Правила игры

Компания из трёх человек приближалась к концу, казалось бы, бесконечного леса. Путники уже не чувствовали своих ног, но не жаловались. Настроение было приподнято глупыми стишками Евгения, а есть и пить не хотелось — предыдущий привал придал достаточно энергии для длинного пути. Когда послышался рёв огромных существ, Саиф сказал: — Всё, привал. Они всё ещё были в лесу, но большое количество пеньков, срубленных и оставленных деревьев говорило о том, что человеческое поселение находится недалеко. Евгений опустился на сломанный ствол молодой араукарии, тяжело вздохнув. Саиф лёг на спину, закинув ноги на дерево и раскинув руки. Нелли нашла пенёк и присела на него, обхватив себя за колени, давая спине отдохнуть. — А здорово, если бы мы записали это, — вдруг она резко подняла голову и обратилась к мужчинам. — Чего? — не понял Саиф. — Ну, наши приключения. Серьёзно, кто может таким похвастаться? — Хорошо, если сказка будет со счастливым концом, — мечтательно промычал Евгений, пытаясь поудобнее устроиться на стволе, давая спине отдохнуть, — и вот что забавно: нет счастливого конца — нет сказки. Может, наши древние предки по такой логике их и придумали. Евгений захрапел. Саиф и Нелли остались одни. — Это плохой лес, вырождающийся. Видишь эти чёрные пятна на коре деревьев? Они здесь повсюду на молодых побегах, и на кустах тоже. Это грибок муропсорцмак. Не вылечишь его — лес будет стареть и уменьшаться, а на смену новые деревья приходить не будут. А теперь представь — если леса не дают плодиться динозаврам, что будет, если лесов не станет? Нелли понимала, что диалог этот нужен только для того, чтобы не наступило молчание, прерываемое храпом Евгения, который всё же смог уснуть. Но решила поддержать своего компаньона: — И что, с этим ничего не сделать? — Да сделать-то можно. Знаю, у наших ребят есть проект по опрыскиванию деревьев, поэтому мы в безопасности. Почему Физикус не ухаживает за лесом — вот в чём вопрос. Может, они сконцентрированы именно на убийстве…

***

Тем временем Александр Романович, несмотря на возраст, бежал сломя голову по улицам города, периодически натыкаясь на странно одетых людей, спешащих на ночные смены или по домам с работы. Девушки носили безвкусные леопардовые платья, обвешанные шкурами, как, вероятно, делали их первобытные предки. Мужчины были в ещё более уродливых красных камзолах, белых балетках и с плоской похожей на блин шапкой на голове. Было около 9 часов, и на улице стояла тьма. Фонари не включали из-за экономии энергии — правительство предпочитало комендантский час и жёсткий контроль проспектов правоохранителями с мощными карманными фонариками, прикреплёнными к шлемам. «Благо, у меня есть разрешение свободно передвигаться по городу», — подумал Александр Романович, — «и жаль, что перестали ходить трамваи». Ему пришлось миновать 3 остановки. В темноте пару раз налетев на деревья с красными мелкими листьями, он выбрался на более или менее открытое место, на котором не так давно разыгрались трагические события. Сейчас о том напоминали только окопы и погнутые пальмы. Засмотревшись на горы вдалеке и морскую гладь перед ними, Александр Романович неожиданно для себя столкнулся с длинноволосым мужчиной в чёрном камзоле. Красный пояс стягивал талию так сильно, что казалось, будто вся форма одежды перекошена: пуговицы, которые должны быть спереди, каким-то образом оказались с левой стороны, ордена и медали, которые обычно вешаются на грудь, переместились в подмышку. На ногах были алые лосины, заканчивающиеся багряными туфлями и лентами, привязанными к голени. Мужчина поднял левую руку вверх, требуя остановиться для проверки документов. Это не отняло много времени, и вот, Александр Романович добрался до дома директора отдела разработок. Воспользовавшись лифтом, хирург поднялся на 5 этаж и позвонил в дверь. Наручные часы показали 21:30. Интересно, дети уже спят, или ещё нет? Дверь не открывали. Тогда Александр Романович позвонил ещё раз, более протяжно и настойчиво. Из глубин квартиры послышались торопливые шаги: — Иду, иду! — прокричал Меррилл Онисифор. Послышался звук отпирания замка, потом ещё одного, и ещё одного. В конце концов дверь приоткрылась, и из неё показался коренастый широкоплечий мужчина с щетиной и зловещими глазами. Человек был молод, но, несмотря на улыбку, и, казалось бы, благие намерения, никакого доверия или спокойствия не внушал. Меррилл был не в духе даже более, чем обычно — конечно из-за позднего визита самого неудачливого сотрудника. Дверь не открылась полностью — Меррилл Онисифор предусмотрительно не снял дверную цепочку. Из глубин квартиры резко и нервно закаркал попугай. — Здравствуйте. Я знаю, как обезопасить наши границы! — полушёпотом произнёс Александр Романович. Эксперименты, которые он проводил в лаборатории, были государственной тайной. — Входите, — Меррилл Онисифор открыл дверь, и, внимательно осмотрев лестничную клетку и позднего гостя, позволил Александру Романовичу проникнуть в защищённое помещение. — Я уверен, что этот чертёж подойдёт, — отрапортовал хирург, переступив порог квартиры, — Я корпел над химическими реакциями, а ответ был у меня под рукой. Стоило только подумать об огне, и я легко справился с возложенными на меня обязанностями. Меррилл Онисифор жестоком указал, что надо пыть тише, и провёл посетителя в гостинную. В квартире стояла темнота: все окна были занавешены. Хозяин и гость шли на ощупь. Меррилл взял чертёж и положил его на кофейный столик, предусмотрительно включив лампу и убрав подальше недопитую кружку чая. Развернув наскоро сделанный схематический рисунок, он произнёс: — Красава, мужик. Я знал, что ты смогёшь, — высказал своё отношение к проделанной работе начальник. Александр Романович уже привык, что даже официальный стиль общения в Физикусе выглядит именно так, — Конечно, писать надо было больше в дневнике, а ошибок лепить меньше, но ты всё равно молодец. Александр Романович не ожидал такой реакции от человека, который на протяжении нескольких месяцев постоянно подгонял его: — Верили? Я думал, что вы ненавидите меня, лишь более вежливым образом выказывая своё отношение ко мне. — Ну-у-у, заливаешь. Понимаш, меня тоже гонят. У нас у всех здесь связаны руки. Два философа молчаливо кивнули друг другу, выражая крайнюю степень понимания ситуации. — Мужик, но мы не можем травить байки о твоём оружии. Не сейчас, — едва слышно прошептал Меррилл Онисифор. — Но позвольте, мне осталось не так долго. Я хочу уйти на покой уже после того, как посмотрю на работу своего изобретения. — Сань, потерпи. Всё нормуль. Не надо трубить на всю округу. Представь, что будет, если про это прознают зоологи, биологи, сектанты и иже с ними? Ну уж нет, сначала пропаганда разведёт турусы, а потом наши вояки уж сделают всё, как надо. Не гони фуфло, будешь присутствовать. Считай, в первых рядах будешь. По какой-то причине Меррилл приблизился к Александру и отряхнул рукав его чистой рубашки. Александр отшатнулся, не говоря ни слова. Меррилл посмотрел на хирурга, из его сжатых губ невольно вырвался смешок. Попугай, наблюдавший за этой сценой, сидел на насесте. Его единственным желанием было подслушать диалог, поэтому птица даже перестала грызть большое красное сладкое яблоко. Попугай по вечерам смотрел с хозяином телевизор, поэтому он своим крохотным промытым мозгом прекрасно понимал человеческую речь. Дворняга услышала разговор из соседней комнаты и тоже подошла: Меррилл считал ниже своего достоинства закрывать двери, чтобы животные не мешали ему. Пес уныло посмотрел на своего хозяина.Затем собака блаженно легла под ноги Меррилла. Для двух ученых было само собой разумеющимся, что животные не могут понимать человеческую речь. Само собой разумелось, что над головой владельца висела икона, пусть Меррилл и никогда не верил в чудеса. Можно только выразить сочувствие ученому человеку, обреченному на поклонение ненужным идолам религиозного государства. Однако уже были запущены новые исследовательские программы, поэтому ученые надеялись, что население избавится от иррациональных убеждений. Нет нужды говорить, что во многих домах иконы висели как символический жест. Это было не в последнюю очередь благодаря ученым, которые просвещали население, жаль только просвещение населения не затрагивало ораторское искусства. Получив письма с угрозами от религиозных фанатиков, они не побоялись продолжить свои эксперименты. Тогда один из Преданных возглавил волну сопротивления. Поначалу казалось, что повстанцы не содержат никакой опасности, но выступления бунтовщиков порадовали президента. Глава Физикуса пригласила их лидера в свой кабинет и тепло поприветствовала его. Впоследствии вместе с президентом они развернули настоящий крестовый поход против больницы и научного центра. Реакция научного квартала была столь же серьезной. Во время гражданской войны потерпевшие стороны наняли достаточно коллаборационистов, чтобы установился хрупкий баланс сил. Несмотря на то, что стороны угрожали друг другу полным уничтожением, никто не пытался разрешить давно назревающий конфликт мирным путём. Вслед за этими процессами в лексиконе Физикуса появились новые слова: каждая сторона называла себя «Вышестоящей» по отношению к другой. Общество было разделено, «Неполноценные» воспринимались только как враги. До начала войны люди могли быть друзьями, теперь же они на противоборствующих сторонах. Непонятно было, как можно возродить здоровые человеческие отношения в вечном хаосе. И вот в это трудное для Физикуса время появился Александр со своим необузданным стремлением проводить операции и спасать жизни. Его нашли так неожиданно, но в столь подходящее время, что для научного квартала это было большой удачей. Александр был рад, что служил в армии, поэтому мог работать во время постоянных обстрелов, увеличивая шансы на выживание для всех коллег. Тем временем религиозные фанатики умоляли Бога дать им все, чего им не хватало. В конце концов выяснилось, что не хватало им отставки правительства. Президент почувствовала, что запахло жареным, сложила всё необходимое в рюкзак и затаилась в красной зоне. Неизвестно, мучила ли её совесть за людей, которых она привела к гражданской войне, или нет. Однако известно, что по её следу шли фанатики, но с того дня никто не видел ни повстанцев, ни бывшую главу города-государства На этом история восстания заканчивается. Будучи циником, можно сказать, что все завершилось более или менее мирно. Уменьшающееся число смертей всегда хорошо. Да, революция закончилась успешно, если не считать резни в научном квартале и раздавленных человеческих фигур по всему Физикусу. Увидев такой пейзаж, даже вечнозеленое дерево Бодхи лишилось бы листьев. Но это хорошие новости для учёных: ни один новый Готама не смог бы здесь прозреть. Если только один из фанатиков не наткнется на баньяновый лес и не решит сделать его своим новым священным местом. Достаточно одного энтузиаста, и все остальные будут послушно следовать за ним, как овцы за пастухом. Но после окончания революции вражда не переставала нарастать. Иногда споры приводили к петушиным боям и мелким вооружённым стычкам, а иногда к более или менее конструктивному диалогу. Можно только догадываться, когда в Физикусе установится прочный мир, но пока все предположения сомнительны. И страшно подумать, что будет, если в конфликт втянутся другие религиозные группы вроде джайнов. Таким образом, Александр оказался заложником этой ситуации. В новой для себя среде из-за обилия просторечий, жаргона и сленга в языке города Физикуса он чувствовал себя не в своей тарелке. Когда Александр Романович только попал сюда, вся ситуация для учёного мужа казалась шуткой, ломая всю картину его мира. И тем не менее, обычаи и традиции этого места не сломили его дух. В условиях военного времени ему как-то удавалось иметь свободу перемещений и по научному кварталу, и по городу, неконтролируемому Преданными. Оглядываясь назад, Александр недоумевал, как он не сошёл с ума в первый же месяц. Почему он не передумал и согласился помочь этим людям? Пытаясь тянуть время до гибели всех своих товарищей, он сам чуть не стал трупом. Как он вообще мог работать на этих людей, лишенных манер и незнакомых с этикой? Обладая ловкостью рук, он выполнял сложнейшие операции под огнем противника. Цепкая память помогала ему ориентироваться в огромном научном комплексе, даже когда половина его превратилась в руины. Перевод Александра Романовича в отдел разработок был пощечиной его самомнению. Однажды он хотел выпалить своему начальству все, что он о нем думает. Но воспитание ему не позволяло, и ему пришлось подчиниться. В надежде, что когда-нибудь его опять начнут воспринимать всерьез, он продолжал работать. Таков закон мирного времени — когда помощь хирурга перестала быть такой необходимой, его выбросили в лабораторию.