Пусть твердят, мол, когда мы вдвоём победить - дело, в общем, простое.

      Помещение было погружено в полумрак и освещалось лишь проникающим сквозь затемнённое панорамное окно светом паркового фонаря. Внутреннее убранство этой небольшой веранды было довольно скромным, по крайней мере, относительно других комнат поместья.       Казалось, что по изначальной планировке это помещение должно было быть отведено под оранжерею, однако кадок с растениями в нём было сравнительно немного, оставляя значительную часть пространства не занятой.       Посередине комнаты на небольшом диване в одиночестве сидела женщина, на которой было надето весьма броское синее платье. Общая утонченность её внешнего облика сильно контрастировала с тем фактом, что в данный момент она согнулась в позе не то усталости, не то стыда, не то боли.       Послышался скрип открывающейся двери.       - Простите, я, похоже, ошибся дверью, - прозвучал приятный мужской голос в пустоту темной комнаты.       Элизабет была слишком погружена в свои мысли и сосредоточена на пронзающей её грудь боли, чтобы вовремя обратить на это внимание. Похоже, её тяжёлое дыхание привлекло внимание вошедшего.       - С вами всё в порядке? - учитывая, что других людей в комнате не было, этот вопрос явно был адресован ей.       По звуку шагов госпожа Лунберг поняла, что неизвестный мужчина приближается к ней. В это мгновение она почувствовала себя настолько беззащитно, как давно уже не чувствовала. Нет, конечно, в больнице она находилась в тяжёлом состоянии, но там она была под присмотром врачей. Да и большую часть времени её сознание находилось в лёгком забытьи, так что помнила она совсем мало.       Мужчина, или, судя по голосу, скорее парень, остановился в нескольких метрах от Элизабет. Женщина повернула голову. "Золотые волосы, этот пронзительный взгляд", - ей потребовалось всего несколько мгновений, чтобы в слабом освещении комнаты узнать в лице этого растерянного парня Райнхарда фон Мюзеля.       Госпожа Лунберг приоткрыла рот от удивления. Один из немногих людей в Империи, который её интересовал, вот так, волею судьбы оказался с ней наедине. Правда, сейчас его сомнение и нерешительность очень сильно контрастировали с тем, как Элизабет ранее представляла себе этого офицера. Она хорошо видела, что он не желает ей зла, однако сомневалась, что в противном случае, учитывая своё состояние, смогла бы оказать достаточное сопротивление.       - У меня в груди болит, - промолвила женщина, продолжая удерживать руку возле больного места.       Райнхард быстро осмотрелся, похоже, пытаясь увидеть человека, которого можно было бы позвать. Не найдя никого, он снова повернулся к Элизабет.       - Мне кажется, вам лучше прилечь, - проговорил он, положив одну руку на плечо госпожи Лунберг. - Я сейчас поищу кого-нибудь, кто мог бы помочь, - добавил он, свободной рукой беря её за руку и аккуратно укладывая на диван. Уже давно ни один офицер не проявлял к ней подобного участия.       Элизабет стоило быть благодарной, но ощущение беспомощности и воспоминания о заботе, что неизбежно потянули за собой мысли о былой любви - все это было далеко не самым приятным, что женщина могла почувствовать в данный момент.       "Возможно, Герман прав, мне и вправду стоит больше беспокоиться о собственной безопасности", - подумалось госпоже Лунберг. Она отчётливо вспомнила, по какой причине оказалась на Одине раньше своего супруга. То был редкий момент, когда её нетерпеливость взяла верх над холодным здравым смыслом. Вряд ли кто-то из тех, кто знал её на Одине, был способен представить, что Элизабет способна на нечто подобное.       Возможно, не знай она о присутствии "Розенриттеров", её поведение было бы куда более сдержанным. Но они были там, и никого из республиканцев госпожа Лунберг не ненавидела так сильно как "Розенриттеров".       Возможно, если бы творившееся на том безжизненном куске камня хоть немного напоминало собой нечто осмысленное. Если бы её разум был способен увидеть за происходящим холодный расчёт, Элизабет хватило бы самообладания не поддаться соблазну и делать, что должно.       Однако, среди стихийной бури страстей, где, как казалось, упрямство и вспыльчивый поток чувств затмили собой разум всех актёров того бессмысленного представления, даже кажущийся стороннему человеку безжизненно холодным рассудок госпожи Лунберг утратил контроль над эмоциями.       И, как она теперь отчётливо поняла, единственный, кто смог в тот тяжёлый час сохранить самообладание, сейчас стоял на расстоянии вытянутой руки от неё. В данный момент столь растерянный и неуверенный, что было трудно поверить в то его свершение, за которое он получил звание контр-адмирала.       Из размышлений Элизабет вывел суровый голос её мужа.       - Контр-адмирал Мюзель, не знал, что вы испытываете интерес к чужим жёнам, - промолвил неожиданно вошедший в комнату Герман фон Лунберг.