Неучтенный путь.

Наступало утро, и первые лучи солнца пробивались сквозь искрящийся грозовыми всполохами небосвод. Молодой парень лет девятнадцати, а если судить по давнишней худобе, то максимум семнадцати — впрочем, кого волнует возраст в этом проклятом месте, — ворочался на своей подстилке, которую другие жители лагеря по ошибке именовали кроватью. Чуть потянувшись, парень не без удовольствия подумал о том, что сегодня все будет по-другому, все станет хорошо, у него появятся друзья, которые не дадут его в обиду, защитят и помогут. То, что неприглядная картина не желала меняться день ото дня, не особо волновало юношу. Каждый день начинался практически одинаково: однотипные ругательства стражников, поднимаемых начальником ни свет ни заря для построения и переклички, будили всех без исключения. Хижина парня находилась недалеко от главных ворот замка, так что крики служили ему сигналом к подъему. Затем те же стражники, не имеющие возможности выместить зло на своем боссе, бродили по лагерю и срывались на рудокопах, которые имели неосторожность попасться под горячую руку «служителей порядка». Торус, командир стражей Старого лагеря, назначенный рудным бароном Гомезом, не любил опозданий, и это понимали все, даже недавно вступившие в стражу Флетчер и Нэк. Достаточно было всего трёх лишений дежурства во внешнем кольце лагеря для того, чтобы сообразить, что они не единственные любители пощипать и так показывающие дно карманы рудокопов. Когда грязная ругань вымогателей стихла, юноша поднялся с соломенной подстилки и вышел из своего жилища, жмурясь от солнца. Огненное светило вставало неохотно, словно око Инноса, бога света и огня, не желало дарить тепло Долине Рудников, или как называли историки и чародеи эту землю — Миненталь. Сам парень плохо помнил, когда попал в это «чудное» место. Память дарила ему только боль и страдания, и лишь немногое хорошее было запечатлено там. Но особенно запомнился его первый день в колонии, когда парень попытался подружиться со стражником, который вытащил его на берег. Наивно полагая, что здоровущий мужчина сочувствует бедному юноше, и так пережившему Белиар ведает что за несколько месяцев до попадания в колонию, он обратился к нему с простой просьбой о помощи. Стражник на это лишь щербато ухмыльнулся, показав неполный ряд желтых корявых зубов, и врезал несчастному заключенному по лицу большим похожим на молот кулаком. После этого он радостно сказал своим прихлебателям, еще двум громилам, не отягощенным интеллектом, что надо ввести этот ритуал в традицию. Те рассмеялись и ушли, оставив бедного парня с разбитым носом в одиночестве возле озера, из которого тот выплыл. К счастью для последнего, это длилось недолго. Спустя несколько минут к нему подошел еще один высокий человек в красных, как кровь, доспехах, с большим луком. Он немного помолчал, видимо ожидая, что новоиспеченный заключенный захочет что-нибудь спросить. Однако в тот момент парня волновал только разбитый нос, поэтому он не обратил внимания на стоящего рядом человека. — Меня зовут Диего! — произнес человек в вычурных доспехах. Парень встрепенулся и осмотрел говорившего человека испуганным взглядом. — А я… Не помню! Что произошло? — начал волноваться парень. — Мне это не интересно: ни твое имя, ни твое прошлое. Это только твое дело, — не обратив внимания на вопрос, ответил Диего. — Я должен о тебе позаботиться в первое время, пока ты осваиваешься здесь. — А здесь — это где? — В колонии Хориниса, конечно, — удивился Диего странному вопросу. — Ты разве не слышал о знаменитых шахтах Миненталя с магической рудой? — Простите меня, у меня словно память отшибло. Расскажите мне побольше об этом месте, пожалуйста? — умоляющим голосом попросил юноша. Диего, глядя на новенького, испытал долго не тревожившее его душу чувство жалости. Выглядел парень очень плохо, будто его морили голодом несколько месяцев и каждый день избивали, а уж на это вполне способны «доблестные» солдаты короля Робара Второго. Диего очень хорошо это знал. — Кхм… с чего бы начать? — задумчиво протянул Диего, решив для себя немного помочь пареньку. — Начну, пожалуй, с начала. Ты что-нибудь знаешь о войне с орками? Память юноши подкинула несколько образов. Парень не мог толком их разобрать, но общий смысл был понятен. Одно из воспоминаний было особенно ужасно. Орк — высокая зеленошкурая обезьяна, — который как-то попался на глаза мальчику, не тронул его, но вид орка он запомнил надолго и долгое время не мог нормально спать по ночам. Голову юноши больно кольнуло, словно она не желала вспоминать о давних событиях. Он сильно потер виски и ответил Диего, что не знает, о чем речь. — Ты сумасшедший? — спросил Диего, не понимая, как можно об этом не знать. Война идет уже Белиар ведает какой год, а тут появляется какой-то псих, утверждающий, что не знает о Великой орочьей войне. Да об этом знали даже на Южных островах, к которым орки по непонятным причинам не подплывали. — Ладно, это не столь важно. Юноша, по мнению Диего, слушал не очень внимательно, но обязанности главного следопыта Старого лагеря были довольно четко обозначены рудным бароном Гомезом, главой стражников Торусом и советом призраков, членом которого он стал пару лет назад. В обязанности призрака входила в основном вербовка новеньких в Старый лагерь. Несмотря на «радушный прием», многие новички все равно присоединялись к ним за возможность жить по-старому. Старый лагерь также давал возможность очень быстрого подъёма на вершину иерархической лестницы. Тот же Торус, нынешний начальник стражи, попал в колонию ненамного позже Диего, но быстро нашел себе покровителя в лице Скатти, одного из призраков и местного старожила, который был очень впечатлен выступлениями Торуса на арене. Месяцем позже на него обратил внимание рудный барон по имени Ворон и убедил Гомеза, хозяина Старого лагеря, что такой боец, как Торус, будет полезнее в рядах стражи. Также в обязанности Диего входило обливание грязью других лагерей, что позже появились в колонии, но на эту обязанность он вполне благополучно клал нечто большое и фаллическое, справедливо считая, что каждый должен иметь выбор. Парень слушал призрака и про себя отмечал, что Диего рассказывал ему далеко не обо всем, что творилось на этой забытой богами земле, но других вопросов не задавал, решив, что разберется во всем сам. Отогнав воспоминание, парень пошел к бочке с водой, откуда мог напиться и умыться любой желающий. Это была одна из немногих бесплатных вещей в Старом лагере, ибо Гомез не так давно начал проводить более агрессивную политику в отношении своих подчиненных. К счастью, благодаря Диего, Торусу и, что неожиданно, Ворону, Гомез не стал требовать руду за возможность банально вымыться и напиться вдоволь воды. Остальным баронам, как гордо называли себя цепные псы Гомеза, было до фонаря, что творится в лагере, если это не касалось их лично. Парень пробыл в колонии месяца два — больше он не считал время, справедливо полагая, что это попросту не нужно. Он успел посетить все лагеря колонии, начиная со Старого, заканчивая Братством Спящего, откуда юноша сбежал, не проведя внутри даже дня: настолько он был в ужасе от послушников, что без остановки курили траву, собираемую на болоте, из-за чего их лагерь частенько называли Болотным. В Новом лагере, основанном магами Воды, служителями бога Аданоса, он продержался чуть дольше месяца, ибо боялся, что его попросту прикуют цепями к рисовому полю, на котором без выходных трудились крестьяне, поэтому он остановил свой выбор на Старом лагере. Все время, не считая поиска провианта и заработка, юноша тратил на поиск друзей. Диего, еще когда провожал его в лагерь, сказал, чтобы тот быстро обзаводился друзьями, ибо без них долго люди не протягивают. Но никто не хотел связывать себя узами дружбы с Мадом, что значит псих, как его прозвали в Новом лагере, когда он попробовал возразить Лефти насчет работы на полях. Естественно, последний сильно избил пацана, пригрозив, что убьет его за подобные беседы. Обосновавшийся в Старом лагере повар Снаф, пожалуй, единственный, кого Мад мог попробовать назвать другом, подкинул ему мысль занять пустующую хибару, неподалеку от его собственного дома. Так у Мада появился свой угол, чему он был крайне рад. Наконец-то у него появилось, что-то свое, родное. Постепенно Мад — кстати, он не понимал, почему его так зовут — освоился в лагере, пусть и не без проблем. Руду он пробовал копать, но уже в первый день наткнулся на ползуна, что имел глупость прогуливаться неподалеку от рудной жилы, где работал парень. Вид гигантского насекомого ввел его в неописуемый ужас, что сильно сказалось на психике. Больше он к шахте не подходил даже на километр. Стражники пытались содрать с несчастного руду, как они выражались, на «защиту», но её у него попросту не было. Другие рудокопы, видя, как парень несчастен, просто отказались его бить, ибо что взять с убогого. Стражники пытались дело оспорить, но Диего сказал им при всех, что они станут похожими на Мада, если будут продолжать цепляться к нему. Стражники поглядели на забитого, отчаявшегося, испуганного человека, брезгливо усмехнулись и махнули рукой. Живет, никому не мешает. А то, что пристает ко всем, — так это даже забавно. Его оставили в покое. Дни, проведенные в колонии, складывались в недели, недели в месяцы, но жители Старого лагеря попросту не замечали течения времени. Для них это не имело никакого значения. Разве что рудные бароны каждый месяц ждали поставку свежих товаров из внешнего мира: в основном продукты, алкоголь, оружие, женщины, реже драгоценности и предметы искусства. Таков был договор между ними и людьми короля. Они заказывали, что душа пожелает, король доставлял им это, но взамен каторжники поднимали по лестнице множество холщовых мешков, под завязку забитых магической рудой. Все же был человек в Старом лагере, которому было абсолютно наплевать на это. Его в данный момент волновал волчонок, найденный как-то неподалеку от леса. Видать, его бросила мать. Хотя это и выглядело странным, Мада это не волновало. Наконец-то он нашел себе друга. Почти неделю он выкармливал волчонка, делясь с ним последним куском еды. Хвала Инносу, он был не грудной, иначе где бы Мад достал волчье молоко? Но вырасти волку не дали стражники, которым кто-то шепнул, что у местного психа появился питомец и он очень ему дорог. Те смекнули, что, раз им нельзя трогать психа, то можно позабавиться с его животным. Однажды вечером, когда усталый донельзя Мад, наловив мясных жуков, что в изобилии водились в окрестностях лагеря, пришел к себе в дом, он увидел внутри двух стражников. Один держал его питомца за шкирку, не давая тому укусить себя, другой смотрел на первого, словно прикидывая, достанется ли ему немного волчьей шкуры. Едва Мад сообразил, в чем дело, стражник приказал своему напарнику: — Держи его, пусть не мешает! — Стойте, остановитесь, пожалуйста! Он безобиден и не сделал ничего дурного! Волчонок ручной, клянусь вам, — громко крикнул Мад, тщетно пытаясь вырваться из стальных тисков стражника. — Так ты решил выходить это лесное отродье?! Глупо, — мужчина вытащил кинжал и вонзил его прямо в сердце волчонку. — Нет!!! — крикнул Мад, глядя, как окровавленное тельце все еще конвульсивно дергалось, отчаянно цепляясь за жизнь. — В качестве оплаты за все время, мы возьмем с тебя шкуру этого зверя. Том, выруби его, — спокойно отдал приказ первый стражник. И тут пришла спасительная темнота.