**********
Калеб вернулся на свою родину на пару дней после своей ссоры с Леной. Все это время Кармен пыталась дозвониться до него, да и некоторые друзья из университета, но не тот единственный человек, что был важнее всех остальных. В доме своих родителей он провел все дни взаперти в своей комнате, но изоляция никак не помогала, взамен делала хуже, вынуждая оставаться полностью в плену своих мыслей. От своих собственных мыслей человек никогда не сможет убежать, особенно когда ни на что другое не получается отвлечься. Еще вечные ссоры между отцом и матерью. Их брак висел на волоске и Калеб будто ждал того момента, когда они придут и сообщат грандиозные новости. Может, хотя бы это поможет ему отвлечься от собственных демонов. Этот день прошел не лучше обыкновенного. Проснуться в любое время, провести несколько часов на кровати, даже душ принимать уже не было сил, но одно с каждым днем точно изменялось: количество пустых бутылок с алкоголем. За время своего депрессивного периода он привык к вкусу водки, из всех вещей питаясь только этим алкогольным картофельным, может, кукурузным, соком. В углу тусклой, освещенной только светом полной луны, комнаты, одиноко стояла гитара, на которой он бренчал вчера, в попытках сделать хоть что-нибудь продуктивное, наверстать те годы, когда играл на инструменте хорошо, но бренчание только лишь напомнило ему Лену. Он играл для нее в шутку гимн Советского Союза, пока она пела своим таким любимым голосом слова. Он соскучился, но не хотел звонить. Это было бесполезно. Однако он ждал. Ждал каждый день, что она позвонит. Он не собирался ей отвечать, просто хотел утешения, что ей не все равно. Каждый день и каждый раз, как звонил телефон, он всматривался в экран с надеждой, что это была она, но каждый раз это заканчивалось очередным разочарованием. Телефон, оставленный в углу рядом с гитарой, зазвенел, освещая темные углы и оповещая звуком лежащего бессильно хозяина. Он знал, что это не она, но тело само встало с кровати, перебирая ноги и чуть ли не спотыкаясь о звенящие и бьющиеся друг о друга разбросанные стеклянные, а то и жестяные, бутылки. — Черт, — прошептал он, хватаясь за ногу. Он поранился об острый угол жестяной банки, окровавливая пол и свои пальцы. Рана его волновала меньше, чем вибрирующий звонок. «Дэвид» — читалось на экране. Конечно, он не ожидал, что позвонит Лена, но все равно разочаровано выдохнул, приняв от тоски звонок. — Калеб? — позвал Дэвид. — Мм? — нехотя ответил Калеб, начиная тереть окровавленные пальцы о свою кожу, пытаясь избавиться от обсохшей крови. — Я иду на вечеринку Кэйти. — Мм, я тебя поздравляю, — раздражено ответил Калеб, наконец оттерев кровь с пальцев, но продолжая пачкать пол раной. — Нет, сука, пошли вместе. Я уже у твоего дома. Хватит, ты целыми днями сидишь в своей комнате. — Я не хочу на твою ебну… — Я не приму нет в ответ. Тебе нечего все равно делать, можешь побыть депрессивным мешком дерьма там, на вечеринке. — Если ты думаешь, что это поможет мне — ты ошибаешься. Меня от всех и вся сейчас тошнит. — Встань и оденься, там тебя ждет сюрприз, — сказал с энтузиазмом Дэвид, отбросив звонок. Калеб и понятия не имел, что Дэвид имел в виду и хотел было перезвонить другу, сообщив, что его это не интересует, но мать с отцом вновь начали разборы. Их голоса доносились с первого этажа в его комнату, но громче обычных дней, грозясь перевернуться в ссору катастрофичнее предыдущих. С горем пополам Калеб накинул на себя верхнюю одежду и, наклеив лениво пластырь на свою все еще кровоточащую рану, спустился вниз, игнорируя орущих друг на друга мать и отца. У порога двери остановилась черная машина и из нее вышел высокий парень. Его зеленые глаза мерцали искрой азарта. Ярко-блондинистые волосы, аккуратно сложенные в аристократичной прическе, а на губах — самоуверенная ухмылка, пока человек, которого блондин приехал подобрать, стоял с тяжелыми мешками под глазами, взъерошенными и уже три дня немытыми волосами, мятой одеждой и руками, лениво сложенными в карманах. — Не мог привести себя в порядок? — усмехнулся Дэвид. — Ты идешь на вечеринку с девочками, а им не нравятся… — Пошли нахуй, мне просто не хочется быть здесь, — зевая ответил Калеб, сев в машину. На вечеринке от обилия людей, которых Калеб не знал, а может, и знал, он тут же пожалел о принятом решении. В нос врезался запах пота, алкоголя и травы, а глаза резала картина девушки, ерзающая на коленях парня, параллельно утыкающаяся носом и губами в промежность штанов другого джентльмена над собой. На столе перед диваном, где восседала развратная парочка, были бутылки и стаканчики, бонг и полоски из белого порошка. — Пойдем за мной, — приказал Дэвид Калебу. Он с трудом пробрался через танцующую толпу, а за ним и Калеб, морщась от того, как одна из незнакомок схватила его за яйца. Дэвид направился в сторону балкона, менее населенного молодежью, а Калеб, стараясь не потерять друга, тоже потопал за ним. — Калеб… — сказал с улыбкой Дэвид, встав в сторону, показывая девушку, что прятал за спиной. Невозмущенные глаза Калеба чуть приоткрылись, при виде знакомого круглого личика, помнится, были блондинистые волосы, но их заменили ярко-розовые локоны и эти красивые ярко-голубые глаза, в которые был так влюблен Калеб еще в свои подростковые школьные годы, но владелица этих глаз не обращала ни малейшего внимания на своего тайного поклонника. — И-Ингрид? — спросил немного заикнувшись Калеб, невольно приподнимая уголки губ. — Привет, Калеб, — улыбнулась Ингрид, поправив свое короткое расклёшенное белое платье и сведя ноги друг к другу. — Как ты изменился, — смутилась она. — Д-да… Ты тоже, — выдохнул неуверенно Калеб. — Тоже? — хихикнула Ингрид. — В хорошем или плохом смысле? — кокетливо спросила она. — Я не знаю… Ты просто изменилась, — пожал плечами Калеб, получив кулаком в спину от Дэвида, стоящего сзади. — Я-ясно, — нахмурив брови ответила Ингрид. — Я рада тебя видеть. Сколько уже мы не виделись? Четыре… Пять лет? — Да… Примерно столько, — неловко сказал Калеб. — Калеб по тебе соскучился, — вмешался в диалог Дэвид, ткнув друга в бок. — Правда? — спросила Ингрид. Она взяла парня за локоть и притянула к себе, отведя в сторону, подальше от своей подруги, что прижалась горячим и грязным поцелуем к губам Дэвида. Калеб не протестовал, но и не мог сказать, что пылал возбуждением. Его это не волновало. Ингрид посадила его на диван-качели и села рядом, притянув пластиковый красный стаканчик с водкой. — Ты вдруг пропал, я так и не заметила, — протянула Ингрид, просунув руку во взъерошенные локоны парня и помассировав длинными ногтями его скальп. — Куда ты девался? — Я ушел из школы, — коротко ответил Калеб, опустошив стаканчик на половину. — Ну да, я знаю это. Дэвид сказал, что ты уехал учиться в Лондон? — спросила Ингрид, получив в ответ молчание. — Дэвид мне еще сказал, что… — ее пальцы начали теперь гладить легкую щетину на впалых щеках парня, чуть царапая. — Я тебе нравилась в школе. — Да, — кивнул Калеб, залпом глотнув оставшееся в стаканчике. — Почему ты мне ни разу об этом не сказал? — с наигранным грустным тоном спросила девушка, просунув ноготь между губ Калеба. — Не сказал? — спросил он, схватив девушку за запястье и сжимая хрупкую ручонку, посмотрел в ее глаза. — Ты отшила меня и сказала, что не хочешь иметь ничего с неудачником вроде меня, — грозно сказал он, откинув руку от себя. — Калеб, я была глупой девочкой. С тех пор многое изменилось. — Да ну? Поэтому ты так отчетливо помнишь меня? — саркастично спросил Калеб, потянувшись к другому стаканчику. — Я была не права… Я хочу узнать тебя получше сейчас. Я не горжусь тем, кем я была в школе… — У меня из-за тебя были проблемы с моей уверенностью. Ты меня опозорила перед всеми в тот день, но ты не помнишь об этом, не так ли? — спросил немного злобно Калеб. — Калеб, я была ребенком, — пыталась заверить в обратном парня она. — Тебе Дэвид сказал, да? Ты так поступаешь от жалости ко мне? — разъяренно спросил он, встав во весь рост. — Что? О чем ты… Выслушивать оправдания девушки Калеб не собирался, направившись к выходу из квартиры, прихватив с собой первую попавшуюся бутылку с алкоголем. Ингрид… Та самая, чье внимание и любовь так сильно хотел Калеб, та будучи красоткой школы. Даже когда Калеб был публично опозорен и его и без того худые шансы найти девушку в школе спали до нуля — он все равно не ненавидел ее. Он не мог ненавидеть ее, потому что любил. Но Ингрид была предметом его восхищения из-за своего красивого личика и большой задницы, а Калеб был незрелым. Сейчас он любил Лену и не мог ненавидеть ее, но по причинам позрелее. А он так алкал не ненавидеть, но не любить ее. Лену. Она обезобразила ему жизнь. Дала и забрала. Его обленившиеся за последние дни ноги дали знать о себе, и он скатился по стене в подъезде, прижавшись к горлышку бутылки с виски. Он поморщился, почувствовав горький и непривычный вкус, в отличие от водки, но жидкость помогала туманить и успокоить пульсирующий и грозящий лопнуть мозг. «Она никогда не будет с тобой», «Ей все равно на тебя», «Хватит думать о ней» — вспомнились слова Кармен, жалящие и так усталое и разбитое сердце пуще. Осознание того, что человек, которого ты так любишь, тебя оставляет, а ты не можешь быть с ней, ведь больнее сделаешь себе. Было темно и тихо, но тишину разрезал еле слышный ритм песни, глухо доносящийся из квартиры, что была уже покинута. — Ты сидишь на грязном полу, — вдруг эхом раздался голос Дэвида. — Хотя, ты сам сейчас не чище, — усмехнулся он, заняв место напротив друга. — Что ты делаешь с собой? Посмотри на себя. На тебя жалко смотреть, а все ради какой-то пизды. — Тебе не понять, — выдохнул Калеб, прижавшись затылком к холодной стене. — Ну да, а знаешь почему? Потому что я не неудачник. Я не влюбляюсь. Любовь для неудачников и безмозглых, — уверенно сказал Дэвид, усмехнувшись. — Я думал, что она очередная девушка по интернету… Мы поговорим и наши пути рано или поздно разведутся, — сказал грустно Калеб. — Я не говорил девушкам, что у меня депрессия, потому что стоило им узнать это — они сразу же прекращали со мной общаться. Им нравился веселый я. Всем нравятся веселые личности… Ведь с грустными людьми невесело. Но она была другая… Она выслушала меня и помогла мне. Лучше, чем те лекарства, на которые я тратил тысячи. Она приехала и дала мне надежду. Я делал все ради нее. Я пошел в университет, потому что она хотела образованного парня. Я изо всех сил старался найти работу, хоть тогда мне было сложно даже с кровати встать. У меня не было никакой мотивации, и я небрежно проводил свою жизнь. Мне было все равно. В жизни не было смысла, пока не появилась она… Я делал все, чтобы она была счастлива, потому что ее счастье приносило счастье мне. И я хотел ее всегда рядом, потому что я… Несчастлив без нее, — прослезился под конец Калеб, всхлипнув, разливая в горло жгучую жидкость. — Это чепуха, — сказал невпечателнным и ровным голосом Дэвид. — На самом деле с ней или без нее в твоей жизни нет смысла. Ни в чьей жизни нет смысла. Никто не может дать ей смысл. Все эти чувства только временны, как и сами люди. Они приходят и уходят, но к некоторым ты привязываешься сильнее… Или тебе так только кажется. Эта вещь, что мы называем любовью, просто химикалии и гормоны. Первый поцелуй, первый секс, первые «чувства» — они особенные, потому что они первые, но со временем они надоедают, потому что ты привыкаешь к этому. На самом деле, ты скучаешь не по ней, а по тому, как она заставляла тебя чувствовать. По тому, как ее сиськи и ее голос побуждали в тебе дофамин, адреналин и другие гормоны. А знаешь, что еще помогает людям ощутить то же самое? — дерзко спросил Дэвид, вытащив из кармана небольшой прозрачный пакетик с пилюлями. — Наркота. Калеб закатил глаза и повертел рукой, вновь присосавшись к горлышку бутылки. Он ожидал примерный ответ от своего друга, ведь Дэвид никогда не отличался своей высокой эмоциональностью. Он всегда делал то, что приносило ему удовольствие и еще с ранних подростковых годов говорил, что любовь — глупая вещь, и люди не должны останавливаться на одном человеке. Что сущность каждого человека отвратительна, чем глубже и лучше познаешь его. Изначально они притворяются хорошими и добрыми, но все их уродство показывается со временем. — Дай угадаю, сейчас ты мне скажешь, что я не прав, и что мне этого не понять, да? Мне похуй, если честно. Я не живу твоей жизнью и посмотри на меня — сплю с кем хочу, отличная работа, я могу уехать жить, куда хочу. А когда мне надоест жить, и я испробую все — я без колебаний покончу с собой, — уверенно сказал Дэвид, кивнув пакетик на пол перед Калебом. — Это экстази. Представь самое лучшее воспоминание со своей шалавой… А теперь умножь это на сотню. Вот настолько это хорошо, — говорил с ухмылкой парень, выжидающе смотря на незаинтересованного друга. — А сейчас ты думаешь, что наркотики ровняется плохо, не так ли? Хотя… Ты то же самое говорил про алкоголь, а теперь ты ебнутый алкоголик. — Именно, — согласился Калеб, сделав очередной глоток. — Я не стану тебе говорить, что она вернется к тебе, потому что я не чертов наивный и лживый психолог… Я знаю, что твоя депрессия возвращается. Правда в том, что наркота — это и есть твое лекарство от депрессии. Выпей таблетки и хотя бы проведи последние дни перед тем, как покончишь с собой, достойно и «счастливо». — Я не хочу кончать с собой, — хрипло ответил Калеб. — Да, потому что ты надеешься, что эта шлюха все же будет с тобой, хотя бы из жалости, — сказал отвращено Дэвид, но его тираду остановил Калеб кулаком в нос. Дэвид схватился за окровавленный нос, растирая кровь в красное месиво на лице. — Окей, я не обижаюсь, — отмахнулся он, встав с места. — Хватит быть таким неудачником. Если бы ты ей был нужен — она бы уже тебе позвонила. Если встречу ее — точно подарю смачный поцелуй, потому что она припадала тебе хороший урок, наивный ты идиот. Знаешь, на работе людей ценят не за их труд или стаж, а за то, насколько сложно найти им замену. В жизни так же. Тебя ценят, только если ты незаменим. Тебя заменили. Сейчас, или выпей таблетки и иди трахни Ингрид и прекрати быть таким идиотом, или вали нахуй домой и повесься. Это самое лучшее одолжение, что ты сделаешь себе, — Дэвид развернулся и оставил Калеба в одиночестве с пакетом таблеток перед собой. Его уже искаженное и усталое подсознание не приняло сильным ударом сказанные другом слова. Он вытащил телефон и открыл единственную оставшуюся фотографию Лены. Она прижималась щекой к его щеке, с высунутым языком и широкой улыбкой, а на его губах тоже играла менее широкая, но не менее искренняя улыбка. Это был первый день ее приезда в Нидерланды. Она вдруг сказала ему поехать в кафе, где парень часто проводил время и оповещал ее: «Я в кафе», «В том же самом?», «Ага», «Ты идешь куда-нибудь еще?» и просто… Сидела там. В нескольких жалких небольших шажках. Он тогда весь день улыбался. И она улыбалась. И весь мир обрел жизнь и цвет. Глаза прикованы к фотографии на экране, а рука потянулась к таблеткам, притянув к себе. — Они помогут мне забыть тебя? Или помогут пережить то, что было? — хриплым голосом спросил у фотографии Калеб. — Какая же ты самовлюбленная. Я думал, что ты другая… Я думал, что тебе не все равно, но я был лишь подменой для тебя, да? Ты не могла перестать говорить об этом ублюдке и вечно упоминала его. Ты меня использовала, чтобы забыть его, но, стоило ему появиться, ты меня выкинула. Я перестал быть твоим развлечением… Какая же ты… Ядовитая, — он отправил в рот две таблетки в рот, запив уже кончающейся бутылкой виски. Только сейчас он заметил, что почти опустошил почти полную бутылку. Его глаза прикрылись, расслабляясь и ожидая воздействия таблеток. Первые ощущения прилива энергии. Глаза распахнулись, и ноги повели хозяина обратно в квартиру. С каждым новом шагом музыка прояснялась, и слова становились разборчивее. Сладкие сны состоят именно из этого… Кто я, чтобы опровергать? Путешествия по миру и через семь морей, Все в поисках чего-то. Некоторые хотят пользоваться тобой, Некоторые хотят быть использованным тобой, Некоторые хотят осквернить тебя, Некоторые хотят быть оскверненным тобой. Сердце начало стучать быстро, а тело покрылось мурашками от того, насколько это было приятно. Он хотел войти внутрь, но вышла Ингрид, восстав молча перед ним. Без единых слов он впился в ее губы, а та так же яростно впилась в его губы, обвив шею руками. Его язык переплетался с ее языком, пока ритм музыки становился бешенным и диким. Я воспользуюсь тобой и оскверню. Я узнаю, что внутри. Я воспользуюсь тобой и оскверню. Я узнаю, что внутри у тебя… Лена, решившая все же позвонить парню, уставилась выжидающе на экран, сжимая большим пальцем левой руки остальные пальцы и болтая пяткой. Ясмин спокойнее наблюдала и вслушивалась в долгие гудки, но те не прекращались и в конечном итоге кончились. — Позвони еще раз, может, он спит? Поздно же уже, — спросила Ясмин, сама перезвонив. Вновь начались гудки, закончившиеся безуспешно. — Я же сказала, что он не поднимет. Он меня теперь знать не хочет… — грустно выдохнула Лена, обняв себя. — Он наверняка спит. Сейчас почти одиннадцать, а в Нидерландах время на час позже, — обнадеживающе заверила Ясмин.**********
Азиза наконец согласилась встретиться лицом к лицу с Вадиъхой. Занята мыслями о Джероме и о его отношениях с Леной, она так и забыла о своем «дьявольском договоре». Сегодня суббота, а Вадиъха приглашала в роскошный ресторан в не менее роскошном люксовом торговом центре с только дорогими брендами. Токсикоз у девушки еще не начался, было еще рано для этого, но ощущение голода и распадки в настроении уже давали о себе знать. Утром она беспричинно разозлилась на соседку, а когда позвонила Вадиъха пригласить девушку на «свидание» она расплакалась, потому что раньше по пятницам Джером всегда отводил ее в свои апартаменты, а на субботнее утро, как сегодняшнее, она просыпалась рядом с ним. В самом торговом центре девушка уже бывала, но мало что могла себе позволить. Нет, ее семья была с достатком, и она никогда не знала бедноты и тоже носила только дорогие вещи, но добро в этом центре было именно для таких людей, как Вадиъха. Ну, или ее народ. Грязно до чертиков богатых арабов, не спрашивающих цену и покупающих самое дорогое не потому, что оно самое лучшее, а именно потому, что оно самое дорогое. Бывала в этом торговом центре, однако не обедала в этом дорогом ресторане, с ВИП-зоной за аквариумом с живыми омарами и крабами. Вадиъха уже ожидала ее, восседая на красных кожаных диванах и вставая с места, стоило Азизе появиться вместе с менеджером ресторана, что привел ее к ее столу. Вадиъха была такая же роскошная и богатая на вид, как и в тот вечер на Хэллоуин. Длинные распрямленные черные волосы, ее брови были той идеальной формы, что рисовали инстаграм визажисты, большие глаза с золотистыми тенями для век, длинные пушистые ресницы, явно прикрепленные, маленький нос и пухлые красные губки. Если бы она сама не говорила, что арабка, никто бы и не догадался, ведь ее черты лица и даже кожа напоминали больше атрибуты белой расы, нежели арабской. На ней было легкое желтое с красными цветочками платье, с обнаженными плечами, но не рукавами и декольте, выставляющим ее большой бюст напоказ, и обводя контур вокруг тонкой талии. — Здравствуй! — сказала с энтузиазмом она, подойдя к немного ошарашенной Азизе, причмокнув по бокам, не касаясь кожи девушки. — Присаживайся, — предложила, махнув элегантно рукой с длинными красными ногтями она. Азиза, немного смутившись, заняла место напротив Вадиъхи. — Ну и? Как мы? Тебе лучше? Утром ты расстроилась. — Ах, да, — вспомнила Азиза, приняв протянутое меню. — Мне лучше, да, спасибо. А ты? Как твои отношения с твоим женихом? Вы до сих пор в ссоре? — Да, — улыбка с лица Вадиъхи пропала и она открыла меню, уставив свой серьезный взгляд на названия блюд. — Извиняюсь, — попросила Азиза. — Так… Что ты хотела обсудить? — Тебя. Я помню все ее слова из той ночи. Как она тебе сказала, что твой мужчина предложил поцеловать ее. Как она была довольна тем, что заставила тебя ревновать, — сказала Вадиъха, откинувшись на сиденье и прихватив с собой высокий стеклянный стакан, наполненный газированной водой. — Она устроила большую ссору в тот вечер, и не знаю как, я сама удивилась, но она натравила на меня саму мужчину, с которым я состояла в отношениях два года. — Что она сказала? — озадаченно и озабоченно спросила хмурящаяся Азиза. — Я даже не помню. Она пела на сцене и побежала за тем парнем… Калебом? — спросила Вадиъха и Азиза кивнула. — А в это время она пригласила моего друга, с которым она водила отношения и ходила на свидания. Я, потому что мне дорог мой друг, хотела убедиться, что именно между этими двумя. Калебом и Леной, ведь ты сказала, что он носит ее на руках? В общем, я подслушала их разговор и, оказывается, она знала, что этот парень в нее влюблен, но никогда не говорила ему, что не хочет быть с ним. Что пока не уверенна. То же самое она говорила и моему другу. Что не знает, хочет ли отношений с ним, но напрямую флиртуя. Калеб в процессе влюбился в нее, и она это знала, но все равно не говорила ему найти кого-то еще, пока сама за его спиной ходила на свидания с моим другом, и вот теперь еще и твоего мужика уводила. Между ней и моим другом развязалась ссора и мой друг спрашивал, подобные ли у нее намерения с ним. На его вопросы она не ответила, но… Я не знаю, каким образом, я сама этого даже не поняла, но через будто мгновение мой жених ссорился со мной и обвинял меня в измене, чего я никогда не делала. Она ведьма. Мы ее вообще до этого не знали, но она каким-то образом заставила моего жениха поверить в слова человека, которого он знает пару часов, поверх слов своей будущей жены… — она остановилась и повертела головой, усмехнувшись. — Я была в полном шоке, ты понимаешь? Столько я пыталась объяснить жениху, что это чепуха — он ни слова не хотел слышать… Грудь Вадиъхи начала подниматься выше и опускаться ниже, пока она смотрела серьезным взглядом на горящую свечку на столе. Азиза, поразмыслив над словами девушки, нахмурилась. — Теперь… Когда ты это сказала… У меня с Джеромом все было нормально до ее появления. У нас были ссоры там и тут, но он все равно был со мной, а теперь сторонится меня, — сказала разочаровано Азиза. — Она наверняка запудрила ему мозги, — Вадиъха положила свою ладонь поверх руки Азизы, оборачивая ее взгляд на себя. — Он тебе дорог, да? Я прекрасно чувствую твою боль. Я ее ощутила на себе и поэтому пригласила тебя, потому что знала, что ты тоже ее жертва, — она погладила руку девушки пальцем, стоило той разлить слезы. — А почему он тебе так дорог? Вспомни хорошие моменты. Расскажи мне про причину своей такой глубокой любви к нему. — Это было чуть более года назад, — всхлипнув начала Азиза. — Мои мама и папа еще до моего рождения переехали жить в Америку из Казахстана. Они полностью изменились, забыли свою культуру и прочее. После моего десятилетия мы переехали жить в Италию, а когда мне исполнилось восемнадцать — мама и папа хотели временно вернуться на родину. И мы поехали. Я там пробыла год и уже подалась в университет в Лондоне. Я завела отношения с одним парнем и рассказывала ему все, а когда я ему сказала, что собираюсь уехать в Лондон, он разозлился на меня и сказал, что я никуда не поеду, пока он не разрешит. Я ему противилась, а он… — она остановилась, с трудом пытаясь вымолвить слова. — Он… Избил меня, — выдохнула тяжело она, слезы лились не прекращаясь. — Я с ним рассталась, но до того, как я приехала сюда, он всюду следовал за мной. Однажды я осталась дома одна. Я заснула, а он вломился к нам и еще раз избил меня за то, что я его избегала. Мои соседи прибежали на мои крики и с трудом отцепили. Мы подали заявление в полицию, я не знала, что с ним произошло, и не хотела знать. Приехала сюда. Я и Джером были новичками в университете, и я была… Еще подавлена от того, что произошло, поэтому мои оценки были ужасны, да и я не хотела дружить с кем-либо. Мой Джером — самый умный в университете, его все уважали и уважают. Во время одного группового проекта Джерому вручили учеников с самыми плохими оценками. Я была среди этих самых учеников. Он провел больше всего времени со мной, потому что я выполняла его поручения и… — она мечтательно улыбнулась через слезы. — Он мне сказал, что я умная девушка и должна начать серьезнее относиться к учебе. Я послушала его, и мы сдружились, но я ему никогда не говорила про то, что было между мной и моим бывшим. Он пригласил меня к себе в квартиру. Мы решили пойти пешком, как вдруг из ниоткуда появился мой бывший. Он начал орать на меня, оскорблять, схватил меня и хотел уйти, но Джером заступился за меня. Джером избил его. Сильно избил. Сломал ему нос, ребро, челюсть… Этого преступника депортировали в Казахстан, а там ему продлили срок, кажется. Я так и не поняла. Или он сбежал из тюрьмы, не знаю, но… Я рассказала все Джерому. Он помог мне и вернул мне мою уверенность в себя. Я больше не боялась и всегда чувствовала защиту рядом с ним и сильно полюбила его. До той степени, что мне никто в жизни не нужен, кроме него. Я… Я… Н-не могу, — задрожала она, всхлипнув. — Не могу представить жизни без него. — Ох ты бедная… — протянула Вадиъха, встав с дивана и заняв место рядом с Азизой, обняв ту за плечи и успокаивающе погладив. — Он и вправду дорогой, и ты не должна просто так сдаться и отдать его. Я уверена, что он любит тебя, и эта Лена запудрила ему мозги. Не может быть, что столько всего между вами двумя и… И все заполучила какая-то шмара, появившаяся из ниоткуда, — процедила злобно она. — Ну… Вообще-то… Я… — выдохнула Азиза, приложив ладонь к животу. — Я беременна от него, — сказала она. Глаза и рот Вадиъхи округлились. — Он знает об этом? — спросила насторожившись последняя. — Знает… И хочет, чтобы я его абортировала, но я хочу этого ребенка! — воскликнула Азиза, всхлипнув. — И он не с тобой в этот период? — Нет… — покачала головой Азиза. — Не со мной… — А Лена знает о твоей беременности? — Я не знаю… Я думаю, что она знает, я не уверена. В вечер в Хэллоуин я сказала Джерому об этом, а она была за дверью, когда я это сказала, но говорила, что не слышала. — Лжет она, она это услышала и теперь пользуется этим, раз Джером не хочет ребенка. — Джером говорит, что я манипулирую и шантажирую его, но… Я правда хочу этого ребенка. Я теряю его отца, может, хоть что-то от него останется, — вновь разрыдалась Азиза, потянувшись к бумажной салфетке и аккуратно осушив мокрые щеки. — Прекрати! Посмотри на себя, — сказала Вадиъха, вернувшись на свое место. — Ты такая красивая и так его любишь. Это все, что нужно мужикам, чтобы любить женщину. И он тебя любит и наверняка не против того, чтобы ты родила ему ребенка. Поверь мне, это все она. Она на него как-то влияет, точно так же, как и повлияла на моего любимого. Я же тебе говорю — не сдаваться, — она затаила голос. — Выкинь из головы эту мысль про «оставить хоть что-то от него себе». Ты его самого вернешь к себе. Я помогу тебе в этом. — Правда? — с надеждой спросила Азиза, взглянув слезящимися глазами в глаза уверенно кивнувшей Вадиъхи. — А что ты собираешься делать? — Я пока точно не знаю, но ты мне нужна в этом. Слушай меня внимательно: тот парень, что был с ней? Мой друг? Его зовут Тони, — Вадиъха остановилась и надкусила губу. — Я его любила. Очень сильно. И он меня любил. Лена и он встретились онлайн — более двух лет назад. Примерно в то же время Тони потерял интерес ко мне. Я начала встречаться с другом Тони, но всегда любила его самого. Однако никогда не изменяла своему жениху. Я и его любила, но мои чувства к Тони были больше, чем любовь. Я его хотела очень сильно. Я бы даже была согласна на то, чтобы он просто жил у меня, чтобы я могла видеть его, здорового, каждый день, — она вновь остановилась и выдохнула. — Это сложно объяснить, но я… Знала его еще, когда ему было четырнадцать. Я видела, как он рос, и я так была влюблена в его душу. Ни одна женщина не видела и не увидит то, что я увидела в нем, — она глотнула и поджала зубы. — В любом случае, Лена его от меня увела, еще более двух годов назад, но это было неважно. Потом она увела у меня жениха. Но Лена в него влюблена. В Тони. Она его любит. Я уверена, что с Джеромом она просто дурачится, чтобы насолить тебе, или этой ведьме просто скучно, раз она поссорилась с Тони. Тони… Прекрасный человек, но далек от идеала. Он… Большой лицемер и у него проблемы с эмоциями. Он быстро оскорбляется, но и так же быстро прощает, но… Он не понимает, что люди неспособны быстро прощать, как он, а когда он оскорблен — он может тебе плюнуть на лицо, и буквально и косвенно, а на завтра забыть об этом и обвинять тебя в том, что ты не можешь так же забыть об этом. А еще он очень ревнивый… Он думает, что ты его принадлежность, но он никогда не собирается принадлежать кому-либо. Он не покажет свою ревность, но в нужный момент скажет: «Иди нахуй, мне не нужна использованная девушка». Он ведет себя, как самый прекрасный человек, осыпает тебя такими словами и комплиментами, что он сам водится на свои лжи, но, если ты немного раздражишь его — он тебя пошлет на хуй и скажет, что ты для него просто игрушка и он устал играться с тобой. — Он… Не звучит, как очень хороший человек, — хмуро сказала Азиза. — Нет, если он тебя правда ценит — человека лучше не найти. Он пойдет на любые уступки, но только для правильного человека. Лена — не тот человек, хоть и она так думает. Лена его ревнует и любит, а Тони нет, и я это знаю, потому что он только говорил о том, какая она сексуальная и как он хочет поскорее трахнуть ее, но ничего более. Даже когда я спросила, «Будет ли она твоей новой девушкой?», он ответил: «Не думаю», но он ей этого не скажет, пока не заполучит свое. Он подобен ребенку. Если он хочет чего-то — он должен это заполучить и не успокоится, пока не получит. — И… Что? — спросила запутавшаяся Азиза. — А я постараюсь испортить ее имидж перед Тони и Джеромом в придачу. Она и так не заслужила хорошей репутации, поссорившись с Тони, а ему не нравятся грубые девушки. Я хочу увидеть тот момент, когда он ей скажет: «Ты меня достала, отстань от меня», а он это скажет публично. Ему буквально похуй. — И как ты это собираешься это делать? — до сих пор не догоняла Азиза. — Я тебе сообщу по ходу, но для начала должна знать, до сих пор ли общается Лена с ним. Тони перестал говорить со мной, да и все его друзья тоже, думая, что я изменила моему жениху, а они все друзья. Мужики — стадо баранов, и всегда идут в одном направлении, — закатила глаза Вадиъха. — Я не могу дать Лене заметить меня, поэтому мне нужен лояльный человек, который поможет мне. Я хотела просто дать кому-нибудь из университета денег и попросить их следить за ней, но я вспомнила о тебе и о том, что тебе тоже наверняка плохо. Лучше я помогу тебе вернуть своего любимого, потому что я лучше, чем кто-либо еще, понимаю эту боль, — она вновь погладила руку Азизы, что кивнула, прошептав: «спасибо». — Вот и хорошо, — прошептала с улыбкой Вадиъха, отстраняясь. — Я сегодня просто хотела узнать тебя, а мы провели столь эмоциональную беседу, — она замахала руками перед лицом, словно веером, суша слезы. — Такое чувство, что я тебя уже несколько лет знаю… Хватит грустных историй. Все у нас наладится, я тебе это обещаю, потому что я хочу добраться до Лены равносильно, как хочу помочь тебе вернуть твоего любимого. И скоро появится малыш, и вы будете красивой семьей, — слащаво с улыбкой протянула она, взвизгнув от того, как опустила смущенный и улыбающийся взгляд Азиза. — Давай есть? Умираю с голода! После обеда девушки решили немного пройтись по магазинам, и все расходы Вадиъха взяла на себя. «Я тебя пригласила, дай мне тебя изнежить». Они купили новые туфли Лабутены, косметику от Том Форд, Диор и Шанель, одежду из Гуччи и даже зашли в бутик для будущих мамочек, где Вадиъха купила крошечные белые башмачки и белое дорогое покрывало из меха кролика. Вадиъха делала все, чтобы понравиться Азизы и заполучить ее доверие. — Вот тут моя квартира, — указала Азиза, сидящая на сиденье рядом с Вадиъхой в ее черном BMW. — Спасибо за то, что подбросила, — улыбнулась она, расстегнувшись. — Не за что… Я чувствую, что нас ждет прекрасная дружба, — сказала Вадиъха с улыбкой и Азиза, тоже с широкой улыбкой, кивнула. — Вот увидишь, скоро будем сидеть, я, твой Джером и ты с младенцем на руках, ссорясь за право назвать его, — рассмеялись девушки. — Я очень на это надеюсь, — мечтательно протянула Азиза. — И помни… Это будет возможно, только если ты уберешь Лену со своего пути. Следи за ней, и если заметишь Тони с ней — тут же сообщи мне, хорошо? — спросила Вадиъха. Азиза уверенно кивнула. — Иди сюда, — вновь сменила серьезный тон на веселый Вадиъха, обняв Азизу, чьи объятия были взаимны. — Спокойной ночи, и звони мне в любое время, если у тебя сдвиги в настроении. Завтра, если хочешь, мы поедем в одно хорошее место, там продают все для молодых мамочек, которые не хотят испортить тело. Лосьоны, разные спортивные предметы, чтобы держаться в форме, красивые платья для беременных. — Хорошо! С удовольствием! — восхищенно сказала девушка, причмокнув в последний раз новую подругу и покинув ее машину, помахав на прощание. Уже в своей квартире она с радостью распаковала новые вещи, но, в первую очередь, взяла белоснежные башмачки, умиляясь им. Слезы радости отуманили взгляд, и она всхлипнула, представляя свое чадо в этих самых башмачках. От мечтаний ее прервало уведомление о сообщении, и она быстро взглянула на экран телефона, обнаружив сообщение от Вадиъхи. «Она с ним просто играется. Не давай ей пользоваться твоим мужиком. Я проявила слабость, но тебе не дам совершить той же ошибки. Будь бдительна» — прочитала Азиза, уверенно кивнув этим словам.**********
Джером пригласил Лену к себе в вечер субботы, чтобы «поработать над работой по бизнесу», но и он, и она знали, почему именно решили встретиться. Лена посоветовалась с Ясмин, стоит ли идти к нему, и не заставят ли ее действия Джерома думать, что он может ею пользоваться, как только захочет. Однако Ясмин опровергнула ожидания Лены услышать в ответ: «Нет», взамен ответив, что это вероятно. Конечно, Лене не понравился этот ответ и она, чтобы доказать подруге и себе, решила принять предложение Джерома, всю дорогу в его жилище находясь в мыслях, что она, возможно, просто его «вторая Азиза». Он ведь проявил такой интерес к ней после своей ссоры с Азизой. Все сомнения и негативные эмоции затмили похоть и радость, когда предмет ее сомнений открыл дверь и встретил жарким, страстным и, казалось, полным любви поцелуем, шепнув прямо в губы: «Рад тебя видеть». А он был занят на кухне, готовя ужин для них обоих, судя по тому, какой вкусный и аппетитный запах царил по всей открытой квартире. — Не знала, что ты умеешь готовить, — с улыбкой сказала Лена. Она села на барный стул у кухонного островка, наблюдая за Джеромом, разодетым в белые спортивные штаны и белую майку безрукавку. Его широкие плечи, сильная мускулатура и эти большие оголенные бицепсы, мышцы которых меняли тени и световые блики каждый раз, как их владелец поворачивался к ней, разворачивался к плите, дотягивался до стеклянных баночек со специями, хватался за ручку сковороды, ловко вертя и смешивая в ней что-то похожее на жарку различных овощей. Лена почти весь день, будучи занята некоторыми уроками, что не сделала во время каникул, так и не пообедала, а слюнки текли не только от столь чудесного запаха. Ее глаза нечаянно пали на пах шеф повара, ухмыляясь, ведь на нем не было нижнего белья, а это уже знатный факт, что спортивные штаны, особенно серые, и оголенный большой член под ним — пара, сделанная в раю. — Ну, я жил один еще с пятнадцати. Нельзя же жить все время с едой на вынос из ресторана. Пришлось готовить самому, да и вообще я хочу овладеть как можно многими навыками, — сказал так же с улыбкой Джером, переведя внимание уже на духовку. — Давай, рыжая, помоги накрыть на стол, — приказал он, вытащив из духовки противень с двумя филе лосося. Лена тут же спрыгнула с места и подобрала две тарелки, два ножа, две вилки и два высоких бокала, разложив на стеклянном обеденном столе у такой же стеклянной стены с дверью, ведущей в балкон. — Я тоже очень люблю готовить, — сказала Лена, подойдя вновь к Джерому и помогая разложить все приготовленное им на тарелку. — Мама и папа часто уезжали в другие страны, а я оставалась с детьми и всегда готовила им все вкусное. Я могу сама испечь разные виды хлеба, знаю специи и рецепты из кухней многих стран. Я даже могу приготовить домашнее сливочное масло, мороженое и некоторые сыры, — гордо сказала она. — Нет, я не настолько в этом опытен, — усмехнулся Джером, разложив по столу принесенные с собой посудины с едой. — В следующий раз я хочу попробовать то, что приготовишь ты, — скорее приказал он, сев за столом. — С радостью! — с энтузиазмом воскликнула Лена, сев напротив и любопытно обведя взором блюда. — Итак, что ты приготовил? — Это ризотто… Ам… С креветками. Лосось с лимоном и овощами, а на десерт я взял мороженое, — шеф-повар указал большим пальцем сзади себя, в сторону кухни. — Я не так красноречив с блюдами. Я умею кое-как готовить, но не Гордон Рамзи, — усмехнулся он. — Милота-а-а, — протянула умиляясь и улыбаясь Лена, своими словами принося улыбку и на лицо своего визави. — А почему ты жил один с пятнадцати? — спросила с интересом она, приступая к первому блюду. Хоть и это было ризотто, полное углеводов, она все равно решила поесть немного, из уважения. — Ого… Как вкусно, — похвалила искренне девушка после отправленной в рот вилки с блюдом. — Спасибо, — улыбнулся Джером, тоже приступая к своей трапезе. — Ну… Я хотел жить один. На тот момент моя мама еще… Кх, была жива, — он задержал вилку с блюдом, замирая и хмурясь. — Хей… — Лена успокаивающе погладила его по руке, и тот опустил вилку, прочистив горло. — Мы можем не говорить об этом, если тебе не удобно. — Я не люблю иррациональные привязывания, — сложив локти на столе и уткнувшись лицом в сложенные в замок руки, сказал Джером. — Иррациональные привязывания? Джером, она — твоя мать. В этом нет ничего иррационального. — Нет… — Джером убрал руки со стола и улыбнулся. — Я не совсем это имел в виду. Ты права, мне не совсем удобно об этом говорить, — он вновь приступил к еде. — Ешь давай, а то остынет. Пара с двумя стаканами кокосового мороженого, оставила еще накрытый стол с полу доеденными блюдами, теперь перейдя к гостиной. Они оба согласились пересмотреть Рик и Морти на Нетфликсе, пока наслаждались десертом. Лена догадывалась, что Джером может быть любителем этого сериала, а вот Джером был приятно удивлен, что Лена была фанатом. Он еще больше удивился, когда узнал, что ее любимым фильмом было «Начало», что был минимум в топ-пятерке любимых фильмов Джерома. Владелец квартиры и его гостья заняли общий мягкий предмет под пятой точкой напротив экрана телевизора, Лена укутывалась в объятиях Джерома, наслаждаясь сериалом. Посреди просмотра телефон в розовом силиконовом чехле завибрировал, и на экране высветилось сообщение от Джесс. Сердцебиение почему-то участилось, хотя с чего «почему-то» — это же сестра Тони. В изумлении она подняла телефон, разблокировав его своим лицом. __________ Лена как дела? __________ У получательницы сообщения мало угомонилось дыхание и она, положив стакан с мороженым на белый деревянный кофейный стол, взяла телефон в обе руки.__________
Привет, Джесс Я хорошо А ты как?
я тоже хорошо ты так и больше ни разу не написала не показала как прошла пьесаДа, я была занята Поехала домой после Хэллоуина Прости пожалуйста Думала, что буду докучать тебе
нет нет ты мне очень понравилась я думала что мы подружимсяЯ правда закомплексовала Я бы с радостью провела с тобой еще время
так что произошло между тобой и Тони?Если честно мы поссорились в ночь Хэллоуина И после этого так и не поговорили Это была достаточно тяжелая ссора
значит мои догадки были верны ни слова друг другу после?Вадиъха была там и настраивала нас против друг друга
аааа она она часто ссорила таньку с его бывшими не знаю почемуПотому что она в тайне любит его Я это ей сказала перед ее женихом И они поссорились и с Тони и друг с другом
оооооо черт правда???? я знала что она его любила, но у нее должна была быть свадьба с Омаром я думала что она перестала любить танькуСюрприз! Нет Тони накричал на меня Чуть ли не ударил Последнее, что он мне сказал: «Я хочу скинуть тебя вон с того здания» Пять с плюсом просто __________
Она озлобленно набрала последние сообщения, стараясь сдержать пыл и не сказать что-нибудь грубого ни в чем неповинной Джесс, как вдруг на экране высветился входящий вызов от ее собеседницы. — Джером… Можно я поговорю на твоем балконе? — спросила она и, получив одобрение от Джерома, вышла на балкон, закрыв за собою дверь и только теперь приняв звонок. — Алло? — Привет, Лена, — поприветствовала Джесс вновь. — Я знала, что он сглупит с тобой. Ты на него сильно злишься? — Да… В тот вечер я не была виновата. Вадиъха просто выводила меня из себя, подслушала мой разговор с моим другом, использовала это, чтобы настроить меня против Тони… А я не уверена в своих отношениях с ним. Он всегда дает мне повод сомневаться в нем. Он ссорится со мной, говорит всякое дерьмо, а потом заставляет меня чувствовать себя виноватой. Он сам быстро забывает о ссорах, но ожидает того же от людей. Я не могу быстро забыть то, как он… Ну… Как он орет на меня, говорит мне заткнуть свой рот, бьет стену рядом с моим лицом, называет меня закопмлексованной сучкой, — Лена рассердилась и огорчилась от своих же слов, всхлипнув и стремясь подавить слезы. — Лена… — тяжело выдохнула Джесс. — Можно, я тебе кое-что скажу про него? Только обещай мне, что никогда, даже если вы помиритесь, не дашь ему повода понять, что ты это знаешь, — Лена немного насторожилась, вытерев нос и сев в кресло балконной мебели. — Х-хорошо, я обещаю. — На следующий вечер после Хэллоуина у нас был семейный ужин и я говорила маме про тебя. Я сказала, маме, что ее оболтус встречается с умной девушкой из богатой семьи, с ярким будущим впереди. Мама очень обрадовалась и я, она и мой муж немного шутливо говорили Тони колиться про тебя, но… Он разозлился на нас и ушел со стола на балкон покурить. Я пошла к нему и спросила, что в него вселилось. Он обычно несет чепуху половину времени, матерясь без причин сотню раз по предложению, но я примерно поняла, к чему он клонит. Он не думает, что ты решишь заводить с ним серьезных отношений. Никогда не скажет тебе этого и устроит скандал, если узнает, что я тебе сказала, но… У него тоже комплексы. Он боится их показывать и всегда подавляет их, но ты его со своими разговорами о богатстве и богатом будущем вводишь в сомнения. Он говорит, что развод мамы и папы на него не повлияли, но это не правда. Мы еще были очень маленькие, когда родители развелись, но отец все равно снабжал нас деньгами. Мама не работала, а я училась. Тони вырос слишком гордым, и к четырнадцати перестал ходить на учебу. Вышел на работу, говоря отцу, что не нуждается в его деньгах. В конечном итоге, когда Тони исполнилось восемнадцать, отец перестал платить алименты, а Тони взял все на себя. Я тоже работала, но я еще и училась. Он был таким хулиганом, вечно стараясь быть мужчиной дома, что так и не закончил ни школу, ни поступил в университет. Слишком гордый и надменный, будучи частью рабочего класса, да и любит свою работу, но он… Как ты сама заметила, держит традиционные взгляды на жизнь. Что мужчина должен быть кормильцем в семье, а женщина — хозяйкой дома, а твои амбиции наверняка принуждают его чувствовать комплексы или сомнения, что он не будет тебе ровней, — спокойно, но и с нотками грусти говорила Джесс. Лена всхлипнула и прижала колени к себе, дав слезам скатиться прохладным ручьем по щекам. — Он мне говорит, что не собирается заводить серьезных отношений со мной. По крайней мере, пока не планирует, так что я не думаю, что ты правильно поняла его. — Лена, он невероятно незрелый, когда дело касается его гордыни. Он наверняка просто не думает, что ты на нем остановишься, поэтому ведет себя так, что даже если ты не выберешь его — он все равно не окажется тем, кого бросили. Я знала, что он поведет себя глупо и незрело с тобой, потому что он не знает, как себя правильно вести с женщинами вроде тебя. Излишне кричит и лезет из кожи вон, чтобы показать, что ему все равно. Ему не нравится быть эмоциональным и полагаться на свои эмоции. Он может любить сильно, когда ему это нужно, но… По крайней мере, я так думаю, что он не дает себе влюбиться в тебя из-за своих комплексов. — Но, — хотела было возразить девушка, замирая из-за иронии всей ситуации. — Я… Не верю в это… Он слишком самодоволен и самоуверен, чтобы думать, что он кого-то недостоин. Он всегда думает, что люди недостойны его. Я появилась в Лондоне только недавно, но достаточно долго его знаю. — Пойми, я тоже думала, что ты очередная девушка, которая ему наскучит, но… Не знаю, может ты мне нравишься, а я хочу только хорошего ему. Я поняла, что он поведет себя, как идиот с тобой, потому что эмоционально еще незрелый и… — Или ты нехорошо знаешь своего родного брата. Не знаешь, что он просто высокомерный и самовлюбленный наглец. Или не хочешь этого видеть, потому что ты его сестра. Хочешь видеть в нем только запутанного и робкого щенка, — уже немного злобно ответила Лена, сжав телефон в руке. — Может… Ведь он больше не проводит со мной времени. Может, я просто не хочу видеть в нем плохого человека, что оправдываю его действия, но… Лена… Я уверена, что ты можешь быть хорошим влиянием на него. Он очень способный парень, но… Ему мало кто говорит, в чем он прав, а в чем нет. Он обычно собирает вокруг себя людей, которые только поддерживают его во всем. Мама его не критикует, потому что мама нихуя не знает, да и сама далека от безупречности. Тони иногда критичен в своих действиях, потому что понимает, что ошибается, но не дает другим критиковать его. Это противоречит его гордыни, — Джесс остановилась. — Лена, я тебе позвонила, не чтобы уговорить тебя вернуться к нему или что-либо. Ты мне правда понравилась, и я хотела бы узнать тебя лучше, а сказала я тебе все это, потому что этот оболтус слишком горд, чтобы просить у тебя прощения. Прими его извинения от меня, — добавила она. — Джесс… Ты мне тоже нравишься. Ты очень хороший и заботливый человек, и я благодарна, что ты пытаешься успокоить меня, но… Пойми… Ты другой человек, а он другой. Он тот человек, который, если услышит, что ты извиняешься за него, пошлет тебя и меня нахуй, говоря, что если ему нужно извиниться — он это сделает, но не считает себя неправым. И я знаю, ты опять скажешь, что это его гордыня, — но это не моя проблема. И это не оправдание. Я была готова закрыть глаза на его незрелость, потому что он еще очень молод, и перед ним еще гора изменений, и я стараюсь не осуждать его за то, кем он является сейчас, но я хочу нормальных отношений со взлетами и падениями там и тут, но не чертово жизненное испытание. Я готова закрыть глаза, только если я буду видеть, что он собирается меняться в лучшую сторону. А пока… Он был виноват в ту ночь и вообще во всем, но… Вот уже две недели прошло, а от него ни слуха. Когда мы общались по сети, я думала, что он не пишет мне потому, что ему все равно на меня, а я его не обвиняла. Я была за тысячи километров от него, зачем ему говорить со мной? Сейчас я в одном городе с ним, и до сих пор, судя по его поведению, не нужна ему. И ты ни в коем случае не должна пытаться исправлять его ошибки. Он сам это должен делать. Хватит подтирать ему зад, он давно вырос из пеленок. Как он научится чему-либо, если не понесет последствия своих действий? — Н-нет, ты права… Просто… Не знаю, может, ты мне очень понравилась, и я хотела, чтобы ты была с моим оболтусом. У него была в прошлом еще одна такая, как ты, но он просрал все свои шансы с ней. — Почему? Что он сделал? — Я так и не поняла полной истории, но она на него сильно разозлилась, и они расстались, — от слов Джесс Лена закатила глаза. — Дай угадаю — была виновата она, — саркастично ответила она. — Нет-нет, но он тогда был молод. Ему только исполнялось восемнадцать, — поторопилась добавить Джесс. Лена нахмурилась. — Ему только исполнялось восемнадцать? А не после ли вечеринки на его восемнадцатилетие? — Почему? — Ну, Вадиъха переспала с ним, как подарок ему на день рождения. Что-то мне говорит, что именно это и разозлило его бывшую. — Нет, Тони не изменщик. Он не изменяет… — Вместо этого он тебе говорит, что устал от тебя и берется за другую бабу, разбивая тебе сердце, — вновь с сарказмом добавила Лена. — Слушай, Джесс, был один момент в моей жизни, когда твой брат был единой мыслью в моей голове. Один мой друг сказал, что таким людям, как Тони, нравится, когда от них кто-то зависит. Они не станут полностью удалять тебя из своей жизни, вечно напоминая тебе, что они есть, и они наслаждаются своей жизнью, игнорируя тебя, пока ты только и делаешь, что думаешь о них. Я потратила больше времени, чем я когда-либо смогу признать, вечно пытаясь забыть твоего брата… И не дам ему играть моими эмоциями, являться, когда ему удобно, срать на мои чувства, а потом опять исчезать, сваливая к чертям из моей жизни и не давая нормально забыть его, — она остановилась. — Не говори ему ничего про наш разговор, ладно? Если он и собирается меняться — пусть делает это из собственных убеждений, а не потому, что его кто-то это надоумил… Обещай мне, что не скажешь. — Ладно, Лена… Я обещаю, но… Я выросла с этим оболтусом и знаю, что у него большое сердце, но он, к сожалению, не умеет это показывать. Лена вздохнула и откинулась на спинку кресла, уставившись на ночное беззвездное небо, промолвив обреченно: — Я знаю. Знаю, что в нем есть доброта. Поэтому и терплю его. Терпела… Мне нужно идти. Я тебе еще позвоню, Джесс. Еще раз прости за то, что не позвонила. — Ничего-ничего, сладких снов и тебе и… С радостью. Я очень хочу обсудить с тобой новые платья, которые я разрабатываю, — хихикнула Джесс. — Мм, — улыбнулась Лена, вставая. —С удовольствием. В очередной раз попрощавшись, Лена, наконец, отключила телефон. Она, опираясь о холодные железные перила, чуть дрогнула, покрываясь мурашками из-за ночного ветерка поздней осенней поры. Ее глаза, секунду ранее обводившие ночные огни перед рестораном и бассейном, зациклились на спокойно шуршащей воде, текущей из каменного фонтана посреди большой зеленой лужайки. Слова Джесс были достаточно убедительны… Убедительны при случае, что Лена не знала Тони. Комплексы и Тони — это противоречия. Тони не раз, в шутку и всерьез, говорил о себе, как об идеальном экземпляре. Лена считала, что у людей, подобным Тони, не бывает сомнений или комплексов, вроде «Я недостаточно хорош». — Лена? — спросил Джером, стоя у открытой наполовину двери в балкон. — Ты в порядке? — Да, — всхлипнула Лена, повернувшись к нарушителю тишины. — Ты плачешь? — Джером подошел к девушке и провел по ее распущенным волосам рукой. — Кто тебя обидел? — спросил он, и Лена хихикнула, повертев головой. — Это слезы счастья, — ответила она. Парень прижал ее холодное тело к себе за талию, а та покрыла его твердую острую челюсть короткими поцелуями, добравшись дорожкой до его губ, лаская теперь и чуть шершавые уста своими. Альбинос не постеснялся, податливо ответив и зарывшись пальцами левой руки в мягкие волосы, а другой рукой продолжая прижимать к своему горячему, несмотря на холодный внешний вид, телу. — Джером… — шепнула она, отстраняясь от поцелуя. — Что ты собираешься делать с Азизой? Ты что, ее бросишь с твоим ребенком? — глаза Джерома закатились, а рука, прижимающая к себе расслабилась, расторгнув объятия. — Лена, сколько можно? — серьезно спросил он. — Мне просто… — выдохнула Лена, обняв обнаженные и мерзнущие руки. — Хочется знать, что ты будешь делать, если она родит этого ребенка? Ты ее бросишь? — спросила она, посмотрев серьезно на Джерома. Тот задержал дыхание. — Да… — развел руками он, будто это был самый верный и правильный ответ. — Я не хочу этого ребенка и не обязан принимать участие в его жизни. — Тебе на него все равно? — спросила с грустью Лена. — Я не знаю, Лена, слышишь, я не знаю. Но я не дам Азизе думать, что она может обвести меня вокруг пальца. Если она не слушает меня и думает, что я просто блефую, — пусть несет наказание за свой эгоизм, — начиная раздражаться, Джером замер, посмотрев на Лену. — А почему тебя это так волнует? — Просто… Мне ее жаль и все, — буркнула та, войдя внутрь квартиры. — Тебе ее жаль? — спокойно спросил Джером, тоже вернувшись в квартиру. — Ну… Я делаю то, что считаю нужным. Может, так неправильно, но… Я делаю то, что хочу и то, что я считаю правильным. — Тогда ты… — поспешила возразить Лена, повернувшись к Джерому лицом, но не осмеливаясь спрашивать. — Неважно… — она подошла ко столу и собрала с него грязную посуду, относя в раковину. — Что ты делаешь? — Джером включил свет, и худо освещенную лишь ночными наружными фонарями квартиру озарил белый холодный свет. — Хочу… Хочу помыть посуду, — рассеянно сказала Лена, смочив руки водой, смотря в тумбу под раковиной на предмет губки и средства для мытья посуды. — У меня есть посудомойка, — Джером шагнул в сторону девушку, засунув руки в штаны. — Незачем тратить столько энергии. Тут мало посуды. Ты иди спать, я помою посуду, приберусь и приду, — сказала Лена, открывая все тумбы на кухне, закрывая только некоторые, безуспешно не натыкаясь на свой объект поисков. — Черт возьми, где у тебя тут губка и средство?! — немного злобно спросила девушка, посмотрев на спокойно наблюдающим за ее легким безумием владельца кухни, которую она отчаянно обыскивала. Джером прочистил горло и подошел к ней, схватив за локоть и повернув к себе разом, приказав: — Успокойся. — Я спокойна… Просто хочу поскорее лечь спать. Завтра нужно на учебу, — Лена оттянула руку и теперь заглянула в дорогой сенсорный холодильник. — Завтра воскресенье, — не обращая внимание на шпионаж гостьи, ответил спокойно Джером. Он сам бросил в мусорный бачок объедки, положив всю посуду, в том числе и ту, что испачкал во время готовки, в посудомойку, пока Лена просто наблюдала. — Иди спать, — приказал парень, протерев мокрой тряпочкой поверхность стеклянной черной плиты и белых мраморных тумб. Лена послушно и с опущенным лицом направилась в уже знакомом направлении, зайдя в находящуюся, как обычно, в абсолютном порядке комнату. Единственным нарушающим идеал порядка предметом был белый блокнот, брошенный на кровать. Девушка с интересом подошла к большой койке и подняла заключенный в белую кожаную обложку, как казалось, дневник с белой серебряной ручкой, использованной как закладка между страницами. Сама тетрадь, судя по потемневшей по углам и испачканной пятнами чернил обложке, была не совсем новой. Она и не подозревала, что этот дневник может содержать что-то личное. Думала, что это просто ежедневник и список дел, что должен был закончить владелец. Никогда не видела в Джероме человека, ведущего дневник. Открыла там, где была оставлена ручка, включая светильник у кровати и любуясь очень аккуратным и ровным почерком, не обращая особенного внимания на слова. «Здравствуй, мама» — прочитала первые два слова Лена, приподняв уголки губ. «Тебя нет, я знаю. Это просто чернила на бумаге, но это единственный способ, которым я могу успокоить себя», — брови девушки нахмурились и она, бросив взгляд в прикрытую дверь, на всякий случай выключила светильник ближе к двери и включила тот, что был с другой стороны кровати, сев спиной к двери и вновь уткнувшись в чтение. «Ты знаешь, какой сегодня день? Конечно знаешь. В этот день ты покинула меня. Джереми очень хотел провести этот день со мной, но сейчас он очень далеко. Я приготовлю твое любимое блюдо. Ты всегда заказывала одно и то же в ресторанах. Что еще? Ну, это уже твой юбилей. Тебя пять лет как нет. Я скучаю по тебе, как никогда раньше. Люди обычно смиряются со смертью близких со временем, но я, наоборот, ощущаю все больше и больше вины. С каждым годом. Ты сможешь простить меня? Пожалуйста, прости меня, ибо я никогда не смогу простить себя». Брови Лены, с каждым новым словом, хмурились больше, но дочитать оставшиеся два параграфа не дал скрежет открывающейся двери. Девушка уронила блокнот на сверкающий полировкой белый деревянный пол, подпрыгнув на месте. — Не входи! — приказала она, мигом подняв дневник с пола и так же молниеносно просунув ручку меж страниц и положив на тумбу. — Все… Входи, — нервно усмехнулась она, сев ерзая на помятую постель. — Я просто… — Джером вошел внутрь комнаты, ища взглядом что-то. — Вот, — указал взглядом он на тетрадь на тумбе, подобрав и вернувшись к двери. — Т-ты… Не останешься? — спросила Лена у скрывающегося за дверью телом. — Ам… Мне нужно закончить кое-что. Ты ложись спать, я присоединюсь, — бросил последний, прикрыв беззвучно дверь. Лена, с надеждой, что Джером не заподозрит ее или не учует ее шалость, легла напряженной спиной на мягкий матрац, покрытый белоснежной простыню. Ее руки сомкнулись в замке на животе, пальцы на ногах впились в кровать, а глаза бегали из одного угла в другой, в любой момент в ожидании Джерома, вламывающегося в комнату со словами: «Лена, ты что, читала мои личные записи?» Этого не случилось. Ни в первые десять минут, ни через двадцать и полчаса. Однако расслабиться повода не давали эти записи. Причину, по которой Джером просил прощения у матери за ее смерть, можно было списать на обычный синдром чувства вины при потере родного человека, но эти последние слова — «Ибо я никогда не смогу простить себя» — не давали спокойно заснуть. После этих раздумий, словно лесенкой или цепной реакцией мысли потекли к раздумьям о Тони, а она даже не замечала, что прошло уже два часа, а сна ни в одном глазу, да и Джером не вернулся. Не способная заснуть, Лена надела свои белые тапочки и на носочках вышла в гостиную, обнаружив Джерома, безмятежно спящего с раскрытым блокнотом, сложенным на животе. «Это его личное дело, я не должна вмешиваться» — подумала Лена, смотря то на блокнот, то на мирно спящее лицо. «Но… Он что, убил свою мать?» — теперь противоречиво подумала девушка, мысленно хлопнув себя по лбу. «Ну, конечно, нет… Он наверняка думает, что сделал недостаточно, чтобы помочь матери» — кивнула она своим мыслям. «А каким образом она умерла? Он мне об этом не скажет» — остановилась она, переведя взгляд со стены на блокнот. «Это его дело, я не должна в это вмешиваться. Да что со мной? В кого я превращаюсь?» — покачала она головой. «Ну, а что если это откроет какой-нибудь потайной секрет о нем? А я об этом никогда не узнаю? Он хорош в прятки секретов». Любопытство — порок. Лена надкусила губу и сняла тапочки, потопав на кончиках пальцев к спящему телу. Она немного дрожащей рукой потянулась к тетради, глазами прыгая то от тетради к лицу, то наоборот. На секунду она не уследила, как веки Джерома распахнулись, и красные кровавые глаза засветились в темноте, а владелец пленительных глаз схватил позднюю нарушительницу своих сновидений за запястье, бодрым и недовольным голосом спросив: — Что ты делаешь?