Ученик мракоборца

Гарри продолжал учиться и работать ассистентом. Все было, как прежде, с одним небольшим нюансом: Снейпа укусила новая муха. Когда они работали вместе, он был постоянно на взводе и практически все дневные часы уделял обучению Гарри. Снейп почему-то решил, что должен в короткий срок впихнуть Гарри в голову колоссальное количество знаний. Он требовал, чтобы тот запомнил сотни случаев, рецептов зелий, заклинаний и приемов, которые могли пригодится хотя бы раз в жизни. Складывалось впечатление, будто Снейп освобождает свое место преемнику, который должен был всецело заменить его и продолжить его дело. Насколько Гарри было известно, мракоборец не собирался уходить на покой. Поэтому его лихорадочные попытки обучить ассистента выглядели настораживающе. Особенно в связи с тем, что Гарри впервые за столько лет оказался без палочки. В быту он не испытывал ни малейшего стеснения: Ход заботился о нем так же прилежно и бережно, как и об обоих Снейпах. Но так или иначе Гарри, как и любой волшебник, лишенный своего главного магического инструмента, чувствовал себя зависимым и неполноценным. Снейп игнорировал этот факт, словно, никакой проблемы и не было. Он без проблем одалживал свою палочку, если та требовалась Гарри. Но, разумеется, этого было недостаточно. Нужно было тренировать боевые навыки и осваивать новые заклинания. Теперь все приходилось постигать в теории. Гордость не позволяла просить у мужа новую палочку, за которую он, Гарри, не мог заплатить сам. А еще его мучила совесть, которая укоризненно напоминала, при каких обстоятельствах Гарри лишился прежней. Ситуация складывалась неприятная. Впрочем, он не терял надежды, что однажды Снейп сам решит его проблему. И все же, несмотря на мелкие неурядицы, жизнь Гарри изменилась к лучшему. Никто больше не унижал его, не третировал и не относился к нему с пренебрежением. Снейп был смешон с его влюбленной, трепещущей заботой, которую он каждый раз пытался неуклюже скрывать. Но теперь Гарри находил поведение мужа довольно сносным. Он не любил его, но испытывал благодарность за все, что тот для него делал. Чувство вины терзало Гарри, когда он вспоминал отвратительную сцену накануне своего позорного бегства. Готовность Снейпа умереть от его руки пугала; еще больше его поражало, что Снейп в самом деле думал, что Гарри был способен его убить. И при этом все равно продолжал жить с ним в одном доме и спать в одной постели! В этом было какое-то безрассудство и смелость, несмотря на то, что Гарри его искренне не понимал. В любом случае, он не хотел, чтобы Снейп считал его убийцей. Для своего покаяния Гарри выбрал момент, когда Снейп мылся на кухне, сидя возле печи в цинковой ванне с горячей водой. Гарри велел Ходу оставить их и закатал рукава до локтя. Он принял из рук мужа намыленную мочалку и принялся неторопливо растирать худощавое тело. Под бледной, неравномерно покрасневшей от мытья кожей прощупывались длинные сильные мышцы, черные мокрые волосы прилипли к голове, а по вискам и крючковатому носу бежали капли пота. Снейп полулежал откинувшись на бортик ванны и наслаждался не столько мытьем, сколько прикосновениями Гарри. — Северус, — тот проглотил комок, не зная, как сформулировать свое признание, — я уже давно хочу сказать тебе одну вещь. Острые плечи напряглись под его ладонями, хотя выражение лица Снейпа ничуть не изменилось. — Помнишь, в тот день, когда мы поссорились, я говорил, что убью тебя. Это… это была неправда. Поверишь ты мне или нет, но я просто был страшно зол и хотел напугать тебя. Я не смог бы этого сделать. Снейп посмотрел ему в лицо и слабо улыбнулся. — Знаю, милый, — беспечно сказал он и погладил Гарри по щеке. — Ты не чудовище. Я всегда знал это и не держу на тебя зла. Совесть Гарри как будто успокоилась. * * * Снейп начал очередной эксперимент. Судя по всему, он был достаточно опасным: изобретатель каждый раз выгонял Гарри из лаборатории после обеда, когда обучение заканчивалось. Гарри не возражал против этих мер. После обеда он обычно занимался с Оскаром латынью, а после этого они иногда гуляли вместе. Сближение с мальчиком подарило Гарри удивительный опыт. Он понял, что даже близко не годится Оскару на роль отца — все-таки для этого он был еще слишком молод. У них сложилась дружба совершенно иного рода. Когда Гарри выбирался с мальчиком за пределы Стэмпхолла, ему казалось, что он ненадолго возвращался в свое собственное детство. С тех пор, как Оскар научился ходить, он был свободен как ветер и в любую погоду привык по полдня бегать по окрестностям. Он излазил все закоулки в радиусе двух миль и был настоящим хозяином в этих краях. Он водил Гарри по таким местам, от которых у того захватывало дух: все это время Гарри считал, что живет в захолустье, но на самом деле за оградой Стэмпхолла простиралась живописная, поистине волшебная местность. Пустынные поля и тенистые рощи очаровывали дикой, девственной красотой. Гарри поражался тому, как был слеп все это время. Он как будто постепенно возвращался к жизни после долгого сна. Несколько долгих месяцев он не видел ничего вокруг себя, не чувствовал дыхания ветра, не ощущал солнечного тепла и морозной свежести. Они с Оскаром, как два морехода в бурлящем океане жизни, постигали ее, каждый как умел, часами пропадая где-то на лоне природы, и возвращались только под вечер голодные и уставшие домой, где их уже ждал Снейп. Поначалу мракоборец оставлял Оскара с новым мужем скрепя сердце. Он был готов разделить с Гарри постель, состояние и жизнь, но в отношении своего сына Снейп был собственником. Ему потребовалось время, чтобы смириться с тем, что Гарри потеснил его в сердце Оскара. А это и в самом деле было так. Оскар был влюблен в Гарри. Он смотрел ему в рот и принимал за истину каждое его слово. Наверное, он впервые был привязан к кому-то так сильно, не считая отца. Снейп сильно переживал бы по этому поводу, если бы не Гарри, который усыплял его тревогу своей наигранной любовью и скрашивал его одиночество по ночам жаркой возней под одеялом. Снейп тоже был влюблен в Гарри, но совсем не так невинно, как Оскар. Скорее даже наоборот — болезненно, слепо, отчаянно. Иногда он не мог себя сдержать и душил юного любовника своей исступленной разрушительной нежностью. В такие моменты Снейп ласкал и целовал его, словно, в последний раз, и не мог надышаться их близостью, будто боялся, что Гарри растворится и исчезнет. Каждый раз Гарри стойко терпел эти приливы чувств и снисходительно позволял себя обожать. Теперь он даже не раздражался на Снейпа. Он настолько привык притворяться, что порой не задумывался об этом. Его непоколебимые принципы и гордость остались в прошлом. Он чувствовал, что так было правильно — лгать себе и Снейпу. Потому что так было легче для них обоих. И в этом была его новая мораль. * * * Казалось, что в Стэмпхолл новости из большого мира не доходили годами. Это была маленькая, забытая Мерлином юдоль, обитатели которой общались с этим большим миром исключительно посредством приходящих мракоборцу писем — именно они заставляли Снейпа и Гарри иногда покидать это место. Но однажды ошеломляющая новость все же пришла в эти края, и никто не успел к ней подготовиться. В одно утро Гарри удивленно распечатал конверт на свое имя, который, судя по дорогой почтовой бумаге, пришел не иначе, как прямо из Лондона. Он пробежал глазами по строчкам с формальным приветствием и, вникнув в причину обращения, окаменел, выронив конверт из рук. Сидевший за тем же столом Снейп насторожился. — От кого это письмо? Гарри почувствовал, что кровь отхлынула от лица. — Кажется, из министерства… Не знаю точно. Снейп напрягся. — Что… что случилось? — глухо спросил он, по-видимому, перебирая в голове возможные варианты. — Дамблдор… Альбус Дамблдор. Он умер. Гарри почувствовал, что грудь сдавило чем-то тяжелым. — Когда? — Два месяца назад. А я и не знал… И никто даже не написал мне! Ни профессор МакГонагалл, ни те, с кем я учился... Я даже не пришел на похороны. Даже не простился с ним… Глаза защипало от горячих слез. Гарри поспешно встал и повернулся к Снейпу спиной. Это была очередная невосполнимая утрата. Старый магистр был одним из тех немногих, кого Гарри искренне любил. Профессор Дамблдор подарил ему намного больше, чем свои знания. Казалось, ему одному будущее Гарри было небезразлично. Он верил в него намного больше, чем кто-либо другой. Иногда даже больше, чем сам Гарри в себя верил. Теперь ему показалось, что у него за спиной исчезла незримая, сакральная поддержка. Единственный человек, к которому он мог вернуться в Хогвартс в случае беды, умер. Гарри в очередной раз почувствовал острое одиночество. У него больше не было защиты и близких. А люди, которых в Хогвартсе он считал друзьями, даже не сообщили ему о смерти учителя. За спиной раздался шорох. Снейп читал письмо. — Послушай, Гарри, — медленно сказал он, — я понимаю, Альбус Дамблдор для тебя много значил… — Я все равно что вновь потерял отца… — Гарри всхлипнул и прижал ладонь ко рту. — Соболезную. Понимаю, это печальное известие стало для тебя ударом. Но, позволь спросить, ты дочитал письмо до конца?.. Гарри отрицательно помотал головой, размазывая по щекам слезы. — Здесь сообщается о завещании Альбуса, — Снейп протянул ему форменную бумагу с красными чернилами. — Старик упомянул тебя в нем. Он оставил тебе дом в Годриковой лощине. Пораженный услышанным, Гарри обернулся. — Дамблдор?.. Мне?.. Оставил мне дом? — растерянно спросил он. — Да. Насколько мне известно, его семья никогда не была известной и богатой. По всей видимости, речь идет о доме его родителей, в котором он провел детство и юность. Не веря в происходящее, Гарри выхватил у Снейпа письмо и принялся читать. «Властью, данной мне Основателями и свободными магами Англии, я, мистер А.К. Боунс, передаю волю покойного Альбуса Персиваля Вулфрика Брайана Дамблдора, почившего седьмого февраля одна тысяча восемьсот третьего года, господину Гарри Джеймсу Поттеру, которую тот изложил в своем действительном, ниже изложенном завещании: “Я, Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, член союза Попечителей, магистр магии и настоящий директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, передаю все свои научные труды, коих ровно сто тринадцать, в собственность школы. Принадлежащую мне птицу, феникса по кличке Фоукс, я завещаю моему другу Элфиасу Дожу, эсквайру, ему же передаю свой дневник и все прижизненные запасы тростникового сахара, который хранится в избытке в моем кабинете. Прошу передать все мои денежные средства из ячейки банка Гринготтс Николасу Фламелю в обмен на пожизненное обязательство заботиться о могилах моих родителей, брата и сестры. Свой дом в Годриковой лощине передаю будущему великому мракоборцу — своему последнему ученику Гарри Джеймсу Поттеру. Завещаю похоронить мое тело вместе с палочкой на кладбище Нурменгарда рядом с могилой Г. Грин-де-Вальда. Вышеизложенное завещание прошу считать единственно действительным”. По сему документу министерство магии закрепляет ваше право за домом, указанным в завещании, и считает волю покойного А.Дамблдора выполненной. С уважением, А.К.Боунс». Гарри поднял глаза, по-прежнему, плохо понимая, как такое могло произойти. — Но почему… почему профессор Дамблдор оставил свой дом мне? Снейп смотрел на него задумчиво. — Я не знаю. У него не было наследников. Возможно, старик тоже надеялся, что однажды у тебя будет семья, которая позаботится о доме его родителей. — Он всегда был добр ко мне, — пробормотал Гарри дрогнувшим голосом. — Ах, если бы он знал, как все сложится… Снейп внимательно взглянул ему в глаза. По его лицу пробежала неуловимая тень, но он ничего не сказал. — Кто ж знает, как еще сложится твоя жизнь, — беспечно сказал он, отворачиваясь. — Сочувствую твоей утрате. Но теперь у тебя есть дом, который принадлежит только тебе. Пусть ты не богат, но ты больше и не нищий. Я рад за тебя. Снейп встал и с самым что ни на есть безрадостным выражением лица вышел из комнаты. * * * Гарри думал, как поступить со свалившимся на голову наследством и не видел ни одного разумного решения. На самом деле у него особенно и не было вариантов. Имущество, которое оба его учителя ему завещали, было не более, чем строчками на бумаге — вероятность того, что он когда-нибудь его получит, была ничтожно мала. Это была очередная насмешка, которую судьба бросала ему в лицо. Гарри знал, что его предки были родом из Годриковой лощины. Наверняка старый учитель видел в этом особый смысл и, завещая свой дом Гарри, предполагал, что тот вернется на историческую родину Поттеров. Однако, Дамблдор не знал о непреодолимом препятствии, которое стояло между Гарри и обретенным имуществом. Снейп был тем самым затруднением, из-за которого Гарри лишился права распоряжаться своей жизнью. Получить столь необходимое ему наследство Гарри мог лишь в случае смерти мужа. Однако рассчитывать на таковую не было никаких оснований. Снейп не был дряхлым больным стариком, чья скорая кончина не оставляла бы сомнений. Несмотря на то, что он был в два раза старше Гарри, при своей энергичности он мог спокойно прожить до ста лет, а то и дольше. Надеяться на неблагоприятный исход Гарри не хотелось. Так что известие о своем домовладении он воспринял без должного восторга. Снейп больше не заговаривал с ним о доме, продолжая жить как ни в чем не бывало. Он был слишком увлечен обучением Гарри и своим новым экспериментом, чтобы думать о терзаниях мужа. — Я хочу, чтобы ты как можно скорее вернулся к работе, — сказал Снейп. — Тебе нужно прийти в форму. — А чем же я тогда занят целыми днями? — удивился Гарри. — Если не работой? — Я не об этом, милый. Тебе нужно снова выезжать со мной на зачистки. Тебе нужно больше практики. — Боюсь, на заданиях я бесполезен. Я не могу колдовать без палочки. Снейп прикрыл глаза и вздохнул. — Я писал Олливандеру пару недель назад с просьбой выслать палочку, похожую на твою. Но его лавка в Лондоне закрыта. Олливандера сейчас нет на острове. — Он уехал на континент?! — На некоторое время. Он сообщил, что вернется в начале лета. — О, ну ладно, — Гарри пожал плечами и склонился над книгой. Он почувствовал, что его уши пылают. Ему было неловко, что Снейпу приходится заниматься поиском новой палочки для него. — Я постараюсь найти мастера в ближайшее время, но сам понимаешь… Это может растянуться на долгие недели или даже месяцы. — Нет-нет, ничего страшного, — смущенно пробормотал Гарри, — не беспокойся по этому поводу. Я подожду, пока Олливандер вернется в Лондон. Дело вовсе не срочное. Снейп подошел к Гарри сзади и обнял его. — Мне придется уехать на пару дней в Саффолк. На маленькое магическое поселение напали взбесившиеся вепри-людоеды. — Мерлин всемогущий, первый раз о таких слышу… Откуда они взялись? — Не знаю, думаю, проделки какого-то колдуна. Я разберусь с этим, — Снейп вздохнул. — Мне будет очень не хватать помощи моего мужа. — Ну, ты же ненадолго, — ободряюще пробубнил Гарри. — Но даже эти несколько дней покажутся мне вечностью. И я хотел бы получить кое-что, прежде чем отправлюсь в путь. — Например? Горячий язык развратно скользнул по мочке уха. — Тебя. * * * — Ты хочешь, чтобы сегодня я был под тобой? — Да, — Снейп начал поспешно расстегивать пуговицы у Гарри на груди, но, заметив на его лице покорное безрадостное выражение, тут же остановился. — Гарри, — сказал он, кладя руку любовнику на спину, — тебе будет хорошо, обещаю. Я научу тебя получать наслаждение, неведомое большинству мужчин. — Какое там наслаждение… Больно, унизительно… — Нет! — жарко запротестовал Снейп, затыкая возражения поцелуями. — Ты даже не представляешь, как приятна такая ласка! Позволь показать тебе… Позволь доставить тебе удовольствие! Гарри вздохнул и нехотя продолжил раздеваться. Видя эту нерешительность, Снейп начал целовать его особенно нежно и тягуче. — Гарри, — задыхаясь, шептал он, — поверь, я сделаю хорошо нам обоим. О, Мерлин, как же я тебя сейчас хочу! Забудь обо всем и отдайся мне! Мой любимый! Мой дорогой… Малиновый румянец красноречиво говорил о чувствах Гарри. Он не хотел ложиться под другого мужчину, как девчонка, но Снейп ласкал его так страстно и с таким неподдельным восторгом, что стеснение и неловкость отступали на второй план. Гарри плюхнулся на спину и развел ноги, предоставляя Снейпу право пользоваться его телом. Но тот не спешил входить в него. Снейп гладил его и покрывал поцелуями каждый дюйм кожи. Он зарылся лицом в заросли волос у Гарри в паху и через мгновение втянул ртом его невозбужденный член. Прикосновения гибкого сильного языка показались чувствительными и не особо приятными. Гарри заерзал. Снейп зафиксировал его бедра и продолжил сосать, втягивая и без того худые щеки. Через какое-то время его действия начали приносить удовольствие. Член стал на глазах утолщаться в кольце тонких покрасневших губ. Чувствуя, как головка упирается в ребристое небо, Гарри притянул голову мужа ближе к себе и отчаянно захотел излиться ему в рот, как однажды уже делал это. Он откинулся на подушки, закрыв глаза, и вдруг от неожиданности дернулся всем телом: твердые пальцы раздвинули ягодицы и проникли в сжатый сфинктер. Гарри страдальчески замычал. Рука внутри него замерла, а сам Снейп продолжил ласкать его ртом. Ощущение чужеродного предмета в заднице не покидало. Гарри напрягся и попытался вытолкнуть из себя пальцы. Наружу вытекло немного масла, а сами пальцы всколыхнулись внутри мучительно и дразняще. Неожиданно, это оказалось приятно. Гарри вздохнул и, вдохновленный новыми ощущениями, подвигал бедрами. В ту же секунду Снейп выпустил член изо рта, вызвав у Гарри недовольный стон. — Не так быстро, — насмешливо сказал он. — Мы только начали. Он лег на спину и крепко сжал свой готовый к соитию детородный орган. — Сядь сверху. Гарри неловко перекинул через него ногу. Теперь влажная крупная головка находилась прямо под ним. Снейп потянул его вниз, пытаясь опустить на свою окаменевшую плоть. Видимо, из-за того, что Гарри выглядел так, будто его сажали на кол, он остановился и притянул юного любовника к себе, целуя. — Не волнуйся. Когда буду входить, тужься, чтобы не было больно. А затем отпусти себя и дай мне свободно в тебе скользить. Гарри сглотнул и попытался медленно опуститься на член. Но Снейп неожиданно легко и быстро протолкнул головку внутрь и полностью вошел в него. Гарри не успел даже ахнуть, как оказался сидящим на члене мужа. Его ягодицы коснулись бедер Снейпа, а мошонку защекотали чужие лобковые волосы. Гарри осторожно качнулся туда-сюда. — Что чувствуешь? — Снейп согнул ноги в коленях, чтобы Гарри мог опереться на них спиной. — Как будто сейчас обделаюсь, — поморщился тот. — То есть, как обычно. — Так и должно быть. Сжимай меня изнутри. Вот та-ак… А теперь ласкай себя. Снейп схватил Гарри за ягодицы и приподнял его. Он начал медленно скользить внутри сидящего на нем любовника. Задыхаясь от стыда и чувствуя жжение в заднице, Гарри неуверенно начал мастурбировать по совету Снейпа. Вдруг раздражение стало пикантным, а не мучительным. Возбуждение начало нарастать. Неожиданно стало хорошо. Гарри принялся ерзать на члене, убыстряя движения руки. Он управлял потоками накрывающего его удовольствия, то напрягая, то расслабляя мышцы ануса. — О, да... — пробормотал снизу Снейп. Он задышал глубже и быстрее, ритмично подбрасывая бедра. Гарри зажмурил глаза, наслаждаясь этой чувствительной острой лаской. Пот катил градом по его лицу и спине. Дыхание Снейпа стало совсем сбивчивым. Чтобы не терять равновесие от ускоряющихся скачков, Гарри оперся одной рукой ему на грудь, чувствуя, как сильно бьется сердце Снейпа под его ладонью. Он понял, что приближается к точке невозврата. Внутренности скрутило сильным спазмом, член в руке запульсировал. Гарри протяжно и жалобно застонал. Из маленькой влажной щели на головке выстрелило белесое семя. Оно все текло и текло, продлевая божественный восхитительный экстаз. В глазах начали зажигаться яркие всполохи. Гарри загнанно дышал, всхлипывал и, согнувшись в три погибели, почти касался носом живота Снейпа в потеках своей спермы. Каждая мысль, приходящая ему на ум, казалась прекрасной, и принималась им благосклонно. Гарри посмотрел Снейпу в блестящее от пота лицо, вложив в этот взгляд все свое чувство, переживаемое им в это мгновение. Глаза Снейпа были затуманены уже знакомой ему поволокой страсти и высшего наслаждения. Не прекращая сношать Гарри, он поймал предназначенный ему взгляд лишь мельком. — Гарри-и, — глухо прохрипел он и, войдя в любовника полностью, вдруг замер на середине толчка. Снейп запрокинул голову назад и выгнулся дугой на постели. Гарри увидел, как у него на шее взбухли вены, а по лицу прошла судорога. Он кончал целую вечность. Каждый раз когда очередная струя семени покидала его тело и перетекала в тело Гарри, он мелко вздрагивал и сжимался. Лишь когда наступило благословенное удовлетворенное опустошение, Снейп вытянул ноги и расслабленно развалился на кровати. Гарри почувствовал, что хочет сказать мужу что-то теплое, почти что нежное. — Когда ты вернешься? — робко спросил он, выводя узоры на его бледной, покрытой мягкими темными волосками груди. — Через два дня, — Снейп потянулся к нему и почти что по-отечески поцеловал в висок. — Это хорошо… — Не скучай тут без меня, — криво и как-то смущенно усмехнулся он Гарри в затылок, и укрыв их обоих одеялом, мирно заснул, разомлевший и утомленный любовной близостью. * * * Снейп ушел ни свет ни заря, поцеловав спящего Гарри на прощанье. Тот проснулся через несколько часов в прекрасном настроении. Два дня были целиком в его распоряжении. За завтраком Гарри сообщил Оскару, что занятия латынью прекращаются на пару дней. Обрадованный свободой, юный мистер Снейп выпорхнул из гостиной и исчез в неизвестном направлении. Гарри взял книгу и отправился на залитую утренним солнцем поляну. Он сел у подножья раскидистого дуба и погрузился в найденный в библиотеке роман. Он сидел так довольно долго — до тех пор, пока поясницу не потянуло от еще по-весеннему холодной земли. К обеду солнце затянуло тучами, и Гарри вернулся в дом. Оскара еще не было, поэтому Гарри решил обойтись без обеда. Он поднялся в спальню и, развалившись в кресле, продолжил читать, наслаждаясь блаженным бездельем. Захватывающих сюжет романа вырвал его из реальности до самого вечера. Лишь когда глазам стало тяжело разбирать буквы в слабом свете, Гарри отложил книгу и спустился в гостиную. Оскар объявился уже только с наступлением сумерек. Он пришел перемазанный какой-то зеленью и с горящими глазами. Его ботинки и гетры были насквозь мокрыми, словно, он стоял по колено в воде. Окинув его строгим взглядом с головы до ног, Гарри повелел ему умыться и переодеться перед ужином. В девять вечера Ход подал на стол. Оскар крутился на стуле, как волчок. Он был чем-то сильно взволнован, но на все вопросы Гарри о том, что случилось, упрямо отвечал: «Ничего». Это настораживало. В последнее время Оскар рассказывал Гарри обо всем, ничего не утаивая. Впрочем, он был вполне способен на какую-то глупую детскую шалость и боялся, что Гарри мог отругать его за нее. Разбираться с такими мелочами не было никакой надобности. На следующий день с раннего утра зарядил дождь, и Гарри решил, что проведет день дома. За завтраком Оскар был вялым и ел неохотно. У него на щеках горел странный темно-красный румянец. «Не выспался», — подумал Гарри. Холодная сырость заползала в дом, и в пустых просторных комнатах становилось неуютно. Гарри повелел Ходу разжечь камины и отправился в спальню читать. Но сегодня ему отчего-то никак не удавалось сосредоточиться. В одиннадцать часов Гарри захотелось пойти посмотреть, что делает Оскар. Игровая встретила его звенящей тишиной. Мальчик лежал свернувшись калачиком на ковре перед камином и, медленно моргая, смотрел в огонь. Услышав шаги, он никак не отреагировал. — Оскар! — Гарри наклонился к нему и обеспокоенно потряс за плечико. — Ты чего? Прикоснувшись к ребенку, он ощутил жар, исходящий от его тела даже через одежду. «Черт! — пронеслось в голове у Гарри. — Только этого не хватало! Снейп мне голову оторвет, когда узнает!» — Оскар, — вновь позвал он мальчика. — Пойдем. Я уложу тебя в постель. Тебе нужно лечиться. Оскар нехотя поднялся. Гарри отвел его в спальню, раздел и уложил в кровать. Убедившись, что Оскар укрыт одеялом, он вышел из его комнаты и направился в лабораторию. Хорошее настроение рассеялось без следа. Оказавшись в подвале, Гарри зажег свечи. Он трижды поблагодарил Мерлина за то, что ориентировался в беспорядке Снейпа и приблизительно знал, что где лежало в этом храме науки и хаоса. Бодроперцовое нашлось на одной полке с ядами и заспиртованными червями. Жаропонижающее пришлось искать дольше. Гарри выудил пузырек со дна латунного котла, покрытого пылью. Он еще раз мысленно обругал Снейпа за бардак и побежал наверх. Поить Оскара зельями полагалось каждые два часа и каждый час менять у него на лбу влажную тряпицу. Состояние ребенка стремительно ухудшалось. Он начал бредить. Оскар то звал отца, то начинал нести какую-то околесицу. — Спрут! Огромный черный спрут! — кричал он, указывая в пустоту и устремляя туда же невидящий испуганный взгляд. — Тихо-тихо! — Гарри хватал его за плечи и укладывал обратно. — Тут никого нет. Только я — Гарри. Оскар как будто успокаивался, но проходило немного времени, и все начиналось по-новой. Гарри безотрывно сидел у его постели, поил лекарствами и ждал Снейпа, чья помощь сейчас требовалась как никогда. Вставать по нужде Оскар не мог. Каждый час Гарри доставал из-под кровати горшок, откидывал одеяло и стаскивал с мальчика штаны, чтобы тот помочился. Это получалось далеко не всегда. Видя, как редко и слабо мочится Оскар, Гарри насильно поил его чаем, чтобы согреть его изнутри и придать ему сил. Он не заметил, как за окном стемнело. На этот раз Гарри был даже рад сумеркам: Снейп должен был скоро вернуться. Гарри нетерпеливо смотрел на часы, наблюдая, как стрелка медленно переползает от одной цифры к другой. Восемь, девять… В половину десятого Гарри почувствовал раздражение с примесью беспокойства. Он ждал появления Снейпа с минуты на минуту. Он представлял, что его муж вскоре появится на пороге и пройдет в гостиную голодный, уставший и, если дело завершилось успешно, несомненно довольный. Конечно, Гарри подождет, пока он поест и сменит одежду, и только потом отведет к Оскару и объяснит сложившуюся ситуацию. Наверное, придется повиниться за то, что не доглядел за его сыном. Только бы Снейп пришел поскорее! Стрелка остановилась на десяти. Гарри нервно кусал губы и глядел в окно — не появилась ли на поляне высокая сутулая фигура? Но каждый раз перед окнами оказывалось пусто. Он снова растолкал Оскара, чтобы в очередной раз предложить ему горшок и зелья. — Спрут в озере… С горящими глазами... спрут… — лепетал тот, дрожа от озноба, и совершал физиологические отправления практически бессознательно. Устав спорить с его бредом, Гарри просто смочил тряпку в холодной воде и положил на его пылающий лоб мальчика. Он засунул руку Оскару под одеяло и дотронулся до его босой ноги. Та была ледяной, как у лягушки, при том, что остальное тело горело, словно, его обложили раскаленными углями. Гарри тяжело вздохнул и оперся головой на руку. В одиннадцать вечера он почувствовал усталость и заклевал носом. Хотелось спать, но он продолжал упрямо ждать Снейпа. Он чутко прислушивался к звукам снаружи, надеясь уловить знакомый хлопок аппарации. Но не слышал ничего, кроме шелеста растревоженных ветром деревьев. Ближе к полуночи зарядил дождь, и видимость за окном совсем пропала. Ожидание стало невыносимым. Гарри понял, что каждая минута, которую он отсчитывает на часах, лишь усиливает его тревогу. Было намного разумнее лечь спать, чтобы заглушить ее хоть как-то. Возможно, Снейп вернется ночью или под утро, и Гарри все объяснит ему уже завтра. Не было никакого смысла сидеть так всю ночь и глядеть то на часы, то на Оскара. Гарри встал и принялся готовиться ко сну. Он испытывал ужасную усталость, но чувствовал, что не имеет морального права переложить заботу о ребенке на эльфа. Гарри закутал Оскара в одеяло и, подняв его на руки, перенес в их с мужем спальню. Он положил мальчика на место Снейпа и лег рядом с ним, намереваясь поить его лекарствами в течение ночи. "Если Снейп вернется, он ляжет на свое место, а Оскар окажется посередине — так ему будет теплее," — подумал Гарри, гася свет, и мрачно добавил про себя: "Если вернется, конечно." Всю ночь Гарри просыпался от того, что к нему прижималось маленькое горячее тело. Он прислушивался к тяжелому глубокому дыханию Оскара и, убедившись, что тот просто спит, проваливался к тревожное тяжелое забытье. Ночной сон не принес ему отдыха. Гарри открыл глаза, чувствуя себя невыспавшимся и разбитым. Он увидел, что Оскар уже проснулся и по-прежнему выглядит болезненно, но по крайней мере уже не бредит. Зелья все-таки подействовали за ночь, и Оскару стало лучше. Гарри попросил Хода сварить ему жидкую кашу и выбрался из постели. Снейп к утру так и не объявился. Одевшись, Гарри бросился к клетке с совами, намереваясь отправить Снейпу срочную записку. Но немного подумав, решил этого не делать. Гарри разозлился сам на себя. Снейп задерживался всего на полдня, а он уже лез на стенку и, как истеричная барышня в растрепанных чувствах, собирался строчить ему тревожные послания! Он не хотел, чтобы Снейп думал, будто Гарри не мог без него оставаться. Тем более, что Оскару стало лучше, и срочная помощь больше не требовалась. Гарри побарабанил пальцами по столу, задумчиво смотря в желтые умные глаза совы. С другой стороны, неужели Снейпу было так сложно отправить Патронуса, чтобы предупредить о задержке? Мало ли кто и по каким причинам мог ждать его дома — было как минимум невежливо заставлять ждать себя так долго. Теперь Гарри злился уже на Снейпа. Мало того, что тот исчез на неопределенное время, так еще и оставил на Гарри своего сына! Небось, еще и думает, что он когда вернется домой, Гарри, измученный ожидаем, бросится ему на шею, прыгая от радости, и начнет стаскивать с него сапоги. Вот еще! Старый, глупый индюк, размечтался! Гарри сердито скомкал не начатое письмо и пошел обратно в спальню. Вернувшись в комнату, он усадил Оскара на постели и заботливо подоткнул под него одеяло. Он поставил глиняную миску с пшеничной кашей ему на колени. Одежда мальчика, в которой он провел ночь, насквозь промокла от пота: жар наконец-то спал. Боясь застудить ребенка, Гарри переодел его и укрыл сверху шерстяным пледом. — Представляешь, ты всю ночь метался и болтал про какого-то спрута, — рассказывал Гарри Оскару, пока тот ел. — Что за чудовище тебе привиделось? Продолжая сосредоточенно жевать, Оскар посмотрел на Гарри исподлобья, как будто раздумывал, сказать ли ему правду. — В черном пруду за рощей живет спрут. Я видел его в тот день. У него красные горящие глаза. Услышав это, Гарри рассмеялся. — Этого не может быть, — с уверенностью заявил он. — Спруты живут в морях. И разумеется, глаза у них никакие не красные и не горящие. Тебе показалось. — Нет, я правда видел его! Его огромные черные щупальца извивались под водой! Он следил за мной! — На тебя просто произвела впечатление сказка о кракене, Оскар. — Неправда! Я покажу тебе его! Мы подойдем к пруду, и ты сам его увидишь! — Только после того, как ты выздоровеешь, — успокоил его Гарри, забирая пустую миску и подавая чашку с чаем. Все-таки Оскар был неизлечимый фантазер. Наверное, для его возраста это было нормально. Этот день Оскару предстояло провести в постели. Гарри волновался за него уже не так сильно, как накануне, но все равно оставался рядом с ним. За окном снова с самого утра лил дождь. Снейп не явился ни к обеду, ни в последующие часы после него. Злость Гарри перерастала в мучительное беспокойство. Какие причины могли быть у Снейпа для задержки? Конечно, он мог просто завязнуть в этом деле, и на протяжении нескольких дней по полям и лесам ловить взбесившихся тварей. Но тогда почему не сообщил об этом? Не думал, что Гарри будет волноваться? А что, если он не мог сообщить? Что, если со Снейпом... что-то случилось? Гарри старательно гнал от себя эту мысль, но она все равно незаметно струилась из глубины сознания, как ядовитый газ. Это маловероятно, говорил себе Гарри, Снейп — сильнейший волшебник и мракоборец, искусный маг... "Но все же не бессмертный", — издевательски добавлял незнакомый внутренний голос, от которого становилось тяжело и муторно. Гарри промаялся до вечера. Ему казалось, что время остановилось, и Снейп не приходит только потому, что сломались огромные вселенские часы. Стоит кому-то повернуть нужную шестеренку и перетянуть гири, как время возобновит свой бег, и вот тогда-то Снейп вернется. Иллюзия казалась умиротворяющей, но когда Гарри смотрел на часы, он с ужасом осознавал истинное положение вещей. Стрелки неумолимо отсчитывали час за часом, минуту за минутой, но Снейп не приходил. Гарри был один в старом доме в дальнем заброшенном уголке Англии вместе с маленьким мальчиком и старым эльфом. Его положение и дальнейшая судьба были неясны. В эту ночь Гарри оставил Оскара спать рядом с собой. Так одиночество и страшная тревога ощущались не столь остро. Маленький хозяин Стэмпхолла спал у него под боком на месте отца. Пуховая подушка, лежащая на второй половине кровати, пахла Снейпом. Гарри уткнулся в нее носом, ощущая привычный, почти родной запах, и закрыл глаза. Он представил, что муж вернулся домой и спит рядом. Почувствовав, как лицо щекочут знакомые длинные пряди, Гарри распахнул глаза. Оскар заворочался во сне, разметав по подушке свои темные мягкие локоны. Мираж рассеялся. Гарри захотелось пронзительно завыть посреди ночи, словно, собаке, оставшейся без хозяина. Чудовищная тоска наполняла его вены разрушающей горечью и отравляла кровь. Гарри с ужасом признался себе, что отдал бы половину жизни за то, чтобы прижаться сейчас к Снейпу и заснуть в его неудобных костлявых объятьях. Наверное, Гарри и вправду никогда никого не любил. Просто не успел еще, не познал, что это такое. Зато любили его — пускай неуклюже и топорно, но все-таки любили, даря ощущение собственной ценности и нужности. Пусть это было не то, о чем он мечтал, но в его беспросветной жизни без будущего и перспектив он был рад и суррогату счастья. Со Снейпом было плохо, но безопасно. А теперь Гарри опять словно подвесили над пропастью, оставив только чувство страха и растерянности. Утром следующего дня в зеркале Гарри увидел отражение своего серого, постаревшего лица с запавшими глазами. Предположение, что со Снейпом случилась беда, превратилась в уверенность. Гарри ломало от неизвестности и еще больше — от беспомощности что-то сделать. У него не было никакой связи со Снейпом, у него не было даже палочки, чтобы аппарировать в упомянутое графство и отправиться на поиски. Преданный Ход, обладающий магией, был бесполезен, потому что не отслеживал перемещения хозяина и не мог знать, где тот находился. Чтобы Ход нашел мракоборца, тот должен был его позвать, но в последние несколько дней никто не звал Хода. Как наяву Гарри видел Снейпа, лежащего на подстилке из лесного мха с разорванным горлом. Его блестящие глаза помутнели, контур черной радужки размылся, а над застывшим белым лицом кружили мухи. Никто даже не найдет и не похоронит его тело. Дикие звери обглодают его кости, а сам он сначала потемнеет, ослизнеет и вздуется, а затем начнет распадаться, проседать, и через год сравняется с землей, превратившись в прах. Гарри ровно сел и впервые всерьез задумался о том, что с ним будет, если Снейп все-таки погиб. Прежде ему казалось, что, становясь вдовцом, он получает свободу. Теперь же Гарри искренне не понимал, в чем эта свобода заключалась. В случае смерти Снейпа на него ложилась ответственность за Стэмпхолл и будущее Оскара — он был обязан растить его в одиночку и зарабатывать на хлеб для их семьи. Он никому не сумел бы объяснить, на каком основании он несет это бремя, и почему мракоборец оставил свое наследство именно ему. Пошли бы слухи. Гарри провел бы остаток жизни в изоляции, совершенно один, коротая длинные зимние вечера у камина со старым эльфом — через несколько лет Оскар должен был уехать в Хогвартс. Гарри подумал, что такая свобода была хуже всякого рабства. Он начал всерьез размышлять, не уехать ли им с Оскаром в Годрикову впадину. Там по крайней мере, их еще никто не знал, и он мог выдавать мальчика за своего родного сына. Без Снейпа дом, лаборатория и все принадлежащие ему вещи казались осиротевшими. Словно, Стэмпхолл был живым существом, у которого вынули сердце. — Где папа? — спросил Оскар, заметив, что отец долго не возвращается, и вопросительно уставился на Гарри. — Я не знаю. Он мне ничего не писал. Наверное, это была ложь. Гарри знал, где был его отец. Но ему не хватало сил сказать Оскару правду. "Северус, как твои дела? Все ли у тебя хорошо? Мы с нетерпением ждем твоего возвращения. Г." Гарри скрутил записку и проглотил в горле ком. В состоянии, в котором он находился, вопрос "Как твои дела?" звучал нелепо и даже отдаленно не передавал его истинные чувства. Сердце болезненно и глухо билось о ребра. Гарри потянулся к совиной лапке, но вновь остановился. Представив, что сова улетит на несколько дней, а затем вернется с нераспечатанным письмом, Гарри похолодел. Он понял, что не готов увидеть столь очевидное доказательство смерти Снейпа. Он малодушно бросил записку в огонь. Если Снейп и вправду мертв, подумал Гарри, у него на теле в течение двух недель не появится ни одного болезненного волдыря. Это будет означать, что муж забрал лежащее на них проклятие в мир иной. На негнущихся ногах Гарри спустился в лабораторию. Его пошатывало от слабости, потому что в последние два дня он ничего не ел из-за переживаний. Он сел за стол Снейпа и отодвинул ящик, в котором нашел уже знакомую ему шкатулку. Под крышкой были спрятаны аккуратно сложенные бумаги. В плотном конверте находились документы на Стэмпхолл. Под ними лежали два завещания — одно принадлежало Регулусу Блэку, другое — Северусу Снейпу. Гарри прочитал последнее. Убедившись, что Снейп в самом деле поделил наследство между ним и Оскаром, он почему-то испытал вину и стыд. Он поспешил убрать бумаги обратно и как можно скорее покинуть лабораторию. Вдруг из стопки документов выпал сложенный вдвое листок, который Гарри до этого не заметил. Он развернул его. Это было письмо. И в этом письме Снейп обращался к нему. "Дорогой Гарри! Если ты читаешь это письмо, то меня скорее всего уже нет на свете. Надеюсь, ты уже прочитал завещание и теперь знаешь, что отныне Стэмпхолл принадлежит тебе и Оскару. Но я хотел написать не об этом. Сейчас когда я пишу эти строки, я не знаю, каким будет тот день, когда мы навсегда расстанемся с тобой, и ты наконец-то избавишься от уз. С момента нашей встречи наши отношения были весьма непростыми. Так во многом сложилось по моей вине. Я знаю, что тебе со мной было нелегко. Наш брак казался тебе неизлечимой болезнью. Поэтому я хочу попросить прощения за все резкие слова, которые когда-либо сказал тебе, и за всю причиненную боль и неудобства. Я с самого начала знал, что из нашей связи не может вырасти ничего настоящего, вечного, потому что я был не тем, кто тебе нужен. И все-таки, прежде чем ты оставишь наши отношения в прошлом и направишь стопы в новую жизнь, я хотел бы сказать тебе напоследок кое-что важное. Пускай я покажусь неоригинальным, но жизнь, Гарри — сложная, непредсказуемая штука. Мы никогда не знаем, куда она нас забросит. Дожив до своих лет, я точно могу сказать, что счастье — совсем не то, чем оно порой нам кажется. Долгие годы я служил познанию, пытаясь разгадать законы бытия. Но моим самым большим и неочевидным открытием стало понимание, что любви тоже нужно учиться. Я прожил с Регулусом одиннадцать счастливых лет, но поверь, они далеко не всегда были простыми. Были обиды, охлаждение, разочарование. Но любовь на то и любовь, чтобы наполнять нашу жизнь смыслом и придавать силы в те минуты, когда не хочется идти дальше. Большое чувство начинается с понимания и готовности кому-то его подарить. Кого бы ты ни выбрал для будущей жизни, помни: истинная любовь есть то, что ты сеешь и ежедневно взращиваешь в своей душе. Красота в глазах смотрящего. Так и любовь есть отражение нас самих друг в друге. Пусть я не стал для тебя тем, кто заслужил твою привязанность, но я все равно был счастлив повстречать тебя и провести остаток жизни с тобой. Надеюсь, что однажды ты обретешь все, о чем мечтал. Прощай, Навеки любящий тебя, твой муж С.С."