Самая Темная Ночь

 − Шалафи это… − почти беззвучно произнес Даламар, не отрывая зачарованного взгляда от приближающейся твари.   − Тот, кого наша манит магия. Он пришел терзаемый вечным голодом, желая высосать все наши силы. Но они не насытят его, не прекратят его вечные страдания. Это будет сродни попытке напиться из решета. И тогда, в бессильной ярости он захочет разорвать безвольные тела…   В это время тварь подошла совсем близко. Уже можно было почуять ее зловонное дыхание. Даламар дернулся в сторону, но не смог высвободиться. Руки Рейстлина точно обратились в стальные.   − Нам нужно защитить себя! Есть охранное заклятье, что…   − Нет. Мы продолжим нашу работу. Но я верю, ты знаешь, что делать, ученик.   Рейстлин плавно отстранился и бесследно исчез во мраке, оставив его один на один с порождением Самой Темной. Спустя мгновение Даламар вновь услышал его голос выпевающий заклинание и голоса богов, что вторили ему.   В это время тварь прыгнула, широко раскрыв пасть. Была всего секунда, чтобы решиться, за которую в голове темного эльфа пронеслась вся его жизнь. Он отбросил сомнения, отбросил опасения. Нужные слова явились сами. И он был уверен, что они сработают. Несмотря на то, что ночь продолжала пожирать его силы. Несмотря на ревущую смрадную пасть буквально в сантиметре от себя.   Порождение Самой Темной взвыло как раненый зверь. Даламар с удивлением отметил, что его заклинание не только сработало, но и усилилось, будто подпитанное каким-то источником извне. Ну конечно. Здесь же были боги. И здесь был его учитель. И все, абсолютно все было пропитано магией, сильнейшей магией. И теперь и он имел доступ к ней.   Даламар напряг руку, удерживая отражающее заклятие. Еще немного… И вот уже он не чувствует над собой зловонного дыхания. Вокруг опять стало темно и тихо. Погасли все звезды. И он вновь был абсолютно один, пульсирующая темнота окутывала его. Он попробовал сделать шаг, но ноги его вдруг не обнаружили твердой опоры. А затем он стал падать. Или же он остался подвешенным в невесомости? Но это продолжалось очень долго. Даламар пытался принять более устойчивое положение, нашарить руками  хоть какой-то ориентир. Но его окружала лишь непроглядная тьма, что уже начинала давить своей тишиной.   − Ты знаешь, что самое страшное в Бездне? − однажды спросил его учитель.   Даламар предположил, что чудовища, отвратительные порождения Такхизис, готовые разорвать, или пытки, которым Владычица подвергнет неугодного.   − Нет… − Покачал головой Рейстлин. − Бездна пуста. Тебя поразит ее абсолютный покой и пустота. Поначалу тебе будет даже приятно это спокойствие, эта безмятежность. Но затем, Даламар, ты начнешь населять пустоту тем, что находится в твоем сознании. Потому что никто не может существовать в Пустоте. И Бездна ответит тебе, она оживит все самое страшное, что обитает в твоей голове. Она усилит твои кошмары, даст им жизнь. И тогда они разорвут тебя.   Даламару было не так-то просто представить то, о чем говорил учитель. Но теперь он начинал понимать. Его падение было бесконечным. Он безуспешно пытался расслабиться, принять все как должное. Но с каждой минутой паника все сильнее захлестывала его. Куда-то исчезло и порождение и Самой Темной и его учитель и боги магии. Ветер завывал в ушах.   А затем темнота ожила. Чьи-то невидимые руки или же лапы с когтями тянулись к нему, цеплялись за волосы и одежду. Но он все еще продолжал лететь вниз. К свисту ветра добавился уже знакомый ему вой. Зов Самой Темной. И пусть в нем не было слов, Даламару казалось, что он вполне отчетливо слышал:   − Приди, приди ко мне...   − Я выпью, выпью…   − Разорву… − Приди, приди…   Песнь отчаяния. Вопль безысходности. Они хотели сожрать его. Пусть его остатки сил не насытили бы их, даже на секунду.   Чей-то жадный рот уже припал к его горлу. Вскоре к нему присоединился и второй, затем третий. Ледяные руки крепко удерживали его.   − Вас нет, − прошептал Даламар, корчась от невыносимой боли. − Вас нет, нет!   Он сам не очень-то верил в свои слова. Твари, точно насмехаясь, прижались к открытым его ранам еще сильнее и принялись пить с удвоенной силой.   Всю свою магию он уже расходовал. Но все равно продолжал сопротивляться. Бескровные губы его шептали проклятия, ногти впились в ладони. И казалось, чем больше он сопротивлялся, тем крепче его держали.   «На самом деле Бездна пуста». − Всплыло вдруг в его почти угасшем сознании.   Последним усилием воли он отрешился от всего − от боли, что раскручивалась, как спираль, от острых когтей и зубов, от скользких холодных губ, припавших к его телу. Все исчезло. Даламар не позволял себе отпустить это состояние, хотя инстинкты кричали о другом.   Никакого сопротивления.   Никакой паники.   Абсолютная пустота.   Самая Темная отбросила его в собственную Бездну. И он сам населил ее кошмарами. Значит, он сам способен с ними расправиться.   − Он держался так долго. Я не ожидал этого. − Вдруг услышал он голос учителя.   Даламар распахнул глаза.   Он лежал на земле. Место, где они находились, было знакомо ему − то был внутренний дворик башни. Иногда шалафи проводил здесь свои эксперименты − те, что не годились для помещения. Но сейчас здесь не было привычной каменной плитки, не было ямы для костра. Вместо всего этого здесь колосилась трава − густая и шелковистая. Она причудливо отражала свет звезд, что виднелись в небольшом квадратном проеме. Окружающие стены башни будто сдвигались и раздвигались. Должно быть, они находились в ином измерении - Даламар слышал, что каждая башня высшего колдовства имеет доступ к иным уровням бытия.   Его учитель и боги магии сидели на траве полукругом. И не было в них больше той сосредоточенности. Они были спокойны, расслаблены, точно присутствовали на странного вида  ночном пикнике. Но глаза их горели триумфом − теперь уже у всех троих. Чего нельзя было сказать о самом Даламаре − он не мог произнести ни слова, не мог даже пошевелиться. Ему не было больно − но казалось, будто кто-то высосал из него душу. Сердце в груди билось медленно-медленно. Жизнь покидала его.   Нуитари лениво повернул голову в сторону Даламара.   − Ты явился сюда без приглашения, эльф.   − Но ты взял на себя все, − вмешалась Лунитари. Ее алое сияние стало еще ярче. Она плавно подошла к Даламару и села рядом, нежно дотронувшись до его щеки. − Духи Самой Темной набросились на тебя, и не мешали нам. Жаль, что теперь ты умираешь.   − Нам стоит поблагодарить моего ученика, − голос шалафи вновь стал медовым. − Моего безрассудного, слишком любопытного ученика… Благодаря его вмешательству мы сегодня сделали куда больше, чем собирались.   Рейстлин смотрел на него снизу вверх. Ни малейшего намека на слабость, на кашель. Казалось, что даже болезненная худоба его пропала, кости обтянутые кожей обрасли плотью.   − Я так много приобрел сегодня, ученик, − сказал он. − Все благодаря тебе. Ты оказал огромную услугу, так некстати ворвавшись туда, куда тебя не звали. Но теперь, − Рейстлин опустился на колени и дотронулся до его шеи, найдя пульс, − теперь твои силы тебя покидают. Я не думал, что ты выстоишь, ученик. Мало кто способен выстоять против детей Самой Темной. Практически никто. Но ты смог, пусть и они выпили тебя досуха… Это было не напрасно, мой юный Даламар.   Рейстлин разговаривал с ним очень ласково, так, что даже в таком состоянии темный эльф похолодел от ужаса. Золотистые глаза горели маниакальным огнем. Будто он собирался забрать остатки его сил, все то, что не забрали духи.   − К сожалению, − продолжил он, − Безрассудность и смелость имеют свою цену. И порой, эта цена − жизнь. Но не мне объяснять тебе это, Даламар. Ты слабеешь. С каждой секундой ты уходишь все дальше…   Если бы Даламар мог говорить, он бы попросил шалафи убить его как можно скорее. Пусть он и не мучился, пусть не было боли − только тяжесть, что сковывала его все сильнее, придавливая тело к земле, да понемногу угасающее сознание, но все равно это было невыносимо. Рука шалафи лежала на его горле, считывая каждый удар сердца. Обжигающе горячая ладонь. Даже на пороге смерти от его прикосновения будто било током. И вся мнимая внимательность шалафи к нему, похвала его магическому искусству − именно сейчас, о, какая же это жестокая пытка!   − Маджере! − вдруг раздраженно воскликнул Нуитари. Таким тоном урезонивают приятеля, что вновь и вновь рассказывают уже надоевшую всем шутку.   А Рейстлин вдруг рассмеялся. И это уже было страшнее всех порождений Самой Темной вместе взятых. Вот он, апофеоз ночи полной кошмаров − Рейстлин Маджере, что так самозабвенно смеется, сидя на траве.   Даламар, который вдруг обрел способность двигаться, попробовал немного отползти подальше от этого жуткого зрелища. Но золотистая рука остановила его, припечатав к земле.   − Я думал, ты будешь просить меня помочь. Гордый… Что же, Даламар… Пожалуй, будет неразумно дать тебе умереть, когда ты только что продемонстрировал, что можешь быть полезен.   Горячие губы коснулись его лба. И это вновь было сродни электрическому разряду, что почему-то не прикончил его, а, напротив, вернул жизнь. Он вновь хватал воздух ртом, тело его билось в руках шалафи, но тот держал крепко.   А потом Даламар ощутил, как помимо жизненной энергии в него вливается магия. Чистая и неразбавленная, пьянящая. Древняя как мир, и очень мощная. Только тот, кто осмелится колдовать в Самую Темную, заручившись поддержкой богов магии, может получить доступ к ней.   − Шалафи! − обретенный голос срывался. Даламар не мог видеть себя со стороны, но глаза его теперь тоже светились тем же безумием торжества, что и у его учителя в начале этой долгой ночи. Лоб горел, в том месте, где Рейстлин коснулся его губами. Не появилось ли там новой отметины? Но ему уже было все равно. Магия, что разделил с ним шалафи, пьянила его.   Он попробовал сесть, но пошатнулся. Голова его кружилась, кружился и мир вокруг. Где-то раздавался веселый смех Лунитари. И где-то же был ее мрачный брат, чья магия тоже питала его.  Даламару казалось, что еще немного и его разорвет на части от слишком большого счастья, подобного которому он не испытывал никогда в жизни. Он вновь склонился перед своим учителем, не в силах найти нужные слова. А потом − он не мог более сопротивляться наваждению, он припал к губам Рейстлина, с жадностью, граничащей с отчаянием. И Маджере ответил ему, и пусть в движениях учителя не было той лихорадочной настойчивости, только выверенная и тщательно дозированная нежность, хищная, таящая за собой куда большую опасность, чем проклятье, все равно, Даламар принимал это как высшую награду.   Его бывший наставник, лорд Теллин из Сильванести иногда говорил, что иногда, когда маги переходят вместе некий рубеж в своем искусстве, проходят бок о бок, соединяя свои силы, они на какое-то время становятся единым целым. Уровень близости недостижимый даже любовникам. Но ведь одно не исключает другого?   Любая ночь кончается. Даже самая длинная. Самая жуткая и самая прекрасная из всех ночей. И рассвет будет тусклым и серым, он вернет их с небес на землю. И, как всегда, после магического триумфа будет сильнейший откат, после которого захочется наложить на себя руки.   И их опасные игры продолжатся. Ведь сегодняшняя ночь − всего лишь ступень к большому плану Рейстлина, плану настолько опасному и безрассудному, что при малейшем упоминании его в сердце будто поворачивается тупой кинжал. Безумный план,  который отразится на целом мире. И Даламар должен будет выбрать верную сторону.   Но сможет ли он? После того, что случилось сегодня?   Пусть же подождет рассвет. Пусть продолжится прекраснейшая и ужаснейшая из пыток. Пусть его учитель и господин еще крепче ухватит его жизнь, еще крепче сожмет ее в своих руках, так, что еще немного, и все, конец. Сегодня он не желает ничего выбирать. Может быть, это бесполезно? Ведь даже спонтанные решения, что он принимал, вот как сегодня, и те, его шалафи умудрился обернуть в свою пользу.   Но сейчас он не будет думать об этом. Он будет со своим шалафи, будет принадлежать ему, всецело. И будет молить, впервые в жизни, чтобы Самая Темная не кончалась, чтобы светлая полоса рассвета задержалась на горизонте хотя бы еще на час.   Но вернулись ли на небо луны, черная и алая?