Один день до суда
* Какая это по счёту сигарета, а Юнги? Юнги сбился со счета, когда закончилась первая пачка. Когда он соглашался помочь давнему другу, он даже не подумал чего это может стоить. А сейчас думает, и задаётся вопросом: зачем? Окурок отправляется в заполненную пепельницу. Табак… это не то, и Юнги ненавидит себя за это. Тогда, Мин совершил самую большую ошибку в своей жизни. — Ты когда проснулся? — Юнги поворачивает голову, и видит Хосока, потирающего глаза и, видимо, застрявшего в простыне. — Недавно, — улыбается Мин уголком губ, и возвращается в постель к Хосоку. — Сколько ты выкурил? — Не считал, — мотает головой Юнги, и переводит тему, припадая к шее Чона. — Одну? — отстраняется Хосок. — Больше, — выдыхает, и опускает голову Юнги. — Прости… — Ничего. Просто… от этого может стать хуже. — Не правда. От этого только лучше… * — Она промахнулась, — говорит Тэхён, как только входит в номер Юнги и Хосока. — О чём ты? — вскидывает бровью Хосок. — Она выбрала парня, по имени — То Кёнсу. И я вам скажу, что детство у него не из лёгких, — пожимает плечами Тэхён, и отдаёт адвокату досье парня. — Это тот парень… я еще подумал, что он выглядит слишком молодо. — В этом году ему исполнилось тридцать, так что, это не удивительно. — Так… что у нас на него есть? — говорит Юнги, забирая из рук Хосока досье. — Ну… в досье ничего нет. — Как обычно, — фыркает Сокджин. — Но я нашел на него кое-что, — ухмыляется Тэхён, и на руках Хосока, снова оказывается бумага с текстом и фото То Кёнсу. — Итак, — Чон прочищает горло. — То Кёнсу. Двенадцатого апреля, тысяча девятьсот восемьдесят девятого года рождения. — То, что нужно — я выделил жёлтым! — оповестил Тэхён, и взгляд Хосока опустился на пару строчек ниже. — В возрасте восьми лет, был передан под опеку его тёти — То Паксу, по причине лишения родительских прав его матери — То Чонтэ. — Алкоголь? Наркотики? — спросил Сокджин. -Проституция. — Чёрт, — выдыхает Сокджин. — Сказано, что она регулярно присылала ему на дни рождения открытки, и даже пыталась проведать его, но сестра не позволяла. — Значит, он был не нагулян. — Возможно, это был один из клиентов… Она полюбила его, а он оказался мудаком, — пожал плечами Юнги. — В любом случае, сейчас это не имеет смысла. На нашей стороне — большая часть присяжных. Трое тех, которых выбрал я, плюс Кёнсу и так же, она выбрала мужчину, но в вашем списке, у него галочка. То бишь — плюс один. — У нас есть четверо, но двое на её стороне. — И их я тоже проверил! — Тэхён достал ноутбук, из той самой сумки. — Первая — Ким Джыин. Работает менеджером в небольшом кафе. — Не думаю, что менеджер, зарабатывает баснословные деньги, — усмехнулся Юнги. — Да… если это не кафе твоего отца. — Блять… — Даже если так, ведь на нашей стороне четверо. — Может… я знаю Ким Хэсон, — говорит Хосок, и Юнги шумно сглатывает. — И она способна на многое. Она может договориться хотя бы с одним присяжным, и тот уже перенастроит остальных. — Она настолько.? — Да. Рядом с ней — я ничтожество. * Невыносимо. Невыносимо вот так сидеть одному, в большой квартире. Нет, ему, конечно, не в новинку… но сама суть. Перед тобой открытый мир, а ты плюёшь в потолок в центре Сеула… Бред. И снова, Намджун идёт в следующую комнату (уже по пятому кругу), надеясь, что найдёт что-то интереснее, кроме пыли и пары пауков. Ахах, он даже имена им дал. Знакомьтесь: Фрэнки и Лоли… Мило, блять. Он смотрит в окно, и глаза наполняются влагой. «Я хочу туда» Но боится. «Не боюсь я!» Ну так иди. «Ну и пойду!» — говорит себе Намджун, и выходит из квартиры в тех самых джинсах, которые дал Скоджин, и растянутой майке Джина. Холодно? «Нет» *** Сеул встречает, на удивление, тёплой погодой. Ходят красивые девушки, хихикающие с кем-то по телефону; пожилые люди, прогуливающиеся по парку. Никто особо не суетится, и Намджун хочет брать с них пример. Прохладный ветер медленно заползает под майку, но Намджун не обращает на это внимания. Его разум, полностью затуманен красотой небольшого пруда. Солнце отражается в кристально-чистой воде, но эту идиллию нарушают люди, кормящие уже и так, пухленьких уточек. Сокджин будет волноваться, Намджун. «Не будет. Я уже сказал ему, что я не маленький» Ну… как знаешь. *** Какие же люди красивые. Намджун готов поспорить, что вы никогда не смотрели на людей. Никогда не замечали их кожу, руки, брови, глаза и даже манеры. Да, казалось бы — как можно увидеть манеры у идущего человека, которому до тебя нет дела? Легко. Походка. Кто-то, когда идёт, чуть наклоняется вперед, кто-то, именно в процессе ходьбы, натягивает на лицо маску. Хах… люди разные. Пальцы начинают мелко трястись от холода. Кажется, пора идти домой? «Нет. Ещё чуть-чуть!» * — Намджун-а! — зовёт Сокджин, снимая плащ. — Уснул что-ли… Он аккуратно шагает в сторону спальни, но Намджуна там нет. Как и во всех остальных комнатах. — Срань… *** Вызывать полицию? Нет, что за бред! Станет только хуже. Ему вообще нельзя выходить на улицу, а теперь… где его искать? Кафе? У него нет денег. Парк? Возможно. *** Ближайший парк. — Простите, вы не видели здесь высокого парня? Б-блондин. — Нет, не видел, — отмахивается мужчина. «Чёрт подери!» Аттракционы? Тоже отпадает. Пруд. *** Холодает, поэтому большинство родителей забрали детей домой, и в парке стало тише. Даже как-то слишком. У бортика всё ещё стоит высокий блондин, мечтательно смотрящий в воду. Ким Сокджин советует ударить Намджуна, но Мистер Ким говорит, что с пациентами нужно быть спокойными. Он снимает свой плащ, и он тут же оказывается на широких плечах Джуна. — Джин? — немного испуганно говорит Намджун. — Мг… Он становится рядом и смотрит на горизонт, скрытый бесконечными высотками. — Прости. — Ничего… ты ведь уже не маленький, — выдыхает Сокджин. Это что, чувство вины? За что? За то, что хотел защитить? *День суда
* Парень разминает шею, и проходит в квартиру. — Пап?! — Да Чонгук?! — говорит в ответ Чимин, повышая голос? что бы сын его услышал. Чонгук идёт на звук в спальню отца. Мужчина завязывает галстук дрожащими руками, но при виде сына берёт себя в руки, и натягивает дружелюбную улыбку. — Где ты был? — спрашивает мужчина. Чонгук закусывает губу. — Что? — улыбается мужчина, глядя на покрасневшего сына. Он подозревал, что у Чонгука есть любимая, но почему он не говорит о ней? — Ничего… я был у друзей. — Чонгук… ты же знаешь что врать мне бесполезно, — мужчина подходит с сыну. — Как её зовут? — Ахах… ты мог спросить чуть мягче, — чешет затылок Чонгук, неловко смеясь. — Ну так… у вас всё серьёзно? — Да, — без сомнений отвечает парень. — Ты любишь её? Его. — Да… Больше жизни. — Пап, может я пойду на суд с тобой? — Нет… не стоит. — Я не хочу сидеть дома один. Слушание ведь не закрытое? — Нет, не закрытое, — выдыхает Чимин. — Ладно. — что-то скрывать от Чонгука… просто невозможно. * Рубашка, брюки, пиджак, и алый галстук. Нужно же показать доверчивым присяжным, что Намджун изменился. Да, это правда, но зачем этот костюм? — О чём бы ты не думал, это ненадолго, — сказал Сокджин, как будто прочитал мысли парня. — Я и не думал о костюме, — говорит Намджун, засовывая руки в карманы. — Просто… такое ощущение, что ты купил мне новый костюм, туфли, носки, чтобы закопать нахуй. — А говорил, что не думаешь о костюме, — спустя короткую паузу, отвечает Джин. — Прости… — Не извиняйся. Я хотел сказать тебе кое-что. Обещай, что не будешь перебивать меня. — Ладно… То есть, обещаю. — Думаю, если у нас всё получится, нам стоит ухать. — В каком смысле? Куда? — Я же просил не перебивать! — свёл брови к переносице, Сокджин. — Об этом точно напишут в газетах, и люди тут же проснутся со словами: «Опять этот ублюдок будет держать всю Корею в страхе», хотя десять лет жили, даже не вспоминая о тебе. — И… как переезд нам поможет? — Сделаем тоже самое. Они забудут о тебе, и тогда мы спокойно сможем вернуться в Корею. — И на сколько мы уедем? — спрашивает Намджун, но Сокджин не отвечает, а тянет к выходу. * Джиёна всё ещё терзает вопрос: зачем? Зачем сейчас он гладит рубашку и надеется, что Сынхён не заявится на суд. Сейчас Джиён не сможет поговорить. Нет, он не трус… Просто тяжело смотреть на человека, которого хочется одновременно и поцеловать, и ударить. * И снова сигарета у рта. Хосока это бесит. Он подходит к Мину, и вырывает у него из рук тлеющий яд. — Хосок, какого чёрта?! — Думаю, тебе хватит. Я конечно понимаю, что для тебя это тяжело, но я не хочу потерять тебе из-за рака лёгких. — И вот что я должен сделать? Обнять тебя, потому что ты заботишься обо мне, или же ударить, потому что ты забрал мою последнюю сигарету?! — Можешь сделать мне кофе или принять со мной душ, — ухмыляется Чон, и скрывается за дверью ванной комнаты. Юнги выдыхает, и откидывает голову назад. Сердце всё еще колотится. От спрыгивает с подоконника, и плетётся следом за Хосоком. Зеркало запотело, а в душевой кабинке, видна крепкая фигура. С плеч Юнги медленно сползает синяя рубашка, а шорты летят куда-то в угол. На секунду, неприятная прохлада обволакивает оголённое тело, но только дверца душевой кабинки распахивается — тело снова окутывает приятное тепло. Но расслабиться не даёт пристальный взгляд Хосока, на тело которого, вообще лучше не смотреть. Мокрые волосы спадают на лицо; прозрачные капли скатываются по смуглому телу, оставляя прозрачные дорожки, которые тут же смываются новыми каплями. — Вместо кофе ты решил принести мне кое-что погорячее? — ухмыляется Хосок, и Юнги закусывает губу. — Куда уж горячее? Юнги притягивают за талию, и капли воды тут же его атакуют. Чёрные волосы закрывают обзор на яркую, но пошлую улыбку Хосока. — Адвокат Чон Хосок, не думаете, что вам стоит тщательно подготовиться к слушанию? — игра. — Ах, Мистер Мин, — руки опускаются на ягодицы Юнги, слегка сжимая. — А вы придумали, что будете говорить, после того как поклянётесь на библии, скрестив пальцы за спиной? — Я никогда не вру, Мистер Чон. — Да вы что? — кажется, он делает это зря. — Например? — Юнги сохраняет спокойствие, несмотря на инородный предмет, в виде пальца, в себе. — Ах… — Когда говорили, что бросите курить. — Адвокат… Ах… моя л-личная жизнь, никак не должна касаться работы. Да и вы тоже не святой. — И где же я провинился? — второй палец. Голова Мина опускается на плечо Хосока, а зубы стискиваются до самого скрежета. — Когда подошли ко мне после с-слушания. Не разделили работу и личную жизнь. Разве адвокаты так поступают? — Тогда я был студентом, поэтому, надеюсь, можно простить мне маленькую оплошность? — Нет. — Иронично, но сейчас, вроде бы, вы должны меня наказывать, а тут всё наоборот~ *** Юнги потягивается уже на белоснежной кровати. Тёплые дети солнца, ласкают сахарную кожу. — Почему я не лежу на твоей груди? — игриво спрашивает Юнги, у одевающегося Хосока. — Потому что слушание — через пятнадцать минут, — совершенно спокойно, с серьезным лицом, говорит Чон. — Блять! — вскрикивает Мин, и убегает в ванну. — Я пошутил, — заливается смехом Хосок. *Пол часа до суда
* — Я отойду ненадолго, ладно, пап? — говорит Чонгук, замечая парней. — Привет, — говорит Чон, и обнимает Тэхёна. — Я только хотел тебе позвонить и сказать, чтобы ты не приходил, — выдохнул Сокджин. — Почему? — он отпускает Тэхёна. — Твой отец… разве это не вызовет подозрений? Типа… я же не говорил, что ты дал мне большую часть информации, — говорит Джин. Он правда волнуется за Чонгука. Он чуть не разрушил его отношения, а теперь Чонгук может испортить и отношения с отцом… из-за него. — Всё в порядке, — спешит успокоить его Чонгук. — Я пришёл с ним. — Тогда… ты в безопасности? — Да. В полной. — У меня у одного ладошки вспотели? — прерывает тишину Хосок, кусая нижнюю губу. — Какого чёрта ты вообще волнуешься? — шипит Сокджин. — А ты чего грубишь? Юнги становится между ними, расставляя руки. — Не смейте ссориться здесь! — шёпотом пригрозил Мин. — Мне пора. Думаю, отец уже ищет меня, — поджал губы Чонгук, и пошел обратно к Чимину. — Пойдёмте. Скоро слушание, — поправил пиджак Хосок, и они всей толпой направились в зал суда. *** Чонгук оглядывается, и у двери замечает невысокую, зелёноволосую фигуру. Джиён всё-таки не соврал. Квон садится чуть ли не в конец зала. — Чёрт, а если мы просчитались? — нервничает Сокджин. *Пару дней назад
— Итак, — папки с личными делами звонко приземляются на стол. — Мы имеем объект, под именем Пак Чимин. — Кажется, это немного грубо — называть человека «объектом», — возражает Сокджин. Хосок пропускает его слова мимо ушей, и продолжает. — Мы знаем, что он является биологическим отцом второго объекта — Ким Намджуна, — Сокджин закатывает глаза. — Он, как выяснилось с помощью объекта с именем Тэхён. — Слушай, заканчивай. — Пак Чимин имел небольшое кафе, доставшееся ему по наследству от дяди, но продал его в две тысячи седьмом году. Он заплатил немалую сумму Квон Дойо за молчание и закрытие дела. — У него имунитет, поэтому, что-то с ним делать бесполезно. — Значит, он просто даст показания? — пожимает плечами Юнги — Да… и за взятку его не арестуют* — Да всё нормально. Не нервничай… — Всем встать, — говорит мужской голос. Все поднимаются, и к столу судьи, подходит невысокая женщина. Она садится на высокий стул, и те же действия повторяют все находящиеся в зале. — Слушается дело Ким Намджуна, обвиняемого в убийстве: Юн Шона, Вон Санги, Пак Сурин, Кан Минджу, Хан Джинвун, и изнасиловании Ли Соан. Намджун сжал челюсть. — Вам слово, Мистер Чон. — Спасибо, Ваша честь, — поднимается с места Хосок, и слабо кланяется женщине. — Сторона защиты вызывает первого свидетеля — Квон Джиёна. Парень облизывает пересохшие губы, и идёт к трибуне. Перед ним толстая книга. Библия. Он кладёт на неё руку. — Клянётесь ли вы, говорить правду, только правду, и ничего кроме правды? — Клянусь. — Насколько мне известно, ваш отец оставил вам множество информации. — Да, это так. — И что же там было? — Протестую! — поднимается прокурор. — Не имеет отношения к делу. — Я лишь хочу удостовериться, что информация предоставленная мне и вам, правдива, и можно ли учитывать её как достоверную информацию. — Протест отклонён. Продолжайте. — Там была информация, об аресте Ким Намджуна. Всё было записано в дневнике. — И, — Хосок возвращается к своему столу, и снова подходит к столу судьи, с толстым блокнотом. — Вот и сам дневник. Что было записано в дневнике? — Отец писал, что задержанный был не в себе. Бился в истерике и нападал на полицейских, — молодец… — То есть, он был психически нездоров уже на момент смерти Ким Йоны, Ким Чаена и Им Намбу? — Я не могу сказать точно. — Свидетель ваш, — говорит Чон прокурору, и садится на место. — Квон Джиён. Правда ли то, что отец оставил вас одного и улетел в Норвегию? — Да, это так. — Так, что мешает вам сейчас защищать подсудимого, что бы дискредитировать вашего отца? — Что… — Возможно, у вас просто проснулась ненависть к отцу, который избивал вас, а потом и вовсе бросил? — Протестую! Это лишь догадки. — Маленький мальчик решил помститься отцу и сделать так, чтобы его привязали к этому делу. — Ваша честь, остановите её! — Ведь ему дали взятку, а значит, он знал что-то, что могло погубить подсудимого. — Миссис Ким! Остановитесь, или вы будете отстранены из-за неуважению к суду. Она сжимает челюсть, и со словами «у меня всё», возвращается на место. — Следующий свидетель: Пак Чимин, — объявляет Хосок, снова поднимаясь. Он клянётся на библии, и Хосок начинает: — Вы задерживали моего клиента в день смерти Ким Йоны, Ким Чаена и Им Намбу, а так же когда Ли Соан подала на него заявление об изнасиловании? — Да. — Как он вёл себя при первом задержании? — Агрессивно, — лжёт Чимин. — кричал, и пытался снова напасть на тело матери. — из-за трибуны присяжных, слышатся удивлённые вздохи, с примесью презрения и ненависти. Минус. Хосок знает, что не стоит спрашивать у Чимина о отцовстве, поэтому, просто поджимает губы. — Свидетель ваш, — он лажает. — Мистер Пак, — женщина подходит к нему вальяжной походкой. — У вас ведь есть сын? — Да, — слабо улыбается Чимин, не решаясь поднять взгляд не на Намджуна, не на Чонгука. — Он ведь приёмный. — Протестую! К делу не относится. — Дайте мне немного времени. — Да и я не понимаю, к чему вы клоните. — Он ведь не единственный ваш сын. — Что… — шепчет Чонгук. Чимин молчит. Молчит. — Мистер Пак? — Да… Не единственный. — То есть, вы согласны, что Ким Намджун — ваш биологический сын. — Да. — Какого? — одновременно шепчут Намджун и Чонгук, смотря друг на друга. Чонгук выдыхает, и выходит из зала суда. — Может, ли это означать, что вы заплатили Квон Дойо, а эта информация подтверждена, за молчание, потому что знали, что ваш сын — убийца? — Я не думал так. — Но ведь заплатили. — Да, но он не делал этого. — Защита вызывает следующего свидетеля: Мин Юнги, — произносит, стараясь держать себя в руках, Хосок. Юнги сглатывает, и проходит к трибуне. Он клянётся, скрестив пальцы. — Вы проводили диагностику моего клиента? — Да. — Есть ли причины, по которым мой клиент, не может быть свободен? — Нет, я ничего не заметил. — Спасибо. Свидетель ваш. — Мистер Мин. На сколько я знаю, вы были подозреваемым в убийстве и изнасиловании вашей сестры — Мин Джинху. Первый удар в кровавое сердце. — Протестую! — тут же подаёт голос Хосок. — Он не даёт мне договорить, — жалуется она. — Протест отклонён. Продолжайте. — Да… — И почему же? — Почему я был подозреваемым? — Нет. Почему вы убили её? — Я не трогал Джинху и пальцем, — шипит Юнги. — Правда ли то, что вы сидели на наркотиках в то время, и не можете быть уверены, что вы не виновны. — Протестую! — снова говорит Хосок, пытаясь уберечь Юнги. — Свидетель не обязан отвечать. — Я лишь хочу удостовериться, что наркозависимый человек, может здраво оценивать чужое состояние. — Протест отклонён. Можете ответить. — Да, — говорит Юнги, опуская низко голову, сдерживая слёзы. — Вы принимаете наркотики сейчас? Юнги медлит с ответом, вспоминая все бессонные ночи. — На основании того, что Мин Юнги был подозреваемым в убийстве и, возможно, употребляет наркотические вещества… Я настаиваю на том, чтобы присяжные на рассматривали показания Мистера Мина — как доказательства. Юнги отпускают, и он на ватных ногах идёт на своё место. Хосоку хочется кричать и ударить того демона… хочется обнять Юнги, успокоить как в тот день, когда его осудили. * Солёные капли ударяются о мрамор. Жалкие всхлипы заглушает вода. Он поверить не может… Чонгук считал, что он самый дорогой человек в жизни его приёмного отца, а теперь что? Его просто использовали, чтобы закрыть ноющую дыру одиночества. — Чонгук, — он слышит сзади низкий голос Тэхёна. Хоть что-то хорошее. Парень разворачивается к нему, обнимает его, утыкаясь в чужую грудь. — Тише… — Тэхён…