Зло Обязательно Проигрывает

ЗАПИСЬ НОМЕР 29 Дата: 79 день Аревия, год 388 п.А На очередном собрании Совета было решено: болезнь будет названа в честь меня. Вот так и назвали — тулярейдис Якоби. К счастью, слухов на этот раз не пошло, ведь мы все успели узнать друг друга достаточно хорошо, чтобы тратить время на какие-то мелкие обиды. Самой же мне на собрании побыть не удалось — требовалось наблюдение над одним из моментов в эксперименте (Кох любезно предложил мне свою помощь в этом), поэтому вместо меня отправилась Верне. Она же и принесла эту новость. В честь этого, в короткий вечер нашего отдыха, мы втроём решили распить по бокалу пэррийского вина. От вина немного потянуло на истории, и мы с Орианной немного разболтались о своей юности, как мы начали заниматься наукой. Видимо, наслушавшись нас, в какой-то момент Кох, предпочитавший обычно отмалчиваться, изъявил желание рассказать о том, как проходили его испытания касаемо природы вампиризма. Как можно догадаться, я была от этой идеи в полном восторге и сразу же попросила разрешения записать эту историю в свой дневник.       Как и во многих других историях, всё началось в детстве. Юный Александр был очарован сказаниями о графе далёкой восточной страны по имени Владимус Тепеш Третий, и его связи с наукой и вампиризмом, которое уже тогда считалось болезнью. Теперь же он не без иронии вспоминал о том, как в детстве гордо говорил, как станет учёным и поможет всем, у кого будет обнаружен тот же недуг. Однако приступил к этому уже в зрелом возрасте, когда вернулся в родной дом уже в качестве его хозяина. Разбирая хлам, который не смогли выбросить уже покойные родители Коха, он случайно нашёл свои детские записи и вдруг что-то щёлкнуло в голове. Только выпустившийся из филийской Академии Целительства, ему не терпелось заняться изучением какой-либо узкой темы, и он с радостью ухватился за такую возможность, за короткое время переоборудовав подвал в самую настоящую лабораторию. Так прошёл целый сезон и вот наступил пятый день Трепара. Тогда Александр во время изучения вампиризма столкнулся с проблемой, неразрешимой в теории; ему пришлось перейти к практике, то есть к опытам. — Проверять тогда было не на ком, кроме любимых мышек, — рассказывал он, — так что я решил пожалеть их и взять себя в качестве испытующего. А дальше я помню только отвратительнейший вкус крови во рту и белую шерсть в руках. В дальнейшем Кох обнаружил у себя постепенное исчезновение пигмента в волосах, изменённое восприятие света и пониженную необходимость во сне. Всё это он тщательно документировал, к своему удовольствию замечая, что может до пяти дней продержаться на ногах, медленнее уставая. Впрочем, оставалась одна проблема: насыщение организма. Пускай Кох мог и дальше есть обычную еду, но это не давало прежнего эффекта, что начинало пугать его. — Тогда мне пришлось обратиться к местной кухарке за помощью в подборе продуктов, — рассказывал Кох, помахивая бокалом. — Приходилось искать всë, что обладало наиболее питательным эффектом, и в итоге создалась просто отвратительнейшая бурда. К счастью, в то время у меня оставалось немного порфирия, вампирского токсина, и я почему-то решил капнуть его в блюдо. До сих пор не понимаю, как именно, но этому удалось нейтрализовать вкус, лишь оставив немного солёности. Именно смесь Тепеша, как Кох назвал это "блюдо", и находится в его фляге. Раз в сутки выпивается "доза" в пара глотков, что помогает ему восстановить баланс питательных веществ. Конечно, приходилось пополнять запасы порфирия, которое, за нехваткой другого источника, Коху приходилось немного выкачивать из себя. Также вскоре стало понятно, что долго при солнечном свете он не может находиться: кожа сразу же начинала буквально "сгорать", в дальнейшем очень долго и медленно заживая. То же самое касалось и света, пропущенного через солларский кристалл. Серебро же, однако, просто неприятно жгло кожу, но в то же время Кох не так долго и сильно придерживал кусок этого металла. Со временем Кох научился жить с этим, потеряв в итоге не так уж и много; он и так был не особо душой компании. Это только сейчас, оказавшись со всеми нами в глубинах Норы, работая над важным для всей Монтикулии лекарством, он начал потихоньку оживать (насколько вообще можно было ожить, когда у тебя неизлечимая болезнь). — Если бы я верил в судьбу, то сказал бы, что этому всему было суждено случиться, — говорил Кох, а в его глазах таилась какая-то грусть... Его история не выходила у меня из головы, пока мы с Орианной уходили в свои спальные комнаты (точнее, она прислонилась ко мне на плечо, чтобы не запнуться и не упасть). То, что он столько пережил, сумел снова встать на ноги и вернуться в сообщество мейстрелов, сделал себе имя и в итоге оказался одним из особенно плодовитых в работе, не могло не вызывать уважение. Если бы только это знало больше людей... — А знаешь, Ренарда, — неожиданно прошептала мне Орианна, повиснув у меня на плече, — я ведь теперь вообще к нему хорошо отношусь. — Да неужели? — невольно вырвалось у меня. Она широко улыбнулась: — Да, я знаю, что ты думаешь: мол, как же так, ты же ругалась с ним всë время. Я просто всë это время набл... Наплю... Следила за ним, короче, — у неë уже явно заплетался язык. — Да и история эта... А как ты думаешь, в него много девушек влюблялось? Я честно ответила ей, что не знаю. Да и вообще, не задумывалась как-то об этом. — А он ведь так похож на принца из какого-нибудь сказания... — мечтательно протянула Орианна. Она и дальше продолжала бормотать что-то себе под нос, пока я не оставила еë в своей комнате. Сон, нам всем сейчас нужен хороший крепкий сон. Даже эти строки пишу со слипающимися глазами. ЗАПИСЬ НОМЕР 31 Дата: 87 день Аревия, год 388 п.А Сегодня последний день Аревия перед тем, как начнëтся празднование Транзита — праздника, когда один год сменяется другим, и божества сезонов празднуют это вместе с людьми. Но ещë до этого дня в Норе было уже не так много людей. Ранее мне удалось договориться с Советом и отпустить тех, кому нужно было повидаться с родными. Это было довольно сложно (учитывая как проблему с фаталистами, так и недавний указ), и в случае с некоторыми удалось лишь договориться, чтобы их родные смогли за счëт Совета приехать в Темекар на время празднования. Но не у всех были семьи, которые были готовы к подобному приезду, и потому им пришлось оставаться в Норе. Для таких людей мы с Кохом и Орианной решили устроить максимально уютное празднование Транзита. И было похоже, что все были счастливы хотя бы немного перевести дух: всë-таки Нора немного угнетала своих духом, постоянно напоминая о нашей цели, так что было полезно немного посмеяться. Ранее днëм мы встретили начало Транзит все вместе, закрыв глаза на все эти глупые разделения на старших и младших. Когда ещë можно было спокойно пообщаться на любые темы, не выглядя глупцом, как не сейчас? Лишь когда все разошлись кто куда (в основном в комнаты друг к другу), мы втроëм — Орианна, я и Кох — перебрались в мой кабинет. Орианна сразу же приготовила бутылку своего любимого вина, разливая нам в поставленные ранее бокалы. — Уже так долго вместе, — промурлыкала она, закрывая бутылку. — Знаете, я ведь даже успела вас по-своему полюбить. Кох от этого только хмыкнул, немного улыбнувшись. — Соглашусь с реакцией Коха, — ответила я Орианне, усаживаясь за своë место. — Обычно ты такое не говоришь в подобном состоянии. Орианна, фыркнув, поставила два бокала напротив нас с Кохом. — Я понимаю, что вы это так шутите по-дружески, — она уселась напротив нас, — но в другие разы у вас получалось лучше. Давайте лучше уже выпьем, что ли. Мы молча коснулись бокалами и отпили немного. — Пускай Лагрен дождями свежими нас орошит, — Орианна решила начать зачитывать одно из типичных поздравлений. — Соларра светом сердца своего согреет, — продолжила я. — Трепар помочь со сборами успеет, — Коху досталась третья строфа. — Ну а в конце пути к себе Аревий приютит, — закончили мы вместе, тихонько поставив бокалы обратно на стол. Так мы и сидели в тишине какое-то время: согласно поверью, это пожелание должно было дойти до божеств сезонов. До тех пор, пока Кох не предложил: — Ну что, приступим к подаркам? Орианна согласно закачала головой, да и я была не против. По общей договорëнности, за несколько дней до Транзита каждый из нас троих сходил и купил подарки. Они потом укладываются в те места, которое точно не понадобятся в скором времени. По вытянутому нами ранее жребию честь начать обмен подарками досталась мне. Стараясь сохранять важный и загадочный вид, я открыла одну из полок из своего стола и вытащила два хорошо упакованных свëртка — один большой и второй поменьше. Вскоре Кох рассматривал тонкий нож для препарирования, о котором как-то упоминал в разговоре. Орианна же с восхищением ощупывала тëплую накидку. — Вы уж простите, что подарки не такие уж и помпезные, — начала я извиняться. Почему-то в тот момент начало казаться, что им на самом деле не нравится то, что было подарено. — Ренарда, небесный слуга тебя сохрани, — добродушно фыркнула Орианна, — подарки есть подарки, и неважно, сколько ты заплатила за них. Кох согласно кивнул. — Мы в любом случае польщены, что вы решили выбрать для нас настолько подходящие вещи, — он положил ладонь на свой подарок. Этот маленький жест, как ни странно, меня успокоил. Когда же пришла очередь Коха, тот ловко вытащил из своего шкафчика бутылку марроканского цитрусового вина и с почтением вручил его Орианне. — Специально поискал то, что тебе было бы интересно попробовать, — сказал он. — К счастью, в подвале моего родного дома было много интересных экземпляров. Я ожидала от Орианны очередной колкости — она в последнее время то и дело говорила про Коха что-то в духе "Это не совсем тот вариант, за который я бы с радостью вышла замуж, но и против не была бы". Однако вместо этого она внезапно смутилась и молча приняла подарок из его рук. Мне же тем временем досталась небольшая коробка, в которой аккуратно лежали невероятно тëплые чулки, большая кружка и набор для работы с бумагами. Судя по всему, кружку Кох делал своими руками. — Всë для того, чтобы вам было удобнее и приятнее работать, мейстрел Якоби, — тот тем временем склонил голову. И это был действительно отличный подарок: всë это можно было неплохо использовать в работе, так что тут Кох хорошо угадал. Судя по лицу Орианны, то же самое было и в еë случае — она так и сидела в смущëнном состоянии, не выпуская подарок Коха из рук. — Орианна? — позвала я еë. Та встрепенулась, словно задумалась о чëм—то. И мне показалось, или она немного покраснела? — Точно, сейчас же моя очередь! — воскликнула Орианна, стараясь притвориться, будто всего это не было. Она подошла к своему шкафчику, раскрыла один из ящиков и вытащила небольшой длинный сверток. Лишь когда этот сверток был поставлен на стол и развëрнут, стало понятно: это оказались два небольших сундучка, приставленных друг к другу. Как по команде, мы с Кохом одновременно взяли в руки по сундучку; он оказался таким маленьким, спокойно умещаясь даже на моей не особо большой ладони. Орианна смотрела на нас, ожидая нашей реакции, когда мы с Кохом открыли свои подарки. В них обоих, на обивке из скрученных толстых нитей, лежали небольшие, размером с арон, медальоны. — Орианна, — ахнула я, — они такие красивые! — На самом деле я давно выкупила их, — объяснила нам Орианна, явно довольная реакцией. — Как увидела, так и поняла сразу: это надо взять. Медальон, кстати, и правда выглядел красиво. Он был сделан из серебра, не особо тяжëлый, приятно ощущался в руке. Но самое важное, пожалуй, это изображение на медальоне. Тут Орианна отлично выбрала: мастера превосходно воплотили часть античной легенды о Керикин, первой известной целительницы Монтикулии. Как и в древнем сказании, еë посох — керикион — был поломан на три части, но был скреплëн обратно тремя змеями. И да, у Коха был такой же. Только тот, с учëтом своей болезни, не спешил доставать свой подарок из сундучка, а лишь смотрел на него внимательно. — У меня тоже такой есть, — тут Орианна полезла за воротник и достала третий медальон. — Забавно, что у того лавочника было три таких медальона, словно были созданы специально для нас. — Это наш маленький секретный символ, значит? — улыбнулся Кох, одевая медальон. — Я очень даже не против. — Не просто секретный символ, Кох, а символ нашего маленького союза, — Орианну явно понесло на поэтическое. — Союза, образованного судьбой, которая собрала нас вместе для спасения Монтикулии. Лучше и не скажешь. Мы выпили в честь этого, загадывая на Транзит только хорошее. ЗАПИСЬ НОМЕР 32 Дата: 9 день Лагрэн, год 389 п.А Они заразили еë. Эти проклятые фаталисты каким-то образом заразили Орианну. В тот день, третий день Лагрэн, Орианна предупредила, что еë не будет какое-то время и отправилась в город. Говорила, что еë будет сопровождать кто-то из мейстрелов, знающих Темекар как свои руки, так что ей не нужны стражники. Скрепя сердце, я отпустила еë таким образом. Если бы я только не послушалась! Уже скоро стало понятно, что не стоило так делать. Я шла к Орианне, когда мне навстречу выбежал Бодиэн, лицо рубиновое от бега. — Мейстрел Якоби! — запыхаясь, выкрикнул он. — У нас большая беда. У мейстрел Верне все признаки тулярейдиса! Эта новость, казалось, потрясла всю Нору, и вся работа с налаживанием отношений словно укатилась в самые дебри Онморта: люди готовы подозревать кого угодно в содействии опасной группировке. — Нет, я всë понимаю: всегда найдутся те, кто будет против подобного прогресса, — я слышала в коридорных разговорах. — Но чтобы среди фаталистов был кто-то, кто работает вместе с нами, я и представить себе не могу. В какой-то момент двое из мейстрелов, которые и ранее недолюбливали друг друга, решили, что кто-то из них "точно предатель" и едва не начали махаться кулаками. Стражникам пришлось разнимать и разводить обоих в разные стороны. После этого Совету пришлось присылать своего эральда Валентайна с заявлением: в Норе нет никого, кто был бы связан с фаталистами. Градус настороженности хоть и не полностью утих, но достаточно для того, чтобы продолжить совместную работу над зельем. Кох тогда тоже изменился. Он пытался делать вид, что его не так сильно беспокоит самочувствие Орианны, но я знала: именно он приходил к ней чаще всех. Впрочем, сегодня вместо него отправилась я. К счастью, идти далеко не пришлось — все больные располагались недалеко от Норы. Согласно решению Совета (люди там тоже были в шоке, как и мы), Орианну отправили в более-менее приличную палату, с усиленным контролем. — Будьте осторожны, мейстрел Якоби, — посоветовал мне один из стражников, вручивших мне маску и перчатки из каучука. — Не хотелось бы потерять ещë и вас. Я пообещала, что буду и, сделав глубокий вдох, открыла дверь в комнату. — О, Орианна... — у меня тут же не нашлось слов. — И не говори, — та слабо кивнула головой. — Выгляжу скверно. Здравствуй, Ренарда. Орианна и правда выглядела, если без прикрас, довольно скверно. Бледная как нежить; еë волосы, обычно мягкие и пышные, были теперь словно тряпка. Она лежала на кровати, вся блестящая от пота, и даже не могла приподняться без чьей-либо помощи. И как назло, в комнате никого не было. Я тут же закатала рукава своей накидки и начала вытирать еë лежавшей в бадье с водой тряпкой от пота. — Ренарда, не надо... — прохрипела Орианна. — Есть же сëстры... — Что-то я тут никого больше не вижу, — отрезала я. Казалось, от моего протирания Орианне стало немного легче. А может, это всë чисто из-за моего присутствия; в любом случае, она даже разговорилась и снова улыбалась, как и раньше. — Кох просто не спускает с меня глаз, когда приходит сюда, — рассказывала она мне. — Каждый раз спрашивает, всë ли у меня хорошо в плане комфорта. Если бы не его страсть к работе, то сказала бы, что он... Тут она замолчала. Да и я сама решила не уточнять, что же имела в виду Орианна. Вместо этого я раскрыла свой заплечный мешок. К счастью, стражники не стали особо проверять его — не знаю, как бы они отнеслись к тому, что я принесла из Норы немного еды. В частности, с собой у меня был отвар из мяса хенн. — Пей давай, — наказала я по-доброму Орианне, поднеся чашку с отваром к еë рту. Она послушно сделала несколько глотков. Было видно, как отвар помогал немного улучшить самочувствие. — А однажды он вообще предложил мне стать как он, — слабо улыбнулась Орианна, оторвавшись от чашки. — Я тогда ему сказала: и что, поменять одну болезнь на другую, которую тоже почти не вылечить? Я представила его лицо, когда ему говорят подобное, и не сдержалась от улыбки. — И что он? — решила угадать, что случилось дальше. — Он тогда мне целую лекцию прочитал о том, как его не то что простуда, даже виттанская хорейя не берëт. Но по лицу было видно, он согласен со мной. Она засмеялась, тут же закашляв. — Не торопись, — я аккуратно вытерла ей лицо, убирая то, что вылетело из еë рта. — Ещë он спрашивал, как меня отравили, — продолжала Верне, — но я не могла рассказать ему. Если он узнает... Она неожиданно замолчала. — Может, ты тогда расскажешь мне? — осторожно спросила я. Орианна тяжело посмотрела на меня. В глазах было видно, как желание довериться мне, как подруге, боролось со страхом... Неодобрения? Гнева? Я могла лишь сидеть и ждать, что решит сама девушка. — Ладно, — наконец вздохнула она. — Только пожалуйста, не рассказывай об этом Коху, если выживу, хорошо? — Но почему? — удивилась я. — Просто он так переживает за меня, Ренарда, — она посмотрела мне в глаза. — Я боюсь, что он если узнает, то может на эмоциях сделать что-то очень глупое. Вот так сюрприз, подумала я тогда. Чтобы Кох и делал что-то на эмоциях? Орианна вздохнула и начала: — Что я точно помню, так это то, что где-то после Транзита ко мне подошëл один из подопечных. Бодиэн, помнишь его? Я кивнула. Наш неизменный помощник с поиском животных, которые были слишком стары для какой-либо работы. — Он хотел познакомить меня с другими ребятами, которое тоже работают над зельем. Они тогда ещë лица капюшонами закрывали, говорили, чтобы фаталисты не запомнили и не пытались потом прикончить их. Ну мы и распили вместе немного корешкового пива. А дальше... Из глаз Орианны потекли слëзы. — А дальше словно темнота. Я ничего не помню, что было дальше и как я снова оказалась в Норе, — она так и смотрела на меня, пока слëзы текли. — Это что же получается, Ренарда: я сама виновата, что связалась с такой компанией? Что слишком расслабилась и позволила этому случиться с собой? Тогда я нарушила правило "не прикасаться к больным" и просто обняла Орианну. Так мы и сидели, пока она рыдала мне в плечо. Через какое-то время Орианна отодвинулась назад и вытерла слëзы: — А ещë мне кажется, тогда же я потеряла свой медальон. Свой, который купила в качестве подарка на Транзит. Она специально отодвинула ворот своего одеяния, чтобы показать отсутствие медальона. — Это плохой знак, Ренарда, — прошептала она мне. — Такое ощущение, что моя судьба уже предрешена. Я пыталась убедить Верне в обратном, но она словно не слышала меня. — Я ведь боюсь умереть от этой болезни, — рассказывала Орианна. — Мои родители пусть и были глубоко верующими аттолийцами, таскали меня с собой на паломничества, но я сразу же сбежала от них, как возникла возможность. И всë-таки порой, в такие моменты, мне кажется, что они были правы: иногда наши судьбы предопределяются в один момент и от этого уже не отвернуться. Она так и рассказывала о своëм прошлом в аттолийской семье, не отпуская мою руку. Просто потому, что хотела выговориться тем, кому может довериться. Как только к нам в комнату вошëл стражник (одетый как полагается, в защитный костюм), Орианна тут же отшатнулась от меня. — Мейстрел Якоби, прошу меня простить, — стражник говорил извиняющимся тоном, — но нам пора обратно. Увы, наше свидание с Орианной было недолгим. Я сложила вещи обратно в свой мешок и только хотела встать... — Ренарда, — тут Орианна взяла меня за рукав. — Ты можешь мне кое-что пообещать? Я кивнула головой. — Когда я умру, не отдавай никому мои записи, хорошо? — Мейстрел Якоби, нам пора, — стражник так и стоял у двери. — Ренарда, прошу, — Орианна сильнее ухватилась за мой рукав. — Обещай, что не отдашь никому мои записи. — Подождите меня снаружи, — пришлось обратиться мне к стражнику. — Я скоро. Тот понимающе кивнул и закрыл за собой дверь. — Орианна, — я понимала, как ей не хотелось отпускать меня, но иного выхода не было. — Я никому не отдам твои записи. Обещаю. С каждым сказанным словом еë пальцы как будто сами отцеплялись от моего рукава — я даже не прикладывала усилий. Как только прозвучало последнее "обещаю", Орианна со вздохом упала обратно на кровать. — Спасибо, Ренарда, — она тяжело дышала. — Прошу, иди. Мне хочется побыть одной, а тебе надо заниматься делами. Мне не хотелось покидать еë, но люди в Норе ждали меня. Шла я обратно проходами, открытыми специально для меня, сохраняя молчание. — Мейстрел Якоби, позволите к Вам обратиться? — спросил меня тот стражник, что был в комнате и теперь сопровождал меня обратно до Норы. Я лишь кивнула головой. — Мейстрел Якоби, — заговорил он, — хочу сказать, что я Вас прекрасно понимаю. У меня самого здесь сидит дочка. Умница, красавица, хотела учиться и работать под Вашим руководством, если бы еë не отравили фаталисты. Ей, конечно, сейчас получше, но всë же... От этих слов у меня дрогнуло сердце. И ведь таких случаем по одному только Темекару было немало! — Она очень боится смерти, — продолжал стражник, сжимая древко своего копья, — но и верит в то, что у Вас всë получится. А если верит она, то и я тоже верю. Так мы и дошли обратно до Норы. (дополнено этим же днëм) Мне кажется, магия потихоньку покидает нас. Когда-то, будучи ребëнком, я услышала от своей матери: владение магией, как и любой другой навык, напрямую зависит от веры. Причëм не важно, во что верят — в себя, в существа, дарующего еë, в безопасность крыши над твоей головой и в чистую воду с неотравленной едой; главное, чтобы еë хватало. Боюсь, что в последнее время не могу особо этим похвастаться. Всë чаще, когда думаю о вере, я беру в руки своë кольцо. Оно единственное в моей коллекции (всë же мало интересуюсь украшениями) и выглядит довольно просто: серебро, чëрный рубин, и простой символ с обеих сторон — две капли, чëрная и белая, гоняются друг за другом по кругу. — Там, на востоке, люди верят, что это истинный символ жизни, — рассказывал мне лавочник, который привëз его издалека. — Считают, не стоит отделять зло от добра, ведь они носят в себе зачатки друг друга. Рассказывал он тогда так складно, что я не могла не накинуть немного лютонов сверху. И теперь эта история всë чаще вспоминается мне. Если зло обязательно проигрывает, как когда-то учили детей, то что и есть это зло? Фаталисты, мешающие как нам, так и Совету? Но тогда для них мы и есть зло — те, кто по их мнению борются лишь за своë выживание и не знают, что наше время подходит к концу. И здесь всë опять упирается в общий знаменатель — веру. А это значит, что мне пора отправиться в моë место силы. Когда-то давно, в детстве, мама рассказывала мне про "место силы". Это не то же самое, что спальная комната, говорила она. Это место гораздо большее, чем просто место для раздумий — это твоë продолжение тебя как храма твоей веры, твоя колокольня, твоя часовня. Я же не особо верила в это. Считала это очередной сказочкой, которую обычно рассказывают на ночь... До тех пор, пока я не нашла небольшую комнату на этаже рядом с моим главным кабинетом. Высокий потолок, оставленная кем-то скамья, приятный и не дубящий холод в любое время суток — всë это навевало мысли о том разговоре. С тех пор этот уголок и стал моим местом силы, о котором не знает никто, даже Кох с Орианной. Сажусь в этой комнатке с высоким потолком и просто думаю. Я никогда не была особо верующим человеком, но когда так долго находишься в месте, которое напоминает о том, как хрупка порой может быть судьба... Скажем так: становится не так уж и важно, действительно ли святой Аттолий был великим волшебником или это просто старое поверье, возникшее вокруг его останков. В общем, это было моë маленькое убежище, дающее "переродиться" хотя бы в уме. Иногда кажется, что я могу провести там целый день. Не буду лгать — порой это так и хочется сделать, но уже немного поздновато для такой роскоши. Роскоши, которая бы понравилось юной Ренарде Якоби: запуганной, но "талантливой" и "подающей надежды" ведьмочке из некогда знатной семьи. Это совсем не подходит мейстрел Якоби, на плечах у которой судьба всей Монтикулии. ЗАПИСЬ НОМЕР 37 Дата: 21 день Лагрэн, год 389п.А В последнее время тяжело было всем. Стоит ли говорить, что атмосфера в Норе (насколько она вообще была) заметно изменилась после новости о болезни Орианны. Много кто из мейстрелов — даже те, с кем мне довелось общаться разве что на собраниях — подходили за это время ко мне и Коху, выражая нам своë сожаление. И понятно, почему они считали это нужным; Орианна ведь много кому нравилась — такой уж она человек. Иногда казалось, что если она войдëт в толпу незнакомых людей, то уже через пять минут она подружится со всему и перезнакомит всех друг с другом, образовав новую компанию. Коху она тоже нравилась, как бы он ни старался скрыть своë дружелюбие по отношению к девушке. Он так же старался делать вид, что не настолько сильно переживал за еë состояние — пускай даже рассказ Орианны намекал на обратное — и уходил в работу над зельем настолько глубоко, что порой не слышал, что ему говорили. Приходилось отвлекаться уже мне и служить этаким переводчиком, каким-то образом до сих пор умудряясь дотянуться до тех глубин, в которые ушëл разум Коха, всë ещë моего друга. Однако он иногда сам выныривал из своих глубин. В такие моменты в его глазах таился лëд, глыбы которого чуть ли не буквально обрушивались на тех, кому не повезло находиться рядом. Особенно сильно доставалось Бодиэну, который просто старался выполнять свою работу за двоих, если не за троих. — Мейстрел Якоби, позвольте заметить, что я не понимаю причины такого отношения мейстрела Коха в сторону моей персоны, — решил как-то пожаловаться мне Бодиэн, выловив меня одну после очередного собрания у Совета. — Я ведь просто выполняю свою работу, ничего больше. Я пообещала ему, что поговорю с Кохом об этом, однако дело до этого пока не дошло — слишком уж много работы навалилось на нас двоих. Всë чаще я начала замечала, как Кох прикладывался к своей смеси Тепеша. Что уж говорить — я и сама тоже порой оглядывалась в сторону бутылки марроканского вина. Однако что-то подсказывало мне: сейчас не время для этого. Говоря о делах, раз уж меня занесло в эту сторону; сегодня я решила подойти к тому чародею, с которым у нас так много дней назад состоялся разговор. Он тогда занимался каким-то экспериментом. Я поздоровалась с чародеем, тот ответил мне кивком. Было заметно, что он не хотел отвлекаться от того, чем занимался. Я сделала шаг вперëд: — У нас осталось незаконченное дело, мейстрел. — И мне приятно видеть вас, Ренарда, — ответил он, не поворачиваясь ко мне. — Даже немного стыдно за то, что скоро мне придëтся покинуть это прекрасное место. Про это мне, увы, уже было известно. Он собирался вернуться в свой родной дом, где бы он не был, чтобы продолжить исследования уже оттуда; говорил, что там у него гораздо больше инструментов, походящих для его работы. На вопрос о том, почему же тогда эти инструменты не с ним, он как-то незаметно уклонился от ответа, начав снова наигрывать на своëм странном музыкальном инструменте. На другом краю стола что-то зашипело и чародей немедленно влил туда из стоявшей рядом пробирки синюю жидкость. Шипение прекратилось. Чародей поправил свою накидку (менее испачканную, чем в прошлый раз), посмотрел в мою сторону и спросил: — Так что же вы хотели сказать мне? От его пронзительного взгляда серых глаз у меня по спине словно холодом из Онморта повеяло. — Боюсь, пока что я не смогу отдать копию дневника, — сказала я, переборов это ощущение. — Дело в том, что... В тот момент я словно забыла, что же хотела сказать. Казалось, будто слова неслись бурей у меня в голове, а я не могла поймать ни одно из них, чтобы в итоге выдернуть за ним всë то, что стоило сказать. Повисла тишина, нарушаемая лишь звуками из того, чем занимался чародей. Он так и перемешивал что-то одно, а затем взбалтывал другое, словно ожидая того, что скажу ему я. — Считаете, что всë ещë не закончилось? — чародей решил нарушить тишину за меня. — Ну, да, — ответила я на это, мысленно вздохнув от облегчения. — Есть ещë кое-какие моменты, которые, скажем так, без достойного завершения будут не совсем понятны. Чародей улыбнулся. — Я же говорил, что вы не такая, Ренарда, — он, казалось, был доволен моим ответом. — Но не переживайте так сильно, поскольку я уже продумал и этот момент. Когда посчитаете, что стоит поставить точку, то просто свяжитесь со мной вот по этому устройству. Чародей, не глядя, указал на лежавшую на другом столе коробку. Она выглядела как-то знакомо. Коробка эта была небольшая, чëрного цвета и у неë явно откидывалась крышка. Раскрыв еë, я увидела внутри воронку, которая при открытии будто бы сама разложилась, став размером с голову. В самой коробке, среди механизмов, заметно выделялся в своей нише так знакомый мне жëлтый кристалл. — Это же не... — начала я. — Соларрский телефон, он самый, — улыбнулся чародей. — Но с некоторыми изменениями. Очень уж люблю что-то поделать руками, вот и собрал несколько таких вот телефонов из того, что нашлось здесь. О том, что Армия Порядка использовала подобные устройства для переговора во время важных мероприятий, было много кому известно; другое дело, что их не видел никто за пределами круг стражников, которым они выдавались. Я так и смотрела на коробочку, пытаясь поверить своим глазам. — Хотя, в одном знакомом мне месте его бы назвали суперфоном, — продолжал чародей. — Роуминг, покрывающий почти все места, возможность видеть собеседника и отправлять предметы как письма... Правда, я при этом ещë немного увлëкся и сделал возможность разогревать еду рядом с собой, как от микроволновой печи, но кто же не любит горячую еду? Главное не запускать телефон рядом с некоторыми химикатами, которые так чувствительны к подобным волнам. Он говорил все эти слова, часть из которых были мало знакомы. — Я думала, вы увлекаетесь... — решила я перебить его, пока совсем не сбилась с толку. — Увлекаетесь изучением небесных сфер. — О, у меня этих увлечений как пальцев на руках и ногах, — чародей медленно переливал красную жидкость из одной пробирки в другую, наблюдая за еë реакцией. — Физика, поэзия, механизмы различные. Музыка та же. Всë ведь это одно и то же в итоге. Я не верила своим ушам. Многие мейстрелы целые свои жизни укладывали костями на то, чтобы изучить тонкости своих наук, иногда добиваясь крохотных продвижений, а он смеет говорить, что это всë одно и то же. — Берите-берите, Ренарда, — тем временем подначивал меня чародей. — Вам нужно будет просто открыть телефон, когда захотите передать мне дневник. — И... Что дальше? — И всë. Пока что всë, — он улыбнулся. — Дальше я сам скажу, что делать. Мне только и оставалось, что взять эту коробку в руки и покинуть чародея. Тот тем временем снова был занят чем-то своим и наверняка даже не заметил, как я ушла. Пока я несла этот необычный телефон в свой кабинет, никого будто не интересовало, что такого было у меня в руках. Даже Кох не оглянулся посмотреть, пока я проходила через нашу с ним лабораторию; впрочем, тот снова был в том состоянии, когда до него было не достучаться. Однако на его столе, проходя мимо, я заметила какие-то бумаги. Лишь позднее я узнала, что именно было написано.