Хозяин морей

Они потратили трое суток, добираясь до Невермора. Поезд сделал небольшую остановку в Аркхеме, где львиная доля пассажиров — а их, по подсчётам Чарльза, оказалось не более тридцати человек — высыпала на убогую железнодорожную станцию, которая открывала вид на величественную реку Мискатоник. Её мутные воды размеренно текли под многочисленными мостами, переброшенными с одного берега на другой в местах особой хозяйственной значимости. По правую руку простирался дремучий лес, врезавшийся в бесцветный купол неба острыми пиками елей и широкими кронами вязов. Внизу, за дымкой предрассветного тумана, виднелись очертания города и отстоящее громадное здание Мискатоникского университета. Горизонт медленно окрашивался болезненным цветом серебряного сплава: на востоке забрезжило. Если верить расписанию Южного вокзала в Бостоне, они будут на месте, когда солнце едва успеет отогреть землю. — Не нравится мне тут, — озвучил свои мысли Пирс, пожевав сигарету губами. По мере приближения к пункту назначения он курил всё чаще, полагая, что это поможет ему справиться с нервозностью, которая передавалась от Чарльза. Они оба улавливали необъяснимое напряжение, повисшее в воздухе в тот самый момент, когда в офис агентства пришло приглашение с размытой просьбой Рэда Гаррисона, и прочно закрепившееся за ними во время поездки. — Мне тоже, — признался детектив Рид. — От этого места мурашки по коже. Странно, что мы едем дальше. — Сдаётся мне, Аркхем — ещё цветочки по сравнению с этим Невермором. И, Бог свидетель, на сей раз Эдвард Пирс оказался прав. Не считая мрачного вида морской порт, протянувшийся длинной вереницей низкорослых построек вдоль Восточного побережья, старый «Невермор Терминус» был единственным средством связи с другими городами округа Эссекс. Этот пыльный вокзал не вселял в души искушённых путешественников и ищущих долгожданное пристанище странников ничего, кроме смутной неприязни. Она затопила Чарльза с головой, стоило ему ступить на чужую землю и сделать первые шаги по гладким каменным плитам. И почему здесь так холодно? Хмарное небо Невермора тяжело навалилось сверху, надавило на плечи незримыми лапами и крепко сжало глотку скользкими щупальцами первобытного страха. Ощущение обречённости, слегка подзабытое в бостонской суматохе однообразных расследований, вновь пробудилось в воспалённом сознании Чарльза. Стараясь игнорировать подступающую панику, он торопливо следовал за Пирсом, который, казалось, не придал значения гнетущей атмосфере провинциального вокзала. Впрочем, чужая душа — потёмки, и Чарльзу оставалось только догадываться, какое впечатление на него произвёл Невермор. Детективы нашли своего заказчика в обветшалом зале ожидания. Рэдрик Гаррисон представлял собой довольно впечатляющее зрелище: его огромные руки, покрытые волосами и символичными военными татуировками, никак не вязались с ясно-голубыми глазами, излучавшими мягкую одухотворённость. Он был широкоплеч, но на полголовы уступал Пирсу в росте и носил медно-рыжую бороду, закрывающую половину его большого лица. Рэд горячо поприветствовал их, и по одному лишь железному рукопожатию Чарльз определил, что имеет дело с добропорядочным человеком, хотя, быть может, и не самого острого ума. Ему можно доверять — Чарльз это чувствовал. — Джентльмены, добро пожаловать в Невермор. Будет лучше, если мы пройдёмся до «Трезвого Джона». Это недалеко, всего в трёх кварталах от Вокзальной площади, — сказал Рэд и задорно подмигнул: — Вкусная выпивка, душевный бармен и самые красивые девочки. Если вы понимаете, о чём я. — А я думал, «Трезвый Джон» соответствует своему названию, — иронично подметил Чарльз. — Не слышал, что сухой закон обошёл вас стороной. — Проклятая восемнадцатая поправка, — нехотя, как бы через силу заговорил Рэд. — Понимаете, мистер Рид, городок у нас маленький, все друг друга знают, а мужчины — поголовно шахтёры или работяги с металлургического завода — батрачат в две смены, как волы, и дико устают. Без выпивки совсем невмоготу. Чинуши в Конгрессе рассуждают о моральном облике великой Америки, а ты поди расскажи Немытому Джо, который четыре часа кряду землю бурил, о том, что горючка, мол, плохо сказывается на его здоровье. Хорошо, если просто к чёртовой матери пошлёт, а то ведь и с кулаками накинуться может. Он у нас такой, Немытый Джо… Пирс, целиком и полностью разделявший мнение Рэда по поводу изменений в государственном законодательстве, поспешил увести разговор в другое русло. Он кинул на Чарльза красноречивый взгляд, которым попросил его больше не поднимать больную тему, и спросил у Рэда: — И какого же дьявола ты забыл в этой дыре? — Расскажу по дороге. Нам сюда. Они двинулись на выход, минуя громоздкие арки с резными колоннами. Про себя Чарльз отметил, что, если бы не общая запущенность и вековой слой сажи, покрывающий стены и потолки, место их прибытия могло бы даже называться живописным. По сравнению с сильно затопленными районами Окмонта, здесь было по-своему красиво. Чарльз шёл чуть поодаль от старых друзей и с любопытством рассматривал архитектурные особенности скудного — но лишь на первый взгляд — здания «Невермор Терминус». На удивление искусно выполненные барельефы, украшавшие лицевую стену, судя по всему, изображали некие исторические сцены, понятные только закоренелым горожанам, и напоминали средневековые готические мотивы. Сложно поверить, что Невермору, одному из тысячи прибрежных американских городков, едва перевалило за две сотни: от обстановки вокруг так и веяло духом старины. Над широким проёмом, открывающим выход на площадь, Чарльз зацепился взглядом за нечто странное. С треугольного фронтона вниз на путешественников пустыми глазницами глядело гигантское морское чудовище, выходящее из пенистых волн. Лепка была столь изящна, что Чарльз рассмотрел каждую чешуйку, выступающую на шее монстра, и впервые за долгое время ощутил, как от необъяснимого страха сжимается сердце. Чарльз достал из походного рюкзака фотоаппарат, сделал пару снимков любопытного барельефа, чем привлёк внимание пожилых мужчин, одетых в лохмотья, и поспешил нагнать своих спутников. Недолгое отсутствие Чарльза осталось незамеченным, и он не знал, радоваться такому раскладу или огорчаться. Утренняя рассеянность Пирса настораживала. — Во время заварушки во Франции меня здорово контузило, и докторишкам пришлось отправить меня на родину, — Чарльз услышал голос Рэда за добрый десяток шагов. — Я вернулся в Лаундвилль, но, сами ведь знаете, мозги набекрень после фронтовой жизни и всё такое. Долго не мог прийти в себя, а потом понял, что в родительском доме перина мягче будет. Хлебнёшь фронтовой жизни, а дальше — или смеяться, или спиваться. Рэд вёл своих гостей окольными путями, по какой-то причине избегая центральных улиц города, широкими артериями вытянувшихся от ржавых железнодорожных путей. Возможно, он знал о более короткой дороге и просто стремился сэкономить время, однако сомнение не давало Чарльзу покоя. Чешуйчатое существо, выступившее из океана напоказ всем людям, всё ещё стояло у него перед глазами. Интересно, чем вдохновлялись архитекторы? «Невермор Терминус» остался позади — огромное нагромождение угловатых зданий под копотно-серым небом. Сам Невермор подействовал на детектива Рида угнетающе. Кажется, он поторопился в сравнениях. Зловонные переулки, грязные подворотни с пустыми бельевыми верёвками, раздробленные мостовые, крошащийся кирпич низких фронтонов и нищие, побирающиеся у разбитых телефонных будок — всё это навевало воспоминания об Окмонте, образ и запах которого навсегда въелись в подкорку сознания. Вдали, к северо-западу от той дороги, что они выбрали, высились худощавые трубы металлургического завода. Они исторгали клубы чёрного дыма, плывущие по ветру длинными облаками. Пока Чарльз осторожно оглядывался по сторонам, замечая всё больше и больше отталкивающих деталей, роднящих это богом забытое место с Окмонтом, Рэд продолжал: — В начале нового столетия отец открыл своё дело. Этому поспособствовал жирдяй Тони, чёрт бы его побрал. Так вот, спустя какое-то время мой папаня отделался от него и честно заработал на местечко под солнцем в Неверморе. — Что-то не наблюдаю я тут солнца, — вклинился Рид. Его остроумный выпад остался без ответа. — А потом и я подоспел. Вышел из запоя после войны и решил взяться за дело. Отец сначала сильно помогал, а потом я и сам оброс знакомствами, репутацию обрёл... Если б не Тони, проблем, конечно, могло быть и меньше. — Кто же такой этот Тони? — спросил Пирс. — Энтони Дивоур, — сквозь зубы процедил Рэд, нахмурив рыжие, подобно бороде, брови. — Интересная фамилия. — Насколько я знаю, этот гнилой до самых печёнок тип из Мэна. Притащился сюда на нашу голову, подмял под себя полгорода, сморил голодом всех шахтёров и живёт себе припеваючи. Тут на него каждая собака клык точит, да только шепчут. Никто вслух сказать о нём не может, понимаете? Тем временем троица вышла на каменную площадку, залитую мутной дождевой жижей. В центре высился небольшой памятник Джорджу Вашингтону, принимающему командование армией верхом на коне. С двух сторон площадь окружили трущобы с многочисленными глазами-окнами, из которых высовывались чумазые лица любопытных детей. Бар «Трезвый Джон» расположился прямо напротив каменного Вашингтона, приподнявшего потрескавшуюся треугольную шляпу. Держась за удила, он словно приветствовал каждого пьянчугу со язвительными словами: «А вот и ты, главный нарушитель сухого закона!» — Притопали. Ну и как вам? — полюбопытствовал Рэд. Снаружи двухэтажное здание бара выглядело довольно опрятно и на фоне серых кадавров выгодно выделялось изредка помигивающей неоновой вывеской. — Пойдёт, — бросил Пирс. — Главное, чтобы внутри было тепло и сухо. Чарльз от комментариев по поводу бара решил воздержаться. Почти полная опустелость улиц бросалась ему в глаза не хуже огненно-красного неона, окрашивающего сосредоточенное лицо Джорджа Вашингтона и узкую дорожку каменного покрытия под ним. Хотя солнце и пряталось за плёночной поволокой туч, прохладное утро уже давно наступило. Однако жители Невермора почему-то не спешили покидать свои дома, не торопились выходить навстречу новому дню. И Чарльз пока что не мог найти этому разумного объяснения, ровно как не мог сказать, почему Рэдрик Гаррисон не дал им ступить на центральную улицу. Возможно, всё дело в секретности. — Тогда пойдёмте, — произнёс Рэд. — Вижу, вы, джентльмены, порядочно устали с дороги. Хозяин взобрался по ступеням и распахнул перед детективами тяжёлые дубовые двери. Стоило створкам с громким хлопком закрыться за их спинами, как в нос ударил густой запах жареной рыбы, маринованных яиц, пива, соли и табака. Основной контингент «Трезвого Джона», внешне напоминающего канзасский салун, составляли поседевшие шахтёры и крепко сбитые, кряжистые рабочие. Кое-где встречались и искалеченные моряки, позабытые ветераны Великой войны. Они, уронив голову на грудь и обняв ладонью пустой стакан, сидели в пьяном полузабытье. За одним из столов играли в кости. Чарльзу на ум невольно пришла та весёленькая средневековая баллада о таверне, где все пьют так, будто это последний день в их жизни. Пьёт хозяин, пьёт хозяйка, пьёт и братия, и шайка... — Обождите здесь, я кое с кем потолкую, — сказал Рэд, подтолкнув гостей к длинной барной стойке, как бойкий продавец, рекламирующий свой товар. Вот, мол, возьмите, другого такого нигде не найти. А второй, так уж и быть, продам со скидкой. — Потом поднимемся наверх и всё обсудим. Он протиснулся через толпу, по большей части состоящую из крупных угрюмых мужчин, и, задев макушкой липучку для мух, исчез в проходе, где когда-то давно на петлях висела дверь. Детективы остались неловко топтаться на углу стойки, неподалёку от лестницы, уходящей на второй этаж. Чарльзу Риду не надо было быть детективом, осенённым даром Древних богов, чтобы всеми фибрами души почувствовать на себе пристальное внимание нескольких десятков чернорабочих. Они, отрываясь от выпивки и еды, оборачивались, перебрасывались несколькими грубоватыми фразами и цедили свирепые ругательства сквозь зубы. Чарльз опустил голову, глубже надвинув шляпу. События в Окмонте приучили его оставаться как можно более незаметным, не высовываться и вообще почаще молчать. В Окмонте болтунов не любят. Вполне возможно, что в Неверморе их тоже не жалуют. «Интересно, сколько ещё в Америке таких вот портовых городишек, где пялятся на приезжих, словно на экспонаты в музее?» — подумал Чарльз, обращаясь к Пирсу. «Всё одно и то же. Провинциалы, что с них взять. Тут, разве что, обошлось без этих рыбомордых, и на том спасибо», — ответил он, смело встречая любопытные взгляды. От спёртого запаха сигарет у него снова заломило зубы. Иногда сказать что-нибудь напарнику, которому доверяешь больше, чем самому себе, и при этом не проронить ни слова — довольно полезная способность. Они обнаружили эту удивительную ментальную коммуникацию после первого же дела, которое успешно закрыли в Шеллз. Правда, Чарльз — тогда ещё не привыкший к трюкам подвальных вайлбистов — получил несколько глубоких царапин, которые позже пришлось обрабатывать спиртом. Однако на внутренний зов о помощи, не озвученный, оставшийся на уровне подавленного желания, Пирс откликнулся. Едва не кубарем слетел с подмокшей лестницы и в два счёта перестрелял склизких тварей — «шило в заднице», как он их называл. Никакие это, на хрен, не стигийские жнецы. Слишком красивое название для подобных ублюдков. Шило в заднице, вот как я думаю. Шило в заднице, и всё на том. Где-то в глубине бара, затесавшись между жёсткими столами грубого дерева с нехитрой утварью, безволосый чернокожий юноша заунывно играл на расстроенном пианино. Гремела посуда. Кто-то плевался. Раза два раздался надрывный кашель. И среди потока звуков, привычных для завсегдатая «Трезвого Джона», стояло напряжение, плотное, как завеса дыма под потолком. Чарльз чувствовал его так же отчётливо, как слышал нервное постукивание пальцев Пирса по исцарапанному дереву. Наверняка с ума сходит от желания покурить или опрокинуть стопку-другую. Ничего, потерпит. Пока что они на работе. Да и вообще, сейчас четверть девятого. Когда Рэд Гаррисон вернулся, на обратном пути ещё раз всколыхнув бумажную клейкую ленту с добычей в виде нескольких мух, детективы едва сдержали облегчённый вздох — один на двоих. — Ладно, пойдёмте, — хозяин бара, торопясь и пыхтя, направился наверх. Под его весом заскрипели ступени. — У нас в коридоре с освещением неполадки, так что извиняйте. Надо бы навесить керосиновых ламп, так ведь некогда. И осторожнее с углами. Здесь можно ненароком убиться. Оказавшись во мгле, нарушаемой лишь бледными косыми лучами, пробивающимися из окна на другом конце коридора, Чарльз ощутил слабое прикосновение. Оно ударило не хуже электрического разряда, прошившего тело вдоль позвоночника. Рэд шагал впереди, сетуя на прихворнувшего бармена. — Всему виной чёртов промозглый апрель. Впрочем, бог его знает, чем Энди успел надышаться. У нас в округе много всякой дряни, если вы понимаете, о чём я. Чарльз повернул голову к Пирсу, ощущая на своём предплечье его ненастойчивую ладонь. Касание почти робкое и в то же время ощутимое. Что ж, в случае Чарльза ощутимым может стать что угодно, вплоть до лживой мысли. А если дело касается Пирса, то эта чувствительность увеличивается в разы. Чарльз не отстранился и не запротестовал, рискуя попасть в неудобное положение. Он хотел было задать тактичный вопрос, и вдруг, в один момент, всё понял. Вспомнил — вернее, представил, силком вырвав из глубин памяти — заброшенные окмонтские дома с их тёмными углами и ужасы, которые Пирсу пришлось пережить сначала на войне, а потом на Даркуотере, и понял. Чарльз молча отвернулся, уставившись вперёд, и смущённая благодарность Пирса легко зазвенела где-то внутри. Когда вы встречаете мужчину вроде Эдварда Пирса — большого, как лесной медведь, высокого и подтянутого, — то, верно, думаете, что он, Пол Баньян во плоти, ничего не боится. Таким, как он, считаете вы, незнакомо это чувство. Такие, как он, скорее сами создают ауру инстинктивного страха, чем испытывают его. Чарльз не понаслышке знает, что человеческая психика устроена куда сложнее, чем кажется. За внешним обманчивым воплощением, под сотнями масок, бахвальством и ложью, кроется хрупкая прослойка здравомыслия, которую подсознание всеми силами стремится защитить. Те, кому повезло больше, остаются в той или иной степени здоровыми и, случается, всю свою жизнь не задумываются, что бы произошло, окажись один из ударов самую малость сильнее. Тем же, кто в конце концов обнаруживают свой рассудок окровавленной птицей с оторванными крыльями, остаётся лишь цепляться за таких же искалеченных и сломленных, как они сами. Именно поэтому, понял Чарльз, осторожно шагая по скрипучим половицам, Эдвард цепляется за меня. Он не боится темноты. Он боится того, что прячется в ней. В полумраке никто не увидел его слабой понимающей улыбки. — Что это за двери? — спросил Чарльз, когда они миновали добрую половину неосвещённого коридора. — Ну... это для постояльцев, — слегка сконфуженно отозвался Рэд. — Здесь обычно никого нет, разве что шахтёр-другой, Эрни или Билл, или ещё кто, с ночной смены заглянет. А вот по ночам бывает шумновато. Если вы понимаете, о чём я, конечно. — Вы сдаёте жильё? Рэд хмыкнул, и от этого звука Чарльзу стало неуютно. Будто он ляпнул что-то неподходящее во время разговора, который и без того начался с неправильной ноты. — Можно и так сказать, — молвил Рэд. — Кров, жильё, выпивка, компания и развлечения — в «Трезвом Джоне» всё есть. Правда эти комнаты, знаете, спросом пользуются у тех, кто готов раскошелиться и свои причиндалы не боится потерять. Тут почасовая оплата, правда, старику Харрису, например, хватает... — Спасибо, я вас понял, — вежливо прервал его Чарльз, стараясь сделать так, чтобы голос не выдал его замешательства. Не зря та девица у барной стойки — девица, что называется, потасканного вида — показалась ему до странности приветливой. Заметив незнакомых мужчин, она, в отличие от остальных, вынула изо рта сигарету, улыбнулась им, показав плохие зубы, и коротко помахала рукой, как давним знакомым. Чарльз не смог даже примерно определить её возраст: проститутка казалась старой и молодой одновременно, и ей вполне могло быть и двадцать и сорок пять. Что Чарльз понял гораздо лучше, так это то, что Пирс, стоявший неподалёку, кажется, понравился ей намного больше: хищный взгляд из-под прикрытых век задержался на нём чуть дольше, чем нужно. От этой догадки Чарльза передёрнуло. — Неужели ты всё это слушаешь? — подал голос до этого молчавший Пирс. — Нет конечно! — воскликнул Рэд, доставая из кармана гремучую связку ключей. — Что я, извращенец какой? Верите или нет, тут хорошая звукоизоляция. Слышно только самых резвых... — Избавьте меня от подробностей, — сказал Чарльз, и никто не понял, шутит он или говорит серьёзно. «О море, Эдвард, куда ты меня привёл? Здесь до кучи ещё и публичный дом. Этот человек творит беззаконие в квадрате, а мы собираемся на него работать». Пирс в ответ на эту мысленную тираду лишь небрежно пожал плечами, мол, Чарли, не будь занудой. Они, в конце концов, тоже хороши и, находясь в Окмонте, не единожды преступали черту американского закона. На сей раз у Чарльза не нашлось возражений. Рэд обставил свой кабинет по-спартански, без лишних изысков, тем не менее здесь детективам стало уютнее, чем в баре, где все таращились на них с открытой неприязнью. Центральное место в комнате занимал огромный стол длиной в десять футов, вокруг него громоздились полки и ящики наподобие библиотечных архивов. — Ну, джентльмены, как себя чувствуете? — Рэд уселся во главе стола, как отец, начинающий обеденную молитву, и сложил ладони на затылок. — Давай обойдёмся без любезностей, Рэд, — сказал Эдвард. — Я же вижу, как у тебя глаза горят от нетерпения. — А ты всё такой же наблюдательный, Пирс, — прищурился Рэд. — Что ж, пока я не начал рассказывать, спешу вас обрадовать: на кухне Бетти уже готовит завтрак. Горячее вам не помешает, — он тепло улыбнулся под рыжей бородой. — Всё за счёт заведения. — Это очень мило с вашей стороны, мистер Гаррисон, — поблагодарил Чарльз. Несмотря на несколько статей, по которым можно было отправить Рэда в окружную тюрьму, Чарльз успел проникнуться к хозяину «Трезвого Джона» интуитивной симпатией. — Просто Рэд, — отмахнулся тот. — Что ж, у меня действительно есть работа, которая вас заинтересует. — Такая срочность должна иметь под собой крепкую почву, — рассудил Пирс. — Поверьте, она есть. — Полагаю, случилось что-то из ряда вон выходящее? — Не могу сказать, что бесследное исчезновение шахтёров в здешних землях — это нечто странное, в такие-то неспокойные времена. Тони, например, любит всё на взрыв газа или удушье сваливать. Да только грохота взрывов никто не слышит. А я бы услыхал, можете на слово поверить. Про себя Рэд отметил, что иметь дело с детективами, которым, как и ему самому, всюду мерещатся выстрелы винтовки «Спригфилд», проще и выгоднее. Не нужно объяснять то, что причиняет боль. Не нужно говорить вслух то, что мучает бессонными ночами. Не нужно снова подходить к краю и смотреть вниз. — Ко всему прочему, — продолжил Рэд, — когда шахта парней хоронит, их потом, как правило, откапывают. Трупы там или то, что от них осталось. — То есть ни одно тело не нашли? — спросил Чарльз. — Ну почему же. Бывает, кого-то находят. Правда, не похоже, что эти бедолаги погибли от того, что им доступ кислорода лавиной камней перекрыло. Их словно через мясорубку пропустили. Руки-ноги отдельно от туловища. При обрушении породы может и шею свернуть, и конечности переломать, но то, что я видел... Я такое даже описать на трезвую голову и пустой желудок не могу. Точно по его приказу, дверь кабинета приоткрылась, а в щель между ней и стеной ловко проскользнула миниатюрная девушка с двумя подносами. Она поздоровалась с детективами, быстро расставила перед ними тарелки с горячей едой, разложила по салфеткам приборы и разлила кофе, выдавая в себе заправскую хозяйку. — Спасибо, Бетти, — Рэд отпустил официантку кивком головы. — Угощайтесь, друзья мои. Нам до бостонских ресторанов, конечно, далеко, но Бетти, между прочим, готовит жареные сосиски, каких вам в радиусе трёхсот миль днём с огнём не сыскать. Налетайте. Чарльз решил было ограничиться обжигающим кофе, но, поймав упрямый взгляд Пирса, нехотя взялся за вилку. Нет, еда выглядела неплохо, весьма аппетитно — знаменитые сосиски, обжаренные в масле, яичница и мягкие ломтики хлеба, — просто в последнее время Чарльз заметил за собой некоторую потерю аппетита и, кажется, начал терять вес. И Пирс не смог просто так это оставить. Боже правый, какой же ты худой! — Ты сказал, что исчезновения и загадочные смерти начались давно, — медленно сказал Пирс. — Почему же ты обратился за помощью только сейчас? — Ну, видишь ли, старина, — Рэд смущённо поскрёб в затылке. — Страшное замечаешь только тогда, когда оно тебя по носу щёлкает. — Кто-то из твоих пропал? — Ага. Гэри Олдман. Хороший мужик, толковый, — Рэд отхлебнул из кружки. — Он вечером накануне исчезновения, то есть с месяц назад, в «Джона» заглядывал. Как сейчас помню, сидели прямо тут, пили кукурузный виски и болтали об этой чёртовой пыли, которая покоя никому не даёт. В ветреные дни — ни вдохнуть, ни выдохнуть. — А Гэри не мог внезапно переехать? — спросил Чарльз. — Это на него не похоже. Да и некуда ему больше идти, как и всем нам, неприкаянным доходягам. — Есть какие-нибудь более конкретные зацепки? — Признаться честно, из меня следопыт так себе, так что выяснить удалось немного. Гэри в ту злополучную ночь был с командой ребят, которые тут часто околачиваются. Да только все они воды в рот набрали. Серьёзно, ни гу-гу. Шахтёрские ребята про такие происшествия говорить не любят. Иной раз удивляюсь, как же так получается. Работаешь ты с человеком, а потом он вдруг выбывает из игры в самом плохом смысле, а тебе, вроде бы, и плевать на это. — Сомневаюсь, что они будут откровенничать с чужаками, — произнёс Чарльз. — Верно, не будут. По крайней мере, не все. Есть у Гэри младший брат, тоже шахтёр. Хью зовут, если мне память не изменяет. Тощий такой, понятия не имею, как он кирку-то в руках держит. Кожа да кости. «Если станешь таким же, как этот Хью, собираем вещички и сматываемся обратно в Бостон». «Заткнись». — Хью после того, как Гэри сгинул, совсем плох стал — семья-то теперь на него свалилась, а у Олдманов пять или шесть голодных ртов, включая матушку, которая попрошайничать повадилась. Хью, верно, лямку на шахте ещё тянет, если сам от голода ещё не издох: в столовой шахтёрской-то одни помои подают. Тони даже тут экономит. — Полагаю, с ним нам тоже придётся пообщаться, — Пирс отодвинул от себя тарелку и закурил, пуская зыбкие кольца. — Видимо, придётся, — фыркнул Рэд. — В таком случае я вам не завидую. Он вам сначала лапшу на уши навешает, мол, какой он хороший сукин сын, как он надрывается, помогая простым жителям, чуть не до ломоты в спине. Брехня всё это. Без него здесь ни одно тёмное дельце не происходит. Поговаривают, будто он бизнес какой-то криминальный ведёт. Любого спросите, так ведь у него на лбу написано, что он скользкий тип. «Коза Ностра» местного разлива, ч-чёрт. — Остынь. Ты нужен нам трезвым. В смысле, здравомыслящим. — Итак, что от нас требуется, Рэд? — Чарльз поднял на заказчика задумчивые глаза. — Я хочу, чтобы вы докопались до правды. Если не я, то вы. А если не вы, то уж, видимо, Невермору суждено сгнить заживо, как рыбе, которую прибоем выбросило на берег. Я так думаю. Чарльз поморщился от озвученной аналогии — слишком уж живо описанная картина представилась ему в воображении. Блестящая чешуя на волглом брюхе, рыбья голова, отделённая от тела, с высохшими пустыми глазами и чудовищный запах разложения, который после недавних расследований ассоциировался у детектива только с тьмой, ужасом и смертью. Рэд выдвинул один из ящиков в столе, достал оттуда свёрнутую в рулон карту и протянул её Чарльзу. Тот расстелил её на столе, придавив надорванные углы опустевшими тарелками, и принялся вглядываться в хитросплетения улиц, выхватывая знакомые места, в которых ему уже довелось побывать. — Я отметил вокзал, откуда мы пришли, — объяснил Рэд, — «Трезвого Джона», гостиницу «Ржавая кирка», в которой, кстати, снял вам номера, госпиталь имени Петра Амьенского, городскую ратушу, книжную лавку, полицейский участок, барахолку и примерное расположение рудника, он в восьми милях от города. И начертил маршрут, которым пользуются наши ребята. Рэдрик расправился с кофе, отставил кружку и раскурил вересковую трубку, рассеянно наблюдая за тем, как аккуратно Чарльз складывает карту. — Автомобилей у нас нету, но не спешите брать повозку. Как надумаете наведаться к Тони и его проклятому руднику, дайте мне знать, — Рэд даже не попытался скрыть лёгкое коварство, просквозившее в его словах, а, напротив, сделал на нём яркий акцент и прибавил: — Я для вас кое-что приготовил. — Не представляю, чего можно ждать от человека, который вешает одну на весь город неоновую вывеску над спикизи, — поддразнил его Пирс. — Между прочим, этот человек вас накормил. — И спасибо ему за это. Возблагодарим старого доброго Рэдрика Гаррисона. Выдвигая стул, Чарльз отвлечённо думал о том, что здесь, в Неверморе, власти, полицейские, а также шериф округа Эссекс и его помощники, должно быть, ещё более близорукие и безответственные, чем в отрезанном от суши Окмонте. — Вот ещё что, — добавил Рэд, когда детективы встали из-за стола. — Если найдёте Гэри, за мной не заржавеет. По поводу оплаты можете не беспокоиться. И, ради всего святого, будьте осторожны. За то время, что они провели в кабинете Рэда, получая первые наводки, в коридоре немного посветлело: в дальнее окно заглянул маслянистый луч солнца. — Что думаешь? — на пути к лестнице поинтересовался Чарльз. — Не будем далеко ходить, — сказал Пирс. — Предлагаю начать прямо отсюда. — То есть подслушивать? — Не вижу в этом ничего зазорного. Сдаётся мне, пьяные шахтёры — прекрасные рассказчики. «Не только они. Поддатые сыщики, похожие на Пола Баньяна, тоже могут кое-что интересное поведать», — подумал Чарльз, но сохранил эту мысль при себе. — Ты прав. Рано или поздно им придётся смириться с тем, что в городе появились новые лица. Спустившись вниз, детективы обнаружили, что народу прибавилось: видно, закончилась ночная смена на руднике. Новоприбывшая группа работяг заняла место рядом с заскучавшим пианистом, и в баре стало почти душно, однако большая часть людей действительно потеряла к чужакам интерес, вернувшись к играм, застольным разговорам и выпивке. — Два виски, — сказал Пирс, когда детективы устроились за широкой стойкой из древесины. — Эдвард, сейчас девять утра, — терпеливо напомнил напарнику Чарльз. Таблетки, которые он по настоянию врача начал принимать, когда вернулся в родной Бостон, чтобы взять под контроль своё расстройство в виде сверхчувствительности, плохо сочетались с алкоголем. И да, сейчас девять утра, а они едва начали расследовать дело о пропаже Гэри Олдмана. И кто, скажите на милость, вообще так работает? — Ну и? — невозмутимо выгнул бровь Пирс. — Я не буду пить в девять утра. — Вы определились? — устало поинтересовался угрюмый детина за барной стойкой. Мягкий воротник его тёмно-синей рубашки навыпуск был белым от перхоти. — Я же сказал, — тем же тоном повторил Пирс, — двойную порцию. Детина пожал плечами и с наплевательским видом поставил перед детективом сверкающий стакан с янтарной жидкостью, затем снял с плеча полотенце и демонстративно отошёл ближе к другим посетителям. — Бывало и хуже, — признался Пирс, кивком головы указал Чарльзу на барный стул, и тот молча сел. Услышать им удалось немногое. Вернее сказать, не удалось услышать ничего, потому что спустя несколько минут — Пирс не успел выпить и четверти — рядом расположилась та назойливая проститутка, которая ранее приветствовала их взмахом руки. — Откуда вы, джентльмены? Сразу видно, что неместные. В наших краях уже давно не водятся красавчики. Пока Чарльз раздумывал над тем, как вежливо спровадить докучливую особу, чтобы не подогреть интерес к их работе со стороны остальных людей в баре, Пирс решил проблему другим путём. Он посмотрел проститутке прямо в глаза и ответил: — Из Бостона. У нас, к слову, тоже не водятся такие красавицы, как вы. Проститутка рассмеялась, словно застенчивая девчонка, и махнула бармену, жестом попросив выпивку. Чарльз на секунду повернул голову к Пирсу, посмотрел на него, как на умалишённого, и неприязненно сдвинул иссечённые брови. «Что ты делаешь, Эдвард?» «Завожу новые знакомства и собираю информацию. А ты о чём подумал?» — И каким же ветром вас сюда занесло? — проститутка подпёрла голову кулаком и приняла стакан текилы: — Спасибо, Бенни. Детина Бенни пробурчал что-то себе под нос, кинул на чужаков-детективов неодобрительный взгляд и ушёл восвояси. — Одно очень важное дело, — заговорщически улыбнулся Пирс. — Мы ищем человека. — Вот как? — Её широко распахнутые мутно-голубые глаза засветились, стало заметно, что правый нещадно косит. — Стало быть, пропавшего? — Так точно. И я надеюсь, что вы сможете нам помочь, мисс... — Зовите меня Дороти, — пригубив текилы, представилась она. — Просто Дороти. Я уже давно не мисс. — Эдвард Пирс. Приятно познакомиться. Чарльз не знал, куда деться от едкого запаха её тлеющей сигареты, и невольно пользовался возможностью рассмотреть девушку неопределённого возраста поближе. У Дороти было рано постаревшее осунувшееся лицо, которое тем не менее сохранило остатки былого шарма, присущего юным девушкам. Нечёсаные тёмные волосы, убранные в причёску, свисали на спину. Она продолжала пить, оставляя алые следы помады и на краешке стакана. — А мистер Молчун, видать, проглотил язык? — кокетливо спросила Дороти, и вся симпатия по отношению к новой знакомой, которую смог из себя выжать Чарльз, тут же рассеялась. — Простите его недружелюбие, — галантно оправдался Пирс. — Чарльз неважно себя чувствует. — Верно, — вымученно улыбнулся тот. — Оно и понятно. В начале апреля снова поднялись ветра, мы все чуть не передохли от пыли. Вы, дорогой Чарльз, наверняка до сих пор чуете её остатки. Может быть, вам стоит... расслабиться, — скрипучий голос Дороти от сладости заструился, как шёлк. — Нет, спасибо, — отказался Чарльз, желая поскорее прекратить этот неудобный разговор. — Жаль, что сегодня у меня выходной, — слизнув остатки текилы, пожаловалась Дороти, расплываясь в заискивающей, приглашающей улыбке. «Не сегодня, так завтра» — вот на что намекали морщинки в уголках её скошенных глаз. — С другой стороны, я могу выпить в компании настоящих мужчин, а не этих осточертевших деревенщин. В Чарльзе запоздало проснулась жалость. На самом же деле Дороти не вызывала у него отвращения. Он подтвердил это перед самим собой, отказавшись от предвзятого мнения о её профессии. Внутренний взор, который порой помогал лучше понять природу окружающих, тоже молчал, а это означало, что несчастная девушка не представляла для них опасности. На мгновенье Чарльз разрешил себе невесомо дотронуться сознанием до её души, и на него вдруг навалилось горькое разочарование — настолько сильное, что он еле сдержал судорожный всхлип, принадлежащей той Дороти, которая была заперта внутри изувеченного тела. Жертва обстоятельств с губами крикливого цвета и преждевременными проявлениями старости. Она страдала, заливая боль текилой. — И кого ты назвала деревенщинами, грязная шлюха? Трое мужчин подошли к барной стойке. Двое грузно сели, заказали себе пива, а один из них — судя по всему, ему и принадлежали нелестные слова — схватил Дороти за предплечье, с силой дёрнув её на себя. Сигарета выпала из её пальцев, угодив прямо на дно испачканного помадой стакана. — Твою мать, тебе платят не за то, чтобы ты разевала свою глупую пасть! Неизвестный мужчина с огромными залысинами на приплюснутом черепе и татуировкой якоря на бицепсе левой руки дал Дороти крепкую затрещину. Проститутка с пронзительным вскриком отлетела в сторону, натолкнувшись спиной на стену. Покосилась рамка с заключённым в ней изображением знойной техасской равнины. На звук удара обернулось несколько стриженых голов. Большей реакции прилюдное избиение женщины у равнодушных посетителей не вызвало. Пирс скрипнул зубами, но Чарльз всеми силами разума сдерживал его от открытой конфронтации. И это скорее походило на укрощение дикого тигра, рвущегося в бой, чем на уговор с человеком. «Он ведь убьёт её!» «Не убьёт. Не посмеет. — Чарльз поразился собственной холодной расчётливости. — Эдвард, мы здесь не для того, чтобы играть в рыцарей, помнишь?» Ошибочно полагать, что Чарльз был беспомощным экстрасенсом, питающим нездоровый интерес к оккультным практикам, а Пирс годился только лишь для применения недюжинной силы и отличался непроходимой дуростью. Да, по офисам «Стэйшн Бридж» ходило много небылиц об импульсивности Эдварда Пирса, которую он обычно демонстрировал в подпитии, но не стоит верить конторным крысам на слово. Оба детектива справлялись с работой на отлично, и те клиенты, которые против своей воли столкнулись с явлениями за гранью реальности, положа руку на сердце, могли это подтвердить. И всё же время от времени вспыльчивость Пирса давала о себе знать и приводила к не очень-то приятным последствиям. — Пошли со мной, крошка, — между тем мужчина с татуировкой снова взял Дороги чуть повыше костлявого локтя. — Быть может, твой поганый язык как-нибудь сумеет искупить свою вину, а? — Отвали, Лысый Уилл. Ты же знаешь, сегодня не моя смена, — Дороти пыталась вырваться. Вместо ожидаемого страха на её лице читались лишь досада и усталость. — Для меня ты работаешь без выходных. Пирс допил виски, выдохнул, звонко поставил стакан на барную стойку и, не обращая внимания на ментальные наставления Чарльза, встал во весь свой рост, краем глаза заметив вытаращившегося на них Бенни. Толстые пальцы-сардельки схватились за край замусоленного полотенца, глаза вылезли из орбит. Чего он так испугался? — Эй, ты, Лысый-как-там-тебя! — громко сказал Пирс. — Почему бы тебе не найти соперника, равного по силе? Уж на это движение бар отреагировал незамедлительно. Стихли разговоры, пианист перестал насиловать захлебнувшийся инструмент. Воздух в «Трезвом Джоне» в разы потяжелел. Застывшее напряжение можно было резать ножом. Чарльз неотрывно следил за тем, кто ударил Дороти. Если у мужчины хватает доблести поднять руку на женщину — не бог весть какую, но всё же женщину, — то сомневаться в том, что он спровоцирует драку, не приходилось. И тут никакие надвинутые поглубже шляпы их не спасут. Тут, должно быть, даже Рэд Гаррисон бессилен. Здесь можно ненароком убиться. — А ты кто такой? — позабыв о Дороти, Лысый Уилл двинулся прямо на Пирса. — Я твоей хари не видел раньше. А вы, ребята? Двое спутников Уилла вяло покачали головами. Глотнув пива, один из них выдвинул логичное предположение: — Чужак, видимо. — Чужак? — осклабился Уилл, выставив напоказ гнилые зубы — по всей видимости, незавидное достояние большей части жителей Невермора. — Нам таких здесь не надо. С этими словами он без предупреждения бросился на Пирса с кулаками. Чарльз удивлённо отпрянул, будто врезать пытались не легкомысленному напарнику, а ему самому. По обыкновению барные драки начинались со словесной перепалки, которая разгоралась, как лесной пожар в сухую погоду, но Невермор, видимо, не вписывался в рамки обыкновенного. Жители здесь били точно в нос, как только представлялся малейший шанс. Чарльз решил, что в будущем, ежели Пирс будет продолжать в том же духе, это досадное обстоятельство может создать им кучу проблем. Пирс едва успел увернуться от мощного удара, блокировав размашистое движение Лысого Уилла. Тот охнул, однако устоял на ногах и, загнанно дыша, приготовился к продолжению. Какой-то умник подначил чернокожего музыканта, и он, взяв особенно весёлую ноту, принялся усердно стучать по клавишам, извлекая из пианино энергичную мелодию для главного события недели — новоявленный чужеземец сцепился с Лысым Уилли из-за паршивой проститутки. Вот потеха-то! Обязательно расскажите соседям, они животы надорвут! — Ну же, Уилл, сделай его! — заголосил один из чумазых шахтёров, который в два счёта умял остатки еды и залпом влил в себя всю кружку, а теперь стоял в тесном кружке зрителей. Посетители «Трезвого Джона» — из тех, кто имел ноги и мог на них стоять — столпились у барной стойки, где разгорелась драка. Они прихлопывали в ладоши, топали тупоносыми сапогами, сорили табаком и ругались, отпуская в сторону чужаков сальные шуточки. Чарльз был непоколебимо уверен в том, что к закату о мордобое в «Джоне» узнает весь Невермор и загудит, словно огромный улей. Потревоженные осы вылетят наружу и искусают детективов так, что родная мать не узнает. Проще говоря, о задушевных разговорах, из которых можно вытянуть ценную информацию, можно навсегда забыть. «Эдвард, нам нужно уйти. Сейчас». «Я ещё не закончил». Когда Уилл в очередной раз кинулся в атаку, его налившиеся кровью глаза блестели, словно у бешеного пса, исходящего лаем. Пирс прицелился ему между глаз и размахнулся, вложив в удар силу, сравнимую с медвежьей. Хруст переломленных носовых костей раздался резко, как хлопок или локальный взрыв, и Лысый Уилл завалился на стойку, заливая кровью дерево и свою рубашку. Толпа взорвалась протестующими криками. У Пирса саднила разбитая рука. Чарльз больше не просил его прекратить — лишь отстранённо наблюдал из-под шляпы. Уилл с протяжным рычанием приподнялся на локтях, выпрямился и снова уставился на противника, рукавом вытирая подбородок. Его переносица странно выгнулась влево. Шахтёры яростно ревели, толкая дерущихся, и слюна летела в разные стороны. Пианист уже пел во всё горло, подхватив ритм, и пьяные вусмерть моряки сипло вторили ему. — А ты хорош, — на окровавленном лице Лысого Уилла мелькнула раскосая улыбка, в точности повторяющая отчаянное безумие в глазах. — Как знать... не будь ты вшивым чужаком, мы бы могли стать друзьями. — Извини, но у меня нет желания водить с тобой дружбу. Чарльз заметил, как коренастое тело Уилла напряглось, как стиснулись его большие кулаки, как наклонилась голова с толстым черепом. Однако ему было не суждено испытать счастье в третий раз. Потому что над всеми собравшимися разнёсся повелительный голос. — Прекратите! Чарльз вздрогнул и обернулся. Его примеру последовали и остальные: смолкли зеваки, пианист замолчал, калеки-моряки вернулись к дешёвому пойлу. Бар замер в ожидании. Спокойный и властный голос шёл из ниоткуда и отовсюду сразу — будто бы звучал прямо в голове. Чарльз почти физически ощутил неземную энергию, исходящую от человека, которому принадлежало одно-единственное слово, заставившее взбудораженного «Трезвого Джона» притихнуть. Люди расступились, пропуская вперёд высокого мужчину в костюме-тройке с зачёсанными набок тёмными волосами, и начали послушно расходиться. Мужчина тот был совершенно необыкновенной внешности: огромные глаза на вытянутом овале лица, крупный подбородок и длинный карикатурный рот. Он не соответствовал современным стандартам красоты, чтобы быть хотя бы симпатичным, однако отрывать взгляд от его меланхоличного бледного лица, излучающего особый магнетизм, приходилось едва ли не силой. Но вовсе не интеллигентная наружность, которая плохо сочеталась с топорным убранством бара, удивила Чарльза Рида. Как только он стал напарником Эдварда Пирса и они, столь похожие и настолько же разные, стали работать рука об руку, дар Чарльза раскрыл свой огромный потенциал. Потусторонний дар — Внутренний взор — обеспечил высокую раскрываемость и гарантировал честность допроса, потому что благодаря ему Чарльз, помимо конструирования картин прошлого, мог приоткрывать таинственную завесу чужих душ и заглядывать внутрь. Если не брать в расчёт периодические приступы бреда и беспамятства, Внутренний взор приносил довольно много пользы. Однако человек, который буквально возник из воздуха, не поддавался неосязаемым ментальным пыткам, как бы Чарльз ни старался изучить его сознание. Худой мужчина в костюме-тройке обнаружил барьер для дара, который исправно действовал на остальных. Чарльз не мог достучаться до незнакомца. Этот мир не перестаёт удивлять. — Присаживайтесь, молодой человек, — обратился он к Пирсу. — Выпейте. Нет нужды тратить драгоценное время, отсроченное нам жизнью, на бестолковые распри. Пирс глянул на него с недоверием, мысленно обращаясь к Чарльзу с вопросом: «Кто он?» — Моё имя Филип Говард, — опередил Чарльза незнакомец и поправил галстук. — А вы, должно быть, прославленные детективы из Бостона? — Как вы узнали? — грубовато осведомился Пирс. Потоптавшись на месте, он всё-таки присоединился к Чарльзу и травмированной рукой обхватил стакан с виски. Зрители, столпившиеся у места драки, послушно разошлись. Лысый Уилл заказал выпивку и, приложив тряпку к окровавленному лицу, теперь спорил с одним из своих товарищей. — По узким улицам слухи разносятся быстрее ветра, — философски сказал Филип Говард, устраиваясь рядом. — Это точно, — без удовольствия подтвердил Чарльз, пристально наблюдая за странным человеком в чёрном костюме. С каждой секундой подозрения относительно него ширились и крепчали. — Полагаю, вы приехали сюда за чем-то существенным. — Возможно, — уклончиво ответил Пирс, мельком рассмотрев тёмно-красную запёкшуюся корку на костяшках. Так, царапина. Надо бы вернуться к Рэду за спиртом и надеяться, что Чарльз не станет настаивать на докторе. Филип сухо усмехнулся. — Понимаю, у вас нет причины откровенничать со мной. Я — лишь призрачная тень в разворачивающейся истории, но позвольте дать вам один ценный совет, — он немного помолчал. — Берегитесь моря и того, что из него вышло. Ещё раз хорошенько подумайте, прежде чем копать дальше. Возможно, заплатить придётся слишком много. Филип Говард встал, задвинул барный стул и перед тем, как уйти к выходу, вкрадчиво сказал: — Надеюсь, вы примете верное решение и нам не придётся встречаться снова. Детективы остались наедине с недоумением. — Понятия не имею, что это было, — допив виски, высказался Пирс, — но этот чёртов город нравится мне всё меньше и меньше. Чарльз согласно кивнул и, когда Бенни забрал стакан с подложенной под него купюрой, предложил Пирсу обработать рану и заодно расспросить Рэда о подготовленном сюрпризе. После стычки с чокнутым Уиллом и встречи с загадочным интеллигентом обоих терзало недоброе предчувствие. Только потом Чарльз внезапно понял, что не услышал, как за Филипом Говардом закрылась тяжёлая дубовая дверь.