Лимонные дольки вместо счастья

      Два рыжеволосых парня стояли рядом возле края недавно засыпанной могилы. Тяжелые размышления сделали их лица ещё более похожими: одинаково нахмуренные брови, одинаково сухие глаза, одинаково сжатые губы. Все участники незамысловатой похоронной церемонии начали понемногу расходиться, но братья продолжали неподвижно стоять, буравя рыхлую глину невидящими взглядами. Никто не решился их окликнуть.       Они вспомнили о неумолимом течении времени, только когда с неба над кладбищем окончательно сошли последние кроваво-красные солнечные отсветы. Всё так же храня гробовое молчание, братья развернулись и направились к дому по сумеречным улицам.       — И что теперь? — Аберфорт первым прервал молчание, мрачно, снизу вверх глядя на старшего брата.       Ответа не последовало. Впервые за свою жизнь Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор не имел ни малейшего понятия, что делать дальше. Его учили летать на метле, пересаживать мандрагоры, варить зелья и даже усмирять гиппогрифа, но вот тому, что делать восемнадцатилетнему юноше, не обладающему профессиональным образованием и средствами к существованию, когда он внезапно становится главой семьи, состоящей из несовершеннолетнего брата и безумной сестры, Альбуса, к его величайшему сожалению, никто не научил. Молодой Дамблдор был рад наступлению сумерек, потому что в их темноте никто не мог заметить тень растерянности на дне голубых глаз, обычно горевших огнём решительности и энтузиазма. В этот вечер Альбус, снискавший репутацию блистательного юного волшебника, чувствовал себя как рыба, выброшенная на берег: черепную коробку наполняла сумбурная каша из неясных обрывков мыслей и чувств, которые молодой маг безуспешно пытался разложить по полочкам.       Чтобы избавиться от беспорядка в голове, Альбус решил отдаться самому подходящему к случаю чувству — скорби по матери — но обнаружил, что почти не испытывает его. Все попытки воскресить счастливые воспоминания о матери приводили к одному выводу: даже самые поздние из них хранились в памяти Альбуса не менее восьми лет и уже успели изрядно поблекнуть. После того как случилась «беда» (так они тактично называли между собой катастрофу, превратившую вполне благополучную, хоть и небогатую семью Дамблдоров в кучку одиноких людей, ютившихся под одной крышей), Миссис Дамблдор стала фанатично ухаживать за дочкой, постепенно уделяя все меньше и меньше внимания сыновьям, и в конце концов старший сын практически перестал для неё существовать. С десяти лет Альбус привык видеть мать озабоченной, уставшей, раздражительной, напуганной, но только не участливой и внимательной по отношению к нему. Но он не винил её: произошедшее было слишком тяжелым ударом для всей семьи, и на матери, как на её новой главе, отразилось сильнее всего. К тому же, именно благодаря стараниям матери Ариана до сих пор оставалась жива и относительно здорова.       С другой стороны, ещё будучи первокурсником Хогвартса, Альбус изучил тонны соответствующей литературы (была на его памяти даже парочка книг из запрещенного отдела), и ясно усвоил, что истории про детей-обскуров никогда не заканчиваются ничем хорошим, и неизбежная трагедия — лишь вопрос времени. Поэтому, когда юный Дамблдор получил письмо, извещавшее о потере кормилицы, он не без оцепенения понял, что подсознательно ожидал этого известия много лет.       И, тем не менее, оно пришло чертовски не вовремя: до вручения диплома и награждения за невероятно успешное окончание обучения в Хогвартсе оставались считанные дни, но Альбусу пришлось спешно собирать вещи и вместе с братом ехать домой. Кроме этого Альбус досадовал ещё и на то, что традиционному путешествию, которое каждый волшебник со своим лучшим другом совершал по окончании Школы Волшебства, не суждено было состояться, а он ведь с таким нетерпением его ждал… Но теперь о нём можно было забыть: не мог же Альбус бросить Аберфорта и Ариану на произвол судьбы…       Альбус покосился на брата. Тот вяло перебирал ногами, смотря в землю отсутствующим взглядом, и изредка пинал камушки запыленными мысками ботинок. Однако, несмотря на отрешенность, Аберфорт держался как бы упрямо, словно вцепившись в какую-то определённую идею и решившись отстаивать её до победного конца.       — Он ведь настырный, совсем как его ненаглядные козлы, — промелькнуло в голове Альбуса, — если упрётся — ничем не сдвинешь…       Альбус незаметно вздохнул и подумал, что разговор предстоит нелегкий.       Из задумчивости юношу вывели вид потрескавшейся вывески, гласившей «Трактир «Голень гиппогрифа», и крики подвыпивших завсегдатаев заведения. Альбус повел плечом, окончательно отбрасывая обрывки размышлений, и как бы мимоходом бросил в сторону брата, подбадривающе подталкивая того в плечо:       — Аб, давай в «Голень», возьмём рагу на всех, — и, не дожидаясь согласия, втащил замявшегося и что-то пытавшегося возразить брата в трактир.

***

      Трапеза в доме Дамблдоров проходила не в благообразной скорби, как ей полагалось, а скорее во всеобщей потерянности, или даже унынии: Ариана с заплаканными пустыми глазами ковыряла вилкой в тарелке, выбирая из нее кусочки овощей; Аберфорт так и не притронулся к еде: он сидел, сжав зубы и глядя прямо перед собой, в ожидании того, что скажет старший брат; и только Альбус с напускным спокойствием и неплохо подделанным фальшивым аппетитом поедал ужин, с громким стуком отрезая кусочки мяса. Предстоял тяжёлый разговор, и Альбус собирался с силами, прежде чем начать.       — Относительно нашего будущего, — наконец произнёс он, продолжая как ни в чем не бывало пережевывать рагу. К Альбусу тут же обратились две пары глаз. — Я всё обдумал и теперь готов рассказать вам о своих намерениях.       — Я буду следить за Арианой, пока ты будешь в путешествии, — на одном дыхании выпалил Аберфорт, как будто именно эту фразу он готовился произнести всю дорогу до дома. Красноречие никогда не было его отличительной чертой, и в споре со старшим братом, который за словом в карман не лез, у него практически не было шансов. Но зато у него были феноменальное упрямство и умение стоять на своём несмотря ни на какие аргументы.       «Ну, началось, » — недовольно отметил про себя Альбус, стараясь внешне сохранять как можно более дружелюбный и убедительный вид.       — Аб, спасибо большое за предложение, но не забывай, что тебе пока нужно закончить школу, а я теперь абсолютно свободен и могу сам приглядеть за Арианой, правда? — Альбус посмотрел на сестру, но та ничего не ответила. — Тот курс по изучению волшебных животных, на который ты записался ещё полгода назад, он ведь начинается уже через две недели, да? Тебе правда нет нужды его пропускать, Аб.       — Но Ариана… — продолжал упрямствовать младший Дамблдор, но в его голосе уже не было прежней настойчивости: видимо, напоминание про летний курс возымело своё действие. Аберфорт никогда не был заучкой, а на фоне брата, которого заслуженно считали одним из лучших учеников Хогвартса, он частенько представлялся шалопаем и мечтателем, но в одном предмете ему не было равных: он с детства обожал магических животных в общем и козлов в частности. Однако к сестре Аб испытывал по-настоящему теплые чувства; младшие дети всегда были очень близки: Аберфорт оберегал Ариану, а она доверяла ему. Старшего брата девочка побаивалась: слишком уж было непонятно всё, чем он занимался, а постоянное дипломатическое дружелюбие всегда казалось ей напускным. К тому же, его почему-то недолюбливал братик Аб, и это передавалось Ариане.       — Ариана прекрасно поживёт и со мной, — Альбус уже начинал терять терпение. Ему очень хотелось добавить, что, хоть он и не так хорош в обращении с козлами, с сестрой-то уж точно сможет справиться, будь она хоть трижды обскуром, но он удержался от соблазна, изо всех сил стараясь вести себя как подобает хорошему брату.       — Не переживай, Аб, как только ты закончишь школу, мы можем поменяться: я уеду в путешествие, а ты останешься с Арианой.       Аберфорт, видимо, оказался удовлетворен такими условиями, потому что промычал нечто нечленораздельное, сопроводив его кивком головы, что Альбус тут же расценил как положительный ответ. Сама же Ариана за все время выяснения своей судьбы не проронила ни слова; она лишь молча и озабоченно наблюдала за развитием событий.       — Ну вот и чудесно! — Альбус с чувством выполненного долга отодвинул пустую тарелку к середине стола.

***

      Ариана мирно спала в своей комнатке, Аберфорт временно расположился на софе в кабинете и тоже видел уже не первый сон, но Альбус никак не мог уснуть.       Было две вещи, которые заставили его настоять на том, чтобы остаться приглядывать за Арианой. Первой из них было самолюбие: его ранило то, что младший брат вызывал гораздо больше благоговения и любви у Арианы, чем он, Альбус, старший брат и по совместительству гениальный волшебник. Он надеялся, что благодаря его жертве Ариана наконец поймёт, кому из братьев ей стоило оказывать предпочтение, и, к тому же, сделанное Аберфорту одолжение давало ему новые возможности для манипулирования его интересами после того, как тот окончит школу.       Второй вещью были воспоминания. Альбус, которому наскучило впустую лежать и разглядывать знакомый потолок, соскочил с софы и, стараясь не шуметь, направился в прихожую. В числе не разобранных после приезда сумок братьев начищенным металлом замка блестел небольшой саквояж. Альбус прошептал заклинание, открывавшее замок, и, распахнув саквояж как можно шире, пролез в тесную комнатку, находившуюся внутри него. Стены комнатки были обиты панелями из темного дерева, а всю мебель составляли стол, заваленный рукописями, табуретка и несколько шкафов, полки которых были заставлены загадочного вида пузырьками. Альбус машинально дернул на себя дверцу самого массивного шкафа и на несколько мгновений застыл перед пыльными полками, как будто забыв, зачем пришёл. Однако, опомнившись, Альбус схватил тяжёлый тёмно–синий пузырёк, захлопнул дверцу шкафа и по маленькой лесенке, ведшей к проёму в потолке, вылез из саквояжа, держа в зубах заветный пузырёк.       На кухне Альбус налил холодной воды в самое большое блюдо, которое нашлось в доме, и капнул в него немного содержимого синего пузырька. Вода засветилась и пошла голубовато-чернильными разводами. Тогда Альбус, сосредоточившись, приставил к виску волшебную палочку и опустил протянувшуюся от неё ярко сияющую нить в тарелку. После этого Дамблдор судорожно выдохнул и опустил голову в воду.

***

      Он видит перед собой как в тумане десятилетнего Альбуса. Малыш проснулся посреди ночи, потому что услышал громкие и страшные голоса родителей. Он беззвучно открывает дверь и выскальзывает из детской. С кухни протягивается полоса тёплого, слегка колышущегося света.       — Не могу поверить, что ты действительно сделал это, Персиваль! Это невозможно! — мать не в состоянии сдержать рыдания. — Может быть, тебе удастся укрыться на время, а потом, когда всё уляжется, вернуться домой? Что же будет с нами, если они заберут тебя? Что я скажу детям?       Альбус робко заглядывает в кухню. Мать сидит к нему спиной, но он видит, как вздрагивают в тёплом свете лампы её плечи. Напротив неё сидит отец. Альбус никогда прежде не видел у него такого лица: оно как будто удлинилось; скулы резко выделяются над глубокими тенями впалых щёк. Отец мрачно смотрит куда-то перед собой, ещё несколько мгновений не замечая появления сына. Но, уловив боковым зрением игру света в каштаново-рыжих волосах, он поворачивается к дверному проёму.       — Альбус?!       Мать тут же затравленно оглядывается, вытирая слёзы с опухшего лица:       — Сынок, дорогой, почему ты не спишь?..       В глазах отца сверкает какой-то странный огонь, и он резким движением поднимается, решительно отодвигая стул. Подойдя к Альбусу, отец опускается на колено и, крепко обхватывая плечи сына своими ладонями, смотрит на него теми самыми страшными, лихорадочно сверкающими глазами.       — Послушай сюда, сынок. Я ухожу и теперь буду жить в другом месте, далеко от вас. Наверное, мы с тобой больше никогда не увидимся, — отец склоняет голову и заглядывает сыну в лицо, для убедительности несильно встряхивая его за плечи. — Запомни, Альбус: ты старший, потому теперь ты отвечаешь за брата и сестру. Береги их, ладно?       Десятилетний Альбус не плачет, только смотрит широко раскрытыми глазами. Он слишком ошарашен и напуган, чтобы осознать весь смысл отцовских слов. Он даже не уверен в том, что всё происходящее в эту минуту — не тревожный сон, навеянный страхами последних дней. Мальчик робко кивает, потому что это именно то, чего ждёт от него отец.       Зато Альбус восемнадцати лет от роду уже не видит ничего перед собой от застилающей взгляд пелены. Как ни странно, воспоминания об отце в душе Альбуса сохранились куда лучше, чем о матери, и нисколько не потускнели за долгие годы. Возможно, дело в том, что отца маленький Ал считал чуть ли не лучшим человеком на всём земном шаре: самым сильным, самым умным, самым справедливым. Альбус любил слушать рассказы отца: фантастические — о трёх братьях и дарах смерти, реальные — об основании Школы Чародейства и Волшебства, мечтательные — о том, как Альбус вырастет и станет великим волшебником. Слово отца всегда было для Альбуса законом, таким же неопровержимым, как элементарные законы природы.       Но той непонятной, освещённой тёплым светом лампы ночью Альбус видел отца в последний раз.       Дамблдор машет рукой перед лицом, силясь развеять наваждение, и последнее, что он слышит, выныривая из расползающегося по швам воспоминания, — это слова отца:       — Молодец, сынок! А теперь — живо в кровать!..