Долгий путь домой

      Лошади тащили повозки, крытые белыми шапками парусины, словно капорами на головах городских модниц. Коровы жались к деревянным бокам телег и утробно мычали. Видно, им тоже не по нраву было покидать родные места и уходить в дождь. Скрипели оси, взбивая собой дорожную грязь. Датч подгонял Харона и Грома, на что вороной андалузец недовольно ржал, но делал шире шаг. В кузове, завернувшись в тёплое лоскутное одеяло, сидел Джек, на руках у которого спала маленькая девочка, уставшая от плача. Анабель звала маму. Анабель не понимала, что происходит и почему нежные, ласковые руки и голос, что убаюкивали её перед сном, вдруг пропали, оставляя после себя пустоту и горечь.       Джон, сгорбившись, сидел на козлах рядом с Ван Дер Линде, ощущая в груди сосущее, тошнотворное отчаяние. Он не мог набраться смелости, чтобы посмотреть в глаза сыну. Он был виноват. А спросить, за свой грех было не с кого, разве что с Моргана, который не приходил в себя с самого отъезда.       “Дядюшка издалека заметил пыль на дороге. Он не был дураком, коим его считали окружающие, ведь будь это действительно так, то он бы не дожил до своих “благородных” седин. Он поудобнее перехватил ружьё и вышел на крыльцо. В этой стране, если хочешь жить, что врагов, что друзей следует встречать с огнестрелом под рукой.       Записка от Джона, которую доставили около недели назад, заставила его не просто напрячься, а напрячься и начать что-то делать. По всей видимости, Джон умудрился влипнуть в по-настоящему крупные неприятности.       По старым каналам удалось быстро сбыть и лошадей, и свиней с курами. Козу и быка он отдал Бишопам в обмен на зерно. Миссис Бишоп, тайком от мужа, добавила ещё вяленого мяса и пару голов сыра: — Я слышала, что у мистера Милтона проблемы. Не хочу вникать в эту грязь, но скажу лишь, что федеральные агенты похожи на спесивых индюков, — она подталкивала провизию. — Берите! И передавайте Агате мои пожелания удачи и благоденствия.       И вот теперь, гружёные повозки ждали своего часа.       Между тем, всадники подъезжали всё ближе, и, в какой-то момент, старику искренне захотелось, чтобы это были законники, поскольку, если глаза его не обманывали, рядом с Марстоном скакал Хавьер и... Датч. Датч, от которого он сбежал, и который, насколько мужчина помнил, ошибки подельников не забывал и не прощал.       Но всё это смятение и низменное желание свалить подальше сошло на нет, как только он вблизи увидел всадников: бледные, до серости, лица, на которых застыло выражение чистой скорби и злости, кони, загнанные до такого состояния, что того и гляди, упадут.       А потом они остановились и сняли с крупа завёрнутый в парусину труп Эбигейл Марстон.       Слов не было.       Джек беззвучно плакал, уткнувшись в шею лошади. Смотреть на остывшее тело матери у него не было сил. Хавьер, вместе с подоспевшим Дядюшкой, стаскивали бесчувственного Артура Моргана, который бредил и, то и дело, вспыхивал мертвенным синим светом, вызывая безумное желание перекреститься.       Датч, взяв на руки хнычущую Анабель, прошёл в дом, сочувственно похлопав Джона по плечу.       В тот вечер они не говорили. Слова были не нужны. Каждый переживал по-своему: Хавьер перебирал струны гитары, Ван Дер Линде, после того как они с Джоном уложили детей в кровать и пристроили Моргана, ушёл проверять повозки, Дядюшка пил, а Джон достал из сарая лопату.       К утру перед крыльцом раззявила свою чёрную пасть глубокая могила. Промозглая сырость пробирала до костей, а Джон всё говорил, пытаясь обуздать эмоции и дрожь в голосе. Он говорил о том, что Эби была прекрасным человеком, что подарила ему замечательных детей, что она была бесподобной матерью, восхитительной женщиной и самоотверженным другом. Он говорил, что безумно сожалеет о том, что он не успел толком поговорить, обнять, попрощаться. О том, что у них нет времени пригласить даже священника.       Он бы мог сказать ещё очень многое, но слова застряли в глотке. Тело женщины опускали в яму под тихое рыдание Джека, а над головами мужчин витало безудержное чувство вины. Они пошли против судьбы, разменяли четыре жизни на две, но всё равно это было неравноценно.       Датч буквально силой заталкивал в кузов детей, не желающих уходить, Джона, которого трясло от сдерживаемых рыданий. Им нужно было бежать, пока законники не опомнились.       Повозки тронулись, оставляя позади пустые загоны для скота, тихий дом, под сводами которого ещё пару недель назад был слышен детский смех, и одинокую могилу, где вечным сном спала женщина, которая мечтала наполнить это место счастьем и радостью.       Хозяйка навсегда осталась рядом со своим ранчо.” — Куда мы едем, Датч? — хриплый голос Джона вырвал мужчину из оцепенения. — Недалеко от Тамблвида есть горная гряда. Она пронизана сетью укромных пещер. Мы сможем пока осесть там, чтобы решить, что делать дальше. — Откуда ты о них знаешь? — Когда мы въехали в этот штат, я сначала думал, что неплохо было бы разбить там лагерь. Но Хозия настоял на том, чтобы подождать до Блэкуотера. В любом случае, Ленни и Чарльз осматривали их, когда ездили на разведку. Чарльз сказал, что эти пещеры существовали задолго до того, как белые поселенцы высадились на берегах Америки. Когда-то это была зимовка индейцев Вапити, самого крупного племени в этих краях. — А сейчас эти пещеры свободны? — Не могу сказать. Если нет — думаю, мы сможем с этим разобраться, — он нежно похлопал по кобуре. — С Артуром нужно что-то решать. — Решать? — Мы в бегах, Джон. И снова в одной упряжке. Нужно понять, как можно ему помочь. Не думаю, что в таком состоянии он осилит дальнюю дорогу. — Помочь? — Да, что-то не так? — Нет, ничего...       Джон сцепил руки в замок, чувствуя на языке вязкую горечь. На какую-то долю секунды он готов был услышать от бывшего лидера предложение бросить Моргана как обузу и быстрее выходить в путь. Впервые ошибка в ожиданиях была такой сладкой. За прошедшие сутки он так и не нашёл в себе силы заговорить с Джеком, что одной рукой прижимал к себе кое-как заснувшую сестру, а другой поглаживал притихшего Руфуса. Чувство вины за случившееся ещё долго не ослабит своей мертвенной хватки вокруг горла. Марстон-младший так же молчал, но Джон буквально кожей чувствовал его осуждающий и почти ненавидящий взгляд. Любое слово, сказанное мужчиной в данный момент, прозвучит как жалкая попытка оправдать себя. Да и говорить было особо нечего.       Датч был прав: сейчас надо подумать о том, что делать дальше и как помочь Артуру, так некстати ушедшему в странное небытие. Ещё находясь на ранчо, Джон осмотрел тело друга на предмет серьёзных ранений, но не обнаружил ничего: пара царапин и только. С Морганом явно творилось что-то посерьёзнее. Старший мужчина время от времени хмурился, что-то неразборчиво бормотал, мотая головой в разные стороны, но в себя так и не приходил. Белоснежная Ева не давала никому к себе подойти, но и сама никуда не уходила, будто не могла оставить хозяина. До боли стиснув кулаки, Джон проклинал себя и своё неуёмное любопытство. Он уже потерял одного близкого человека и сейчас вполне мог потерять другого. Опять...       До места назначения небольшой караван из двух повозок добрался сутки спустя, ближе к ночи, когда полная луна залила бледным светом пустынный пейзаж. Джон волей-неволей вспомнил старые времена банды, когда они точно так же проводили многие дни в дороге, полностью доверившись Голландцу. Едва ли Марстон мог бы сказать, что скучал по такому времяпровождению, тем более, при нынешних обстоятельствах. Когда повозки остановились, мужчина на автомате взял ружьё и спрыгнул на землю. Любое потенциальное убежище необходимо было сперва проверить. Наказав Дядюшке присмотреть за караваном, Джон кивнул Датчу с Хавьером и двинулся по направлению к подножью горы, что должно было укрыть их на пару-тройку дней. Приближаясь к зияющей непроглядной тьмой пещере, мужчины прислушивались, максимально замедлив шаг. Ночная тишина буквально резала слух. Отсутствие звуков, света или дыма от костра говорило о том, что в этих местах сейчас никто не обитает. — Одной проблемой меньше, — буркнул Джон себе под нос, возвращаясь к повозкам.       Ночлег был сбит наскоро. После двухдневного путешествия все порядком вымотались, чтобы хоть как-то одомашнивать новое пристанище. Сминая в губах кое-как зажжённую сигарету, Джон вполуха слушал, как Ван Дер Линде что-то говорит Джеку. Марстон хорошо помнил этот успокаивающий тон из собственного детства. Голос, вселяющий надежду в завтрашнем дне. Стало вдруг до чёртиков тошно от самого себя. Джон должен был сам поговорить с сыном, утешить его, поддержать, но вместо него это делает Датч, человек, которого он ещё несколько дней назад практически ненавидел, а сам Марстон нервно курит вблизи лагеря, не в силах выдавить из себя ни слова. — Он славный малый, — мужчина невольно напрягся, услышав голос Голландца прямо за своей спиной. — Дай ему время, он справится. — У нас времени особо нет, — прохрипел Джон, раздражённо стряхивая пепел. — Да и не нужно много времени, чтобы понять, что я опять всё похерил. — Не говори так, сынок, — мягко произнёс Ван Дер Линде, становясь рядом. — Ты сделал всё, что от тебя зависело. В конце концов, твои дети с тобой, это главное. А с ублюдком Россом мы ещё рассчитаемся.       Марстон хотел было что-то ответить, но его прервал подошедший Хавьер. — Артур, кажется, очнулся... — мексиканец выглядел крайне взволнованно. — Но я не уверен, что он в себе.       Не говоря ничего, Джон выкинул недокуренную сигарету и в несколько шагов оказался рядом с Морганом, что теперь полусидел, упираясь ладонями в спальник. Лицо и шею мужчины покрыла испарина, а сам он тяжело дышал, заставляя сердце Джона пропустить удар. Хуже он выглядел только восемь лет назад в свои последние дни, но об этом Марстон вспоминать не хотел. Потерять ещё и его — это будет уже слишком. — Артур? — Джон неуверенно протянул к мужчине руку, кладя ладонь на его плечо. — Ты в порядке, приятель? — Не думаю, — глухо отозвался Морган, поднимая скрытый повязкой взгляд к другу. — Что-то не так... Что... Что с Эби, Джон?       Слова застряли в горле на полпути. Мужчина не хотел говорить это вслух. Не хотел напоминать самому себе. До боли зажмурившись, Джон сделал глубокий вздох и... Выдохнул, так ничего и не сказав. — Джон? — Она... — язык отказывался повиноваться хозяину. — Её больше нет, Артур...       На минуту воцарилось молчание, нарушаемое лишь тяжёлым дыханием Моргана. Джону эта минута показалась вечностью. Он ждал от Артура хоть каких-нибудь слов, но он будто бы снова потерял связь с реальностью, превратившись в почти неподвижное изваяние. Хотелось встряхнуть его хорошенько, чтобы привести в чувство, но вместо этого Джон замер сам. — Договор... — Марстон слегка вздрогнул, когда Артур снова заговорил. — Договор нарушен. Я... Я теряю связь с ним... Что за чёрт...       Прежде чем Джон успел что-то понять, Морган медленно осел обратно на спальник, очевидно, снова потеряв сознание. — Чертовщина какая-то... — Дядюшка поёжился. — Может, мне объяснят, что происходит? — Если бы я знал, — Джон поджал губы, чувствуя, как гнев и паника в глубине души превращаются в яростный ураган. — Сукин сын... — он тряхнул безвольное тело Моргана. — Я ненавижу тебя! Ты считал, что всё знаешь лучше, и что теперь? Что теперь, мать твою?! — Хватит, Джон, — ладони Датча легли на плечи мужчины. — Мы придумаем. Придумаем, что делать.       Он вывел Джона на воздух, чувствуя, как подрагивают его руки. — Слушай, Марстон, — Голландец поднял глаза к небу, провожая редкие облака, что время от времени закрывали от взора бледный череп Луны. — Я не знаю, в каком адском пламени горит сейчас Артур, но думаю, что клин выбивают клином. — Предлагаешь пригласить священника и приложить ко лбу Моргана распятье? — Марстон презрительно фыркнул, доставая новую сигарету. По всей видимости, чтобы успокоить нервы, не хватит и сотни. — По мне, так всё это воняет похуже сгнившего трупа. — Нет, — Датч загадочно улыбнулся, — в последнее время, я почти уверен, что Дьявол работает эффективнее, чем Господь Бог. — Будем искать Сатану? — Ведьму, — Ван Дер Линде пнул камешек. — И я знаю, кто мог бы помочь. — Да ну? С каких это пор ты поверил в магию? — Ну, порой Молли была той ещё стервозной ведьмой, так что... Но суть не в этом. Недалеко от Стробери, в лесу, в землянке у ручья живёт одна девица... Никак не могу запомнить её имя, но что-то связанное с мёдом. Индейцы не брезговали ходить к ней за советом. К тому же, она могла своими травами лечить всё, от поноса до лихорадки. Может, она и не излечит Артура, но сумеет подсказать, что нам со всем этим делать...       Что-то вспыхнуло в душе Джона: гнев или искра надежды — он не знал. Вот только сказанное Датчем было более чем похоже на план. А когда есть план, то можно начинать действовать.

***

— Ты снова уезжаешь? — Джек кормил Руфуса, бросая на отца тяжёлые взгляды. — Я должен. Это ненадолго. — Тебя никогда не бывает рядом, когда ты нужен, — подросток нахмурился. — Может, если бы ты не уехал тогда — мама была бы жива. — Джек, так получилось... — У нас всегда так получается! Рядом всегда кто угодно, только не ты!       Кто угодно, только не он.       Джон тряхнул головой, стараясь выкинуть из головы мрачные мысли. Он и так понимал, что если бы была награда за самого дерьмового отца в штате, он бы получил все призовые места. Вот только, как ни крути, ехать, кроме него, было некому. Что Датч, что мексиканец — слишком приметные. Дядюшке Джон бы не доверил даже варку похлёбки, а Артур... Эх.       А потому, надвинув на лоб шляпу и замотавшись в шарф, он выдвинулся в путь. Перед отъездом он крепко обнял дочку, надеясь лишь на то, что бывшие подельники смогут справиться с неугомонным бесёнком.       Осень вступала в свои права, показывая дурной нрав: мелкий дождь за часы езды умудрялся напитать сыростью всё: от куртки всадника до потника. Дорога превратилась в грязевое месиво, а потому Марстон старался скакать не по тракту, а по степи. Травы пожухли, но всё равно их хватало, чтобы животные не голодали. Именно этим и привлекали путников прерии — в особо тёплые зимы заготавливать приходилось только пару скирд сена на случай заморозков и непогоды.       Стрелок старался огибать населённые пункты и не попадаться на глаза патрулям. Он был уверен, что плакаты с их лицами уже украшают каждый дом в Блэкуотере и Армадилло. Тамблвид, в силу своей удалённости, пока что не был затронут, но это только пока.       С одной стороны, Джон действительно устал постоянно убегать и прятаться, однако, в глубине души, он слишком чётко понимал, что заниматься земледелием для него было даже постылее, чем мотаться по свету от ненавистного федерального агента. Он стыдился этого, пытался убедить себя, что это то, о чём он мечтал, вот только, как оказалось, мечта эта была Эбигейл, Артура, Джека, Датча, возможно — кого угодно, только не его самого.       И всё же, на душе было до безумия мерзко от того, что к глухой скорби от потери примешивалась толика облегчения. Привычно было проводить в седле долгие часы, созерцая проносящиеся мимо пейзажи. Привычно было спать по три часа в полуразрушенных хибарках, что гнили под высоким небом Америки, брошенные своими хозяевами. Привычно было чувствовать холодный шёпот Смерти, что неотступно следовала за такими, как он.       Верхняя Монтана осталась далеко позади, бурливо благодаря небеса за обильные дожди, а холмистая, укрытая пылающим золотым бушлатом лесов местность Стробери радовала глаз путника живописным пейзажем. — Эй! Эй ты! — Джон обернулся на голос. — Да, ты! Помоги, прошу!       На обочине дороги лежал мужичок, придавленный деревом. Рядышком лежал труп его лошади. Марстон соскочил с коня, пытаясь отыскать какую-нибудь подходящую палку, которую можно было бы использовать как рычаг. — Проклятущие ёлки! Что за страна, а? Тебя норовит убить всё, что движется и не движется, — мужчина застонал от боли, когда Джон перевернул бревно. — Маргарет мне всю печёнку сожрёт, когда узнает, что Кэррот помер, — он махнул в сторону туши лошади и с трудом встал, чтобы снять седельные сумки. — Не подбросишь до города? А то я плестись буду, аж до второго пришествия.       Джон пожал плечами и помог страдальцу залезть на круп Харона. — А ты неразговорчивый парень, да? — собеседник устроился поудобнее, прижимая к себе поклажу. — Как тебя зовут, хоть? Я Тодд Саммерс, если тебе интересно. Куда путь держишь? — Я Джим, — Марстон тяжело вздохнул, понимая, что Саммерс относится к категории людей, которые любят болтать не затыкаясь, а их словесный понос мог длиться сутками. — Я из Тамблвида. Дочка заболела. Перепробовали все лекарства, но ничего не помогает. И мне торговец сказал, что в Стробери живёт ведьма, которая умеет лечить людей. — Ты про Хонни, что ли? — Тодд засмеялся. — Да какая она ведьма? Ведьма — это тёща моя! Та ещё сварливая старая карга, а Хонората — кудесница! — Значит, это правда? — Что лечит? Да! Не боись, ты не зря из такой глуши ехал! Ох, она тебе и с дочкой поможет, и душу вылечит, и в кровати отогреет! — В каком смысле? — А ты не в курсе? — Джон покачал головой. — Ну ты даёшь, парень! Вот есть в мире шлюхи. Хорошие бабы, конечно, благое дело делают, да только и умеют, что за деньги ноги раздвигать. А Хонората и в дом пригласит, и обедом накормит, и ублажит так, что ты ещё неделю улыбаться, как дурной будешь. Никому не отказывает, если видит, что действительно на душе печаль и смута. Денег не берёт, хотя ей мужики наши то еды принесут, то забор починят, то по хозяйству помогут. А охотиться она и сама может. Стреляет покруче матёрых егерей. Хотя, — он почесал колючий подбородок, — я бы тоже так стрелял, если бы был одинокой барышней с такой-то внешностью. — А что с её внешностью? — Марстон хмыкнул. Образ ведьмы вырисовывался довольно специфический. — Она хоть и высоченная и сажень косую в плечах имеет, да только добрее девки ты за тысячу миль не сыщешь. Глазищи, как кофе, коса до пояса, пухленькая, аж сердце радуется. Есть, за что пощупать! А грудь какая! Пышная, мягкая, как свежая булка. А в постели... — Так, — Джон не желал слушать излияния Саммерса на тему женских прелестей, — я понял. Как найти эту твою Хорату? — Хонорату, — они проехали конюшню, стоящую на границе города, а впереди уже показались крыши аккуратненьких домиков. — Да тебе любой скажет! Живёт она в низине у ручья, — он махнул куда-то в сторону. — Землянка там такая, забором белым обнесена. Если ты до вечера подождёшь, пока я все дела сделаю, то я сам тебя к ней отведу. Надо ж мне тебя, Джим, хоть как-то...       Мужчина осёкся, глядя, как мальчишки несутся куда-то вперёд, крича что-то про сжигание ведьмы. — Крис, — Тодд окликнул одного из ребят. — Крис, куда это все спешат? — Так пастору Уотсу пришло разрешение от мэра! Госпожу Ожешко судить будут! — Блядь! — Саммерс весь напрягся. — Гони!       Около виселицы толпились люди. Они шумели, глядя на то, как на помост заводят босую девушку в разодранном платье. Женщины выкрикивали проклятия, а вот мужчины были непривычно тихи. — Брайан! — мужчина сполз с коня и обратился к одному из законников, что следил за порядком. — За что её? — Да жена мэра увидала у своего муженька мешочек с травами, ну и решила, что тот тоже у Ожешко грелся. Как с ума сошла! Прибежала к шерифу и давай орать, мол, вздёрнуть суку надо. Мол, она сеет разврат и смуту. Ну тут и наш благочестивый хлыщ подоспел, чтоб этому Уотсу пусто было. Вот и верещали они в два голоса: одна деньгами потрясала, другой библией. Шеф терпел-терпел, да и сдался. Никому не хочется иметь вражду с женой Мак Кормика. Что может противопоставить нищая колдунья против Сандры? Вот и притащили её с утра в каталажку. Плакала девка, рвалась, как лисица из силка. А этой стерве и того мало. Пожелала, чтоб сегодня же её вздернули. Жалко её.       Джон замер, глядя на то, как на шею последней надежды Артура накидывают пеньковую верёвку. Рук девушке не связали, понимая, что никуда она не денется. Та судорожно цеплялась за верёвку, а в глазах светилась неподдельная ярость. — Что же творите вы, люди? Не я ли от ваших детей отводила хворь, скотину лечила, роды принимала? Не я ли во время зимы отпаивала отваром больных и делилась куском хлеба? — Чудеса подвластны только Господу нашему! Ты же — детище Сатаны, изрыгнутое из чрева Ада! Ведь сам Иоанн Богослов видел лик твой, благодаря Ангелу! Видел он жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами. И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства её; и на челе её написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным. Видел, что жена упоена была кровью святых и кровью свидетелей Иисусовых, и видя её, дивился удивлением великим. — Шлюха! — взревели женщины хором. — Да разве ж я тащила мужчин за рукав из дома в постель свою? Сами они приходили! — она протянула вперёд руки, будто пытаясь дотянуться до сердца каждого. — Сами раздевались, да на ложе укладывались! По что же приходили они сами, а вину мне вменяют? — Ты — совращала их одеждами вызывающими, да словами сладостными! — Платье моё каждый в городе видел. Ни длиной, ни вырезом оно не отличалось. А что до слов, так ответь мне, пастор, ужель нет у наших мужчин и толики силы воли, чтобы самим выбирать: спать со мной или не спать? — Молчи, ведьма! Вина твоя доказана, и жизнь твоя неправедная сегодня закончится, дабы предстала ты перед Господом за грехи свои. — Что ж молчите вы, защитники мои? — ветер облизывал растрёпанную косу и голые плечи ведьмы. — Раз вам нечего сказать, то, коль есть на свете Бог, пусть хоть он меня защитит!       Оттолкнув протянутое пастором распятье, она гордо расправила плечи и закрыла глаза. Скрипнул рычаг, и опора пропала из-под ног у травницы. Лицо Ожешко покраснело. Тело дёрнулось раз, другой, третий, как вдруг, с громким треском оборвалась верёвка, и девушка упала вниз, хватая ртом воздух.       Толпа притихла. Пастор побледнел. — Что встали! — взревела одна из женщин в толпе. — Меняйте верёвку и вздёрните уже эту суку! — Но как же... — священник сглотнул. — Как же так? У Господа она защиты просила, и верёвка оборвалась. — И что? — женщина, по-видимому Сандра Мак Кормик, недовольно смотрела на мужчину. — Дважды вешать — Господь запретил! — Да плевать мне на это!       Люди взревели: кто-то требовал снова повесить Хонорату, кто-то возмущался прерванным зрелищем, но большинство требовали травницу отпустить. Пошатываясь, девушка встала и побрела в сторону ручья, ступая босиком по стылой земле. Кто-то из женщин рванул было за ней, но муж крепко схватил её за руку.       Джон, не в силах выносить больше этот фарс, пришпорил коня и, протянув Ожешко руку, усадил её на круп лошади. — Куда тебя отвезти? — Вниз, — она закашлялась и махнула рукой куда-то влево.       Марстон замолчал и пустил Харона рысью, чувствуя, как трясёт его спутницу. Оно и немудрено. Выехав из города, он повёл коня по узенькой протоптанной тропинке, что вилась лентой к самому ручью, где и обнаружилась небольшая, поросшая травой и цветами землянка. Жилище ведьмы было обнесено забором. В небольшом огородике росли не овощи, а травы. — Спасибо, стрелок, jesteś dla mnie bohatere*, — она соскочила вниз и направилась к землянке, — Рассказывай, просто ты такой добрый или нужда привела? — Ты же ведьма, вроде как... — он прошёл внутрь уютной комнатки, чистенькой и с побеленными стенами. — Разве ты не можешь сама сказать, зачем я тут? — Как пекарь не может сам подковать лошадь, так и ведьмы специализируются на чём-то одном. Кто-то лечит, кто-то проклинает, кто-то видит будущее. Так что будущее мне неизвестно. Я Хонората. Для друзей Хонни. Ты ведь мне друг, да? Душа у тебя светлая, открытая, хоть и смятения в ней много. — Меня зовут Джон Марстон и мне нужна помощь, — мужчина наблюдал за Хонни, которая без стеснения стягивала с себя испорченное платье и переодевалась в плотные штаны и свободную рубаху из тонкой шерсти. — Мой друг заключил какой-то договор с неким Человеком в Цилиндре. Но что-то пошло не так, и теперь он лежит без чувств, почти не приходя в себя. — Человек в Цилиндре? — она нахмурилась, потирая шею, на которой алел страшный след от верёвки. — Плохо это. Очень плохо. — Почему? — Такую магию мне не разрушить. Чары договора сильны, а чары договора с ним — так и вовсе подобны стальным канатам. Начнёшь рвать, и струны стальные уничтожат несчастного, рассекут вдоль тела, уничтожая плоть и душу. — Да кто он, чёрт возьми, такой? Сатана? — Джон нахмурился, стараясь не поддаваться панике. — Не знаю, как объяснить, — ведьма скидывала в дорожную сумку скудные пожитки, платья и травы. — Бог и Дьявол — людская сказка. Страшно им жить, понимая, что во всех грехах и страданиях виноваты лишь они сами, вот и выдумали тех, на кого свои грешки свалить можно и верят, что ждёт их после смерти не забвение, а новая жизнь. Господин в Цилиндре не имеет к сказкам никакого отношения. Он появился, как только первый настоящий человек вылез из утробы матери. Он — Хозяин. Их покровитель и судья. Он, как воздух, вода, земля и огонь — существует вечно, но люди придают ему окончательную форму. Он бродил по земле седовласым греком или воинственным персом, прекрасной аристократкой или французским моряком. Он незыблем и вечен. Его нельзя постичь, хотя он постигает людей. — Звучит бредово. — Да, есть немного. Но объяснить более понятно я вряд ли смогу. — Значит, здесь уже ничего не поможет? — Не паникуй, — она вспорола перину и достала мешочек с деньгами. — Я, конечно, сама помочь не смогу, но знаю человека, который, возможно, сможет. Эта женщина, впервые на моей памяти, сумела разорвать контракт с Цилиндром и выжить. — И где её найти? — В Сэн-Дэни, — Хонората сняла со стены ружьё. — Пойдём.       Они вышли к ручью, и девушка, сунув два пальца в рот, засвистела, как заправский разбойник. На свист из глубины леса выбежал огромный, пятнистый шайр и гулко заржал. — Умница, Пого, — ворожея обняла скакуна за шею. — Надеюсь, ты готова к дальней дороге. — Ты поедешь со мной? — Джон окинул девушку недоверчивым взглядом. — Зачем? — Во-первых, — Хонни закрепила свои сумки на Пого, — в силу некоторых обстоятельств, ты сам не сможешь найти эту девушку, а во-вторых, — она заскочила в седло и улыбнулась, — я боюсь, что скоро добрые горожане поймут, что ведьм принято не вешать, а сжигать.