Всегда. Только иногда улыбалась кривоватым ртом, будто съела что-то кислое. Она постоянно была чумазой, в грязной одежде и с растрепанными волосами. Ее и не Катя, наверное, звали, а как-то по-другому. Имя она мне не сказала, поэтому я придумала свое. Она не возражала. Лишь улыбнулась.       Катя никогда не смеялась, не сердилась, не плакала — неизменная улыбка на ничего не выражающем лице. Лишь однажды я услышала ее хихиканье, тихое, гортанное, от которого волосы на затылке неприятно зашевелились…       Катя была немного странной, но я редко об этом задумывалась. Она все время находилась рядом, и я могла играть с ней, когда хотела. Большего мне и не требовалось. Катя была для меня всем. Остальное не имело значения.       До той ночи.        Катя сидела на краю кровати и, не моргая, смотрела на меня. Спросонья мне показалось, что ее глаза светились в темноте.       — Кать, ты чего тут?       Она не ответила.       Я откинула одеяло и села. Катя встала. Она перелезла через окно на улицу и поманила за собой.       Ветер трепал волосы. Я поежилась. Меня тянуло обратно в постель. Катя настойчиво указывала в одну сторону и неотрывно глядела на меня. Так, словно от моего решения зависело все. Расстраивать я ее не хотела. Выходить из дома — тоже.       Я прислушалась к мерному дыханию спящих и спрыгнула на грядки. Ноги завязли в рыхлой почве.       Катя улыбнулась. В ее глазах продолжал гореть непонятный огонек. По спине и шее у меня пробежал холодок. Такого взгляда я еще у нее не видела. И это заставило почувствовать       Она вела меня по дороге, освещенной холодными фонарями. Я ободрала об камни пятки и поцарапалась о ветки. Ноги дрожали от долгого пути. Било легким ознобом. Я сглотнула. Меня не отпускало дурное предчувствие. Желание идти за Катей давно пропало, но что-то останавливало всякий раз, как я собиралась убежать. Непреодолимая сила тянула вслед за ней и не отпускала.       Спустя несколько развилок я увидела озеро. Стеклянная гладь отражала небо с его последними зловеще подмигивавшими звездами. Светало.       Мы вышли к берегу через острую осоку. Пятки кололо, кровь щекотала лодыжки. Катя зашла в воду. Одежда облепила ее ноги, за платье зацепилась тина. Катя обернулась и поманила к себе.       Живот скрутило. Я помотала головой, пытаясь отступить назад. Она меня точно не слышала и продолжала звать, настойчиво и как-то сиротливо протягивая руку.       — Нет! — тонко вскрикнула я.       Катина улыбка медленно спала.       — Я хочу домой! — я дернулась и упала на колени.       Глаза защипало.       Катя замерла, неестественно вытянув руки. Она мотнула головой. Ее лицо перекосило: щеки задергались, губы скривило и смело в сторону, глаза почти вылезли из орбит. Ее тело свело мелкими судорогами. Катя стояла и тряслась, таращась на меня безумным взглядом.       Рыдания застряли в горле и никак не могли вырваться из-за спазма, и я глухо хрипела, задыхаясь. Паника парализовала. Зубы стучали друг о друга. Ноги не слушались и будто приросли к месту. Мне ничего не оставалось, кроме как наблюдать за тем, что творилось с Катей.       Вдруг она снова застыла, скрюченная, с опущенной головой и исподлобья пялящаяся в мою сторону.       Она указала на меня ссохшейся рукой, и сзади что-то толкнуло вперед. Я упала. Меня протащило несколько метров по песку, а потом рывком поставило на ноги. Ступни зарывались в песок, я кричала и силилась остановиться, но лишь больно выворачивала пальцы. Ноги подкашивались. Упасть мне больше не давали.       Катя была все ближе и ближе. Внезапно она подняла на меня лицо. И это было не ее лицо. Оно было посеревшим, с впалыми щеками и темными пятнами, а на затылке выглядывал череп из продольной раны. Она схватила меня, грязными ногтями впившись в руку, и рывком потянула на себя.       Холодная вода залилась в уши и нос. Я сразу захлебнулась. Изо рта вырвался огромный пузырь воздуха. Он стремительно полетел к поверхности. Легкие горели. Тело становилось тяжелее с каждой секундой. Меня утягивало на дно. Боль в руке отупляла. Я погружалась куда-то в темноту…       Я пришла в себя, когда из носа и рта вышло все, чем я успела наглотаться. Я сделала вдох, в груди что-то хлопнуло, я закашлялась и жадно заглотнула воздух. Я никак не могла отдышаться. Нос жгло, внутри ныло и болезненно пульсировало.       — Что ж ты творишь, дура?! Куда полезла?! Чуть не утонула! А если бы я не увидел?! Утонула бы, бестолочь!       Кто-то помог мне сесть. Я осмотрелась мутными глазами. Рядом со мной стоял, согнувшись в поясе, мужчина, такой же мокрый, как и я. С туманом в голове я поднялась на дрожащих ногах, пропуская все восклицания моего спасителя, и повернулась к озеру. Я внутренне содрогнулась.       Из воды на меня продолжало что-то смотреть…       Мужчина повел меня домой, крепко взяв за руку и не переставая причитать. Я боялась повернуться спиной к берегу. До поворота я продолжала чувствовать затылком пристальный взгляд того, что было Катей.       Больше я ее не видела.       И почти сразу забыла обо всем после пережитого. Лишь спустя десять лет я случайно вспомнила о тех странностях, что произошли со мной в детстве. И вот тогда состоялся разговор с бабушкой. Я надеялась узнать ответы. Однако бабушка категорично заявляла, что я была одна.       — Точно? Я хорошо помню, что дружила с девочкой…       Бабушка покачала головой:       — Это невозможно. Никаких детей в округе не могло быть. Жили-то одни старики, дачников приезжало мало, внуков с собой не брали — река часто разливалась в то время. Сейчас-то, конечно, обмелела сильно, но, помню, было сыро, холодно, комаров — тьма! Возле рек оно так часто происходило. И никого твоего возраста точно не было.       — Что, вообще никого?       — Кроме тебя, нет.       — Ну как же? Мы же с этой девочкой к соседке бегали, разве не помнишь?       — Ты бегала к Нине, это да, одна, но детей у нее нет.       — Как нет? Но та девочка… Может, ее внучка? Внучка есть же, да?       — Не было никогда. Ее дочь, Танечка, утонула, когда маленькой была. Вроде как запуталась в сетях. Ее два дня искали, пока в камышах не нашли. Нина так и не оправилась… — бабушка замолчала. — Тебе она всегда была рада. Бывало, прибежишь к ней и всю малину съешь, а она специально тебе сладкое покупала, чтобы урожай сберечь.       — Так мы с Катей ее и ели. То есть, — я нахмурилась, — ела я… но она помогала ее срывать… Вроде бы…       Чем сильнее я сосредотачивалась на воспоминаниях, тем больше мне казалось, что, действительно, никакой Кати не было. А точно ли мы с ней дружили? Может, воображение разыгралось? Нет, я была уверена, что история случилась на самом деле.       — Бессмыслица какая-то, — пробормотала я, запутавшись окончательно. — Как же так? Ты же нас видела вместе!       — Уж я бы запомнила. Ты маленькой фантазировала много. Мож, чего напридумала и поверила.       — Я же все помню! Я помню эту девочку! Я ее точно не выдумала! Помню, как она меня к озеру ночью повела и…       — Ох, не напоминай! — бабушка замахала на меня рукой. — Ночью сбежала и в озере купаться! Спасибо Валере, царство ему небесное, что спас тебя. О чем ты вообще думала?! Ночью сбежать и в озере купаться одной! Это ж надо!       — В том-то и дело, что была я не одна. Меня та девочка повела и попыталась утопить!       Бабушка пожала плечами.       — Приснилось небось. Такого быть не могло!       Я помассировала виски. Как мне могло такое присниться? Воспоминания были слишком реалистичными для сна. Перед глазами всплыло ее размытое, в струпьях, с кривым оскалом лицо, и я непроизвольно потянулась к пяти маленьким шрамикам на левой руке.       Дальнейший разговор был бессмысленным. Бабушка разволновалась, выпила успокоительное и пошла отдыхать. Больше я эту тему не поднимала, опасаясь за слабое сердце старушки.       С кем я дружила и дружила ли, я до сих пор не знаю.