Пролог
20 июля 2019 г. в 00:36
Он никогда не жаловался на свою жизнь. Да, отец был тем еще ублюдком, но и без его участия оставалась мама. Добрая, любящая мама с ласковым голосом и нежными руками.
Рядом с ними всегда был тот человек. Лучший друг семьи, тот, кому они могли доверить свою спину. Его родители. Они доверяли ему, отец считал его братом. Тот человек был надежным, всегда готов был протянуть руку помощи, появлялся тогда, когда был нужен.
Но Тони помнил тот день. Урывками, словно кадры из плохо смонтированного фильма, которые прыгают с одного на другой. Дом горел. Пламя поднималось до самых небес, прорезая светом ночную тьму. Казалось, будто снова наступил день. Огонь был виден из любой точки небольшого городка. Но извивался, словно живой, и облизывал камень здания. Едкий и такой плотный, что сквозь него ничего не было видно, дым резал глаза. Они слезились, а соленая жидкость текла по щекам.
Он бежал. Задыхаясь, бежал через лес, стараясь не вдыхать дым, закрывая рот рукавом. Пробирался наощупь, но знал эти места слишком хорошо, поэтому наизусть мог сказать, где находится какое дерево и какой куст. Он провел всю свою жизнь здесь. До двадцати одного года. Потом пришлось уехать, но он вернулся, когда узнал.
Окна в доме были заколочены досками, сквозь них с ревом пробивался огонь. Он бушевал все неистовее, поглощая все вокруг. И кроме этого рева больше не было слышно ничего. Ночь скрадывала остальные звуки, поглощала их, словно ничего больше и не было.
Ветка хлестнула по лицу. В дом было не пробраться через такой огонь, но Тони не особенно задумывался. Просто бросился через окно, которое полыхало меньше всего, изрезав кожу острыми обломками древесины. Приходилось почти не дышать, чтобы не задохнуться от количества дыма. Тони бросился на лестницу, хватаясь за горящие перила и обжигая руку. Ступеньки проваливались под ним, прогоревшие в некоторых местах. Застревали ступни по самую щиколотку. Приходилось силой выдирать их. И бежать, бежать! Потому что там остались они! Там осталась его мама!
В гостиной он увидел его. Того самого. Того, кого они считали другом. Облаченного в кожаные доспехи. Огонь не причинял ему вреда, хотя языки пламени лизали его ступни. Но кожа даже не покраснела. Вокруг него все рушилось и обваливалось, но мужчина даже не попытался двинуться с места. Он смотрел. Смотрел прямо на вбежавшего Тони, словно ждал его. Его глаза отливали красным, как цвет крови, а между губами были видны белые и длинные, острые клыки.
Но Тони важно было не это. Он смотрел на маму, которую мужчина держал за волосы. Она полусидела рядом с его ногами, вся объятая пламенем. Ее горло было красным, кровь ручейками стекала по шее и пачкала белые одежды. В глазах цвета теплого шоколада, как и у самого Тони, застыл ужас. Она умерла не так давно, потому что тело ее не успело остыть. Отец лежал рядом с ней. Кажется, он пытался достать до нее рукой, но на ней сейчас был тяжелый ботинок мужчины.
— Здравствуй, Тони, — голос казался оглушающим даже среди ревущего пламени. Тони же чувствовал, как горит и снаружи, и внутри. Он мог умереть вслед за ними.
Тело матери с глухим стуком упало на пол, когда мужчина отпустил ее волосы. Она рухнула рядом с отцом, и так получилось, что их ладони оказались друг на друге. Прикосновение, которого они уже не почувствуют никогда.
Перед Тони мелькнули обнаженные, острые клыки. Он не успел понять, что происходит, только почувствовал, как шею пронзила такая боль, что скрутило все тело. Он закричал, срывая голос, и схватился за кого-то рядом, не в силах понять, что с ним происходит. Казалось, будто ему вырывали все кости и вставляли их обратно в новых местах. Кровь горела, будто масло, к которому поднесли спичку…
… Очнулся он перед домом, от которого осталось только пепелище и разрушенные, обугленные каменные стены. Очнулся и понял, что он больше не живой человек. Он труп, который никогда не сможет умереть, но потратит вечность на то, чтобы отомстить.
Они все исчезали. Все, кого он любил, исчезали у него на глазах. Он забирал их. Всех, до единого. Стоило Тони найти кого-то, поверить в жизнь, как появлялся он, вырывая из рук счастье, которое Тони успел обрести. Вырывая с мясом, оставляя на этом месте дыру, которая никогда не затянется.
Этот раз был последним. Потому что у него ничего не забирали. Она ушла от него сама. Пеппер. Его Пеппер. Она стояла рядом с ним. Добровольно. Не укушенная, порабощенная или сломанная. Нет. По своей воле. И держала его за руку, смотря мягко, ласково. Так, как всего пару дней назад смотрела на самого Тони.
Он готов был дать ей все, чего бы она ни захотела. Он нашел ее, приютил, спас, дал ей дом, семью и любовь, на которую был способен. Но она стояла позади него. Позади человека, который убил его семью и столько столетий отравлял кровь, появляясь тогда, когда его не ждали. Тот, кто создал его. Тот, кто проклял его на вечное существование без права на свободу.
Она была красива, как никогда, в красном платье, с распущенными волосами. И доверительно подставляла ему тонкую шею. Чтобы он укусил. Чтобы сделал своей. Навечно. Потому что это договор. На крови, который никогда нельзя будет разорвать. Только смертью. Ему она никогда не подставляла шею даже чтобы он просто пил ее кровь. Никогда не позволяла, а он не просил. Для него кровь была даром, не способом выживания. Ее должны были отдавать добровольно.
Тони не закрыл глаза, когда клыки впились в тонкую кожу, прорезая ее. Когда кровь потекла по шее. Он смотрел. Смотрел, как ее глаза закатываются от удовольствия. Слушал, как она тихо стонет в его руках, запрокинув голову. Он держал ее, чтобы она не упала. И характерные звуки глотания заполняли всю комнату.
Он смотрел. Смотрел, смотрел, смотрел. И слушал. Внутри все горело, скрежетало и рвалось на части вместе с прошлой жизнью. Снова. Но сделать ничего он не мог. Тони слишком слаб, чтобы побороть своего создателя. Ему едва ли исполнилось шесть сотен лет. Но ему хотелось впиться зубами в его глотку. Не потому, что Пеппер ушла добровольно, а потому что рядом стоял сын. Еще совсем ребенок. Ему не так давно исполнилось пятнадцать. Его глаза не блестели, как раньше. Они были тусклыми. Подавление. Лишение воли. Рассудка. Его мальчик был уязвим для внушения. Он не хотел бросать отца, поэтому его убедили это сделать. Заставили думать, что Тони ему никто. Поэтому Питер смотрел сквозь него. И плакал.
Его семья снова оказалась в руках этого человека. Счастье рассыпалось осколками, которые падали сверху и впивались в тело Тони острыми концами, застревали, а кровь из-под них стекала по коже. Он был цел снаружи, но внутри все заливало красным.
Не раздумывая, Старк бросился в атаку, но не смог даже сделать шаг. Его свалило на пол, а тяжелая нога прижала за шею. Он захрипел, чувствуя серебро на подошве ботинка. Оно жгло кожу, оставляя язвенные ожоги.
— Ну, ну, Тони, не нужно так торопиться, — заметил он насмешливо. — Что же ты так? Тебе еще расти и расти, чтобы поцарапать меня.
Тони вцепился в его ногу, пытаясь оторвать ее от себя, но создатель был сильнее.
— Мы ведь семья, а в семье принято делиться, — продолжил вампир. — Ты ведь поделишься? У тебя чудные жена и сынишка. Мне ведь тоже хочется. Я верну их тебе. Спустя несколько сотен лет, если надоедят. Возможно, даже живыми.
Не вернет. Тони знал, что не вернет. Или вернет, но лишь кусками, чтобы показать превосходство. Показать, кому именно Тони должен служить. Перед кем должен склонить голову. Кто его создал и что его создатель может сделать. Он может лишить его всего. Все, к чему Тони прикоснется, окажется в его руках. Все разобьется, словно хрупкое стекло, рассыплется пеплом, иссушится от потери крови. Все. И так будет всегда. До тех пор, пока он не убьет его. Будет продолжаться, пока клыки Тони не вонзятся в эту шею.
— Прощай, Тони, — ласково сказала ему Пеппер, подходя ближе, беря за руку и целуя в скулу. Ее глаза светились от любви. Но не к нему. — Думаю, мы с тобой просто не были созданы друг для друга.
Она наклонилась и провела по его скуле тонкими пальцами. Тони обожгло, подобно серебру. Он отстранился. Посмотрел на своего маленького мальчика.
А потом они исчезли.
Возле каменных саркофагов он стоял спустя три сотни лет. Это было место, о котором никто не знал и никогда не узнает. Его место, окутанное самой зловещей историей, какую он только мог придумать. Его замок одиночества, где он намеревался провести все свои годы, вынашивая план мести. Он должен убить его, если хочет получить то, что ему нужно — покой.
Саркофагов было восемь. Каждый из них был его отрезком жизни. Каждый был связан с тем, что он потерял. Его кусочки жизни. Некоторые служили лишь напоминанием и были пусты. Просто, чтобы он не забыл, кто был в его долгой жизни все это время. Некоторые лишь ждали своего часа, когда Тони позволит им освободиться из-под контроля и очнуться. Он приходил к ним, чтобы помнить о своей цели. Помнить, что теперь он один. Всегда будет один, чтобы никто больше не пострадал. Чтобы никто больше не оказался в этих саркофагах.
Сколько бы еще времени у него ни ушло, он сделает то, что должен. Даже если это будет стоить ему самого себя. Потому что жизнь давно перестала что-то значить для Тони. Перестала в тот момент, когда он проснулся рядом со своим сгоревшим домом, понимая, что его прежняя жизнь разрушена, а у него внутри не бьется сердце.