***
Рон рассказывал Гарри об устройстве магического мира. Точно так же, как воспринимал его — обрывочно и субъективно, но очень эмоционально. Я хотела зайти за пергаментом и чернилами, чтобы написать письмо Биллу и отправить Аида завтра в его первый долгий полет, но в итоге уже не первую минуту стояла рядом с приоткрытой дверью в купе, выбирая момент, чтобы зайти и не испортить атмосферу. Гриффиндор — самый лучший факультет. Почему именно, Рон не объяснял, видимо, для него это было слишком очевидно. Но прямо сейчас не опускал другие, просто кратко рассказывал, какие студенты туда попадают. Квиддич — лучший в мире спорт (сложно не быть лучшим, если ты — единственный), и «Пушки Педдл» когда-нибудь станут чемпионами. Я понимала, почему любимая команда у Рона… такая. Все могут любить победителей, но не верить в неунывающих неудачников означает не верить в себя самого. Рон казался грубоватым, потому что сложно оставаться мягким, когда растешь с Фредом и Джорджем, которые очень легко пересекают границы дозволенного, но все еще относился к тем людям, которые скорее перенесут жука на траву, чем раздавят его. Потому что с каждым годом начинает все лучше осознавать, что ему предстоит самостоятельно пробивать себе дорогу с низа на самый верх. И что это получится далеко не сразу. Информация выливалась на бедного Гарри со скоростью миллиона слов в минуту, но тот не только не терялся, но и задавал уточняющие вопросы. После одного из таких, когда Рон замолчал и задумался, я решила, что настало мое время. Гарри Поттер не вызывал жалости. Капельку отчаяния — возможно, но не жалость. Да, его обувь и одежда оставляли желать лучшего, очки были готовы развалиться, а сам он был не в пример меньше Рона по габаритам. Но вместе с этим смотрел на мир большими зелеными глазами так открыто и смело, что у меня не возникло бы даже мысли пожалеть его. Где-то внутри этого ребенка годами рос и крепился стальной стержень, позволивший ему выносить общество людей, которые его не любили. — Это Перси, моя сестра, — спохватился Рон почти сразу, не дав образоваться неловкой паузе. — Перси, это Гарри Поттер. — Привет, — просто сказала я и прошла мимо, к багажной полке, отметив краем глаза, как Гарри сначала напрягся (вероятно, его конкретно достало то, как другие люди реагируют на его имя), а потом расслабился. Я заметила в его руке один из взятых из дома сендвичей и подумала, что для Рона это и правда начало большой дружбы. Молли готовила в таких количествах, что никому никогда не приходилось воевать за последний кусок, поэтому никто не оказывался в таких ситуациях, когда едой нужно делиться. Это могло не прийти в голову Рону, который, помимо всего прочего, очень любит поесть, но все же пришло. Правильно, героев нужно прикармливать, иначе они рискуют не дожить до спасения мира. Подумав об этом, я достала из сундука свою порцию и протянула ее брату со словами: — Я так плотно позавтракала, что, кажется, не захочу есть до завтра. Будет жаль, если пропадет. Такой вариант Рона устраивал, и бумага, в которую Молли завернула сендвичи, зашелестела уже в тот момент, когда я выходила из купе, одновременно со словом «держи».***
В купе для старост было ожидаемо пусто, потому что у всех, кроме меня, были друзья в Хогвартсе. Я не унывала. Это позволяло все хорошенько обдумать и, к тому же, занять место за маленьким столиком, на котором мы три часа назад составляли график дежурств. Одна из копий лежала у меня в кармане мантии и напоминала о том, что завтра сезон патрулирований придется открыть нам со Стивенсоном. А все потому, что не нужно доверять тянуть жребий победителю по жизни. У меня было много вопросов к Биллу. Так много, что пришлось поделить их, а больше половины — выбросить из головы, потому что к тому моменту, как мне придет ответ, они перестанут быть актуальными. Еще часть пришлось отметить как неважные, потому что я не хотела, чтобы Биллу пришлось писать ответ месяц. Самая первая группа вопросов относилась к взаимоотношениям. Билл должен был понимать, что у Перси с этим так себе, а он просто обязан быть докой в этом вопросе, иначе окажется, что гоблины лучше детей. Я не ждала, что он решит все проблемы за меня, как не ждала, что те, кто его помнит (пятые, шестые и седьмые курсы), будут слушать меня благодаря родственным связям. Вторая группа вопросов относилась к организации времени, потому что это волновало меня с того момента, как я услышала длинный перечень своих обязанностей. Предположим, часть мы со Стивенсоном уже поделили, и все, что касалось старших курсов, не касалось меня. Но вместе с этим оставалась подготовка к экзаменам, которые я не хотела бы завалить. Третья группа вопросов относилась к чертовой трансфигурации. Преобразующие заклинания волновали меня до тошноты, и я честно выложила все как есть, надеясь, что Билл не пожалеет о том, что сказал мне, что я могу задавать ему вопросы в любое время. Но, может, он порадуется, что ни у кого из нас нет денег на сквозное зеркало. До четвертой группы вопросов, которую окрестила сборной солянкой, я добралась только спустя два обхода и визит дамы с тележкой. От вида разноцветных упаковок со сладостями свело желудок, потому что, вероятно, способность терять аппетит во время стресса перешла в это тело вместе со мной. Есть не хотелось, хотелось выпустить белку-истеричку, и будь что будет. Но я успокаивала себя мыслью, что уже через несколько часов окажусь в отдельной спальне, где смогу бегать и орать в надежде, что на меня снизойдет озарение. Проблемы следовало решать по мере их поступления. Это правило действовало в любой ситуации. Каждый записанный на пергаменте вопрос я вычеркивала из своей головы, потому что собиралась думать над решением, когда придет ответ от единственной доступной мне базы знаний в лице старшего брата. Все вычеркнуть не удалось, потому что в какой-то момент дверь в купе открылась, и, взглянув на Джемму Фарли, которая, вместо того чтобы приткнуться в другой угол, опустилась напротив меня, я представила, как температура воздуха опускается на несколько градусов. Я знала ее только потому, что, решив поиграться на Поттерморе, попала на Слизерин, и приветственная речь никак не вязалась с тем, что я сейчас видела перед собой. В каждой девочковой манге про Ту Самую Серую Мышь должна быть прекрасная ледяная принцесса. С гладкими и блестящими волосами, густой челкой и непроницаемым взглядом темных глаз. Такая принцесса сейчас сидела передо мной. — Уизли. Я начинала подозревать, что студенты отбирались в Слизерин исключительно по манере вести диалог. Двух человек еще можно было считать за совпадение, а на третьем я уже начну подозревать заговор. — Фарли. Судя по тому, что Фарли уткнулась в книгу, которую принесла с собой, разговор можно было считать состоявшимся. Еще пара слизеринцев, и я к этому привыкну. Если общение со всеми будет строиться по тому же принципу, то мне не стоит переживать за свою интровертность. Я дописала письмо, высушила чернила заклинанием и придирчиво осмотрела пальцы на наличие пятен. И только после этого заметила, что Фарли смотрела на меня немигающим взглядом, а книга так и осталась открытой на одной из первых страниц. — Ты нормально выглядишь, Уизли. В сравнении с тем… что было. Мне показалось, что на месте смысловой паузы должно было стоять слово «убожеством», но я так удивилась, что Фарли (и года не прошло) решила продолжить разговор, что пропустила шпильку мимо ушей. — Спасибо, Фарли, — вежливо поблагодарила я, не зная, как на это реагировать. — Но на твоем месте я бы не стала так выделяться, — неожиданно продолжила она, и мне показалось, что на мгновение ледяная маска треснула. — Нет никаких гарантий, что это останется без внимания. Это выглядело как предупреждение, и у меня появилось подозрение, что как минимум двое слизеринцев знали про Перси больше, чем я. Было ли это связано с потерянными субботами? Я не успела сформулировать вопрос, потому что Стивенсон заглянул напомнить про обход, и игнорировать его в первый день явно не стоило. А Фарли, которая вышла следом за нами, больше в купе для старост не вернулась. 1.6 На платформе меня ждал неприятный сюрприз. Я никогда не видела смерть, и Перси, подозреваю, тоже, потому что она не писала об этом ни разу. Но четверка фестралов, запряженных в только что остановившуюся передо мной карету, явно не была галлюцинацией. Я решила не создавать столпотворение — пусть я выбралась из поезда одной из последних, но за мной еще оставалось достаточно много людей. — Ты видишь их? — шепотом спросила Пенни, забравшаяся в карету следом за мной. Она села рядом, очень близко, вероятно, чтобы не привлекать внимание остальных таким разговором, и от ощущения ее тепла сердце снова екнуло. Перси явно восхищалась ей, писала про нее даже больше, чем про Билла на первом курсе, и я не знала, что с этим делать. Когда-то давно мне удалось влюбиться так, что в голове каждый день взрывались фейерверки, а сейчас голова оставалась чистой, а настроение — довольно мрачным. Прости, Перси, Пенни Клируотер — не мой кандидат в этом мире. Но, возможно, мне удастся с ней подружиться. — Да, — тихо ответила я. — А ты? — Нет, — мотнула головой Пенни. — Только читала. Какие они? Какими были фестралы… Я задумалась. На первый взгляд — жуткими. Каждый из них в тусклом свете фонарей напоминал сгусток тьмы. Еще мне показалось, что их очертания немного размыты, как будто цвет так и норовил выплывать за контуры. Кончики кожистых крыльев выглядели совсем смазанными. Взгляд их желтых глаз с узкими кошачьими зрачками был острым, умным, но вместе с этим как будто скрывал за собой всю пустоту этого мира. — Грустные, — подумав, ответила я. — И одинокие. — Есть теория, что они существуют в двух мирах одновременно, — по-прежнему шепотом поделилась Пенни. — Как кошки в маггловских поверьях. Поэтому их видят те, кто так или иначе прикасался к загробному миру. Суеверных это немного пугает. Прикасаться к загробному миру — это про меня, спасибо Перси. Я не видела смерть, но живу в теле, которое должно было ее пережить. Бонус был крайне сомнительным, если честно. Но гораздо хуже было бы осознание, что я их не вижу, а они меня — очень даже. — Ты отличаешься от других, — неожиданно хихикнула Пенни. — Все, у кого я спрашивала, обычно называют их жуткими тварями. Я пришла из мира, где самыми жуткими тварями были люди, и пока не особо верила, что здесь все было иначе. Но с Пенни этими мыслями делиться было рановато. — Они немного жуткие, — кивнула я. — И, наверное, достаточно пугающие, чтобы многим людям не хотелось присматриваться к ним и дальше. — Многим людям, — отозвалась Пенни, на пару мгновений бросив взгляд куда-то за окно, видимо, гадая, где мы едем. — Но не гриффиндорцам, да? Большинство справочников о магических животных высокого класса опасности были написаны ими. Нужно достаточно смелости, чтобы продолжать смотреть на то, от чего другие отворачиваются. — Иногда гораздо больше смелости нужно, чтобы отвернуться вовремя, — пробормотала я. Я верила, что нужны те или иные качества, чтобы попасть на тот или иной факультет, но вряд ли все ограничивалось примитивными смелостью, умом, трудолюбием и хитростью. Иногда люди ломаются, и что-то, что спало глубоко внутри, вырывается на свободу, деформируя их. Вряд ли артефакт, даже такой уникальный, как шляпа, может учесть все вероятности. А в волшебном мире школа, как оказалось, почти всегда предопределяла дальнейшую жизнь. Когда мы подъехали, я немного пожалела, что попала в это тело не тогда, когда Перси поступала на первый курс. Мне стоило больших усилий не замереть, выйдя из кареты, потому что Хогвартс, обдавший нас теплом и легкой дружелюбной магией, стоил того, чтобы пялиться на него часами. Я пообещала себе, что обойду окрестности сразу, как только появится время, и проведу на воздухе весь день, только бы обсмотреть замок со всех сторон. Если оно, конечно, вообще появится до самого выпуска. Сегодня мне очень помогала профессиональная привычка, которую я называла «потом разберусь». Богатое убранство меня впечатлило не так сильно, как движущиеся портреты, призраки и зачарованный потолок в большом зале. Но я отмечала это машинально, отставив эмоции в сторонку, потому что иначе выглядела бы как слабоумная. Потом подумаю над этим и потом разберусь, как реагировать. Меня всегда было несложно впечатлить, а сейчас это качество только усилилось, и дело было даже не в магии, а в том, насколько созданные ею вещи были красивы. Я готова была любить волшебный мир глазами до конца своей жизни, но сначала мне стоило постараться, чтобы жизни на это хватило. — Мисс Уизли, — догнал меня оклик на подходе к гриффиндорскому столу, и мне пришлось пару секунд подумать, чтобы убедиться, что единственная мисс Уизли в Хогвартсе — это я. Первым, что я заметила в профессоре МакГонагалл, было то, что в глубине ее серых глаз плясали чертенята. Она была высокой, сухой и выглядела намного старше, чем я себе представляла, и вместе с этим у нее был крайне живой взгляд, который редко можно встретить у людей, проживших больше пятидесяти-шестидесяти лет. — Добрый вечер, профессор, — вежливо поздоровалась я, гадая, стоит ли говорить подобострастно или не нужно ломать комедию, изображая то, как могла бы вести себя Перси. Наверное, не стоит. Чем больше я жила в этом теле, тем больше подозревала, что Перси была гораздо более открытой, чем казалась по дневнику, и в глубине души в ней тоже жил бунтарский дух. И кому как не профессору с чертенятами знать об этом. — Жду вас и мистера Стивенсона завтра в восемь у себя в кабинете. На пару слов перед началом учебного года. Я проводила ее взглядом и, только сев за стол так, чтобы не пришлось по-идиотски оборачиваться, чтобы посмотреть на распределение, позволила себе мысленно застонать. Проводить первокурсников на завтрак к половине девятого и быть к восьми в кабинете декана — это две большие разницы, особенно с учетом того, что ночью предстоит патрулирование. Похоже, фраза вроде «ничего, зато я получу крутую должность после школы и вырасту большой и богатой, а потом куплю дом подальше от людей» станет моей основной мантрой на следующие три года. Иначе зачем это все. Я садилась за стол одной из последних, потому что передавала Стивенсону слова декана, и мне предстоял ужин в окружении первогодок. Но было похоже, что за каждым столом студенты сидели по курсам и сдвигались ближе к выходу и дальше от преподавательского стола с каждым годом. Это очень поможет, когда завтра настанет время раздавать расписание. Зашедшие в зал первокурсники разительно отличались от второкурсников. Не во всем: эту разницу можно было назвать «год вдали от дома». Дело было не в неуверенности, не в испуге, дело было в том, что эти дети еще не научились жить отдельно, в отличие от других, которые, как я заметила еще в поезде, временами напоминали маленьких волчат. Спокойная жизнь в закрытой школе подразумевала умение постоять за себя. Первокурсники этого пока не понимали. Или не знали, как себя вести. Я рассматривала профессоров, отмечая, что сходу можно было узнать только половину. Но Квирелл и его тюрбан — одна штука, профессор Снейп, совсем не страшный, но положивший все, что можно положить, на свой внешний вид — одна штука. Профессор Дамблдор в развеселой мантии со звездочками — одна штука. Я очень надеялась, что при переселении в это тело мироздание учитывало, что я не люблю дамбигад. Заросший бородой Хагрид, возвышавшийся над всеми и перетягивавший взгляд на себя, даже несмотря на эксцентричный наряд директора — одна штука. Карликовый профессор Флитвик на невысоком стуле — одна штука. Угадать, кто из двух пожилых и приятно пухлых дам профессор Спраут, мне не удалось, потому что они обе выглядели очень опрятно. Что бы кто ни думал о волшебниках, несмотря на эксцентричные вкусы, большинство из них следило за собой. К тому же, в конце концов, мы были в школе. Я пропустила песню шляпы и первые распределения и опомнилась только тогда, когда один из второкурсников случайно пихнул меня локтем в бок во время аплодисментов, а к нашему столу уже направлялась хорошенькая девочка с забавными светлыми кудряшками. — Лаванда Браун, — звонко представилась она еще до того, как плюхнулась на скамейку напротив меня. Я подумала, что дети в своем стремлении выглядеть пафосно могут быть не только мерзкими, но и забавными. К тому же не стоило забывать, что в глубине души каждый из них очень боялся и переживал. — Добро пожаловать в Гриффиндор. Я постаралась компенсировать улыбкой отсутствие реакции на ее распределение, и, похоже, у меня получилось, потому что ответная улыбка была уже менее высокомерной. Может быть, она чувствовала родственную душу, потому что в этот момент мы с ней боялись абсолютно одинаково. Гермиона Грейнджер, которую я так и не встретила в поезде, села рядом со мной. Ее волосы выглядели точно так же, как у меня в прошлой жизни, когда я засыпала с мокрой головой, но это не было так ужасно в принципе и не должно было характеризовать ее как человека. Как, правда, и то, что она была довольно прелестной, насколько вообще может быть прелестной двенадцатилетняя девочка. Но даже если человек не выбирает, с какой внешностью родиться, это не мешает ему ухаживать за собой. И, конечно же, любить себя. Я старалась улыбаться каждому, кто садился за наш стол, представляться и говорить пару ничего не значащих фраз, и к концу распределения у меня с непривычки болели щеки. Мне казалось, что я не улыбалась так много даже в бытность мою официанткой, хотя прекрасно понимала, что это был отдельный вид магии. Как и любовь ко всему, что делаешь. Это была моя новая жизнь, и пока, чтобы к ней привыкнуть, я рассматривала каждого ребенка как пользователя, потому что так их было намного легче воспринимать всерьез. От вида еды, появившейся на столах, желудок неприятно скрутило еще раз. Аппетит появится, когда я адаптируюсь, но прямо сейчас весь этот шикарный пир я готова была променять на обычный семейный ужин Уизли, где не было гвалта голосов, кучи незнакомых людей и туманных перспектив. Я положила на тарелку понемногу из того, до чего могла без проблем дотянуться, чтобы не выглядеть странно, но толком поесть мне не удалось, потому что Гермиона, как самый главный пользователь сегодняшнего вечера, начала делать то, чего я боялась больше всего. Задавать вопросы. Новый вопрос появлялся у нее каждый раз, когда я подносила вилку ко рту. Справедливости ради, сама она тоже съела совсем немного, только то, что успевала перехватить, пока я отвечала. Пища для ума была важнее, но в какой-то момент я поймала неприязненный взгляд от Рона, направленный в сторону Гермионы, а после мне показалось, что кубок с соком, который Невилл опрокинул ей на колени, был слишком спланированной случайностью, потому что стоял достаточно далеко даже для его неловкости. По крайней мере он не выглядел виноватым, даже когда скомканно извинялся. А может быть, понимал, что это можно было без труда исправить заклинаниями. Как в случае с Тревором. Мне удалось запихнуть в себя немного пудинга, когда появился десерт, но я испытала истинное облегчение, когда остатки еды исчезли, и профессор Дамблдор поднялся с места, чтобы произнести речь. — Рад видеть тех, с кем мы уже давно знакомы, — он с улыбкой обвел взглядом дальние углы зала, имея в виду семикурсников, — и тех, с кем нам еще предстоит познакомиться, — теперь теплый взгляд голубых глаз скользнул по первокурсникам. — Не буду задерживать вас, лишь хочу сказать, что незнание правил — с их списком каждый может ознакомиться в своей гостиной — не освободит вас от ответственности. Кроме того, не забывайте, что Запретный Лес не просто так получил свое название. Также незадолго до начала года, к сожалению, обвалился потолок в коридоре на третьем этаже, поэтому сейчас он закрыт. Вот это было чем-то новеньким, и первое серьезное расхождение с каноном зародило где-то в глубине души неприятное чувство. Я не планировала особо пользоваться преимуществами — пока история не принимала опасный поворот — но оказалось очень досадно их терять. — Со всей честностью заверяю вас, что там нет ничего интересного, и даже самые отъявленные любители приключений не смогут пройти далеко не только из-за завалов, но и благодаря оповещающим заклинаниям. Хотя все, кто желает встретиться с профессором Снейпом во внеурочное время, могут попытаться. Я была уверена, что взгляд, брошенный на гриффиндорский стол, был сосредоточен на двух одинаковых рыжих макушках. Братцы явно были кандидатами на первое свидание с профессором Снейпом. Я не видела их лиц, но уже знала: полезут. И, к сожалению, Фред и Джордж учились на третьем курсе, а значит, были в моей зоне ответственности. И я подозревала, что мне дорого обойдется с ними договориться, и в конце концов придется следить, чтобы не попадались. Или пойти вместе с ними, погибать на отработках — так вместе. — Буду рад увидеть всех вас за завтраком, — продолжил профессор Дамблдор, тем самым изящно указав нам на дверь. Я удивилась тому упорядоченному движению, которое при этом образовалось. Первыми к выходу из зала прошли мы и рейвенкловцы, возможно, это было связано с тем, что наши гостиные находились дальше. Я порадовалась тому, что с нашей стороны процессию возглавили семикурсники, а немного позже — Стивенсон, который, как и я, получил от старост школы расписание паролей на ближайший семестр еще в поезде. Я провела над картой много часов, определяя для себя ориентиры, но все равно очень смутно представляла, куда идти, и у меня уже не оставалось сил, чтобы подавлять панику, несмотря на то, что не мне нужно было вести всех к башне. Даже улыбка Пенни, которую я поймала перед тем, как мы с рейвенкловцами разошлись в разные стороны, не особо спасла ситуацию. Разве что радовало то, что Гермиона, шедшая рядом со мной, потому что ей не досталось пары, тоже устала достаточно сильно, чтобы перестать задавать вопросы. Мне было несложно сказать еще пару фраз, но был риск, что она спросит о том, чего я не знаю. И от этого вопросов станет намного больше. Мы зашли в гостиную последними. Пришлось подождать, пока портрет закроется, чтобы показать, что делать. Полная Дама смотрела на нас с такой приторной улыбкой, что я невольно вспомнила о ведьме из «Гензель и Греттель». Набитые сладостями детки пришли в самый настоящий ведьмин дом. — Пара слов перед тем, как вы пойдете спать, — сказала я, подавив приступ восторга от всех этих многочисленных диванчиков, пуфиков, столов и столиков, которые с одной стороны стояли очень хаотично, а с другой, как и в доме Уизли, создавали отдельные композиции. Здесь было очень уютно, а весело потрескивавший камин создавал ощущение дома. Возможно, что сам замок постарался ради детей, которых ждет каждый год, или же я слишком хотела спать, и любая горизонтальная поверхность казалась прекрасной. Также меня настораживало, что гостиная была пустой, потому что за столом явно витало невысказанное слово «вечеринка». К счастью, репутация скучной заучки избавляла меня от участия. Возможно, все желающие собирались набиться в одну спальню, но, в любом случае, это меня не касалось. — Вы все будете ошибаться, это нормально, — сказала я, стараясь выбрать более короткие формулировки, потому что дети уже откровенно клевали носом. — Но буду очень рада, если вы скажете мне об этих ошибках раньше, чем узнает наш декан, и мы успеем вместе что-нибудь придумать. Пойдемте, я покажу вам спальни. Этот замок явно заботился о попаданцах, но у меня уже не было сил это оценить. Во-первых, здесь были указатели — спальни мальчиков и спальни девочек, вдруг кто забудет. Во-вторых, на каждой двери висели таблички с именами, что, в свою очередь, было очень логично, поэтому с моей стороны было трудно облажаться. Спальни старост в обоих случаях находились за первыми дверями, вероятно, чтобы быть доступными для всех. А еще отсюда было бы удобно ловить нарушителей, нарвавшихся на сигналки. Аид, которого пришлось отправить в свободный полет, потому что он наотрез отказывался залезать в клетку, уже ждал меня здесь, восседая на насесте у приоткрытого окна с таким видом, будто жил здесь с самого основания замка и не собирается перебираться в другое место. Понятно, хозяйке-социофобу достался филин-интроверт. Письмо для Билла все еще было в кармане мантии, но мне не хотелось отправлять Аида сейчас, когда в спальне была гнетущая тишина, словно отрезавшая меня от всего остального мира. Свежее постельное белье на кровати под тяжелым бордовым пологом едва уловимо пахло цитрусами. И это было последней мыслью перед тем, как я провалилась в сон.