На кончиках пальцев

Ей снова пришлось сделать это. Уйти из комнаты пленника, оставив испуганного седого мальчишку, что жался в углу и с ужасом смотрел на очередного гостя, наедине с Тикки. Сочувственно взглянуть на него, услышать тихий всхлип, сквозь который можно разобрать лишь беспомощное «Роад…», — и закрыть за собой дверь, медленно опускаясь на пол, садясь рядом и облокачиваясь о стену. Сгорбиться, поджав колени — и плевать, что на ней юбка. Закрыть уши руками, чтобы не слышать этих надрывных криков, затихающего плача, болезненных стонов… Каждый раз. Каждый раз так. Выхода не было — поняв, что Уолкер не обладает никакой важной для Ноев информацией, Тысячелетний Граф не дал убить мальчишку, но сказал держать в плену на всякий случай — конечно, наложив печать на его Невинность, — если понадобится обмен заложниками. Разрешил делать что угодно — главное, чтобы проклятый был жив. Помнится, Роад тогда сама вызвалась ухаживать за ним. Несложно было догадаться, как развлекались меняющиеся охранники пленника. Это было так… низко. И ведь Мечта Ноя ничего не могла поделать: слишком уж важны ей были отношения внутри семьи, раз она позволила делать с тем, кого любит… такое. Да и расцениваться протест мог как предательство: не должен приспешник Господина Тысячелетнего привязываться к экзорцисту. Это продолжалось уже восемь месяцев. Сначала он сопротивлялся. Вырывался, кричал, давил на жалость, но если с добродушным Вайзли это проходило, то с близнецами — нет. Джасдеби были жестоки и драли мальчишку, несмотря на просьбы своей «сестры», которая потом вынуждена была приводить все в порядок после их «веселья». Потом перестал. Понял, что проще будет позволять делать с собой что угодно и тогда все закончится быстрее, да и побоев будет меньше. Но недавно это началось снова. Просто душераздирающие крики доносились из камеры, умело замаскированной иллюзионисткой под уютную комнату, причем Аллен начал бояться даже не самих изнасилований — он начал бояться мужчин. Стоило Тикки или Дебитто коснуться его, как он начинал плакать, стараться избежать любых контактов с… их телами. Это было страшно. Каждый день, из раза в раз, сидеть под дверью комнаты и знать, что за ней насилуют того, кого ты любишь. Может, немного странно, но любишь так, как, наверное, никто другой. Раньше ведь Аллен был другим. Веселым, улыбчивым — даже на поле боя он оставался милым, при мирных же переговорах Камелот могла болтать с ним сколько угодно — правда, сам сторонник Черного Ордена предпочитал избегать ее. Кто же знал, что скоро он будет доверять только ей. Когда Тикки вышел, девушка сразу заперла дверь, чтобы никто не вошел. Она видела свернувшегося на постели парня, который прикрылся простынями. Лорд Мик обходился с ним крайне осторожно, все-таки он хоть немножко, но уважал чувства Мечты Ноя. Но… Это не мешало ему делать с седым все то же, что и близнецы. Как это все-таки… больно. И ведь ничего не изменишь. — Аллен… Тонкие пальцы аристократки осторожно коснулись макушки отвернувшегося к стене экзорциста, и тот вздрогнул, еще сильнее натягивая на себя одеяло. — Аллен, это я. Он ведь не может обходиться без нее. Уже не может — раньше прогонял, боялся, презирал — но теперь он просто боится сломаться. Боится лишиться хотя бы той человеческой ласки, что может хоть немного скрасить его жуткие дни. Аллен медленно повернулся, не вылезая из-под одеяла, и испуганно посмотрел на Роад. Та, увидев, как сузились его зрачки, вздрогнула - осталось немного, совсем немного. Люди сходят с ума постепенно. Но она уже столько такого повидала, что признаки определить может с одного взгляда. Трясущиеся руки. Сломанное, как у пластиковой куклы, тело - и сломленная душа. Дикий, безысходный взгляд… Это жутко. Теплые губы мягко коснулись тонких пальцев, и Роад села около постели, сползая на пол. Осторожно, мягко дотронулась рукой до бледного лица, успокаивающе поглаживая мальчишку по седой голове. Тот прикрыл глаза, но тут же снова распахнул, чувствуя, как Мечта Ноя осторожно заправляет пепельные локоны ему за ухо, и вздрогнул. — Я ведь все равно умру, да? — Он не плакал. Похоже, на сегодня у него просто кончились слезы, но в голосе чувствовалась редкая тоска, граничащая с безразличностью, и Роад стыдливо отвела взгляд. — Вряд ли. Граф будет держать тебя… — …пока существует Черный Орден, — надломленно закончил он и подался чуть вперед, отчего простынь сползла с его плеча, открывая темные синяки с кровоподтеками. Тут же дернулся, натягивая ее обратно, но Роад лишь печально улыбнулась — она уже привыкла за ним ухаживать. Был период, когда Джасдеби случайно — «случайно» — сломали его руку, и тогда Аллен был просто вынужден принять помощь Ноя. — Я никогда отсюда не выберусь? Мечта Ноя вздрогнула, закусывая губы. Раньше она бы все отдала за такую возможность. Но теперь… — Я не знаю, — почти честно ответила Камелот, осторожно проводя пальцами по почти уже прозрачным векам экзорциста, и тот послушно прикрыл глаза. Он и сам понимал, что девушка не может предать семью. Она не может организовать его побег. Да, она не может. Она не может выпустить его, вывести из этого здания — а ведь Аллен даже не знает, где находится. Не может… помочь так. Но кто сказал, что она не может сообщить Черному Ордену? Неужели столь искусной иллюзионистке было бы сложно найти старый голем, оставленный экзорцистом, и сымитировать голос Аллена? Нет, ей было не сложно. Но Роад не знала. Не знала, как скоро экзорцисты прибудут сюда. Смогут ли они спасти седого. Хотя ей очень хотелось. Мягкие губы прильнули к бледному лбу, и девушка осторожно коснулась белоснежной простыни, которой прикрывался экзорцист. — Аллен, позволь мне… Он безразлично кивнул, садясь, и позволил ей присесть рядом, совсем не стесняясь его. Она всегда… обрабатывала его раны, старалась вылечить травмы. И в этот раз ее помощь очень даже пригодится, более того — Аллен привык к этому. Он еще не знал, что Черный Орден отправил восьмерых добровольцев на его выручку. Он не знал, что его могут спасти. А Роад надеялась и верила.