* * *
Почерк на очень пухлом конверте принадлежал Оливеру, а принесшая его сова выглядела так, будто считала себя по меньшей мере королевой Англии. Она надменно осмотрела кухню, отказалась от предложенной еды и крайне манерно выпорхнула в открытое окно, оставив меня в абсолютно неловкой тишине в окружении семьи, только что собравшейся на завтрак. Я почти читала на лицах Молли и Артура, о чем они думают: этот вопрос висел над нами уже три недели, а они все не начинали диалог, стараясь быть деликатными. Я делала вид, что не замечаю, к чему ведут все осторожные расспросы о школе. Когда они будут готовы завести разговор, то наверняка скажут об этом прямо. — Это от Вуда, — чтобы разрешить недопонимание, сказала я и, посмотрев в окно, увидела, как приближается еще одна сова. Но письмо, которое она бросила в этот раз передо мной, было с гербом Хогвартса, и все снова выдохнули. Наконец-то. Рон беззастенчиво заглянул в письмо, когда я его развернула, но почти сразу же вернулся на место с бурчанием. Кажется, я различила что-то вроде «это было ожидаемо». Это было ожидаемо, потому что было бы несправедливо увидеть что-то, кроме ровного столбика из «превосходно». Радуясь, что близнецы с утра были слишком сонными для комментариев, я передала пергамент Молли, чтобы отвлечь их с Артуром на родительскую гордость, и потянулась к своей тарелке, но все же не выдержала и открыла конверт от Оливера. Он не писал мне на завтрак, обед и ужин и сегодня прислал только первое письмо за лето. И, судя по всему, готовил для этого целый роман-жизнеописание. И, судя по почерку и скачущим строкам, готовил его в любом месте, только не за столом. Письма были разделены лишь датами, и не было ни приветствий, ни прощаний. Я вернула их в конверт с целью прочесть после завтрака и, подняв глаза, обнаружила, что все на меня смотрят. — Приятного аппетита, — пожелала я, положив конверт на колени, чтобы он не мозолил никому глаза. Похоже, над моей семьей нависло гораздо больше вопросов, чем я думала. — Мы гордимся тобой, милая, — запоздало сказала Молли, возвращая мне пергамент, и я едва отделалась от ощущения дежавю. — Я знаю, мама, — как можно спокойнее улыбнулась я и наконец приступила к еде. Все три недели я старалась вести себя образцово (хотя мне даже не нужно было себя заставлять) и даже иногда отправлялась камином к тетушке Мюриэль, чтобы передать ей еды от Молли на несколько дней (и пыталась забыть об этом сразу же после того, как возвращалась). Под моим руководством Рон сделал домашние задания на лето (хотя ему достаточно было фразы, что если он сделает все сейчас, то не должен будет возвращаться к ним до конца каникул), а взрывов и шума из комнаты Фреда и Джорджа больше не доносилось (я нанесла столько рун на их дверной косяк и вбухала туда столько магии, что ее хватило бы, чтобы сдержать рев стадиона, и я действительно ждала сову из Министерства после такого, но ничего не случилось). Все было тихо, мирно, идиллично. До сегодняшнего дня. — Ты уже отправил наше приглашение Гарри, милый? — спросила Молли у Рона, чтобы хоть как-то разрядить напряженную атмосферу. Джинни ожидаемо залилась краской от одного упоминания, и я не знала, что будет, когда Гарри к нам действительно приедет. Мне бы не хотелось, чтобы у него сложилось впечатление, что он живет в одном доме с сумасшедшей фанаткой (пусть отчасти это и было правдой). И, к сожалению, не было ни шанса, что он разонравится Джинни, когда она узнает его поближе, потому что кому мог не нравиться тот, кто уже начинал умело пользоваться своим безграничным обаянием. Оставалось только надеяться, что это пройдет, они смогут увидеть друг в друге нормальных людей как с положительными, так и с отрицательными чертами и строить любые отношения уже исходя из этого. — Да, две недели назад, — ответил Рон, слегка расстроившись от этой мысли. — Он не ответил, может, Стрелка не донесла письмо? — Может, стоит отправить письмо его дяде и тете? — предложила я. — Маггловской почтой. Они все-таки его опекуны, и будет невежливо передавать такие новости через Гарри. Мы можем написать, что папа заберет его в следующую субботу, например. Как бы мне ни хотелось полетать ночью на машине, несмотря на боязнь высоты, это была так себе идея. Мысль про маггловскую почту пришла мне еще на платформе, когда я увидела мистера Дурсля, который был явно не в восторге от встречи. Тогда я решила, что даже если Добби не станет красть письма, из-за сов может разгореться скандал, а пригласить Гарри к нам на летние каникулы Молли с Артуром разрешили едва ли не в середине года. Рон не стал говорить родителям, что отправил не одно письмо, а целых три, и два из них — с Аидом, потому что до сих пор не понял, как относиться к этому. Пока что, к счастью, это вызывало у него только беспокойство, а не разочарование. — Отличная идея, Перси, — кивнул Артур с чуть большим воодушевлением, чем это требовалось. — Тогда займусь этим сейчас и пойду в деревню, — отодвинув тарелку, сказала я. Ах, если бы все было так просто. — Это может немного подождать. Дети, нам с Перси нужно поговорить. Артур Уизли был увлеченным трудоголиком, влюбленным в свое дело. Он мог гореть на работе и не спать по несколько дней, когда начиналась какая-нибудь новая охота на магглов, делал вид, что прячется за газетой, когда Молли бушевала из-за новых экспериментов близнецов, которые в этом году перешли на новый шумовой уровень (после того как это случилось в последний раз, он чисто случайно оставил на столе книгу со всевозможными вариациями заглушающих чар), и не всегда успевал следить за тем, что происходило сразу у семерых его детей. Но вместе с этим за фасадом из мягкости и неказистости прятался сильный и неординарный волшебник, который мог проявить твердость, когда этого требовала ситуация, и упрямо стоял бы на своем до конца. Я была уверена, что на работе он выпускал всех своих внутренних демонов — и оставлял их там, перед тем как прийти домой и с любовью и теплом улыбаться своим детям. И тем, кто думал, что может безнаказанно издеваться над магглами, сильно не везло, если их находил Артур Уизли. Именно поэтому ни у кого не возникло желания пререкаться: Фред и Джордж испарились из-за стола первыми, как будто не клевали носом весь завтрак, Рон, который выглядел слегка обескураженным, оглянулся на меня с видом «я никому ничего не говорил» и отправился на улицу, рассудив, что от возможного маминого гнева стоит держаться подальше, Джинни наградила нас непонимающими взглядами и ушла в гостиную, наверняка собираясь подслушивать. Я не начинала разговор, надеясь, что Артур поймет, что опаздывает на работу, и все свернется и отложится само собой. Но чуда не случилось. — Тогда, на платформе… — осторожно начала Молли. Ей была свойственна мягкость и деликатность в каких-то вопросах, но чаще всего, конечно, накосячивший сталкивался с ее гневом. Злилась она очень красиво, хоть и громко. Но Перси всегда была образцовым ребенком, который не доставлял проблем. Поэтому родители вели себя со мной осторожно. — Тогда, на платформе, мои друзья подошли ко мне попрощаться перед каникулами, мама, — спокойно ответила я. Помимо Флинта, который так волновал их с момента моего возвращения домой, там была еще и Фарли, с которой мы не успели пересечься, потому что проверяли разные части поезда перед высадкой, чтобы никто ничего не забыл. Они были настолько вежливы с Артуром и Молли, что те далеко не сразу догадались спросить, кто это был. А услышав от меня ответ, не сразу в него поверили. Паузы как раз хватило, чтобы обошлось без смертоубийств. — Возможно, ты не помнишь, но мы рассказывали тебе про Флинтов перед тем, как ты поступила на первый курс, — негромко и пока еще нейтрально произнес Артур, но в его голосе скользнули металлические нотки, и я невольно вздрогнула от неожиданности. Заметив это, он сразу смягчился, видимо, вспомнив, что все демоны должны оставаться на работе. — Я надеюсь, ты понимаешь, что его мать… — Никак не может повлиять на него, — перебила его я, пусть это было слегка невежливо. — Она уже больше десяти лет как мертва, папа. И я надеялась, что вы достаточно меня знаете, чтобы понимать, что я не стану общаться с человеком, который может мне навредить. Зато может навредить кому-то другому. Но этого я, конечно, говорить не стала. — Не в правилах Уизли говорить такие вещи, Перси, — вздохнув, сказал Артур, и я подумала, что все серьезные разговоры в этом доме всегда вел он. Молли стояла за его плечом, напряженная, но сдержанная, и явно собиралась высказать свое мнение уже после того, как он договорит, в зависимости от того, что я отвечу. — Но тому будущему, которое ты выбрала, может навредить репутация его семьи. — Как она мне навредит, — начала я, едва подавив раздражение, — если я не… О. До меня наконец дошло, почему их напряжение зашкаливало и грозило перелиться за пределы кухни. По их мнению, нас ничего другого не могло связывать, и в этом была и моя вина тоже. Я настолько старательно обходила эту тему в разговорах, что могли появиться какие угодно мысли. Переборщила. — Мы не встречаемся, — прямо сказала я. И на всякий случай добавила: — Ни с кем. Но, так или иначе, репутация семьи еще ни о чем не говорит. Я не боюсь. Напряжение спало. Было видно, что эта тема волновала их довольно сильно, и я мысленно побила себя по рукам. Никто не собирался запрещать мне что-то, как я думала изначально. Похоже, в семье Уизли не запрещают, а нервы Молли и Артура уже были достаточно закалены. Мое общение с Флинтом против выбора профессии Чарли или Билла было детским лепетом. — Ты опаздываешь на работу, папа, — напомнила я, бросив взгляд на часы. Стрелка Артура меняла цвет на красный, когда подходило время перемещаться к «на работе», но сам он при этом все еще был дома. — Все будет в порядке. Тебе не о чем волноваться. — Надеюсь, что так, — ответил Артур и уже совсем скоро исчез в камине. Мы с Молли остались наедине, и я начала складывать в стопку грязные тарелки, чтобы возникшая пауза не казалась такой напряженной. У нее еще был вопрос, и я подозревала, какой, поэтому упрямо смотрела куда угодно, только не на нее. — А мне, Перси, — мягко начала она, — есть о чем волноваться? После возвращения домой я продолжила отмечать сходства. Молли не была похожа на мою маму внешне, но что-то все равно прослеживалось в том, как она двигалась, как менялось выражение ее лица в зависимости от темы разговора, какие интонации она выбирала. Как смеялась и улыбалась. Как чувствовала людей вокруг себя и понимала, что с ними не так. Иногда я пробовала называть ее мамой даже мысленно, не только вслух, и не чувствовала себя так, будто делаю что-то неправильно. Прямо сейчас она заслуживала честного ответа. И я ответила предельно честно: — Я не знаю, мама.* * *
«2 июля Скорее всего, я буду у Маклаггенов, когда напишу достаточно, чтобы отправить тебе письмо, которое займет у тебя время на завтрак, обед и ужин, поэтому заранее прошу не принимать близко к сердцу их чокнутую сову. Уверен, что мой дом выглядит хуже, чем их совятня». Деревня Оттери-Сент-Кэчпоул была чем-то похожа на Нору: яркая и слегка несуразная, местами даже нелепая, шумная и очень дружелюбная. Оказавшись здесь в первый раз две недели назад, я очень удивилась, потому что ожидала увидеть аккуратные дома, ровные улицы и однотонные заборчики, но здешние жители плевать хотели на английские чопорность и педантизм. Мы жили на юге Англии, погода здесь была на порядок лучше, чем в Хогвартсе, и, похоже, солнце как-то по-особенному влияло на людей. Идти до нее было около получаса, поэтому я взяла с собой письмо Оливера, и время прошло практически незаметно, хотя казалось, что его дни, в отличие от моих, тянулись бесконечно. «Вчера увидел, что у нас в саду завелись гномы. Я не стал их сжигать, потому что я не такой жестокий, как ты, просто сказал отцу, он их ненавидит (хотя он всех ненавидит). Но у него был плохой день (как всегда), поэтому он хотя бы орал не на меня». В прошлом году я не успела оценить, насколько приятно может быть просто прогуливаться по неровной тропинке, то поднимавшейся куда-то на холмы, то терявшейся в густых зарослях травы и полевых цветов. Первое время такие прогулки казались тяжеловатыми даже после бесконечной беготни по лестницам и коридорам Хогвартса, но я довольно быстро втянулась. Каникулы на свежем воздухе шли телу Перси на пользу, и оно сдалось: благодаря хорошему аппетиту, который, в отличие от школьных месяцев, у меня был постоянно, и нормальному регулярному питанию я начала потихоньку набирать вес. Отражение в зеркале перестало быть похожим на жертву голодомора. Для Молли потеря моих волос напрямую ассоциировалась с тем, что в школе со мной случилось что-то плохое (это, по крайней мере, мы обсудили в первый же вечер), поэтому мы с ней сварили простенькое зелье, которое, конечно, не обещало два фута длины за ночь, но уже дало ощутимый результат — дурацкие прядки, раздражавшие меня тем, что вылезали из любой прически, начали нормально собираться. Шрамы исчезли, но иногда возникала неприятная фантомная боль. Практически так же ныло сломанное бедро в прошлой жизни, реагируя на смену погоды. Я надеялась, что это пройдет, потому что мне не хотелось чувствовать досаду до конца своих дней. «3 июля Как насчет того, чтобы на следующее лето поменяться братьями? Могу прислать тебе двух умных кузенов в обмен на Фреда и Джорджа, мне кажется, у нас есть пара десятков лишних стен, и никто не заметит, если они исчезнут. Мы не используем где-то половину комнат в доме, поэтому им было бы где разгуляться. Здесь так скучно, что я даже попытался поговорить с отцом. Выяснил, что иногда он бывает нормальным, но мы не так много времени провели в одном доме и видимся только за завтраком, так что все еще впереди». Отец Оливера забрал его практически сразу, не дав толком попрощаться. Они были довольно сильно похожи внешне и отличались только ростом (к сожалению, это показывало, что Оливеру еще было куда расти) и выражением лица (с них можно было срисовывать веселую и угрюмую маску). Он двигался в толпе как ледокол, и взгляд, который Оливер напоследок бросил на поезд, был самым несчастным из тех, что мне приходилось видеть в жизни. Я не успела ему что-то сказать, потому что наблюдала за всем из окна — помогала кому-то из второкурсников с внезапно развалившимся сундуком. «4 июля Вспомнил, что у нас дома тоже есть библиотека, сложил башню из книг по гербологии. Пока никто не заметил, но, думаю, так они будут полезнее. Но сейчас только половина восьмого утра, а на то, чтобы строить башни весь день, здесь не хватит книг. Отец говорит, что в аврорате что-то затевается, но пока не хватает людей. Это делает его злее обычного, потому что с того момента, как он ушел с активной службы, вся отчетность ложится на него. Я почти уверен, что он хочет, чтобы я тоже работал в Министерстве, чтобы мы страдали одинаково». Оливер писал что-то каждый день, иногда коротко, но совсем не так сухо, как Перси делала записи в дневнике, а иногда — максимально подробно описывал свои дни, особенно с того момента, как поехал к Маклаггенам. Я прекрасно его понимала, потому что второкурсник Кормак был той еще заносчивой задницей и принес немало головной боли непреодолимым желанием, чтобы все жили по его правилам. Но с ним Оливер хотя бы мог полетать (и теперь опасался, что тот начнет крайне настойчиво проситься на пробы в квиддичную команду — хотя не планировал их устраивать, потому что оба состава, основной и запасной, были укомплектованы). Я дошла до деревни к середине письма, оставив вторую половину на дорогу обратно, потому что здесь принято было кивать и здороваться со всеми, кого встречаешь по пути. Уизли знали и воспринимали их как чудаков (что было странно слышать от местных жителей), живущих на отшибе. Пожилой и очень улыбчивый джентльмен на почте (дорогу к которой мне пришлось спрашивать три раза, и все три раза я проходила мимо, потому что не было никакой вывески, а сам милый домик напоминал нечто другое — все посеревшие от времени стены были покрыты детскими рисунками разной степени художественности) помог мне и с марками, и с конвертом, и с отправкой, и даже ни разу не задал вопрос, из какой норы я вылезла, раз у меня нет даже самых базовых знаний. Я надеялась, что маггловская почта станет для Добби непреодолимым препятствием, иначе появление Артура в доме Дурслей будет большим и неприятным сюрпризом. Я читала письмо Оливера всю дорогу обратно, пропуская через себя его дни, как будто все это время находилась рядом, а после обеда села писать ответ, даже не надеясь сделать его таким же большим и подробным, но тем не менее собираясь приложить максимум усилий. Вызов был принят. Этот яркий и солнечный день омрачало лишь то, что все это время меня преследовало ощущение, что где-то за моей спиной начинали собираться тучи. 2.2 Субботы были днями личного отдыха для Артура, когда он мог возиться с приборами в своем гараже с утра до вечера. Это было что-то вроде эмоциональной разгрузки для него после недели почти круглосуточной работы. Он был рад всем, кто заходил к нему, но делать это без причины никто не хотел. Я обычно забивалась в угол гаража, устраиваясь на одном из старых автомобильных сидений, и разбирала старый, но на редкость подробный том по окклюменции, выписывая для себя важные моменты. Артур хранил здесь книги, которые не должны были попасть в руки близнецам. В самостоятельных занятиях окклюменцией не было ничего опасного, но в самом конце давалась базовая информация по легилименции, и с Фреда и Джорджа сталось бы попробовать влезть друг другу в голову, не осознавая последствий. Форд «Англия» был уже почти готов. Артур планировал забрать на нем Гарри, чтобы не травмировать лишний раз его дядю с тетей и оставить хоть немного правильное впечатление о волшебниках (я сомневалась, что древняя, пусть и милая развалина на колесах этому поспособствует). В прошлые субботы я украдкой смотрела на то, как он перебирает двигатель, заколдовывая отдельные части, и изнывала от желания присоединиться. А потом и сесть за руль. Но это было бы несвойственно Перси и довольно подозрительно, поэтому я ограничивалась только несбыточными мечтами. Глава про типы ментальной защиты меня слегка расстроила. Основных было два — тот, который направлен на внешнее вторжение, и тот, который ограничивал проявления эмоций и мыслей изнутри, давая практически полный контроль над их выражением. Для лучшего результата их следовало совмещать, потому что в таком случае не требовалось постоянно держать в голове внешнюю защиту, чтобы скрыть громкие мысли от поверхностного чтения опытными легилиментами. Я представляла внутреннюю защиту как процесс дистилляции. Брага из мыслей и эмоций проходила через перегонный куб, после чего отделялись вредные и нежелательные из них — «головы» и «хвосты», а «сердце» шло на второй заход. И в результате внешне отражалось намного меньше того, что происходило за фасадом практически непоколебимого спокойствия. Это зародило у меня кое-какие подозрения, и, когда я написала о них Фарли (обычно она отвечала почти сразу, но в этот раз довольно долго молчала), она призналась, что профессор Снейп занимается окклюменцией со всеми слизеринцами, начиная с третьего курса. Чтобы они могли защитить себя как в школе, так и в будущем. Это было такое предусмотрительное и дальновидное читерство со стороны их декана, что я в очередной раз слегка пожалела, что Перси попала не на Слизерин. Хотя вряд ли в таком случае с ней что-нибудь случилось бы. Но такой путь в любом случае был не для меня. Кроме того, внешний блок защищал не только от вторжения в мысли, но и от влияния чужих эмоций и заразительных идей, потому что окклюменция очень четко помогала отделить собственное от навязанного (правда, в случае с Империо это почти никак не помогло бы, зато должно было прекрасно справляться с тонкими манипуляциями). Мне так или иначе пришлось бы держать ментальный блок в голове все время, поэтому я была уверена, что это войдет в привычку и перестанет быть заметным и напряжным. Мой дом был моей крепостью. Поэтому каждый день перед сном я потихоньку отстраивала в голове маленькую копию Норы. Для этого почти каждый день выходила рано утром, еще до завтрака, и внимательно осматривала ее со всех сторон, запоминая каждую мелкую трещинку в стене для большей правдоподобности. Пока у меня был готов только первый этаж, и я на пробу прятала какие-то незначительные воспоминания под крышками кастрюль и сковородок на кухне Молли. — Перси, милая, — неожиданно позвал меня Артур. — Можешь помочь мне немного? Я с готовностью отложила книгу в сторону и, потянувшись, встала с сиденья. Форд тарахтел неожиданно тихо, что было весьма несвойственно, конечно, если с ним работает не волшебник. Праворульные автомобили в прошлой жизни попадались мне редко, и внутри все казалось непривычным еще и из-за этого. Но в то же время я как будто вдвойне ощущала себя дома. — Я отойду, и тебе нужно будет нажать сюда, — сказал Артур, указав мне на подозрительно знакомую серебристую кнопку на приборной панели. Я едва сдержала улыбку. — Хочу посмотреть, как работает маскировка, но чары спадают, если открыть дверь или окно. — Хорошо, папа, — сказала я и, дождавшись знака, с готовностью нажала на кнопку. А после, воспользовавшись моментом, пока Артур с детским восторгом на лице обходил и ощупывал форд со всех сторон, с трепетом погладила руль и слегка вибрировавшую приборную панель. Я уже придумала, что буду прятать самые сокровенные воспоминания в той самой тетради Перси, которую никак не могла открыть в реальном мире. И, пожалуй, когда дострою в голове Нору, пристрою к ней и гараж Артура. А тетрадь будет лежать здесь, рядом со мной, на пассажирском сидении. Можно будет представлять, что мы с моими воспоминаниями сможем в любой момент улететь в закат. — Как я и думал, все идеально, — с прежним восторгом сказал Артур, открывая для меня дверь. Счастье изобретателя, искреннее и чистое, делало его лет на тридцать моложе. Я хотела что-то сказать, но, вылезая из машины, невольно скользнула взглядом по ближайшему стеллажу и зацепилась за покрытую пылью банку, в которой неожиданно обнаружила простые елочные колокольчики. Легкая тоска, вызванная неожиданным воспоминанием, была мгновенно раздавлена дурацкой, трудновыполнимой, но вместе с этим совершенно гениальной идеей.* * *
Подслушивать никогда не было моей привычкой — до обучения в Хогвартсе, где всю информацию о похождениях Гарри, Рона и Гермионы можно было выудить только так, случайно оказавшись в правильном месте в правильное время. Где-то в середине года я потеряла свою совесть между обрывками их разговоров и так до сих пор ее не нашла. — …или я, или часть моих людей, Молли. Голос Артура звучал устало. Вчера он не вернулся домой к ужину, прислав Патронуса, что задержится из-за какого-то мерзкого типа, который с начала лета заколдовывает бытовую технику в маггловских домах по всей Англии. Судя по всему, это растянулось на всю ночь, что в последние дни случалось довольно часто. Время «Пора завтракать, Перси» еще не пришло, но за окном уже были предрассветные сумерки. Я проснулась и спустилась, чтобы в очередной раз погулять вокруг дома и обратить свое внимание уже на второй этаж, а в итоге юркнула за арку, отделявшую кухню от гостиной, потому что не захотела выдавать свое присутствие — Молли как раз поворачивала голову в мою сторону, когда ставила на стол тарелку. Уйти незамеченной, если бы кто-то продолжал смотреть в мою сторону, я бы не смогла: расстояние от края арки до стены было совсем небольшим, его хватало только для того, чтобы спрятаться, а чтобы вернуться, нужно будет обойти широкий камин. Получится неловко, если меня заметят. — Но ты ведь тоже занят? Разве это не так важно? Когда Молли пыталась злиться тихо, то переходила на шипение. Ее голос звучал одновременно и забавно, и жутко. — Для Министерства маги всегда будут важнее магглов, — ответил Артур. — Скримджеру кто-то донес на еще один тайник в доме Малфоев. Он решил устроить полномасштабную проверку всех, кто вызывает подозрения, но у него не хватает людей. — То есть… Вообще всех? Это «вообще всех» в исполнении Молли мне очень не понравилось. Я была уверена, что она спросила об этом не случайно. Артур промолчал, отвлекшись на еду. Стало так тихо, что я могла различить легкий шелест ветра за приоткрытым окном. Погода грозила вот-вот испортиться, и это нагоняло тоску, несмотря на то, что дождливые дни в Норе были тоже очень уютными. — Ты же знаешь Скримджера, Молли. Он подозревает половину Британии и с удовольствием проверит даже кабинет Дамблдора, не говоря уже о других. Это бессмысленно и, мягко говоря, неприятно, но так он зарабатывает себе доверие перед выборами на пост министра. Нужно было выбираться из угла и идти бороться с моральной дилеммой в свою комнату. Я повернула голову, чтобы оценить пути к отступлению, и вздрогнула, увидев, что Джинни, застывшая посреди гостиной, смотрит на меня очень внимательным взглядом. В таком свете ее глаза казались совсем темными, поэтому выглядела она, несмотря на милую пижаму с котятами, мягко говоря, жутковато. Джинни, несмотря на сходство с матерью, была привязана к Артуру, пожалуй, сильнее всех и сильнее всех скучала по нему, поэтому часто просыпалась рано, на каком-то интуитивном уровне понимая, что он вернулся домой, и спускалась, чтобы поздороваться. Я приложила палец к губам, надеясь, что любовь к родителям не настолько сильно перевешивает любовь ко мне, и она улыбнулась той же самой лукавой улыбкой, которая появлялась на лицах Фреда и Джорджа, когда они торжественно клялись, что замышляют только шалость. И маленькие секреты ей, как и всем романтичным девочкам, очень нравились. Она уверенно прошла в кухню, и я, не сомневаясь, что там сейчас начнется отвлекающий концерт по заявкам, юркнула в противоположную от кухни сторону, как только раздались голоса, правда, едва не споткнулась о самую первую ступеньку и тем самым чуть не свела на нет все ее старания. Аид уже вернулся и дремал, устроившись на спинке моей кровати. У него был насест, который стоял в темном углу рядом со шкафом, но он игнорировал все удобства — и мои, и свои — явно ради какой-то высшей цели. Я села за стол и задумчиво посмотрела на стопку исписанных пергаментов, которые пока ни к чему не относились и поэтому занимали место в углу, рядом с семейной колдографией. Здесь были мои заметки по окклюменции, план дома, наметки планов на шестой курс. И черновики писем. Здесь была целая подборка, которую можно было включить в урок на тему “Как нейтрально начать разговор и закончить его ничем?”, и я каждый раз откладывала перо после первого абзаца и шла заниматься более полезными делами. Флинт не присылал мне писем тоже, но жизнеописания были только в духе Оливера, поэтому я воспринимала это как должное. У меня не было недостатка в общении: и Фарли, и Пенни писали мне почти каждый день, и я занимала себя достаточно, чтобы было практически некогда об этом думать. Но время почему-то всегда находилось. «Мягко говоря, неприятно». Артур был прав. Думать об этом тоже было неприятно, несмотря на то, что предупреждение было бы нечестным. Я торопливо написала несколько строк, боясь передумать, высушила чернила и ласково погладила Аида по голове. Он проснулся почти сразу и посмотрел на меня почти без недовольства: ему было скучно без дальних перелетов, и я подозревала, что он успел привязаться к Биллу, у которого жил по нескольку дней, потому что тот каждый раз писал мне гигантские ответы, а на это требовалось много времени. — Отправлю тебя в Египет на следующей неделе, — пообещала я, привязывая к его лапе свернутый в трубочку пергамент. — Отнеси это Флинту, ладно? И убедись, что он прочитает сразу. Только не вреди, — добавила я, заметив, что филин как будто бы воодушевился, и после этого он сдулся и нахохлился. — Просто будь назойливой задницей, если потребуется. Если будет ответ, принеси сюда, чтобы мама не видела, ладно? Аид согласно ухнул и вылетел в открытое окно. Я смотрела на него до тех пор, пока темная точка не перестала быть различимой на фоне хмурого неба. Он вернулся ближе к вечеру, и ответ, небрежно сброшенный на кровать, я прочла только после ужина, в конце действительно долгого и утомительного дня, в течение которого старалась вести себя так же идеально, как обычно, и отвлекала Джинни каждый раз, когда она собиралась спросить, что случилось утром (где-то после обеда у меня закончились темы, пришлось сбежать на улицу и с повышенным интересом смотреть, как Рон, Фред и Джордж пытаются играть в квиддич на троих, пока нет дождя — получалось нелепо, но жутко смешно). «Спасибо, это было очень мило с твоей стороны». Я закатила глаза. Пройдут годы и сменятся цивилизации, а Флинт так и останется буквой «з» в слове «злопамятность». «Отец в восторге от твоей кошмарной птицы». Я перевела взгляд на Аида. Тот чистил перья с самым невинным видом, но, похоже, принял мои слова насчет назойливой задницы слишком близко к сердцу. Третья строчка была значительно ниже других, и я не сразу ее заметила, а заметив, вздохнула и села за стол, понимая, что в этот раз обойдусь без черновиков. «Как проходит твое лето?»* * *
Переживать страх высоты, сидя в комфортном и уютном автомобиле, оказалось не так уж и плохо. В прошлой жизни в своей вечной старушке мне было временами спокойнее, чем дома, и, похоже, теперь дополнительной крепостью оказался наш семейный форд. Иногда я ловила приступы легкой паники, но в такие моменты представляла, что мы едем по дороге, а не передвигаемся на высоте птичьего полета. Перси, в отличие от меня, высоты не боялась. Или никому об этом не говорила. Но, так или иначе, у Артура не возникло сомнений в том, кого взять с собой, когда Молли предложила это за завтраком. Фред и Джордж были наказаны за то, что «случайно» развалили старый сарай для метел, Джинни была слишком впечатлительной и наотрез отказалась бы куда-то ехать, как бы сильно этого ни хотела. Оставались мы с Роном, как самые спокойные и благонадежные. Дух авантюризма и любопытство перекрыли впечатлительность, и я не смогла признаться в том, что меня пугают даже движущиеся лестницы в Хогвартсе, а Рон, которого Молли одела и причесала так, будто мы едем на прием к Ее Величеству, сидел позади и с восторгом метался от одного окна к другому, будто вид за ними был совершенно разным. Литтл Уингинг отличался от Оттери-Сент-Кэчпоул примерно так же, как в моем воображении Петунья Дурсль отличалась от Молли Уизли. Здесь были ровные улочки, ухоженные газоны и однотипные — идеальные — дома. Фарли точно оценила бы безукоризненную симметрию во всем, но наш фордик явно возник посреди пустой Тисовой улицы, как неосторожная чернильная клякса среди выверенно прямых строчек. Я чувствовала в этом противоречии что-то веселое. Так или иначе, день до определенного момента был добрым. Как и прихвативший с собой своих демонов Артур Уизли. — То есть, — очень тихо и вкрадчиво начал он, и я заметила, что Рон инстинктивно вжал голову в плечи, — упал с лестницы? Занятия окклюменцией, пусть даже недолгие, уже дали результат. Я перестала воспринимать чужие эмоции так остро и теперь ждала первого квиддичного матча, чтобы проверить свои успехи. Но злость Артура разливалась волнами посреди вылизанной прихожей. Она делала его как будто бы выше и больше очень немаленького мистера Дурсля, который стоял напротив с яростным выражением на лице и в какой-то момент будто сжался, проиграв в этом эмоциональном поединке. Все было почти хорошо. Миссис Дурсль окатила нас с порога ледяной вежливостью (которая, несмотря на неуместную мысль, ей очень шла, хоть так она и казалась строже и тоньше), мистер Дурсль очень старательно выбирал выражения, хотя его взгляды были гораздо красноречивее слов. Дадли оставался наверху — мы услышали только шумные шаги, а вниз он не совался, даже не выглядывал. Гарри сбежал по лестнице нам навстречу, как только открылась входная дверь, волоча за собой сундук, метлу и клетку с совой, явно не желая, чтобы визит затягивался. Мы уже собирались прощаться, стараясь не казаться слишком радостными (похоже, в этом доме вообще не принято было испытывать радость), как он наклонился, чтобы завязать шнурки, а после этого слишком широкий ворот футболки сполз в сторону, обнажая огромный лиловый синяк. Я заметила, что для мистера и миссис Дурсль это тоже было сюрпризом (в глазах последней на какой-то момент мелькнул не страх, а сожаление), из-за чего вранье, последовавшее за вопросом, выглядело слишком натянутым и нескладным, но одергивать Артура сейчас явно не стоило. Он работал с людьми разного рода и явно умел держать себя в руках. Неправомерное использование магии этому дому никак не грозило. Разве что несколько минут ледяного ужаса перед любящим отцом семерых детей. А я не хотела, чтобы кто-то был свидетелем его ярости — кроме тех, кто был в ней виноват, пусть и не напрямую — и поэтому дернула Рона за рукав. — Пойдем, поможем Гарри отнести вещи в машину. За те несколько минут, что мы провели в идеальном доме, тучи практически заполнили небо и нависли угрожающе низко. Дышать стало намного тяжелее, а путь до фордика, оставленного на обочине дороги, показался почти бесконечным. — Это не дядя Вернон, — негромко сказал Гарри, как только мы с Роном погрузили его сундук и метлу в багажник. — И не тетя Петуния. — И не твой кузен? — уточнила я, захлопнув крышку. Гарри опустил взгляд в пол. Это был его способ сказать что-то вроде «ты не хочешь знать». — Все в порядке, не переживай так. Мне жаль, что ты увидел нашего отца таким. Поверь, вывести его из себя могут очень немногие вещи, например, жестокое обращение с друзьями его детей. Он ничего не сделает твоим дяде и тете, просто поговорит с ними немного. Без палочки. Хотя, если честно, твоего кузена следовало бы наказать. Очень больно? Гарри отрицательно помотал головой, расслабился почти сразу — хоть в этом он мне поверил без лишних проволочек — и уже смущенно заулыбался, когда сел в машину рядом с Роном. — Ты не получал мои письма? — осторожно спросил тот. — Или твои дядя и тетя отбирали их? — Ты писал мне? — удивленно отозвался Гарри. — Я думал, вы с Гермионой слишком заняты. Видели бы вы лица дяди и тети, когда пришло твое письмо, Перси. Они не знали, что маги умеют пользоваться обычной почтой. И бывают такими вежливыми. Они почти записали тебя в нормальные люди, но, прости, пришлось сказать им, что ты тоже волшебница. Рон нахмурился. Он бы не стал напрягаться, если бы все письма посылал со Стрелкой, но Аид, который без проблем долетал до Билла, не вызывал у него сомнений. Итак, Добби — одна штука. Надеюсь, у него хватит совести не появляться в доме волшебников со своими невнятными предупреждениями. Или ему как минимум придется ощутить на себе весь гнев Молли Уизли. Я бы на его месте не стала так рисковать. Артур вернулся в машину только через десять минут. Он был все еще зол, и я осторожно дотронулась до его плеча. Злая маска мгновенно сменилась на растерянную, а еще через долю секунды — на абсолютно добродушную. — Простите, дети, не хотел вас пугать, — виновато улыбнулся он. — Рад тебя видеть, Гарри. — Я тоже рад, что вы за мной приехали, мистер Уизли, — искренне ответил Гарри, улыбнувшись шире. — Спасибо за приглашение. — Я поговорил с мистером и миссис Дурсль, — уже серьезнее сказал Артур. — И отправлю письмо Дамблдору. Но если в следующем году что-то такое повторится, сообщи мне сразу, ладно? Мы заберем тебя. — Хорошо, мистер Уизли, — покладисто ответил Гарри, но и мне, и Рону сразу стало ясно — не сообщит. Он еще не совсем понимал, что в этом мире существовали люди, искренне готовые заботиться о нем просто потому, что он есть. И ему было почти физически некомфортно от мысли, что он доставил нам такие неудобства. К счастью, это поправимо. Обратный путь прошел под оживленные разговоры, в которых я почти не участвовала, глядя в окно на проплывающие по небу облака. Начался дождь, и из-за плохой видимости и стука капель не было ощущения, что мы летим, поэтому не было никакого страха. И, когда впереди показалась Нора, а колеса коснулись мокрой травы, и Рон сказал уже знакомое “не дворец, но живем”, я одними губами произнесла вместе с Гарри: — Дом замечательный.