***
Укутывая грех в очарование, вы наслаждаетесь пороком, мой лорд.
***
Совсем ещё ребёнок, возбуждён, повергнут в ужас, беззащитен. И он продолжал целовать, смакуя несравненный привкус страха и вожделения на юных губах. Упиваясь тем, сколь сластолюбив и прекрасен мальчик в своих неумелых невинных деяниях. Его разум ещё сопротивлялся, но уже скорее с непривычки, тогда как тело пылало, отзываясь на каждое прикосновение. В грехопадении быстро растратил он всю свою напыщенную гордость, неприступность и задор, падая прямиком в липкие сети. Тонкие пальчики ловко вынимают из петель рубашки пуговку за пуговкой. Касаясь рукой оголённой груди, Транси вздрагивает, прекращая улыбаться, а Клод ликует. Его движения игривы, когда граф своенравно упирается ему в грудь своей худенькой изящной ножкой.***
Молитесь, ибо ваша погибель тот, чьим поцелуям вы подставляйте шею.
***
Вот она, человеческая похоть, плотское вожделение, действенное средство соблазнов и обольщений, что порождает ложь, искушая, вовлекая в самую бездну. «Второй круг Ада, Транси! Где он этого всего только понабрался? Что за вседозволенность такая?», мысленно злится Клод - его бесил этот юный развратник, не знающий никаких рамок и ограничений. Всё его хвалёное терпение и холодность летели к чертям. Какая тут может быть демоническая этика, когда крышу срывало от вида хрупкого мальчишеского тела. Фаустус снял очки, отбрасывая их куда-то в сторону. Настала его очередь облизываться, не составило труда избавить Алоиса от одежды, оставляя на ногах лишь чёрные гольфы. Чуть прищуренные глаза с расширенными зрачками блестели от возбуждения, но еще сохраняли ясность. Тонкие чуть заметные голубые венки пульсировали на висках. Мраморно-белая кожа завораживала, Клод уже не замечал, куда делась вся уверенность. Он ублажал его губами, и мальчик дышал глубоко, метался по простыням, широко расставляя ноги. Худое изящное тело дрожало, а смех сменили стоны. Он запрокидывал голову назад, и волосы мягкой волной ниспадали на подушку. Демон скользил по упругим ягодицам, не пропуская языком ни сантиметра на молодом теле. Чуть заметный шрам на по-детски острой коленке и маленькая родинка у лопатки. Пробежал пальцами по внутренней стороне бедра, касаясь выступающей тазовой косточки, вверх по рёбрам, к грудной клетке, медленно по ключицам, вверх к тонкой белой шее, чувствуя пульс на ощупь, по скуле, к щеке по лицу, отбрасывая светлые влажные пряди со лба. Длинные ресницы вздрагивали в такт учащённому сердцебиению, щекоча щёку, а дыхание обжигало губы. Новый поцелуй сорвал с губ мальчика еле слышный стон наслаждения и нетерпения. Хотелось бунтовать и покоряться, оживать, дрожать в предвкушении чего-то неотвратимого. Льнуть теснее, краснеть, затаив дыхание. Мальчик рвано вдохнул, жадно хватая воздух, словно неожиданно выплыл на поверхность. Его брови потрясенно метнулись вверх, а глаза распахнулись шире. Он всегда изумлялся своим новым ощущениям. Клод едва не рычал, когда Алоис гладил его горячей вспотевшей ладонью. И, не дождавшись разрешения, запрыгнул сверху, повторяя сценарий. Они кончают одновременно, не издавая ни звука. Мальчик замер на один краткий миг, жмурясь и тут же распахивая глаза. Алоис пытался сфокусировать свой взгляд на Клоде, и глаза его полны настоящего ужаса вперемешку с девственным блаженством, где наслаждение откровенно побеждало. Только Клод, чувствуя горячие брызги на своих бедрах, сильней стиснул пальцы, до синяков впиваясь в плечи мальчика. Алоис сглотнул - довольный и удовлетворенный, он отдался блаженному опустошению, как сытый лисёнок, опускаясь на кровать, тяжело дыша, горячий, влажный и немного растерянный. И остается только молча дышать, дышать так, словно учась это делать заново. Вскоре он засыпает, шумно посапывая в ухо Фаустусу.***
И юной красоты покров я грязью черноты в ночи укрою. Я буду тем, кто душу вашу облачит в соблазн. Я - ваша смерть. И пока вы будете идти ко дну, я останусь бесчувственен и расчётлив, плетя это белое кружево только для вас, Ваше Высочество. Вы всё поймёте, совсем скоро вы поймёте.
***
Осеннее небо очистилось после ночного дождя, воздух наполнили звуки ветра, шелест листьев. Звезды меркли на светлеющем небосклоне, пропадая одна за другой. Под напором холодных порывов голые сухие ветви со скрежетом бились в окно, царапая стекло. В постепенно тающем тумане проступали силуэты школы и шпилей на крыше величественного здания часовни. Над Лондоном брезжил поздний рассвет.***
Клод накинул на плечи махровый халат и поставил греться чайник. Чтобы достичь желаемого, порой приходится переступать через себя... не так ли? А завоевать доверие маленького одинокого ребёнка несложно... правда? Фаустус всегда считал человеческое тело лишь оболочкой того, что являлось его целью и добычей. Тем, за что он был готов и в огонь, и в воду, и даже на служение, но... На кровати позади него кто-то заворочался, пробубнил нечто абсолютно неразборчивое и затих. Клод напрягся, но оборачиваться не стал. Нет, некоторые его предыдущие хозяева, конечно, проявляли к нему своеобразный интерес, зато вовремя останавливались, не смея зайти дальше (Клод недобро прищурился), а тут... С самой их первой встречи демон понимал - мальчик этот из тех, кого называют «трудными детьми», а таким просто необходим опекун. Да и от Алоиса такого он не ждал. Решив подыграть мальчику и проявив инициативу, он ожидал иной реакции подростка. Транси мог закричать, ударить, пнуть, разозлиться, взбеситься, испугаться - такая гамма чувств! Мог! Но не стал. И Клод растерялся, растерялся перед напором четырнадцатилетнего подростка! Ведь его действия, что ведут к пороку, столь невинны... На кровати снова кто-то закопошился (мужчина обернулся), словно прочитав мысли демона - голая худая ножка появилась из-под вороха одеял. «И даже если предыдущие хозяева требовали, я... А этот мальчишка даже ещё не является полноценным господином... И такой упрямый... - словно оправдываясь перед самим собой, размышлял Клод. - Какого дьявола здесь происходит, Фаустус?! Этот мальчишка сам постучался к тебе в дверь и уже тогда знал, чем всё это может закончиться! Ты вообще демон или нет, задача у тебя такая - души развращать! Или ты уже забыл, зачем прозябаешь в этих стенах? И вообще за кем сюда явился? Тебе душа его нужна, а тело пойдёт приятным бонусом! Тебе радоваться надо, что активный такой попался, другой бы уже давно пулю в лоб пустил или святой водой обрызгал, дабы обуздать твои дикие повадки. А тут и тело и душа на блюдечке с голубой каемочкой, бери и пользуйся в своё удовольствие! Ты его совратил? Это еще с какой стороны посмотреть, кто кого совратил!» Клод прикрыл лицо ладонью и сквозь растопыренные пальцы смотрел на по-королевски развалившегося на его кровати мальчишку.«С какой лёгкостью вы приняли соблазны, вкусив запретного удовольствия из моих рук, мой лорд…»
***
- Доброе утро! - мальчик широко зевнул, спросонья прищурился и долго тёр глаза. Это было так по-детски, словно и не он вовсе вытворял вчера все те вещи в этой самой постели. Клод, не оборачиваясь, продолжал бесстрастно накрывать на круглый столик у камина - нужно же этого сорванца хотя бы завтраком накормить. Окончательно воспрянув ото сна, Алоис испугался, и Клод ясно почувствовал это. «Чёрт, плакал весь твой контракт, Фаустус, и сгорел синим пламенем, мальчишка сейчас просто...» - Что на завтрак? – Алоис подхватил с тарелки тонкий ломтик бекона, продолжая говорить уже с набитым ртом. - А разве все учителя не завтракают в столовой? – с невинностью ангела спросил Транси, и Клода просто подмывало ответить: «Не всех в комнате ждёт ученик, мирно спящий в их кровати». Но он лишь налил вторую чашку чая, поставив чайник на место, и произнёс: «Умойся в ванной, переоденься и приходи, завтрак почти готов». - Так разве мы уже не завтракаем... Вам что, сказать нечего, хотя бы "доброе утро"? – поинтересовался граф, потянувшись за сахарницей. - Послушай, Алоис, то, что произошло... - начал Клод и, слыша свой же голос, невольно вздрогнул. Неужели оправдывается, да ещё и перед кем! - Знаете, а мне понравилось, - перебил его Транси, отпивая из чашки, забираясь на стул с ногами. На этих словах, сказанных так беззаботно, демона словно ударило. «Что он несёт вообще?! Понравилось ему, словно я его на карусели в парк сводил! А может, это и к лучшему...» - Ну что вы молчите, или я вас уже не прельщаю? Не хотите? - он отставил чашку и наклонился через стол к Фаустусу. Клод не переставал дивиться такой простоте и одновременно развратности юного графа, хотя он и чувствовал, что тот всё ещё неуверен и немного боится. Больше его удивляла настоящая искренность в словах, сказанных мальчиком. Он поправил сползший ворот рубашки на плече Алоиса и как-то особо безнадежно вздохнул, так ничего и не ответив. Завтрак прошёл, полностью соответствуя поговорке «Кода я ем, я глух и нем». После Алоис молча, принял душ, оделся и ушёл. Тоже молча. На вас когда-нибудь обижался ребёнок? Нет? Ну, значит, вам повезло. Детская обида одна из самых чистых из всех человеческих эмоций! Она - это злость в сочетании с беспомощностью, коктейль, который с годами только набирает силу. И он же - шикарный способ манипуляции, позволяющий ребенку избежать наказания или добиться своего. Чувство вины вынуждает взрослых отменить наказание или разрешить то, что... Вы сказали чувство вины? Откуда бесчувственному сухарю, демону-одиночке Клоду Фаустусу знать, что это такое!? «...обидится», подметил Клод.***
Раннее утро оповещает о себе звоном в часовне и розоватыми лучами, настойчиво бившими в окно комнаты. День едва начался, ни учителя, ни ученики ещё не проснулись, отчего в тишине коридоров каждый его шаг казался поистине ужасным грохотом. Покинув учительское крыло, он без затруднения достиг дверей их с Сиэлем спальни и как можно тише вошёл. Фантомхайв мирно спал, отвернувшись к стене, на полке всё так же размеренно тикал старый будильник. Утро начиналось как обычно - почти... Сиэль даже не стал спрашивать, когда Алоис пришёл и что его так задержало, по пути на завтрак он как-то скомканно поинтересовался его самочувствием, сказав, что получил письмо из дома.Вы вернётесь ко мне, мой лорд, ведь я - ваша смерть. Вы вернётесь ко мне, мой лорд, ведь вы - моя смерть.