Зло Обязательно Проигрывает

А пока мы страдали от изнурительных порой тренировок, на площади Вольных Граждан началось строительство. В самом её центре возводили луидору — орудие казни, чертежи которого было привезены коммандором Полем Луидором в качестве дружественного подарка из северного королевства Годдамия. Там это орудие использовалось для развлечения толпы, наряду с виселицами; у нас же его решили применять для того, чтобы показать народу, какой итог ждёт тех, кто предал страну и своих собратьев. Каждый злодей, герой и мирный житель Монтикулии знал, как работает это устройство: палач дёргает за верёвку, косое лезвие скользит вниз, и отрубленная голова катится в корзину. И конечно же, строительство этого орудия казни не могло не привлечь внимание жителей. Все в городе уже вовсю шептались об узнике одинокой Башни МакБлейза, для которого и готовилось это орудие. Расследование, которое снова запустили и наконец-то завершили вынесением смертного приговора, вызвало у жителей Темекара и его окрестностей ажиотаж. За день до казни во всех тавернах города было не протолкнуться из-за приезжих; опустошая запасы баров, стоявших около площади и давя друг другу ноги, люди жаждали зрелища. Даже "Золотой Единорог", в котором обычно от силы набиралась лишь половина зала, к вечеру уже ломился от посетителей. К счастью, по старой дружбе нам удалось занять местечко в дальней части зала — маленькая комнатка, ничем не больше тех, что при Армии, но зато скрытая от посторонних глаз. Нужно было лишь внести плату в пять лютонов на поддержание чистоты и эта комнатка в твоём распоряжении до самой глубокой ночи. Там мы и засели втроём, Сэм, Мария и я, омрачённые предчувствием, что завтра случится нечто плохое. Разговор так и не клеился. По сути мы сидели там, раздираемые внутренними переживаниями и страхом перед грядущим. — Я, пожалуй, схожу, гляну, что там снаружи, — Сэм встала и направилась к двери. — Если хотите, заодно могу и еды захватить, или из выпивки чего. Но нам ничего не хотелось. Сэм тогда пожала плечами и затерялась в толпе, оставляя нас с Марией вдвоём. Она, как и всегда, выглядела прекрасно в своей накидке, разукрашенной цветными узорами. На шее её была повязана толстая нить с тремя бусинами рубинового цвета — я тогда удивилась, как она не боится, что из-за этих бусин особо рьяные стражники ещë не посчитали еë одной из "этих", бунтующих. Но даже несмотря на возможную опасность, эти бусы подчёркивали ту красоту, какой Мария была наделена от рождения. Эти три родинки у левого виска, будто кто-то в шутку налепил у левого виска маковые семена; эти тёмные локоны, чуть-чуть не достававшие своими волнами до плеч; этот чуть вздёрнутый носик, придающий её лицу насмешливое выражение. Еë же глаза... Как странно, что раньше я не замечала, какие красивые у неë глаза. Теперь же, когда Мария была так близко, я не могла отвести от них взгляда. Её глаза были прекрасны и в них притаился добрый взгляд. Мария частенько не стеснялась в выражениях и умела метать молнии, но в самой глубине этих глаз таился тот самый взгляд, такой редкий для остальных и оттого такой ценный, стоит его заметить. Но для этого надо много наблюдать, подмечать и думать, пока он тебе не откроется; стараться замечать каждое туманное помутнение, каждое мрачное затемнение и каждый счастливый блеск. Быть рядом, чтобы заметить. Её глаза были невероятно тёмного зелёного цвета. Всё равно, что стоять посреди векового леса, пока его лишь тихонько шевелят ветра наверху, а сквозь ветви видны солнечные лучи, словно само солнце оставляет свой отпечаток. Её глаза были как вековой лес... И я поняла, что заблудилась в них. Заблудилась, заплутала, сама же ушла по тонкой дорожке в самую гущу. И вот что самое страшное — я не хочу оттуда уходить. Хочу быть там, в этой глубине, хочу быть с ней. Надо её предупредить. Я взяла Марию за руку. — Прошу тебя, будь осторожна, — сказала я. — Что бы ты завтра ни делала, будь осторожна и не приходи на площадь во время казни! — Анжелика, что с тобой? Что-то случилось? — спросила она меня. В еë голосе слышался испуг, я могла его слышать, но в то же время казалось, будто он звучал где-то далеко. — Я не знаю точно, что происходит, — из-за подступавших слёз стало труднее видеть и говорить, — но если произойдёт то, о чём я думаю, много кто может пострадать. И я не хочу, чтобы ты оказалась среди возможных жертв. Мария внимательно посмотрела на меня. В её взгляде, казалось, промелькнуло сожаление о чём-то, однако исчезло настолько быстро, что я списала это на свою усталость. Она нежно провела большим пальцем по моей ладони. — Хорошо, Анжелика. Посмотри на меня. Я послушалась и подняла голову. Мария аккуратно вытерла слëзы с моего лица. — Расскажи мне о том, что тебе снилось, — она смотрела мне прямо в глаза. Уже позднее я поняла, что тогда Мария воспользовалась своими способностями житанки, чтобы помочь мне успокоиться и понять, что же меня тревожит. Тогда же я просто словно погрузилась в сладкий туман, сквозь который было видно только её лицо, и приятное чувство безопасности наполнило мой разум. Потом Сэм рассказывала, что когда она зашла что-то спросить — уже даже и не помнит, что именно — увидела, как мы с Марией смотрели друг на друга. В этот момент она благоразумно решила не вмешиваться и отправилась подышать свежим воздухом на улице. Не знаю точно, что Мария тогда сделала или внушила мне, но она тогда отлично постаралась — впервые за долгое время мне не приснился этот ужасный кошмар. Когда настал день казни, нас подняли ранним утром и заставили как можно быстрее собраться в штабе у Цитадели, в той же комнату, где мы впервые увидели капитана Питера Якоби. Тогда же мы увидели, что Хэнса вместе с нами не было: около капитана стояла фигура в плаще, чьё лицо скрывал капюшон. Пока Якоби раздавал отрядам приказы, человек этот стоял прямо и будто бы не дышал, но всё мы чувствовали на себе его взгляд: так смотрит хищник на свою будущую жертву. — Я не буду торчать с вами на площади. В отличие от вас, остолопов, моя ответственность не заканчивается клочком земли. Как капитан, я должен координировать работу всей стражи в городе, и в случае происшествия жду немедленного доклада в установленный пункт. А это, — в конце своей речи капитан указал на фигуру в плаще, — мои глаза и уши на площади. Едва кто-то из вас ослушается моего приказа, он тут же сообщит мне об этом. Особенно это касается тебя, Лероукс. Я чувствовала, как два взгляда, капитана и неизвестного в капюшоне, вонзились в Сэм. Моя же подруга, казалось, не была этим обеспокоена. — Пока что всё, — закончил капитан. — Проследуйте на обмундирование и направляйтесь к площади. Сбор у входа на площадь через двадцать минут. Делать нечего, наша работа началась. Люди вокруг зашумели, проталкиваясь к дверям. — И пошевеливайтесь давайте, сонные подобия людей! — гаркнул капитан Якоби. — Если и в Онморт провалитесь, то не заметите! Только я хотела позвать Сэм и уйти с ней, как капитан добавил уже более спокойно: — Ответственную за дисциплину прошу остаться для изучения карты площади и согласования действий. И ещë для выдачи солларских телефонов коммандорам отрядов. Сэм вздохнула. — Ладно, Анжелика, увидимся, — махнула она мне на прощание, в то время как меня уносило толпой выходивших стражников. Какое-то время спустя отряды выстраивались в промежутке между помостом и толпой. Моё место оказалось удачным: я стояла близко к углу и оттуда хорошо было видно, как Сэм руководит другими стражниками, расставляя их перед входом на помост с луидорой. Народ тем временем всё прибывал и прибывал. Казалось, в тот день фрукту негде было упасть, настолько много людей пришло на казнь. Максвелл тоже был там — он специально отпросился у Архивариуса, чтобы выбраться на площадь. Его вид действовал на меня успокаивающе в этой суматохе. Толпа, гудевшая в предвкушении зрелища, немного затихла, когда на площадку вышел парнишка на несколько лет младше меня. Одетый в лиловую тунику, к которой была приколота брошка в виде кричащей головы, он держал в руке небольшую книгу, символ эральда, где записывалось всё, что касалось очередного обращения к народу. Эральд встал на помост, откуда его было видно каждому присутствующему. — Жители славного Темекара и великой Монтикулии! — начал он. — Сегодня мы собрались здесь, на площади Вольных Граждан, чтобы свершить правосудие и узреть конец одного важного дела. Решение этого дело растянулось на несколько поколений, но в итоге оказало большое влияние на то, кто мы как общество, и как следует наказывать тех, кто идёт против народа и страны нашей. Мальчишка сделал паузу (а таких, как он, учат чувствовать, когда она необходима), прокашлялся и раскрыл книгу. — Игнис Лотерий Хаффмонн, известный как Скиталец и Странник, — начал зачитывать он звонким голосом, — обвиняется Армией Порядка в содействии убийству Главного Паладина Люциура МакБлейза, называемого "Светоносным". Презренный, он бежал с места преступления и скрывался от справедливого суда, обманывая честных граждан наших и зарождая сомнения в их разумах своими ложными учениями. Он предал своих сограждан и свою родину; за это, по решению Армии, этот колдун достоин только смерти. Под эти слова два стражника грубо втащили на помост Игниса. Он вновь был одет в "колдовской наряд". Я невольно отметила, что он всё так же казался мне таким старым и таким молодым одновременно. В тот момент мне пришла мысль, что, наверное, это оттого, что в его молодом разуме ведуна были собраны знания десятков, если не сотен людей. Площадь вновь наполнилась звуками грубых выкриков и свиста, однако эральд продолжал говорить, при этом умудряясь как-то быть громче толпы. — Мы собрались здесь, — его голос накрывал всё пространство площади, — чтобы напомнить себе и друг другу: вот какой итог ждёт тех, кто предал страну и своих собратьев. Такой конец ждет преступников, решившихся на подобный поступок. Ведуна силой заставили встать на колени и положить голову на наголовник, куда должно было упасть лезвие, стоило только палачу дёрнуть за верёвку. И в этот момент началось то, что невозможно назвать иначе, чем "хаос". Сквозь солдат начали прорываться группы людей. Некоторые из них, кто был половчее, запрыгнули на деревянный помост луидоры и начали скандировать какие-то лозунги. Кто-то был с оружием в руках, у других с кончиков пальцев срывались магические искры, некоторые вообще были вооружены только собственными руками, но всех их объединяло одно: либо на их предплечьях, либо на головах красовались повязанные наспех платки рубинового цвета. — Вы что здесь делаете? — только и успел прокричать возмущенный эральд до того, как один из них ударил его в живот. Его обмякшее тело тут же подхватили и оттащили в сторону. Тем временем рубиновых на помосте становилось всё больше и — о, как же дрогнуло моё сердце — среди них была Мария. Она тоже выкрикивала лозунги рубиновых, размахивая платком, окрашенным в этот цвет, над своей головой. — Вы наблюдаете за казнью невиновного человека! — голосил кто-то из рубиновых. — Настоящий преступник умер много лет назад, и он сам отравил себя! Толпа зароптала; кто-то даже крикнул "да что за чушь вы несёте!", но мятежник продолжал свою речь. — Задумайтесь, — перекрикивал он людей, — как много казней, которые вы видели в последнее время, были действительно справедливыми? Помните ли вы Казнь Пятнадцати? Все ведь знали, что те девушки были невиновны! Пока с помоста раздавались речи, стражники взволнованно переглядывались. Возможно, в их разумах тоже зрели сомнения, а может, они просто удивлялись бездействию палача. Тот тоже стоял, словно столб, не понимая, как ему нужно поступить. — Признайтесь себе: вы просто боитесь неизвестности, боитесь выступить против устоявшегося порядка, а Армия этим только и пользуется. Разве вы не видите, что Совет просто запугивает вас, чтобы сохранить власть и продолжить чинить свои зверства, недостойные прощения даже самого святого Аттолия! В этот момент опомнился кто-то из начальства; видимо, понял, что если не остановить бунтующих сейчас, то он в числе первых почувствует на себе их ярость. — Так, прекращаем этот цирк, — сухо скомандовал он, сплюнув на землю. — Кто из этих паршивцев будет сопротивляться, тех по голове и в темницу. Сказано не церемониться с ними. Приказ был дан и обжалованию не подлежал. Стража с обеих сторон начала взбираться на помост. — Только встав плечом к плечу, мы сможем вместе... — оратор так и не успел договорить, получив по голове, и его тело рухнуло на землю. В толпе послышались новые возмущения, но уже в адрес солдат. На них посыпались всевозможные ругательства и проклятия, кто-то из горожан даже не постеснялся кидать в них камни, что только усиливало неразбериху. И тут я увидела, как палач, словно очнувшись ото сна, вытаскивал из своих ножен короткий меч. Он направился в сторону ближайшего мятежника, и меня перекосило - это была Мария. А дальше время словно застыло, словно обхватив меня чем-то липким за руки и ноги. Я стояла будто бы целую вечность, наблюдая за тем, как палач, покачивая оружием, медленно шагает в сторону моей возлюбленной. Захотелось вырваться из этой липкой пелены, с боевым воплем броситься вперёд, защитить ее от удара хоть бы и собственным телом. Я сделала усилие над собой, и... Помню, как я бросилась в их сторону, крича что-то вроде "А ну не смей её трогать!". Как Мария, услышав мой вопль, отпрыгнула назад от неожиданности. Как сквозь доспехи я почувствовала удар моего плеча о грудь мужчины. Как тот схватился за верёвку, стараясь не упасть... И как по площади прокатился до жути знакомый звон скользящего вниз лезвия. Казалось, все присутствующие смолкли при виде того, как голова Странника шмякнулась о дно поставленной рядом бадьи, опрокинула её и немного прокатилась по доскам, остановившись лицом вверх. А может, это я просто перестала что-либо слышать. "Это просто случайность", крутилось в моей голове. "Это не моя вина, не моя вина! Не моя вина!" — Анжелика, — раздался чей-то женский голос очень близко от моего уха. — Успокойся, никто не винит тебя в его смерти. Только успокойся, прошу. "Это не моя вина!"