Ученик мракоборца

В конце концов, Снейпу надоело работать без помощника. Гарри был вновь допущен в лабораторию. Первое, чему он поразился, оказавшись в святая святых мракоборца после запрета, был ужасный беспорядок. Помня, что каждый день может стать последним, Снейп не тратил времени на уборку и работал, не обращая внимания на царивший вокруг него хаос. Гарри долго расставлял по местам приборы, очищал заклинанием котлы, раскладывал по местам ингредиенты и разбирал разбросанные свитки. С того дня, когда Гарри все же отдался хозяину Стэмпхолла, он ни разу не обсуждал это со Снейпом. Ему было достаточно увидеть на следующий день, что вместо болезненных волдырей на теле остались только засохшие бурые корки, под которыми розовела здоровая кожа. Не было ни слабости, ни лихорадки — только легкий покалывающий зуд. Это казалось невероятным. Магия сочла соитие двух мужчин супружеским долгом и отложила расправу. На первый взгляд цена за исцеление была ужасной. Но Гарри не жалел, что заплатил ее. Он знал, что с самого начала у него не было никакого выбора. Еще ему пришлось осознать, что у него больше никогда не будет собственной жизни. Единственной целью его существования стало выживание. Каждый свой день он будет проводить здесь, в этом доме рядом со Снейпом, отодвигая от себя лютую смерть на несколько недель вперед. Возможно, он успеет за это время состариться. Возможно, он еще сумеет научиться у Снейпа ремеслу. Но он никогда не станет счастливым. Никогда не найдет девушку, которую полюбит. Никогда не прижмет к груди своего ребенка. И еще много чего, что не произойдет с ним никогда. Гарри был глубоко несчастен. Но он быстро смирился. Видимо, предопределение не было выдумкой. Впервые глубоко об этом задумавшись, Гарри поверил в судьбу. Он привык к лишениям с детства. Его жизнь началась с нищеты и сиротства. С первых дней на ферме Гарри указали его место. Он повзрослел очень быстро. Пока восьмилетний Гарри был свинопасом, пределом его мечтаний было стать фермером, как дядя. Когда ему было одиннадцать, он впервые встретил мисс Макгонагалл, которая пришла забрать его в Хогвартс. Она была обескуражена, обнаружив, что сын сэра Джеймса Поттера не умеет даже читать. В школе Гарри провел самые счастливые годы. Но поначалу ему пришлось там несладко. Гарри всегда был стеснителен, и чувствовал себя изгоем среди детей из знатных семей. Фамилия "Поттер" давала ему право обучаться в лучшей английской школе для мальчиков-магов, но годы, проведенные на ферме словно оставили несмываемый отпечаток. Поначалу Гарри очень сильно отставал в учебе, за что мистер Филч часто порол его и ставил перед Большим залом с табличкой "Лентяй". Драко Малфой и другие мальчики дразнили его за глупость и плохие оценки. Юный мистер Поттер провел много вечеров в безутешных рыданиях. Тогда он понял, что ему не на кого рассчитывать в этой жизни, кроме себя. Гарри стал неистово учиться. За два года он сумел обогнать большинство однокурсников по многим предметам. А вскоре стал лучшим в школе по Защите от Темных искусств. У Гарри появились друзья на Гриффиндоре. Он сблизился с Симусом Финниганом и Невиллом Лонгботтомом. Они были хорошими ребятами, но, когда Гарри исполнилось четырнадцать, в его жизни появился он. Гарри заметил его только на четвертом году обучения. Он обратил на него внимание на пиру в Большом зале и изумился, как все это время мог не замечать столь совершенное и прекрасное создание. Седрик Диггори, единственный сын сэра Диггори, был старше Гарри на два года и учился на шестом курсе Хаффлпаффа. Он был одним из самых талантливых и красивых юношей в Хогвартсе. Когда Гарри впервые обратил на него внимание, он был поражён его изяществом, а в душе поселилось странное чувство тянущей боли и при этом какого-то невероятного счастья. Гарри понял, что он готов пойти на что угодно, чтобы добиться расположения блистательного юноши. Он мечтал стать его самым преданным, нежным другом, но не знал, как завладеть его вниманием. Долгими ночами он страдал от тоски и собственной ущербности. Гарри хотелось стать таким же красивым, сильным и неотразимым, как Седрик. Судьба оказалась в очередной раз к нему несправедлива: Гарри был худым бледным мальчишкой с вечно растрепанными волосами. Рядом с этим юношей он чувствовал себя гадким птенцом, который с восхищением смотрел на великолепную птицу. Он втайне обожал Седрика и не смел поднять на него глаза, когда тот проходил мимо. Его благословением стал случай. Однажды Сердик неудачно упал на матче по квиддичу и сломал запястье. Наплевав на снитч, который кружил у него перед глазами, Гарри стремглав бросился вниз и первым попытался поднять его. Матч был прерван. Гарри проводил Седрика до больничного крыла. Так они и познакомились. Через некоторое время у них сложилось что-то вроде дружбы. Седрика забавляла восторженность младшего товарища, а Гарри был впервые так ошеломительно счастлив. Он быстро привязался к Седрику. Приятели проводили вместе все больше времени. Они оба любили квиддич, приключения и боевую магию. У них были веселые прогулки и долгие часы разговоров. Гарри каждый раз с грустью расставался с Седриком на ночь. Он страдал от того, что не живет с ним в одной комнате. Он был настолько очарован своим незаурядным, удивительным товарищем, что сидя с ним на ковре у камина, каждый раз мечтал заключить его в собственнические объятия и молитвенно прижаться губами к щеке. Тот миг, когда Седрик однажды взял его за руку и переплел их пальцы, стал самым восхитительным воспоминанием об их дружбе. Гарри думал, что так будет всегда, и на протяжении долгих лет они с Седриком будут держаться вместе. Но над его жизнью тяготел злой рок. Седрик погиб в конце шестого курса. Его убил безумец, который верил в то, что жизнь юноши может продлить его собственную жизнь. В тот день Гарри показалось, что настал закат мира, и солнце уже никогда не взойдет над землей. Он был совершенно убит горем. Казалось, что ему никогда не пережить эту невосполнимую утрату… Прошло три года. И вот, судьба привела Гарри в Стэмпхолл, где ему, по всей видимости, было суждено окончить свои дни. Больше не было ни смелых идей, ни высоких стремлений. Остался лишь морально изувеченный Гарри и простирающаяся над ним власть проклятья. * * * Снейп меж тем стал менее враждебен. Видимо, он наконец-то понял, что зависит от Гарри, и перестал тратить энергию на пустые оскорбления. Они вновь работали вместе и мало общались друг с другом. Снейп был как всегда холоден и безразличен. Правда, иногда он смотрел на Гарри с какой-то жалостью и снисхождением — таким взглядом старые сластолюбцы обычно смотрят на юных девушек, попадающих в дома разврата из-за бедности. Это раздражало. Гарри скорее предпочел считать себя рабом Снейпа, нежели нищей шлюхой, которую тот приютил под своей крышей. Казалось, что Снейп перестал считать Гарри человеком, которого стоило стесняться или что-то от него скрывать. Он спокойно заходил к своему ассистенту в спальню в любое время суток и не удивлялся, если натыкался на него в какой-то из комнат. Гарри даже казалось, что зайди он к Снейпу в комнату без разрешения, ему за это ничего не будет. Но стоило ему заговорить со Снейпом или обратиться к нему с каким-то вопросом, как тот напускал на себя неприступный надменный вид и, если снисходил до ответа, то делал это отрывисто и пренебрежительно. Гарри потребовалось немало времени, чтобы понять: Снейпу нравилось винить его в своем поражении. Этот человек никогда не признавал собственных ошибок. Снейп со своим характером был обречен на вечное одиночество и изгнание. Гарри с тоской ждал следующего раза, когда магия потребует исполнения их "супружеского" долга. Он знал, что на этот раз не будет тянуть до последнего. Поэтому, когда почувствовал знакомый тревожащий зуд на груди, понял, что пора. Пока Гарри размышлял, как спросить об этом Снейпа и не выглядеть при этом униженным, проблема решилась сама собой. Снейп сам пришел к нему. Он многозначительно посмотрел на него и сделал кивок в сторону двери. Гарри понял все без слов и встал. На этот раз все было немного иначе. Снейп явно не выбивался из последних сил и, похоже, пытался насладиться процессом. Он не предложил Гарри лечь на кровать, а наклонил его над столом и собственноручно раздел, спустив с него брюки. А затем долго брал его стоя, упираясь ногой в высоком сапоге в сиденье отодвинутого стула. Пока Гарри краснел и покрывался липким потом, не в силах отделаться от мысли, что его дерут, как непотребную девку в таверне, Снейп судорожно и жалобно вздыхал за его спиной. На удивление, все закончилось быстрее, чем в прошлый раз. Снейп сбился с темпа и, вцепившись Гарри в плечи, замер, после чего с тихим стоном начал раскачиваться туда-сюда. Приведя себя в порядок, он устало плюхнулся на стоящий рядом стул. — Из-за вас я лишился любовника, — зло сказал он вместо благодарности. — Что? — изумился Гарри, нервно поправляя одежду. — А я тогда, по-вашему, кто? Верная жена? — Вы — всего лишь досадное недоразумение. Неужели вы думаете, что происходящее между нами можно назвать близостью? — Ну, знаете ли… В отличие от вас, я не настолько опытен, чтобы знать подобные вещи. Тем более, я не обязан вас ублажать. Пускай это делает Рон из деревни. — Уизли-то? Благодаря вам, он больше не придет. — Второпях забыли стереть ему память? — поддел его Гарри. — Стереть память? Да вы рехнулись! Я никогда не принуждал его к этому. С самого начала у Уизли был выбор. Конечно, я платил ему… Но он мог отказаться, и его решение никак не повлияло бы на сделку с его отцом. Он выбрал деньги. — То есть, вы покупали его, как проститутку? — Можно сказать и так. — А что теперь? Его интерес к вашим деньгам ослаб? — Он страшно напуган. Полагаю, он до сих пор вздрагивает от ужаса при мысли о виселице. — И правильно делает, — мстительно сказал Гарри. — Впредь будет думать. — И чем он, по-вашему, хуже шлюх из публичных домов, чей честный труд защищен законом? — Тем, что падшие женщины удовлетворяют естественные потребности мужчин. А Уизли потакал вашему извращению. Это против природы! — Против природы? Это и есть моя природа. Так уж вышло, что я люблю только мужчин. И не в моей воле изменить это. — И эту низменную похоть вы называете любовью? — Не судите по себе, Поттер. Вы ничего не знаете о любви. Я никогда не любил ни вас, ни Уизли. Мои отношения с вами — это вынужденная необходимость, а с ним… я просто приятно проводил время. — И сколько мальчиков вы совратили подобным образом? Сколько мужчин прошло через вашу постель за эти годы? — Двое, не считая вас. — Правда? И что же стало с тем первым, который утянул вас в пучину разврата? — Не смейте говорить так! — Снейп вскочил на ноги, и глаза его засверкали. — Его имя свято! Вы ничего не знаете, чтобы говорить подобные вещи. Он глубоко вздохнул и, немного успокоившись, произнес: — Однажды у меня был супруг. Не то жалкое подобие, которое представляете из себя вы... Наш брак был заключен магией, а не людьми. Мы приняли клятву верности добровольно. Мы были счастливы, но мой муж погиб при трагических обстоятельствах, а я не смог его спасти. Снейп замолчал. Его лицо было бесстрастным. Лишь глубокая морщина между бровей выдавала его переживания. Гарри сосредоточенно следил за ним. — Как? — Что, простите? — Снейп повернулся и холодно на него посмотрел. — Как он погиб? Тот вновь отвернулся и дернул плечами. — Его… разорвал оборотень. — О, Мерлин, — выдохнул Гарри. Как бы ни отвратительны были мужеложцы, услышанное заставило его содрогнуться. Сознание нарисовало душераздирающую картину: Снейп склоняется над мертвым телом своего изуродованного любовника… Наверное, даже у падших людей есть сердце, и они умеют искренне скорбеть. Гарри вспомнился тот день, когда он в последний раз попрощался с мертвым Седриком, проведя ладонью по его белым, словно мраморным щекам. Гарри тряхнул головой, пытаясь отогнать видение. Несмотря на то что прошел уже не один год, думать об этом было по-прежнему тяжело. Атмосфера в комнате стала гнетущей. "Еще бы, — подумал Гарри, — это же логово Снейпа." В присутствии своего хозяина он всегда чувствовал себя подавленным. У него не было ни единой причины задерживаться здесь — тем более для сентиментальных бесед. Гарри встал и не попрощавшись вышел. * * * Было непонятно, что спровоцировало подобную перемену, но Снейп стал удивительно фамильярным. Сначала Гарри поразило то, что он стал обсуждать с ним свои дела. "Поттер, — говорил Снейп, — какая-то миссис Вэнсвуд просит меня разобраться с полтергейстом у нее в доме. Дело займет не больше суток. Как думаете, нам стоит туда отправиться? Или написать ей, чтобы обратилась в аврорат?" Когда подобный вопрос впервые достиг ушей Гарри, от неожиданности он пролил растопленный воск себе на брюки. Снейп никогда не интересовался его мнением, тем более, не предоставлял ему права решать. Подобная благосклонность насторожила Гарри. За первым потрясением сразу последовало следующее. Снейп позволил ему давать распоряжения эльфу. Похоже, он смирился с тем, что Гарри останется здесь навсегда. К чести Снейпа, он старался облегчить участь своего вынужденного пленника. Гарри не мог не оценить этого. Он мог бы даже поблагодарить за это, если бы не раздражение, которое росло день за днем. С некоторых пор Снейп стал требовать, чтобы Гарри постоянно был возле него. Они вместе завтракали, обедали и ужинали, вместе работали в лаборатории, вместе сидели по вечерам в гостиной. Разговаривали они немного — коротко и в основном по делу. Гарри понял, что Снейп не любит беседовать о вещах, которые его не интересуют. А общих тем у них не было. Поначалу Гарри показалось, что Снейп пытается наладить с ним отношения. Это его даже обрадовало. Но вскоре он ощутил, что ему остро не хватает личного пространства. Ему не разрешалось самовольно покидать Стэмпхолл. Раза два он собирался на прогулку. И оба раза к его неудовольствию и удивлению Снейп выражал желание "составить компанию". В чем заключалась компания, Гарри так не понял. Они молчаливо бродили по мокрому грязному снегу вдоль дороги или наматывали круги по тропинкам в роще. Снейп то и дело прятал длинный, покрасневший от холода нос в шерстяной шарф и всем своим видом выражал недовольство происходящим. Он явно не был поклонником прогулок и светских раутов. С какой целью он увязывался за ассистентом, было неясно. Он также приходил в библиотеку именно в то время, когда там был Гарри. А еще без стеснения мог войти в его спальню, когда тот спал или мылся. Растущее недовольство превращалось в глухую ярость. Гарри начало казаться, что Снейп просто поменял тактику и решил довести его до сумасшествия своей навязчивостью. Гарри не знал, куда деться. Казалось, что Снейп занимал собой все свободное пространство в доме, и теперь другим физически не хватало в нем места. Гарри поймал себя на том, что наслаждается редкими моментами, когда Снейп был не с ним, а с сыном. Тот по-прежнему ограждал его от общения с Оскаром и предпочитал заниматься с ребенком лично. Гарри несильно расстраивался по этому поводу: обучать грамматике или простым вычислениям шестилетнего мальчика казалось ему довольно скучным. Он радовался, что Снейп не нагружал его этой работой. К тому же, это были единственные часы, когда Гарри от него отдыхал. Оттого, что в одночасье Снейпа стало слишком много, Гарри начали бесить даже те вещи, на которые прежде он не обращал внимания. Например, ежедневные сообщения о планах на день за завтраком. Какой смысл было говорить о них, думал он, если каждый день они делали одно и то же, и от рутины можно было уже на стену лезть? Его возмущала одержимость, с которой Снейп придерживался жесткого, почти тюремного распорядка в своем доме. Однообразие набило Гарри оскомину, но высказывать свои претензии вслух он не решался. Совместные отлучки на задания теперь тоже не радовали. Во-первых, потому что вне дома Гарри каждую минуту проводил со Снейпом. Во-вторых, им приходилось ночевать в одном помещении, если работа требовала их присутствия больше, чем на один день. После каждой такой поездки Гарри возвращался в Стэмпхолл уставший, злой и по горло пресыщенный обществом Снейпа, которым, казалось, был отравлен даже воздух в доме. Он злился, когда Снейп подходил к нему слишком близко (а тот, надо сказать, делал так всегда). Когда Снейп пытался заговорить с ним, а Гарри был не настроен на беседу. Злился, когда Снейп часами сидел рядом и молчал. Когда пил каждый вечер бренди. Когда оставлял на столе свои длинные черные волосы. Когда хрустел пальцами. Когда ронял слюну во время разговора. Когда разбрасывал свои вещи в лаборатории. Когда шуршал в библиотеке страницами. Гарри злился даже в те моменты, когда Снейп проявлял к Оскару нежность. В ласковых словах и жестах ему мерещились лишь притворство и фальшь. Но самым невыносимым было время, когда он оказывался в постели Снейпа. По всей видимости, тот считал Гарри своим любовником. Иначе объяснить его поведение было нельзя. Теперь Снейп требовал, чтобы во время исполнения супружеского долга они оба были полностью обнажены. Как бы Гарри не отворачивался, не желая видеть чужой наготы, он все равно ощущал жар и прикосновение другого тела под одеялом, которым они укрывались. Едва он смущенно и несмело забирался в нагретую постель, Снейп впивался в него клещом и не отпускал, пока не доходил до пика. Он беспардонно трогал Гарри за срамные места, разнузданно шарил руками по телу, не обращая внимания на то, что от унижения тот еле сдерживал слезы. Он шептал ему на ухо пошлые комплименты, говоря, что Гарри красивый, и называл его в такие моменты "мальчиком" или " милым мужем". Распробовав вкус греха с новым любовником, Снейп больше не сдерживал неистовство своей плотской страсти. Он хотел, чтобы в постели ему отдавались полностью. Однажды он настоял на том, чтобы во время соития Гарри лежал к нему лицом. Навалившись на него всем весом, Снейп принялся яростно и мокро целовать его в губы. Гарри послушно и вяло отвечал ему под натиском, пытаясь очистить сознание, чтобы не запаниковать и не начать вырываться. Когда же он позволил Снейпу погрузить горячий скользкий язык в глубину своего рта, тот забился в экстазе и, прежде чем обессилено упасть на простыни, простонал "О, дорогой!". Потом Гарри долго мылся над тазом и полоскал рот у себя в комнате. После того, как все заканчивалось, Снейп обычно выглядел разочарованным, хотя и старался не показывать этого. В постели Гарри всегда был скован и холоден. И это, похоже, оскорбляло Снейпа. Неизвестно, что он себе надумал, но, судя по всему, он каждый раз ждал, что Гарри ответит на его ласки или хотя бы покажет, что ему приятно. Разумеется, эти ожидания были тщетны. Каждый раз Гарри хватало лишь на то, чтобы одеться, сухо пожелать спокойной ночи и уйти, сдерживая отвращение. Выносить Снейпа и так с каждым днем становилось труднее. Вот уж на что тому точно не стоило рассчитывать, так это на страсть * * * Не зря говорят, что человек становится похож на того, с кем водится. Тот, кто обитает среди глупцов, сам со временем становится глупцом. А тот, кто живет с развратником, со временем склоняется к пороку. О своем новом ужасном недуге Гарри узнал однажды ночью. Ему неожиданно приснился бывший однокашник Колин Криви, с которым они никогда не были близки. Во сне он почему-то был в купальне. Гарри с удивлением обнаружил, что они оба сидят в ванне без одежды. От горячей воды вдруг стало приятно как никогда в жизни, внутри что-то натянулось, тело завибрировало. Колин намылил пальцы и завел руку за спину. Гарри показалось, что он просто моется. Но тот вдруг повернулся спиной и выгнулся. Гарри ахнул. Он увидел, что Колин прямо у него на глазах раздвигает ягодицы и погружает пальцы… Гарри резко проснулся. Он заскрипел зубами от невыносимого желания досмотреть этот сладострастный сон до конца. Напряжение внизу живота было невыносимым. Он стиснул пах под одеялом и с громким стоном излился в домашние брюки. После этого он еще долго лежал, пытаясь успокоить шумное дыхание и гулко бьющееся сердце... На утро он попытался объяснить себе, что произошло ночью. До этого дня его плоть никак не проявляла себя, за исключением редких самоосквернений во сне. И то Гарри никогда не мог вспомнить, что ему снилось. Такой непристойный реалистичный сон он видел впервые. Что возбудило его настолько, что он не выдержал и совершил столь постыдный поступок? Вспомнив обнаженного Колина, Гарри тут же почувствовал стыд… и сладкое волнующее возбуждение. О, Мерлин, что он там творил! Конечно, это был плод воспаленного разума Гарри, не более того, но… ч-черт! Как невозможно пьянила, как волновала эта безумная фантазия! Гарри впервые позволил себе представить запретную картину. Вот он плавно и уверенно придвигается к разгоряченному Колину и кладет свою ладонь на его колено. Затем проникает пальцами другой руки ему в рот и трогает гладкий влажный язык… Голова закружилась. В паху приятно и мучительно заныло. После недолгой внутренней борьбы Гарри смирился и, расстегнув пуговицы на брюках, обхватил рукой налившийся кровью член. Он медленно сдвинул крайнюю плоть назад, обнажив головку, и проверил свои ощущения. Прикосновение было слишком чувствительным и не особо приятным. "Всем известно, что рукоблудие губит душу и тело юноши", — пронесся в голове назидательный голос мистера Филча. Гарри доподлинно знал, что мужчины, которые занимаются этим, становятся безумцами и умирают от истерии и ужасных нервных расстройств. Но блудная страсть настолько владела им в ту минуту, что даже обещание неминуемой расплаты не могло его остановить. Он сжал член и еле заметно подвигал рукой… … Вот он проводит по груди Колина, а вот трогает его губы. Потом уверенно обхватывает рукой его вздымающуюся под водой плоть и начинает ласкать ее. Рука Гарри ныряет между ног и пробирается туда, где во сне побывали пальцы Колина — к маленькому заветному отверстию. Гарри проникает в теплую глубину чужого тела… О, Мерлин, как восхитительно! О, Годрик, как стыдно! Колин не противится ему. Он поворачивается задом, и Гарри, едва заметив белые округлые ягодицы, тут же устремляется между ними. Он вынимает пальцы и погружает в узкий раскрытый проход свой член… О, боже, боже, боже!.. Восторг, похоть и ужас смешались в одном флаконе. Тело повело от мощной неконтролируемой судороги. Пульсация в животе и яичках достигла предела. Подавшись бедрам вперед, Гарри несколько раз выплеснул на пол вязкую струю, после чего на некоторое время замер. Ладони и сгибы рук и ног сильно вспотели. Сердце билось как после бега. В душе разливалась горечь вины. Мало, должно быть, мистер Филч наказывал его в школе, раз такие пороки обнаруживаются у него во взрослом возрасте! Гарри закусил губу. Несомненно все это было гибельным влиянием мужеложца. Это с его гнилой подачи Гарри стал таким! Он сердито оделся. Все, решено. Больше никаких дурных мыслей. Пусть Снейп предается пороку, сколько угодно, раз за разом губя свою душу. Гарри всего лишь жертва жестокой судьбы. Ему никогда не нравилось то, что Снейп делал с ним. И впредь он будет усиленно оберегать свою добродетель от погибели. На завтрак Гарри вышел с пунцовыми щеками. Снейп обеспокоенно посмотрел на него. — Ты хорошо себя чувствуешь, Гарри? У тебя лицо горит, как в лихорадке. Гарри вздрогнул. Слова застыли у него в горле. Снейп никогда прежде не называл его по имени. Он постарался унять внутреннюю дрожь. В устах Снейпа даже его имя звучало пошло и непристойно. — Нет, все нормально. Тот сдержанно кивнул. Кажется, Снейп чувствовал ледяное отношение Гарри, и оно почему-то его задевало. Как бы то ни было, самому Гарри было плевать. * * * Шаткое равновесие не могло длиться долго. Тем более, у Гарри было слишком много причин ненавидеть Снейпа. Неудивительно, что он начал срываться. Однажды поздно вечером Снейп в очередной раз пришел к нему в комнату без предупреждения. По тому, как тот едва держался на ногах, Гарри понял: наставник снова надрался, как свинья. Еле сдерживая гнев, Гарри решительно подошел к нему, чтобы взять за рукав и выпроводить наружу. Он планировал позвать Хода, чтобы тот перенес пьяного хозяина в постель. Гарри не хотел, чтобы Оскар увидел отца, пока тот не проспится. Едва он приблизился к Снейпу, тот тотчас рухнул на колени и, обняв Гарри за талию, уткнулся ему лицом в живот. — Я так одинок, так одинок! — причитал он, жалуясь на судьбу медным пуговицам сюртука Гарри. — Кто бы знал, как мне было тяжело все это время! Как я устал жить без него… Гарри тщетно пытался стряхнуть с себя чужие руки. Эта слезливая сцена не трогала его ни в малейшей степени. Пытаясь поднять Снейпа с пола, он позвал его по имени. Некрасивое заплаканное лицо взметнулось вверх в ту же секунду. — Гарри, — застонал Снейп жалобно. — Я так устал быть один! Ну же, иди ко мне. Дай скорее поцеловать тебя… Гарри отодвинулся подальше, чтобы не вдыхать запах перегара, от которого наверняка подохла вся моль в доме. Он поклялся себе, что, если Снейп еще раз посмеет завалиться к нему в таком виде, он перебьет у него на глазах все запасы бренди в доме. Когда Снейп напивался, он сразу становился каким-то беспомощным и жалким. А оттого особенно отвратительным. Гарри пришлось приложить немало сил, чтобы отодрать его от себя. Как только ему это удалось, он позвал Хода. Брезгливо наблюдая, как Снейп плачет на полу, размазывая по щекам слезы и сопли, он мстительно усмехнулся. И этот человек еще стыдил его за увлечение женскими романами! Гарри решил, что обязательно припомнит Снейпу эту позорную сентиментальную сцену. Ход взял опустившегося во всех смыслах хозяина за руку и вместе с ним исчез. На следующий день Снейп нашел в себе достаточно мужества, чтобы извиниться за неподобающее поведение. Правда, сделал это в своей привычной отрывистой манере. Гарри лишь насмешливо на него посмотрел. * * * С тех пор, как Гарри открыл в себе постыдную склонность к собственному полу, он больше не знал покоя. Желание познать близость с юношей засело в его голове одержимым стремлением, почти что манией. Его снедало чувство вины и стыда. "Это, наверное, из-за того, что я до сих пор не имел возможности познать женское тело", — думал Гарри. Он неоднократно пытался представить девушку, как предмет плотской страсти. Но подобные фантазии неизменно заканчивались превращением девушки в прекрасного юного мальчика, и лишь тогда возникало возбуждение. Гарри успокаивал себя тем, что Снейп не нравился ему ни в малейшей степени, несмотря на то что был мужчиной. Близость с ним была не более, чем мучительной необходимостью, и никогда не доставляла Гарри удовольствия. Сколько раз он мечтал, чтобы на месте Снейпа в тот момент находился кто-то другой! Например, кто-то молодой и сильный, более подходящий Гарри по возрасту. Перед кем не нужно было краснеть и отворачиваться, чтобы даже мельком не увидеть некрасивое тощее тело. Рукоблудие по ночам продолжалось. Гарри исступленно ласкал себя, представляя, что это делает воображаемый любовник. Однажды посреди этого занятия он неожиданно представил себя вместе с Седриком. Он кончил очень быстро и тут же схватился за грудь, испугавшись, что только что осквернил своими грязными мыслями память о покойном друге. Он испытал раскаяние. Седрика давно не было в живых, а Гарри использовал воспоминание о нем для низменного удовольствия. Все это было ужасно неправильно. Чертов Снейп! С каждым днем Гарри ненавидел его все больше. Теперь он мог полноправно считать, что тот совратил его. Мало того, что Снейп обеспечил ему пожизненное заточение, он еще и возомнил, что Гарри должен быть с ним счастлив! Старый индюк! Он извалял Гарри в грязи, разжег в его душе блудный огонь и теперь ждал благодарности! Глядя на свои пальцы, Гарри не раз представлял, как те смыкаются на бледной шее с острым кадыком. Иногда он еле сдерживался, чтобы в приступе бешенства не ударить мракоборца. — Послушай, Гарри, — сказал Снейп как-то раз, когда они сидели вдвоем у камина, — я вижу, что тебе тяжело и скучно в Стэмпхолле. Мы могли бы уехать отсюда до конца зимы. Хочешь, поедем в Италию или на юг Франции? Там сейчас тепло. Гарри пожал плечами. — Если вы намерены ехать в Италию или во Францию, или еще куда-нибудь, у вас нет необходимости спрашивать меня об этом. Вы знаете, что у меня нет ни денег, ни возможности жить без вас. — О деньгах не беспокойся. Выбери лишь место, где хочешь провести пару месяцев. Гарри задумался. — А как же Оскар? Разве вам не страшно оставлять его одного в Стэмпхолле на два месяца? — Разумеется, он поедет с нами. — Тогда почему вы спрашиваете меня, а не его? — Оскар еще ребенок. За него пока все решаю я. А ты мой муж. Поэтому я хотел бы знать твое мнение. Это было уже слишком. Гарри никогда не называл Снейпа мужем даже мысленно. Это был полный абсурд. Брак не мог быть заключен между двумя мужчинами или двумя женщинами, потому что это было против всех законов! Это в принципе противоречило здравому смыслу. К чему, спрашивается, был весь этот фарс с игрой в "мужья"? Этот бред порядком надоел Гарри. Он со злостью посмотрел на Снейпа. — Не называйте меня так, — отчеканил он. — Никакой я вам не муж. — Как тебе угодно, но по факту это так. Впрочем, неважно, — Снейп махнул рукой и наклонился вперед. — Так ты хочешь ехать на континент? Гарри равнодушно пожал плечами. — Какая разница, — ответил он бесцветным голосом, — где терпеть ваше присутствие — здесь или в Италии? Сколько бы вы не пытались приукрасить мое заточение, жизнь все равно бессмысленна. Можете отвезти меня в самую жаркую страну на свете — мне не станет теплее. Внешне Снейп никак не отреагировал на эти слова. Лишь в его бездонных глазах Гарри увидел отражение каминного пламени и выражение растерянности. Снейп крепко сцепил пальцы перед собой и откинулся на спинку кресла. — Что ж, — сказал он после некоторого молчания, — если я так тебе противен, может тебе было бы лучше жить отдельно от меня? Мы будем видеться только для подтверждения уз. И не более того. — Где? — зашипел на него Гарри, выходя из себя. — Где вы предлагаете мне жить? В своих теплицах?! Или снимать угол в деревне за ваш счет, чтобы все тыкали в меня пальцем? Чтобы десять, двадцать, а то и все тридцать лет (сколько вам не посчастливится прожить?) ходить еженедельно к вам на поклонение! Уж лучше стены Стэмпхолла скроют мое унижение от других, и никто не узнает, какая судьба меня постигла! — Я искренне сожалею, Гарри. Но ничем не могу помочь. — С каких пор вы стали так обходительны? — процедил Гарри. — Вы отравляли мне жизнь несколько месяцев. Будь у меня возможность уехать отсюда, я давно сделал бы это по примеру вашей жены. За годы вашего брака вы осточертели ей настолько, что она согласилась расстаться с родным сыном. Теперь я понимаю, почему она это сделала. Гарри отвернулся и уставился на огонь. У него в душе бушевали ярость и отчаяние. Он пытался успокоиться. Снейп задумчиво крутил в пальцах цепочку от часов. Казалось, он серьезно думал о том, что сказал ему Гарри. Первым молчание нарушил Снейп. — Оскар — не ее сын, — сказал он после долгой паузы. — И никогда им не был. — Что? — невольно брякнул Гарри, отвлекаясь от собственных переживаний. — Но ваша жена... — Да, брак с женщиной был чистой формальностью, чтобы отвести подозрения. — Какие подозрения? О чем вы говорите? Снейп на секунду прижал согнутые пальцы к губам. По всей видимости, он желал сообщить Гарри какую-то тайну, но не был уверен, что поступает правильно. Он сложил руки на груди и поудобнее сел в кресле. — Как тебе известно, после Хогвартса я поначалу решил, что мне следует учиться на зельевара, потому что со школьных времен у меня был к этому талант. Несколько лет я прожил в Лондоне. Однажды ко мне с просьбой обратилась леди Вальбурга Блэк. Она просила помочь в обучении ее младшему сыну. Из уважения к ней и ее титулу я согласился, несмотря на то что к тому моменту у меня сложилось некоторое предубеждение против этой фамилии. Старший наследник Блэков, к несчастью семьи, был редкостным выродком и по стечению обстоятельств лучшим другом твоего отца, который всегда был мне остро неприятен. Уж извини, но что было, то было. Так что от младшего брата я не ожидал для себя ничего хорошего. Но к моему удивлению, мои предположения не оправдались. В отличие от Сириуса, Регулус оказался любезным и необычайно талантливым юношей. Можно сказать, он был моим первым учеником. Вскоре я понял, что меня восхищают не только способности Регулуса. Мы увлеклись друг другом и долго вели нежную переписку. Мне было всего девятнадцать, ему — на два года меньше. Однажды я пригласил Регулуса в Стэмпхолл — дом моего отца-магла, который перешел мне по наследству. Здесь мы впервые осознали, что наша привязанность была чем-то куда более сильным и глубоким, чем просто дружба. Мы не могли противиться чувствам и вскоре стали любовниками. Когда Регулусу исполнилось семнадцать, он стал полноправным лордом Блэком, так как вдова отреклась от старшего сына и лишила его наследства и титула. Регулус не захотел вернуться в родовое поместье. Для отвода глаз он снял скромную виллу в двадцати милях отсюда, и мы начали жить вместе. Не раздумывая, мы принесли обет верности и стали супругами. В те годы нас не интересовали ни слава, ни богатство — мне они были чужды, а Регулус и так получил их по праву рождения. Мы оба были одержимы научными изысканиями. Мы мечтали обуздать саму магию, разложить ее на компоненты и научиться управлять ее силой. Конечно, это были всего лишь мечты, но мы много экспериментировали и получали порой неожиданные результаты. Я всегда любил работать с опасными и темными материями, и потому стал мракоборцем по призванию, а Регулус занимался магическим естествознанием и алхимией. Чтобы мой дом не приходил в запустение, пока я был занят экспериментами и мужем, мой супруг поселил здесь одного из своих домовых эльфов… — Ход, — озвучил очевидную догадку Гарри. — Да, — кивнул Снейп, — ты спрашивал у него, с каких пор он живет в Стэмпхолле. Он не мог сказать тебе правды: ему запрещено произносить имя Регулуса Блэка и рассказывать обо всем, что с ним связано. Так вот. Мы прожили вместе маленькую счастливую жизнь. Никто не знал о наших отношениях, и нас это более чем устраивало. Незаметно пролетело десять лет. На одиннадцатый год нашего брака, Регулус вдруг завел речь о наследнике. Его брат к тому времени был уже давно мертв, и теперь он единолично владел всем богатством Блэков. Не то, чтобы я задумывался о своем имуществе, но я находился в похожей ситуации: после моей смерти Стэмпхолл был обречен зарасти мхом и паутиной, потому что я был его единственным законным владельцем. Регулус предложил безумный эксперимент: произвести на свет ребенка, который станет нашим общим наследником. Я согласился. Наша затея была рискованной, и с самого начала мы решили соблюсти все предосторожности. Чтобы отвести подозрения, я женился на крестьянке из соседней деревни. Ее родители сразу же согласились на этот брак — в будущем их дочь могла выйти только за кузнеца или конюха. Состоялась скромная показательная свадьба. Я привел молодую жену в дом и благополучно о ней забыл. Все свободное время я проводил с Регулусом. Мы решили, что вынашивать ребенка будет он, и приступили к созданию зелья. Мы знали, что его использование опасно. Мы доработали и улучшили рецепт, чтобы плод и тот, кто его носит, не погибли во время беременности. Зачатие прошло успешно. Через несколько недель Регулус начал жаловаться на недомогание. Я понял, что оставаться в Англии небезопасно: через несколько месяцев тело моего мужа должно было неестественно измениться. Даже если бы я спрятал его в доме почти на год, объяснить появление ребенка я никак не смог бы: за девять месяцев никто в округе не увидел бы мою жену беременной. Я сказал ее родителям, что собираюсь устроить свадебное путешествие и увез ее в Италию, куда вместе с нами отправился и Регулус. Похоже, моя жена так и не догадалась об истинной природе наших отношений. Мы практически не разговаривали: эта женщина была глупа и необразованна, между нами не было ничего общего. В Италии я снял один дом для жены, другой — для Регулуса. Мы прожили почти год в очень уединенном месте. Я сделал все, чтобы никто не видел моего мужа, но при этом он ни в чем не нуждался. Мы очень надеялись, что он родит именно мальчика, который унаследует мой дом и все богатство Блэков. Рождение дочери сделало бы жертву Регулуса бессмысленной. В нашем эксперименте было продумано все, кроме одного. В роду Блэков на протяжении веков слишком часто заключали близкородственные браки. Регулус был болен наследственной магловской болезнью. У него была гемофилия… Гарри смотрел на Снейпа, словно впервые его видел, и не верил своим ушам. — Как я понял, трагическая история об оборотне, который разорвал вашего любовника, тоже оказалась ложью? — Конечно. Никто на свете не знает правды, кроме меня и Хода. Да, оборотень не убивал Регулуса. Но погиб он не менее трагично. К моменту извлечения плода мы подготовились за несколько месяцев. У меня был четкий план действий. Но из-за того, что мы не предусмотрели опасную болезнь, все пошло не по плану. Как только я достал плод, Регулус начал стремительно бледнеть. Перина под ним стала мокрой от крови. Несколько часов я бился над тем, чтобы залечить разрывы и раны. Я применял всевозможные заклинания и заливал тело супруга бадьяном. Через несколько часов мне удалось вылечить внешние повреждения, но тут произошло то, чего мы не предусмотрели. У Регулуса открылось внутреннее кровотечение, остановить которое я был не в силах. С помощью кроветворного я продлил мучения любимого мужчины до утра. Когда рассвет забрезжил над холмами, он давно уже был без сознания. Я стоял возле его постели на коленях и пытался почувствовать его слабое, еле ощутимое дыхание. В один момент Регулус неожиданно открыл глаза. "Северус, — вымученно сказал он, — где он? Дай мне его скорее!" Мне показалось, что Регулус бредит. Я не мог понять, о ком он говорит. Я оглянулся и неожиданно увидел младенца в ворохе пеленок, который, должно быть, несколько часов кричал без перерыва. За все это время я ни разу даже не обратил внимания на его плач. Я взял его на руки и положил Регулусу на грудь. Ребенок сжался и затих. Он был весь засохшей крови и не вызывал у меня ничего, кроме брезгливости. "Мальчик, — радостно выдохнул Регулус. — Посмотри, какой красивый!" Я недоверчиво посмотрел на младенца, но все же кивнул. "Как назовем его?" — спросил я тихо. "Оскаром. Я хочу, чтобы моего сына звали Оскаром." Я вновь кивнул. Потянувшись к лицу Регулуса, я наклонился, чтобы поцеловать его. "Северус, — прошептал он, — я так счастлив. У него твои глаза. Помнишь, мы мечтали обуздать законы природы и совершить нечто великое и выдающееся? У нас получилось, Северус. Наш сын — самое прекрасное, что мы когда-либо создали. Только сейчас я наконец-то понял, что все эти годы жил лишь ради этого мгновения…" Еле сдерживая слезы, я бросился покрывать его лицо и руки поцелуями, умоляя не покидать меня и растить вместе со мной нашего ребенка. Но Регулус уже не слышал меня и лишь задыхаясь повторял "Я так счастлив, я так счастлив…" Лишь когда его измученное лицо умиротворенно разгладилось, а голубые глаза навсегда погасли, я позволил себе уронить голову ему на грудь и заплакать. Не знаю, сколько часов я провел бы у тела погибшего мужа. Я мог оплакивать его бесконечно, если бы не чье-то тихое кряхтенье, которое заставило меня открыть глаза. Младенец прижимался к мертвому Регулусу, пытаясь согреться теплом его еще не остывшего тела. "Оскар", — пронеслось у меня в голове. Я вдруг понял, что часть безвозвратно потерянного мной Регулуса живет в этом маленьком нелепом существе. Я поднял его, как величайшую драгоценность. Ребенок был воплощением любви моего мужа ко мне. Укрыв его одеялом, я бережно прижал его к груди. И тогда мне открылся смысл моей собственной жизни. Если судьба Регулуса заключалась в том, чтобы дать Оскару жизнь, моим предназначением было растить и защищать его любой ценой, пока он не станет взрослым и не обретет силу… Снейп говорил тихо, боясь, что его рассказ услышит кто-то, кроме Гарри. Он остановился, чтобы налить себе воды. Стакан дрожал в его руках. Он начал медленно пить маленькими глотками. Повисла тишина. Все это время Гарри сидел напротив него и молчал. Он не мог не видеть боли, которую чувствовал Снейп. Отчего-то ему было неудобно смотреть ему в глаза. Когда Снейп говорил о своей любви к Регулусу, Гарри почему-то казалось, что он уже испытывал нечто подобное и знает, каково это. Это удивляло и пугало — ведь Гарри никогда не любил мужчин. Ему было настолько жаль того далекого, неизвестного Регулуса, что он даже не винил его в тех ужасных деяниях, что тот совершил вместе со своим любовником. При этом Гарри не понимал, как можно было любить столь самоотверженно и безмерно такое чудовище, как Снейп. Без сомнения тот был весьма умен и не бездарен. Но Гарри мог поклясться, что за всю свою жизнь он не встречал человека ужаснее. Снейп был мерзок во всех своих проявлениях. Идти на такие жертвы ради него Гарри считал безумием. Он терпеливо ждал, пока мракоборец заговорит вновь, но тот сидел закрыв глаза и молчал. — А что стало с миссис Снейп? — угрюмо спросил Гарри, так и не дождавшись продолжения рассказа. Наставник очнулся от воспоминаний и медленно поднял веки. — По сути ничего. Как только я простился с телом Регулуса и похоронил его, я стал придерживаться плана, который мы создали изначально. Я изменил память своей фиктивной жене и убедил ее в том, что за прошедшие месяцы она выносила и родила мальчика. Она поверила в это и даже испытала к ребенку материнскую привязанность. Мы прожили в Италии еще пару месяцев, чтобы Оскар окреп и перенес дорогу в Англию, и в начале лета вернулись в Стэмпхолл. Как и было задумано, никто не усомнился в том, что заграницей жена родила мне сына. Тем более, она всем видом показывала, что ребенок ее. Единственное, что ее тревожило, так это то, что у нее не было молока. Она винила в этом долгую дорогу и жизнь в чужой стране с влажным климатом, который плохо на нее подействовал. Я поддерживал ее версии на этот счет, прекрасно зная, что у нее не могло быть никакого молока. Она была девственницей. Я вложил ей в голову ложные воспоминания о нашей брачной ночи, но в реальности я никогда не видел ее без одежды. Я все чаще забирал у нее Оскара под предлогом, что она устает. Но на самом деле я не хотел, чтобы нашего с Регулусом сына растила чужая недалекая женщина. Я был измотан ее глупым приземленным обществом и чувствовал потребность от него избавиться. Я терпел присутствие этой женщины два с лишним года. Когда я понял, что научился справляться со своим сыном в одиночку, я понял, что могу распрощаться с миссис Снейп. Я сварил Амортенцию, а затем пригласил в свой дом торговца шерстью и сделал вид, что намерен открыть ткацкую мануфактуру. Я подлил любовный напиток ему и жене в еду. Не прошло и двух месяцев, как она забеременела. Я сообщил торговцу, что не буду требовать с него штраф за прелюбодеяние, если они оба сознаются в суде и подтвердят факт измены. Насмотревшись вдоволь на угрюмого любовника и краснеющую грешницу, судья дал мне развод, и моя жена навсегда покинула Стэмпхолл. — Вы… вы использовали эту бедную девушку, как вещь! — задыхаясь от гнева, проговорил Гарри. — Напротив — я устроил ее судьбу. Подумай сам: здесь в глуши у нее не было шанса удачно выйти замуж. А в браке со мной она никогда не была бы счастлива. Я свел ее с богатым мужчиной, который увез ее в город. Думаю, сейчас она вполне довольна своей судьбой. — Но вы опозорили ее и оторвали от ребенка, которого она считала своим и любила! — Она всегда чувствовала фальшь и никогда не любила Оскара так, как любил его я. В глубине души она всегда знала, что он не ее сын, хоть и искренне в это верила. Она должна была родить своих детей, но уже по-настоящему, от своего мужа. Я дал ей шанс начать жизнь с чистого листа. Мой сын был не для нее, понимаешь? Я и так отдал за него слишком многое, чтобы делить его с хоть кем-то. — Вы когда-нибудь расскажете Оскару о том, кто на самом деле дал ему жизнь? — Нет. Это часть той платы, которую мы с Регулусом заплатили за его рождение. — Проклятое дитя, — задумчиво сказал Гарри, прищурившись. — Плод преступления, которое вы совершили. — Чушь, — уверенно заявил Снейп. — Все, что мы делали, мы делали во имя любви. В этом не было преступления. За нее мне не грозит никакого проклятия. — Вся ваша жизнь и есть одно сплошное бесконечное проклятие. Провидение уже наказало вас. Регулус умер в ту ночь, когда произвел на свет этого ребенка. А вы оказались заложником бессмысленной клятвы. Однажды вы дали жизнь человеку запретным, противоестественным способом. И теперь темная магия, словно в насмешку над вами, вновь и вновь требует от вас того самого наследника, которого вы некогда заполучили наперекор всем законам. Сами вы чудовищно несчастливы, а ваш сын болен опасной болезнью. Вы мучаете меня и мучаетесь сами. У вас нет будущего, Снейп. Ваша жизнь будет прервана либо проклятием уз, либо поцелуем дементора. — Что, собираешься призвать меня к ответу перед судом? — Это было бы справедливо. — Справедливо? Тогда скажи, какое зло я причинил другим, когда выбирал в супруги мужчину и любил нашего общего ребенка?! В мой дом ворвутся кровожадные псы, мою палочку сломают, а меня самого прилюдно казнят. Моего сына заклеймят, лишат наследства и бросят в работный дом, где он вероятно умрет от болезни или голода. И за что? За то, что я родился мужчиной и полюбил мужчину? За это я должен предстать перед Визенгамотом как преступник?! И это по-твоему справедливость?! Ты рассуждаешь, не как здравомыслящий человек и волшебник, а как инквизитор! Как жестокий фанатик, ослепленный собственной властью и возможностью безнаказанно причинять боль другим! Вот она твоя мораль — фарисейская магловская религия. Тебе стоило учиться не на мракоборца, а на священника, который запугивает бездельников адским огнем и вечными муками. — Ваша несчастная судьба — последствие вашего развращенного ума! — И когда же, по-твоему, мой ум успел так развратиться? В детские годы в Хогвартсе? Или когда мне было девятнадцать, и я впервые полюбил? Твоя жестокость не знает границ. Хочешь посмотреть, как меня показательно выпорют и бросят на растерзание дементорам? Так давай, иди, доноси на меня и моего сына! Если в тебе нет ни капли милосердия! — Не пытайтесь разжалобить меня. Ваши речи не вызывают сострадания, — солгал Гарри, глядя исподлобья. От этих слов Снейп вскочил на ноги. Его лицо исказило отчаяние. — Тогда поступай как знаешь, — сказал он, и губы его искривились, — если совесть позволит тебе погубить меня. Ты черств и бездушен. И в этом твое настоящее увечье. Гарри. Снейп ушел. Гарри еще долго сидел у огня. Несмотря на свои угрозы он знал, что никогда не выдаст тайну Снейпа кому-либо из живых. Гарри понял, что он пропащий человек, раз поощряет зло своим молчанием. Но сколько бы ненависти ни вызывал у него Снейп, обречь его на погибель вместе с сыном он не мог. Его убеждения были не настолько сильны, чтобы он мог умереть за них. А уж убить — тем более.