Осознание накатывало мгновенно, с каждой секундой увеличиваясь, словно снежный ком, обрастая новыми подробностями и вместе с тем новыми переживаниями. Люди все до единого были в глубочайшем потрясении, очень быстро миновали они стадию непонимания и перешли сразу к тихому ужасу. Те, что бились сегодня, знали о возможных последствиях, с самого начала боязливо предполагали, чем может кончиться это страшное побоище. Удивляться герои Земли уже разучились, со всей ответственностью принимая серьезный провал. Они проиграли, они не защитили, они виновны в жертвах и потерях, в тревоге, накрывшей необъятные просторы Мидгарда. И пусть в том была лишь доля правды, сами они не могли перестать себя корить, глядя на горсти пыли у собственных ног.
По одному, опасливо и тихо они подходили к нам, ища знакомые лица, расстраиваясь или мимолётно радуясь. У места, где мгновением ранее на коленях стоял раненный в грудь титан, теперь собралась небольшая группа. Сначала все молчали, смотрели бездумно на пепел, мысленно осознавая масштабы трагедии.
Мы с Тором молча переглянулись, удостоверившись в том, что оба живы. У обоих в голове проблеском промелькнула надежда — если живы оставшиеся асгардцы, может щелчок их не тронул, ведь Танос и без того уже собственными руками уничтожил половину? Мне важно было только это, Тора же волновал и Мидгард. Он горячо любил мир людей, потому и болел за хрупкие жизни смертных, как за собственный народ. Но более того его коробило от другого.
Промахнулся.
Первым взял себя, а руки Роджерс, поднялся с земли, пошатываясь, тут же уверенно шагнул в строку.
— Надо возвращаться, — твердо выдал он, уходя прочь.
За ним молча потянулись все мы. По пути встречали ещё обеспокоенные лица. На немой вопрос все качали головами, опускали грустные глаза. Мысль закладывалась нерушимой истиной — испарилась половина, не больше не меньше.
За капитаном пришли прямиком к широкой площади, вошли в ангар, остановились около корабля. Все так же грустно, всё так же молчаливо. Стив и Наташа обговорили что-то с женщиной в красном боевом костюме и копьем в крепко сжатой руке. Та кивнула в ответ и попрощалась. Все поднялись на борт. Я, помедлив у входа, ненадолго засомневавшись, но Тор, заметив мое смятение, обернулся и позвал следом. Стало спокойнее, но чужой среди Мстителей я все равно себя не могла не чувствовать.
Корабль быстро поднялся в воздух, взмыл в небо и понес всех нас прочь.
— С Фьюри пробовала связаться? — Роджерс спрашивал у Нат, сидевший за прибором для связи.
— Не отвечает, — хмурясь, бормотала девушка.
— Мария? Хоть кто-нибудь из Щ.И.Т.а… Старк? — последнее имя кэп выдавил не сразу, с лёгким недовольством.
— Хилл тоже молчит, и в агентстве пока тихо, а Тони…
— Он улетел спасать колдуна, — подал голос Брюс, подходя к друзьям ближе. — Того, что хранил камень бесконечности. Знать бы, где они теперь…
— Камень времени был у Таноса, — я вклинилась в разговор, обратив на себя не самые довольные взгляды. — Значит, с ними он уже расправился.
— Какого черта? — неожиданно бросила Наташа, поднимаясь с места, глядя на меня так грозно, словно это я только что распылила миллиарды смертных.
— Нат, — тихо позвал ее Стив, но было уже поздно.
— Она здесь что забыла? — Романофф говорила на повышенных тонах, вспоминая прошлую обиду и злость. В ее глазах я была той, кто помогал вершить преступление против человечества.
— Она теперь с нами, — тихо бросил Тор со своего угла и снова ушел в себя.
— Нат, тише, — устало говорил Стив, — она сражалась за нас.
— Какое это имеет значение? — грубо бросила девушка, подходя ко мне ближе. — Разве не вы с Локи добывали для Таноса эти самые камни?
— Не могу отрицать, — спокойно ответила я, глядя на взбешенную смертную безразлично.
— А где же твой друг тогда, если все враги вдруг решили поменять сторону?
— Мертв.
Я ответила коротко и спокойно, хотя изнутри рвалось нечто сильное и едва удерживаемое. Глаза ненадолго вспыхнули алым, я сдерживалась из последних всех сил.
— Я не враг тебе, — медленно проговорила я, — теперь. Держи себя руках и не заставляй меня вернуться к прежнему…
— Довольно, — громко прервал нас Тор, обводя суровым взглядом, — не о том думаете.
— Может хоть ты знаешь, что нам теперь делать? — со слабой надеждой спросил у громовержца Стив.
Тор вздохнул тяжело и задумчиво. Конечно, он ничего не знал.
— Без Таноса и перчатки ничего не исправить, но где искать его теперь, ума не приложу, — честно ответил он.
Все снова замолчали, погружаясь в собственные мысли. Мстители лицом к лицу столкнулись с самым страшным своим врагом — неизвестностью. Больше чем осознание собственного провала их угнетал страх и полное непонимание ситуации. Как быть теперь с миром, где в миг испарилась половина населения, а те, что остались мучаются от незнания, оплакивают пропавших и страдают от последствий.
— Если нам попытаться найти его прямо сейчас, — не унималась Романофф, нервно отбросив устройств, на который так и не пришел ответ.
— Нат… — Стив поймал ее за предплечье, заглянул в глаза грустно и устало. — У нас не получится.
— Что значит не получится?! — она была на грани нервного срыва, потерянная и абсолютно опустошенная. — А как иначе? Просто оставим всё как есть?..
— Нет, нет, конечно, просто… — Стив глубоко вздохнул, — нужно собраться с силами, разработать план. Мы не будем опускать руки, просто нужно делать все с умом.
Нат посмотрела на него испытующе, опустила голову и едва заметно кивнула. Признаться, даже мое сердце тронуло лёгкое сострадание. Я как могла старалась относится к смертным с пониманием, как бы далеки не были мне их проблемы. Я не могла думать о распыленных мидгардцах, когда в сердце холодела собственная, совсем ещё свежая боль. Сегодняшний день принес столько потрясений, верилось невообразимо трудно, что сегодня утром, ничтожными часами ранее я проснулась рядом с Локи, на корабле, полном асгардцев, и все мы летели обустраивать новый дом. Как давно это было? Казалось, целая вечность позади.
Мы прилетели, когда наступила уже темная ночь. Вышли на улицу и все как один поежились с непривычки. Вокруг разливалась невообразимая темнота. Холодная и непроглядная, ни единого огня не пробивалось в ночи, давая мраку полные владения. Не было и звуков, совсем никаких, казалось, одна лишь тишина осталась в этом мире. Было жутко, хотелось закричать, хлопнуть в ладоши, пнуть ногой камень, валявшийся на дорогк — хоть как-нибудь оживить этот страшный мир.
Приземлились мы на пустой поляне, рядом со зданием, раскинувшимся угрожающей темной горой. Туда и направились все вместе. Стоило подойти ко входу, навстречу тут же выбежали несколько смертных.
— Вы остались? — удивлённо и радостно крикнул мужчина, подбегая к Стиву, идущему впереди. — Фьюри и Хилл исчезли, из Щ.И.Т.а совсем немного осталось. У вас что вообще произошло?
— В Ваканде была битва, — ответил Стив, — мы проиграли.
— Давайте завтра об этом, — устало попросил Брюс, направляясь в здание, — нужно отдохнуть.
Всё та же пугающая тишина царила и внутри. Казалось, в этом мире не осталось звуков.
Меня отвели в комнату, оставили там, наградив напоследок недоверчивым взглядом. Дверь снаружи не заперли — удивительная щедрость. Осмотрев свои скромные покои серо-синих тонов с одной лишь широкой кроватью посередине, простым столом и стулом. Попади я сюда прямиком из асгардского дворца, удивилась бы до глубины души такому скромному убранству.
Я тяжёло опустилась на кровать, вмиг ощутив усталость и полное опустошение. Тревожные мысли не грызли, внутри снова цурило едкая пустота. С трудом стянула одежду, едва волоча руками и ногами, поплелась в душ. Холодной водой быстро смыла с уставшего тела следы сегодняшнего побоища. Накинула темные штаны и свободную белую футболку, ровной стопкой сложенные в шкафу, и повалилась на кровать. Стоила телу коснуться упругого матраса, разум тут же отключился, и я провалилась в беспокойный сон.
***
OST: BTS — Black Swan
Вокруг снова пахло кровью. Свежая, ещё горячая, она покрывала блестящим слоем трупы, покоившиеся тут и там, застывала темными пятнами на коже дрожащих от страха рук. В тишине раздавались стоны бессилия, нередко вспыхивали истошные крики агонии и боли. Глаза резали острые вспышки — то были слабые молнии или пугливые ответы разрушенного корабля. Собственное громкое дыхание разносилось по темной зале, эхом отскакивая от исцарапанных грязных стен. Сердце стучало редко и сильно, заставляя содрогаться все тело. Взгляд из темноты выхватывал один единственный силуэт.
Дыхание перехватывало от бури мыслей и чувств, а сердце сбивчивым ритмом из груди откликалось. Глаз не сомкнуть, не оторвать от него. От бледного лица, покрытого пылью, от каждого пореза на белой коже. От смоляных волос, в беспорядке разметавшихся, от сжатых решительно кулаков, от плеч уверенно расправленных…
Он стоял так близко, смотрел пронзительно, ужасно. Казалось, совсем рядом — лишь руку протянуть, но та словно свинцом наливалась, никак не поднять. Взгляд в сторону направлен, но даже так душу насквозь пробирает, сдавливает, калечит.
Сон реалистичный до ужаса. Такой в разуме укореняется, руками цепкими хватает, отпускать не желает до последнего. Кошмар кончается, глаза открыты, но сердце бьется так же исступленно, по телу дрожь бежит, неунимаясь.
Я с места резко подрываюсь, босые ноги холодного пола касаются — мгновенно отрезвляет. Пальцами за простыни судорожно цепляюсь, сжимаю так, что болью в мышцах отливает, но от кошмара ничуть не спасает.
Тело пронзает внезапный рывок, его вперёд что-то неведомое увлекает. Сами собой ноги с места срывает, бежать вперёд заставляет. Сталкиваюсь с дверью одним движением, пальцами дрожащими быстро открываю. Холодный воздух в лицо ударяет — снова не помогает.
Пустой темный коридор встречает. Я, ничего не разбирая, устремляюсь вперед, в неизвестность прямо. Ноги вперёд несутся, разгоняясь, темнота то отступает, то снова укрывает. Глаза не видят, а того и не надо. Бегу вперёд, ничего не разбирая, словно в неизвестности холодной заветное спасение. Коридоры один за другим сменяются, но все как две капли похожи, ничем не различаются. Кажется, весь мир заключен, закольцован, ничего больше не поменяется. Куда бы не принес меня порыв, всё таким же темным и блеклым останется. Чем это от смерти отличается?
Пролет широкой лестницы, внизу снова серые коридоры, и лунный свет из окон пробивается. Огонь уже в лёгких разгорается, а в душе гореть давно уже ничему. Сама не знаю, как выбираюсь на улицу, на холодный свежий воздух. Тут тишина все та же царствует, и холод снова обдувает — никак не помогает.
Я ступаю босыми ногами по траве, к земле ветром прижатой. Иду, на луну пристально таращась, а из груди с дыханием горячим рвутся рыдания. Ноги на бег снова срываются, словно ветер холодный уносит вперёд, мчаться в неизвестное заставляет, крик с губ истошный срывая…
За что, за какие грехи мне такое наказание? Не удастся мне вынести этого истязания, а пустота чужеродная изнутри все сдавливает. Я сжимаю кулаки, бег только ускоряя. Слезы уже не остановить, пусть их ветер с щек сам срывает. Продолжаю бежать, в темноту смотрю, дороги не разбирая.
Куда я мчусь? От чего истошно плача убегаю?
Прохладой встречают деревья, что тенью рваной перед глазами встали. Отгоняя упругие ветки, царапаю руки, лица от слез мокрого все равно не спасаю. Царапины глубокие — и те от душевной боли не отвлекают.
Как заглушить ее? Я все не понимаю…
Я поймала рукой холодный шершавый ствол дерева, держалась за него, судорожно вздыхая. Подкашивались ноги, я очутилась на земле, спину к холодной коре прижимая. Поднимается к чернильному небу лицо, а слезы все льются — поток нескончаемый. Так выглядит моя тоска по нему. Немые вопросы на губах застывают…
За что? Почему? Грудь высоко вздымается, но воздуха все не хватает — боль адская душит меня. Сдавливает сердце, насквозь прошибает,
неужели я так остаток жизни протяну? Я так не могу…
А страх вместе с тем всё наступает.
Я совсем одна, как тогда, но теперь, обретя, потеряла. Как жить с этим, ума не приложу. Ту пустоту внутри одиночеством величают, мне быть с ней придется, пока не умру.
Я не могу сидеть, с места снова подрываюсь. Ноги не слушаются, заплетаются, я бреду меж деревьев, стволы шершавые задевая, ничего вокруг не замечая. Мир кружится, но даже не смазывается, потому что кругом сплошная темнота. А в душе пустота и она поглощает. Так страшно и плохо еще не было никогда. Я пытаюсь идти, но ноги подводят, виляют, пальцы ослабевшие стволы деревьев цепляют, а те безмолвно стоят, на крик мой не отвечают. Я бью зачем-то, плачу навзрыд, руки собственные истязаю, а боль все никак не помогает, от боли душевной не отвлекает. Одолевает бессилие, верх берет не щадя, словно мало мне прошлых страданий. А я все не понимаю,
за что так тяжело? Какие грехи я теперь искупляю, за что такую большую цену плачу? Ответа никакого не поступает, конечно, никто мне не отвечает,
ведь я в целом мире снова одна.
Сама не знаю, как на открытое поле возвращаюсь. Тут ветер холодный все так же обдувает, луна так же смотрит, лишь холод излучая, а тьма все сгущается вокруг, норовя утопить, изничтожить. Мир серый, невзрачный, пустой, как душа. Меня безысходность обнимает, и слабость ужасная тело одевает. А сердце пустота необычайно болезненно оплетает, насквозь пронзая, навсегда замирая. Судьба тихо шепчет — так будет теперь всегда, а я и без нее все знаю. Слезы горячие ничуть не согревают, теперь только холод, только зима. Внутри все снова промерзает,
теперь так будет всегда.
