Добавь в свои воспоминания память обо мне

      Юнги кажется, что он действительно потерял собственное сердце по пути в никуда. Серые дома сливаются в одно сплошное месиво, вызывают тошноту в и без того отравленном организме парня. Сотни царапин, большинство из которых глубоко внутри, вместо сердца, терзают при каждом шаге. Юнги стойко терпит, но хрипит, когда жесткая ткань куртки давит на открытые раны. Сейчас бы позвонить друзьям, семье или в скорую, в конце концов, но телефон благополучно остался плоской линией на асфальте посреди трассы. Там же осталось и прошлое Юнги, его дерьмовое настоящее и небольшая надежда на будущее. Мысль одна, скребущая по стенкам внутри черепа, так и просится на реализацию. «Лучше бы я сдох», — не такая уж плохая перспектива, так он думал, пока не наткнулся на странное здание в лабиринтах города. Как он вообще нашел его среди безликих многоэтажек? Пёстрое, обвешанное яркими гирляндами и надписями, табличками «18+» и прочим дерьмом с явным пошлым подтекстом. Юнги не то чтобы полный придурок, но вокруг ни души, а погасшие окна в жилых домах будто подталкивают к этой феерии огней. — Блять, — тихо выругался Юнги, чувствуя себя самым ничтожным существом на планете, да еще и вот-вот промокшим до нитки.       Как знак свыше, с неба полил раздирающий душу дождь, попадая прямо по больным местам и в самое нутро. Пробирает от дикого холода изнутри, по щекам текут дорожки грязной воды, тут же скрываясь за воротом рубашки. Рана на предплечье внезапно резанула острой вспышкой боли, и ноги сами повели его туда, откуда нет выхода.       Обычно людям довольно тяжело решиться сделать что-то. Любой поступок влечет за собой определенные последствия, это знают все. Но мало кто знает, сложность принятия решения не в том, чтобы принять результат. Существует страх сделать что-то неправильно изначально. У Юнги такого навыка нет, он отсутствует полностью, поэтому боязни перед каждым своим шагом тоже не может быть. Он без лишних раздумий, как и всегда, ступает за порог, слыша, как тихо скрипит дверь и деревянные половицы. Здание либо довольно старое, либо в таком стиле. И, судя по плазменным панелям на стенах у стойки, скорее всего второй вариант. Юнги попал не в обычный бордель, это видно даже его полузакрытыми глазами: дорогой ремонт с красиво расписанными журавлями обоями (символично?), десятки драгоценных статуэток и высоких ваз с цветами, все здесь выглядит немного антично, как старинный антиквариат. Юнги никогда бы не подумал, что в публичном доме вдруг может быть так уютно и… Нет, это не дом. Может, для других, но не для него. Однако, почему-то здесь ему вдруг стало спокойнее. Его разбитые губы собрали столько сладкого воздуха вокруг, сколько смогли. Он хотел задохнуться в этом запахе, видимо, благовоний. Разум начинает затуманиваться, но Юнги даже не думает выходить наружу, на свежий воздух. Там еще страшнее. Стряхнув измазанную в пыли и каком-то месиве челку со лба, он прошел чуть вперед, тут же натыкаясь на человека с голыми ступнями. Он смотрел лишь вниз, роскошь только по ранам бьет своим блеском. Порванная повсюду одежда была настолько грязная, что с парня буквально падали ошметки, а с тонких пальцев стекала свежая кровь, пачкая чистый пол алыми разводами. Юнги еле слышно просит прощения за это, пытаясь заставить себя посмотреть на человека, что его встретил и сейчас придерживает за плечо, но все обрывается, едва он успевает разглядеть странную серьгу в виде орхидеи в правом ухе. Юнги рушится на глазах, падая вслед за собственным сердцем на дно жизни, и даже руки незнакомца не могут помочь ему взлететь вновь. Сознание медленно ускользает с его лица, и парень засыпает, слушая первые в своей жизни встревоженные, громкие крики о помощи. Мин Юнги отныне и до конца — самый великий придурок на свете. «Неужели, я закончу вот так?».

***

      Юнги снился самый светлый и добрый сон в его жизни. Жаль, что он его не запомнит, но чувство, которое он никогда не забудет, ярко вспыхивает отрывками, будто давая ложную надежду. На границах собственного сознания заблудившийся Юнги знал, он абсолютно точно видел, чувствовал и пытался запечатлеть любовь. Пронизывающую тонкими нитями все вены, застилающую глаза белой пеленой, заставляющую сердце вновь биться. Как жаль, что это был лишь сон. Что же ему снилось… Он бы отдал все, чтобы остаться там навечно, чтобы не возвращаться в болото реального мира. Но Юнги был достаточно сильным, несмотря на разбитую на мелкие осколки жизнь, чтобы не дать себя обмануть. Он должен проснуться, иначе уже ничего не исправить.       Он никогда не думал, что открывать глаза от едкого солнечного света сродни вечным мукам в аду. Нет никакой уверенности и доказательств, что он был в этом самом аду, но так сильно дерьмово ему еще никогда не было. Помещение не сразу приходит в норму, двоясь и мелькая странными предметами в зрачках. Его ужасно мутит, голова кружится так, будто он бухал не просыхая месяца три (был у него такой опыт, который он не хотел бы повторять). Кое-как подняв свое тело с кровати, он сел, еще долго не осмеливаясь смотреть по сторонам. Внезапно звонкий юношеский голос пронзил его мозг острой иглой, причиняя невыносимую боль в висках. Больной схватился за голову, безмолвно прося заткнуться незнакомца, но его молитвам не суждено было сбыться. Паренек подлетел к нему со скоростью ястреба и тут же уложил на лопатки, что-то визжа о том, что Юнги должен лежать.       Первое, что Мин сразу хотел увидеть (сам не знает, почему), это сережку в виде цветка в правом ухе. Она действительно была, но цветок не тот. Кажется у этого пацана была роза, а у того, кто дотащил до кровати — орхидея. Юнги попытался сфокусироваться на незнакомце, внимательно посмотреть на него, но тело будто не слушалось. Все конечности разом отказали функционировать и Юнги обреченно застонал, понимая, что ему нужно поспать еще немного. И обезболивающего не помешало бы. — Эй, — обессиленно позвал он. — Обезболивающее…       Это все, что он смог выговорить, перед тем, как снова отключиться и крепко схватиться за чужую руку. Мягкая, нежная и вместе с тем сильная и надежная. Наверняка, этот человек поможет, Юнги почти не сомневается. Последнее, что он чувствует на грани обморока, — чужие бархатные губы на своих, вливающие в него горькое лекарство.

***

— Я не хо… Про… те… — Что… Ты хоть понимаешь… Ч…       Юнги не разобрал практически ничего из разговора двух незнакомцев, но уже минуты три он пытается прийти в сознание. Кажется, они ругаются из-за него. Неловко. Но что может сделать самый настоящий овощ, который даже глаза не может открыть? — А что мне оставалось! Он был в таком состоянии… — чуть ли хнычет парень, кидаясь в сторону кровати защитить больного. — Хозяин, прошу… — И за что мне это все… Ладно, я же не зверь какой-то. Значит так, отмываешь его, обрабатываешь и берешь ответственность. А потом гонишь к чертовой бабушке отсюда, понял? — Да… — тот сразу поник, но согласился с волей Хозяина. — Отлично, а теперь ты, — внезапно переключился мужчина на другого, и Юнги подумал, что в комнате есть кто-то еще. — Я вижу, что ты не спишь. Подслушивать нехорошо.       Юнги прошиб холодный пот. Голос этого человека был не менее страшным и властным, чем сам мужчина. Скрываться уже нет смысла, но и глаза открыть до ужаса больно и невозможно. Пересилив себя, парень все же зашевелился и повернул голову в сторону людей. И замер.       Кажется, он реально умер и попал в рай, потому что перед ним стояли два божества, которые светили гораздо ярче солнца. Один — рыжий, с веснушками, весь в пирсинге и низкого роста. Больше похож на ребенка, очень красивого и милого ребенка с курносым носиком. В его правом ухе была та самая орхидея. Медленно переведя взгляд влево, Юнги еще раз убедился, что он умер и очень захотел перекреститься, забыв, что он никогда не верил. Мужчина был под два метра, брюнет, в строгом сером костюме, который очень хорошо выделял широкие плечи и узкую талию. Будь Юнги девушкой, он бы набросился на этого аполлона прямо сейчас, забыв про раны и боль. «Хозяин», как ловко вычислил Юнги, был невероятно красив и сексуален, а его аура заставляла Юнги пищать маленькой девочкой внутри. Внезапно это красивое лицо оказалось почти вплотную у его носа, так близко, что он с особой радостью вдохнул всеми легкими аромат карамели и кофе. Юнги вдруг захотел снова вырубиться. Надышаться этим запахом и уснуть нахрен. — А он симпатичный. Конечно, не шибко так, но если подлатать, то товар хороший получится.       И, видимо, это так таблетки действовали, либо боль затуманила разум, либо еще какое-то непонятное дерьмо случилось в голове у Юнги, но он ничего лучше не придумал, как ответить мужчине то, на что не решился бы даже под страхом смерти. — Только если ты будешь единственным покупателем, — слабо тянет Юнги и пытается улыбнуться, но выходит отвратительно. — Смелое заявление, — искренний смех этого человека тому подтверждение. — Помоги встать, я не хочу опять отрубаться…       Мужчина ловко и очень осторожно прихватил парня за шею, помогая приподняться, тут же подтаскивая подушки под спину, чтобы было удобно. Юнги даже в этом состоянии переваренного сельдерея сильно удивился и застеснялся от заботы от незнакомого человека, отчего уши густо покраснели, что не скрылось от внимательного взгляда напротив. — Я… — тихо начал парень, скрипя зубами от прошибающей боли по всему телу. — Мин Юнги. — Что ж, и сколько Мин Юнги лет? — Двадцать, но какое это имеет… — Тихо, — чужие пальцы аккуратно сжали его губы трубочкой. — Меня зовут Ким Сокджин. Я знаю, что ты скажешь мне дальше. Тебе некуда идти, семьи и друзей нет, безработный и нигде не учишься. Жизнь дерьмо и ты в ней как в киселе тонешь каждый день, хватаясь за призрачную соломинку. А вчера был апогей твоей везучести… Дай угадаю, под машину попал, хулиганы избили и отобрали последние гроши? Или… — Юнги резко шлепнул ладонью по чужой руке, хмуря брови. — Хватит, к чему все это сейчас. Ты сам сказал этому пацану — вылечусь и пинком под зад полечу дальше в свое болото. Пытаешься еще больше сломить? Хуй отсоси, мистер красавчик. Лучше бы вообще оставили подыхать под дождем, где-то на обочине среди мусора. Там мне и место.       Сокджин, широко в восторге и одновременно немом шоке распахнув шоколадно-карие глаза, кажется, впервые в жизни, по-настоящему и неожиданно для себя самого, засмеялся. Чуть ли не до слез, хватался за живот и почему-то сжимал бледную руку паренька, словно спасательный круг в открытом океане. Тому только и оставалось, что сидеть и наблюдать за агонией бесчувственного, как Джин сам думал, человека. Куда он попал, черт возьми?!