Mental Disorder

— Какого чёрта вы творите?! — гневу Хосока нет предела. — О чём вы? — строит невинную пушинку Хэсон. И снова это взгляд с пляшущими чертями. Хосок и так был напряжён, как и всё остальные, а она сильнее кипятила воду. — Причём тут дело о смерти Мин Джинху? — его уже начинает подбешивать этот взгляд и плохо скрываемая насмешка в глазах. — Чем вы слушали меня в суде? — она медленно мотает головой. — Я ведь сказала, что это лишь для того, что бы удостовериться, что наркозависимый человек… — Да замолчите уже! — грубо перебивает её Хосок. — Я знаю все ваши фразочки наизусть и уверен, что вы мои тоже. Но вы — переходите грань. Просто знайте, сегодня вы сделали больно, как минимум четырём людям. — холодно, сдерживая агрессию, говорит Хосок и собирается уходить, но в след ему говорят: — Люди сами делают себе больно, а я лишь открываю им глаза на это. *** Руки дрожат, а слёзы не перестают стекать по фарфоровым щекам. Хочется успокоиться, но вспоминая тот день, когда Юнги обнаружил бездыханное тело младшей сестры, из груди снова вырываются всхлипы боли. — Поверить не могу, что ты снова употребляешь! — с примесью ненависти, говорит Сокджин, подходя к дрожащему Юнги, Намджуну, и недавно подошедшему Хосоку. — Ты же обещал мне! Клялся, что даже думать об этом не будешь. — Я не употреблял ни грамма этой дряни! — Юнги резко поднимается, и в глазах читается уже не боль, а злость. он закатывает рукава, демонстрируя синие вены. — Можешь сделать тысячу анализов, но ты не найдёшь ни капли. Сокджин замирает, смотря на белоснежную руку, с контрастирующими венами. Он срывается с места и заключает Юнги в объятия. — Прости меня… Юнги прижимается к груди Кима, пачкая белоснежную рубашку слезами. *Темнеет. Последний клочок солнца, вот-вот скроется за горизонтом, но блаженную тишину нарушают звуки ссоры. — Ты не можешь улететь с ним! — говорит Сокджин, срываясь на крик. — Я не маленький и могу делать что захочу. — Это не выход. — А что выход? Я не могу жить и видеть эти взгляды. Меня считают убийцей, Джин, — сдерживает слезы Юнги. — Я обещаю тебе, что вернусь и всё будет в порядке. — Прошу тебя… — Джин! Небо всё больше окрашивается в нежный оттенок фиолетового и розового, и Юнги ощущает как его руку, накрывает чужая. Он отрывает взгляд от иллюминатора, и смотрит в глаза Хосока. — Я с тобой…* Джин не одобрял отношения Юнги и Хосока. Да, для Юнги грубо говоря, Джин был никем, но так же он был его лучшим другом, а Чон Хосок был не лучшим претендентом на сердце Юнги. Но как говорится, «сердцу не прикажешь», а тем более не прикажешь, если это даже не твое сердце. Но сейчас, видя как Юнги спокоен рядом с Хосоком, и как Хосок пытается помочь Сокджину и подружиться с ним, чтобы Юнги не переживал, что его парень и друг собачатся по мельчайшему поводу… Джин понимает, как глуп был, когда пытался настроить Юнги против Хосока. Всхлипы останавливаются и Юнги отстраняется. — Я с тобой, — шепчет Сокджин. * Чонгук жмурит глаза сильнее, в попытке сдержать слёзы, но они всё равно разбиваются о мрамор, и смываются проточной водой. В сердце будто кол вонзили… Плакать сейчас… глупо? Ведь, что такого в брате? Тем более, если ты приёмный. Разве тебя спросят? — Чонгук… — говорит низкий голос за спиной. Хоть кто-то пришёл утешить его. Чон поворачивается к Тэхёну, и утыкается в его грудь. — Тише… — Тэхён, — сквозь всхлипы говорит Чонгук, обнимая Тэ за талию. — Ты самое дорогое что у меня есть… Теперь уже Тэхён сдерживает слёзы. От этих слов разливается тепло в груди. — Чонгук, успокойся, прошу тебя… И Чон закусывает губы, задерживает дыхание, и успокаивается. — Пойдём, нас уже ищут. — Я не хочу… — Тогда, пошли домой, — мягко предлагает Ким, и Чонгук положительно кивает. Тэхён пишет Сокджину сообщение о том, что они ушли, и ведёт Чонгука к нему домой. * Кулаки невольно сжимаются, вспоминая слова прокурора. Хочется выть. Давно зашитая, убеждениями об обратном, рана снова кровоточит. Хочется упасть на колени и заплакать, что собственно и делает Джиён, падая на колени. Ненависть к отцу? Да что она вообще даёт? Джиён любил отца, даже не смотря на побои. В глубине души, ему хотелось обнять отца когда он был трезв… а трезв он был не так часто… *Прошло три года с похорон. Квон Дойо постепенно откладывает бутылку и вспоминает о сыне, который сейчас сидит в комнате, записывая что-то в своем дневничке. Денег не хватает. Катастрофически не хватает… Сын растёт, и как отец — Дойо должен дать всё своему сыну, но руки уже опущены… Была бы рядом Джуин… она никогда не могла сидеть на месте, и её муж всегда следовал её примеру. Но сейчас, Дойо сидит среди руин, смотря в фужер, наполненный водой… По дому проносится трезвон дверного звонка. Дойо вздыхает, и поднимается с места, идя открывать гостью. — Привет, — Чимин поджимает губы. Его одна рука спрятана в карман, а вторая расслабленно свисает по швам. — Я войду? — Конечно… Они проходят в дом, а потом на кухню. Чимин по хозяйски берёт из шкафчика полупустую бутылку виски. — Будешь пить? — Знаешь же что я завязал… — А мне нужно выпить, — выдыхает Чимин, и наливает в фужер совсем не на донышке. — Что случилось? — Я не знаю как тебе объяснить… — Говори. — Мне нужно чтобы мы закрыли дело, — на выдохе говорит Пак, не поднимая на друга взгляд. — Зачем? — Он мой сын, хён… — Кто? — Намджун. — Подозреваемый? Чимин кивает. — И как ты предлагаешь это сделать? — Как угодно… об этом должны забыть. — Я что-то придумаю. — Спасибо тебе. Я выпишу тебе чек. — Не смей! — Дойо, тебе нужны деньги, а мне нужно чтобы мой сын был в безопасности, — отрезает он, и уходит.* Джиён лбом опирается на стену, сжимая зубы, чтобы не издать жалкий всхлип, но бесполезно. По первому этажу проносится громкий всхлип, и больше Джиён не позволяет себе плакать. Он поднимается на ноги и идёт на кухню, чтобы хоть чем-то себя занять. * — Что будем делать? — спрашивает Сокджин, усаживаясь на диван в своей гостиной, ставя перед собой стакан с виски. — Понятия не имею, — впервые за жизнь говорит Хосок. — Не правда, — говорит Юнги, смотря вперёд, совершенно пустым взглядом. — Ты всегда знаешь что делать. Она ранила тебя, но не убила. Тебя тяжело убить. Она лишь парализовала тебя и твой интеллект, но ты должен взять яйца в кулак и утереть её жалкий нос, — Юнги залпом заливает в себя виски Джина. Фужер снова оказывается на столике, а Хосок следит за движениями Мина. Он прав. Как всегда… — Как там Намджун? — спрашивает Юнги, переводя тему. — Он не сказал ни слова с момента как мы приехали, а прошло уже три часа. — Я бы тоже не говорил, если бы узнал, что всю жизнь жил в заблуждении. Дай ему время. * Куда идти? Что делать? Чонгук до сих пор не пришёл домой, и это заставляет волноваться всё больше. Нужно поговорить с ним, но Чимин только сейчас понимает, что не знает ни одного друга Чонгука, у которого он мог сейчас находиться. Он плохой отец? Чимин ведь пытался сделать всё лучшее для Намджуна, чтобы он жил на воле, но скрывая своё отцовство, он полностью отдалился от Чонгука. Перестал спрашивать даже банальное «как дела на учёбе?»,, а если и спрашивал, то лишь для галочки. ***

/Следующий день/

Чонгук не приходит и на следующий день… И Чимин чувствует себя… никчёмным? Он мог бы сейчас поговорить с сыновьями, но не знает где хоть один из них… * Раздражительный, для Юнги, звук, уже пару минут звучит в просторном номере того же отеля. Он старательно игнорирует стук хосоковых ногтей о стенки бокала, но на восьмой минуте сдаётся. — Да хватит уже! — раздражённо говорит Мин, от чего Хосок вздрагивает. Теперь повисает тишина. Хосок пытается отвлечься от злых мыслей о Хэсон, но она и её «ангельский голосок» пробирается в черепную коробку, и обтягивает мозг и душу чёрной вуалью. Он не боится её… Это сейчас, сидя в тёплом жёлтом худи и попивая полусладкое вино, а стоя в зале суда, в обтягивающем смокинге он превращается в студента первого курса юриспруденции, и единственное что ты знаешь — это то, что убийство карается законом. Юнги пытается не думать о том, о чём наверняка думает Хосок, но от мыслей не убежать. Мин думал, что они в выигрыше, но нет. У Хэсон всё гораздо лучше. Ей даже не нужны свидетели. Она прекрасно доводит свидетелей защиты, выставляя их в не наилучшем свете, а дальше всё на присяжных… * — Нужно добиться аннуляции, — Хосок садится в кресло, закидывая ногу на ногу. — Что это вообще? — пожимает плечами Сокджин. — Аннуляция — это когда присяжные могут оправдать подсудимого не смотря на закон. То есть, юридически они виновны, но наказания не заслуживают. — То есть… давить на жалость. — Слишком грубо сказано. — Кстати, Намджун, -Хосок облизывает пересохшие губы. — Расскажи, как ты провёл почти десять лет в камере в одиночку? — слишком уж прямо спрашивает Хосок. Юнги толкает его под ребро. * И снова та атмосфера, в которой можно почувствовать… спокойствие? Думаю, мы можем назвать так это чувство. В квартире темно, и единственным источником света является телевизор, картинки которого, живо меняются. На диване напротив в обнимку сидят два парня. Тэхён увлечённо следит за всем происходящим на экране, и скорее всего, не хочет замечать Чонгука, который сидит с опущенной головой, нос которого воткнут в шелковистые волосы Тэхёна. Он и не знает о чём фильм. Кто главные герои? Что за проблемы они решают на протяжении фильма? За этим нет времени наблюдать, если у самого в жизни тот ещё фильм. Чонгук прикрывает глаза, прижимая Тэ ближе к себе, как будто желает утонуть в омуте карих глаз и пепельных волос. — Тэ, — говорит хриплым голосом Чонгук, немного отстраняясь от его волос. — М? — Прости меня за всё, — взгляд Тэхёна тут же отрывается от телевизора, и опускается в пол. — Прости за все моменты, когда я заставлял тебя плакать. Мне так жаль, что я не ценил тебя. — Тэхён замирает. — Прости, что не приходил к тебе по несколько дней, прости, что заставил волноваться… я так погряз в этом, что забыл о тебе. — Ничего, — всхлип. — Я не обижаюсь на тебя. Честно. — Пожалуйста не плачь. Ты и так наплакался из-за меня, — шепчет Чонгук на ухо Тэхёну, и тот опускает голову. * Хосок опирает голову на руку, наблюдая, сквозь полузакрытые веки, розово-фиолетовый закат. В номере гуляет тишина, разбавляемая лишь редкими глотками алого сладкого вина. Хосок остался один, а значит можно подумать. Подумать о деле. Юнги часто уходил прогуляться, что бы оставить Чона наедине с самим собой. Так он делал, когда у Хосока было сложно дело, когда всё летит… в то самое место. Новый глоток чуть опьяняет голову, и мозг начинает думать. Давай же, Хосок. — Он был ребёнком когда его только отвезли в участок, обвиняемого в тройном убийстве. Что это может означать? — Травма. В двенадцать лет увидеть труп матери и… отца. Можно ли использовать это в качестве доказательства в суде? -… Почему ты молчишь? — Я не знаю что ответить. Он ведь был приговорён в пятнадцать лет, и в этом же возрасте его перевели в одиночную камеру в психбольнице. Он почти не выходил, то бишь, находился в тишине. Тишина могла свести его с ума? — Да. Но тогда получается, что на момент вторых его убийств — он был здоров. — Чёрт. Прости, я прогадал. Будешь использовать увиденный труп родителей как весомый аргумент? — Почему нет? Но почему его отпустили в две тысячи седьмом, если он был болен? -… Дело закрыли слишком быстро. Молодец. Хосок закрывает глаза, представляя себя двенадцати летним мальчиком.        — Темнеет. Я иду по обочине, не сильно размахивая свежей упаковкой масла. Сегодня восьмое марта и я уверен, что папа, наплевав на свой день рождения придёт домой с огромным букетом белых роз. Я подхожу к дому, свет в окнах горит, но там мелькают силуэты. Мама, папа, и ещё кто-то. Крики. Я забегаю в дом, потому что… почему мои родители ссорятся? Что произошло? Я волнуюсь. Забегаю в дом, и меня тут же отправляют в свою комнату, — Хосок поднимается, оглядываясь по сторонам с закрытыми глазами. — Я зол. Почему я зол? Мама. Я слышал как она с кем-то говорила по телефону. И почему она ездила в отпуск с «подругами», оставив нас с папой дома, но её единственных подруг я видел в магазине? Она была с ним. Я знаю этого человека. Я видел его… множество раз. Каждый день. Мои руки трясутся от накатившей злости. Я хочу убить его. Иду на кухню и беру нож. — Он идёт на кухню и на ощупь берёт нож. — Почему я должен убить отца? Он сильный. Сильнее мамы и выше того второго мужчины. Я должен отомстить за разваленую семью, но папа может остановить меня. Иду к ним. — С кухни Хосок идёт в гостиную. — Они не замечают меня, а продолжают кричать. Как же громко. Подхожу к отцу. Из его глаза уплывает гнев, и не остаётся ничего, когда я вставляю нож ему в грудь. — Хосок замахивается и бьёт ножом одну из подушек. — Тот, второй мужчина, застыл от страха, а какой-то голос мне кричит «Бей!!!». Я провожу ножом по его животу. — Хосок разрезает следующую подушку. — Он кричит от боли, падая на колени, я сажусь рядом вспариваю его живот. Внутренности наружу, и он падает на пол. Вытираю нож и лицо от крови, и подхожу к маме. Она дрожит. Мне хочется обнять её, но гнев сильнее. Она просит не трогать её, но я с размаху вставляю нож ей в горло. — Столовый нож протыкает третью подушку. — Она хрипит… тянется ко мне руками. Спустя минуту, я понимаю что произошло, и что я натворил. — Чон выпрямляется, и открывает глаза. Что же было дальше? — Я вызвал помощь. Почему именно ты? — Я был здесь. Понял что натворил, вызвал 911, и принялся ждать их. Разве никто не слышал криков?.. * — Что думаешь об этом? — спрашивает Ким, садясь напротив Юнги. — О чём именно? — Обо всём этом. — Я думаю, что нужно пережить это, — говорит Мин, сводя брови к переносице. — Думаешь, Хосок справится с этим? — У него есть только два проваленных дела. — Два? — Да, первое вообще без выхода, а второе… человек реально ублюдок. *Юнги только недавно закончил институт, и тут ему предлагают работу. Неожиданно, но отсутствие денег подталкивало. Ему дали задание: сделать диагностику пациента. Он сделал её… все прошло гладко, но нужно давать показания. И вот сейчас он стоит у куллера, пытаясь успокоить дыхание и унять дрожь в коленях. Он не любит выступать на публике, а тем более, если от его слов зависит чужая судьба. — Почему вы так волнуетесь? — к нему подходит высокий шатен. — Нужно давать показания, а у меня это в первый раз. — Так чего волноваться? Вышел, сказал, улыбнулся и ушёл. — Вы так легко об этом говорите, — усмехнулся Мин, всё-таки поднимая взгляд на собеседника. Высокий, шатен, широкие глаза, уверенный взгляд. Он выглядит расслабленным. — Не в первой, — он смотрит на часы. — Простите, мне пора. Надеюсь ещё увидимся! — машет он рукой, и уходит. «Да и мне пора», — думает Мин, и идёт в зал суда, смотря в пол. Свидетелей по очереди вызывают и наступает очередь Юнги. Его вызывает сторона обвинения. Он унимает мелкую дрожь и идёт к трибуне. Его опрашивает прокурор, и наступает очередь адвоката. Юнги давится воздухом, увидев того самого шатена. А после слушания Хосок подходит к Юнги… и пошло поехало.* -Юн, — зовёт Джин. -Что? -Я хотел извинится. -За что? -За то… что был против ваших отношений. Я понимаю, что Хосок и в правду заботится о тебе… я думал, что это делаю я, когда пытался внушить тебе, что Хосок плохой, но оказывается, я делал только хуже… -Ничего, хён. Всё мы совершаем ошибки. Я тоже не послушал твоего совета, что нельзя отдаваться человеку через пять дней знакомства, — выдыхает Мин и комната заполняется тихи смехом. * Мимо Намджуна прошло уже около тысячи человек. Может больше. Влюблённый парочки, молодые, и не очень, родители, просто дети. Он сказал Джину, что пойдёт погулять, что бы не слышать его «подбадривающих» слов, ведь они делают только хуже. Он считал свою семью образцовой. Прекрасная мама, добрый отец и он — единственный их сын. Он не знает кого обвинять в окончании хорошей жизни. Себя или Пак Чимина? С одной стороны, если бы не было Чимина, то всё было бы хорошо… но если бы Джун не убил их тогда, то они был продолжали жить спокойно… или… он запутался. * Хосок спокоен. Да, у него нет новых свидетелей и весомых доказательств, но у него есть прекрасная речь… Хах, звучит не очень. -Как ты? -Спрашивает Хосок у Намджуна. -Я в порядке. -А Тэхён и Чонгук не придут? — спрашивает Юнги и Сокджин отрицательно машет головой. Зал суда постепенно наполняется людьми, а самого Хосока снова пробирает дрожь. «Соберись, тряпка» — командует себе Чон, и выдыхает. — Всем встать! Суд идёт, — всё поднимаются Всё как в тумане. Хэсон вызывает свидетелей, они отвечают на её вопросы, их опрашивает Хосок, дожидаясь, когда ему дадут слово. — Ваша честь, — он поднимается. — Господа присяжные. — лёгкий поклон. — Мой клиент всё ещё остался тем ребёнком, который был ложно осуждён в убийстве собственных родителей. Матери так точно. Представьте себя на его месте: вы приходите домой, и видите тело самого дорогого вам человека. У вас переворачивается мир. Вы судорожно вызываете помощь, и вам остаётся лишь ждать. Пока вы ждёте, вы слышите лишь это, — постепенно голос Хосока снижается до шёпота, а после, он и вовсе замолкает. Зал окутывает тишина. На глазах Намджуна появляются слёзы, вспоминая последний взгляд матери. Юнги тихо всхлипывает, вспоминая как сквозь пелену наркотического удовольствия, он увидел тело сестры. Её шёлковые волосы в беспорядке лежали на полу, а глаза смотрели в его. Сокджин не вспоминает отца. Он вспоминает огромный след от верёвки на бледной шее матери. Присяжные тоже потупляют свой взгляд в пол. У каждого своя история… — Спасибо за внимание, — тихо говорит Чон, а после судья говорит, что суд удаляется на переговоры. Проходит час ожидания, и за этот час, Хосок готов волосы на себе рвать. Снова все идут в зал. К судье выходит невысокая женщина с листом в руках. Вердикт. — Присяжные свесили все «за» и «против», — вдох. — И решили признать Ким Намджуна — невиновным. — Да, — радостно сжимает кулак Хосок, а Джун сидит и ничего не понимает. — Ты свободен. Намджун приходит в себя, как только его крепко обнимает Сокджин. Он обнимает его в ответ, и по телу разливается тепло граничущее с тревогой. Хосок не говорит с журналистами, ибо: -Опоздаем на самолёт. *** Джун вдыхает воздух свободы. Теперь для него открыт весь мир? Хосок горд собой, ведь он, как и обещал, сделал это для Юнги. Юнги берёт руку Хосока в свою, и радуется, что совсем скоро они снова окажутся в уютной квартире в Токио. Сокджин набирает сообщение с извинениями для Чонгука, и они взлетают. Здравствуй, Токио! * Сеул окутывает фиолетовый цвет, и Тэхёну хочется полностью утонуть в этом небе, пока он ждёт Чонгука из душа… Но блаженную тишину, прерывает звук оповещения на телефон. Это телефон Чонгука, и Тэхён не хочет быть той сучкой-женой, которая читает сообщения мужа, но Ким оправдывает себя тем, что если сейчас не прочитает — то будет жалеть потом всю жизнь. Он берёт телефон, и видит следующее: «От кого: Сокджин-хён. Хэй, Чонгук-а. Я хотел сказать, что извиняюсь перед тобой за всё что сделал. Прости за то, что разрешил тебе спать с ним, понимая, что это окончательно разрушит ваши с Тэ отношения. Мы уезжаем на неопределённый срок и я надеюсь, у вас с Тэхёном всё будет хоршо. Удачи тебе» На глазах Тэхёна проступают слёзы. — Тэтэ? — спрашивает Чонгук, заходя в комнату. — Убирайся, — еле слышно шепчет Тэхён. — Что?.. — Проваливай из моего дома! — Что случилось? — Я даже не хочу узнавать с кем ты спал, ибо голос твой слышать не могу. Говорил мне, что любит, а сам трахался на стороне, ублюдок! — Тэхён… я могу объяснить… — Поздно уже извиняться. Проваливай, и чтобы глаза мои тебя не видели! — кричит Тэхён, и бросает чонгуковы вещи в самого парня. Он выталкивает Чона за порог квартиры, и захлопывает перед ним дверь. — Тэхён! — но парень его не слышит, а лишь медленно оседает на пол.

А конец ли это? Хах… не знаю.