Законы времени работают не так

Он шел по аллее, зная, что опаздывает. Не слишком, секунд на тридцать, но он хотел быть рядом. Быть первым, кого увидит Баки, когда мир вокруг изменится. Хотел быть рядом до того, как он вспомнит. До того, как станет собой. Этим-собой, человеком, с которым Стив был неразлучен вот уже семь десятков лет. С пятьдесят пятого года. С того самого момента, когда, вернув камни, он прыгнул во времени еще раз, ни на что особо не надеясь. Не зная, что если камни заняли свои места, то все расслоения времени и пространства, все временные парадоксы подлежат устранению. Он мог умереть. Он мог просто раствориться без следа в квантовом тоннеле, но отчего-то вышло иначе. Он просто обнаружил себя стоящим посреди ледяной пустыни над будто прожженной быстро замерзающей полыньей, в глубине которой виднелись остатки Валькирии. Он посмотрел на свои руки, синие от холода, на рукава костюма, старого, давно похороненного в памяти, поднял щит и побрел, ориентируясь по звездам. Он суперсолдат. Если ему дали шанс все изменить, он изменит. Его искали. С момента крушения Валькирии прошло пять лет, страна успела победить и освоиться в новой жизни, но Говард все равно искал его. И нашел. Поначалу ни Говард, ни Пегги не верили ему. Считали, что с ним от переохлаждения случился нервный срыв, но он настаивал на своем, с точностью до дней предсказал важные политические события, и они сдались. Первым, конечно, Говард. Именно с его помощью Стив долго и кропотливо, стараясь не привлекать ненужного внимания и не мутить раньше времени воду, искал Баки. Сейчас Стив, оставив охрану у входа в мемориал, быстро шел по аллее, пытаясь рассмотреть Баки за золотистой завесой, хранившей его от этой реальности, и вспоминал как, найдя, не мог выпустить его, худого, измученного, беспамятного, из рук. Как Говард долго возился с роботизированной рукой, длинно матерясь сквозь зубы (пока Пегги не слышала), и как Баки все время смотрел на него, смотрел не отрываясь, будто боясь, что он исчезнет. И как Стив, решившись, впервые поцеловал его. Это было восьмого мая пятьдесят пятого. В десятую годовщину победы в Европе. И вот теперь, спустя семьдесят лет, он снова должен решиться. Золотистый полог истончался, темная фигура Баки все четче проступала за ним, и у Стива больно билось давно ко всему привыкшее сердце. Сэм, кажется, что-то сказал, но Стив смотрел только на Баки. На очертания кулаков, четко проступавших в карманах тонкой куртки, на растрепанные пряди длинных волос. Баки был худым, сломленным и несчастным. Стив и забыл, в каком состоянии тот был. Или не видел никогда? Сейчас, когда они проросли друг в друга так, что не разделить, он ясно видел и его тоску, и безнадежность. Когда-то, в пятьдесят пятом, он наивно полагал, что они с Баки сблизились уже после всего. После плена, после победы, после реабилитации. Что тот поцелуй на балконе был закономерным итогом десятков проведенных вместе вечеров, долгих разговоров, общих воспоминаний. Но потом, утром, Баки, его сонно-тяжелый, до боли в сердце близкий Баки, облизав зацелованные губы, сказал: «Я люблю тебя с детства». И тогда Стив понял. Понял все, что в своем времени, в двадцать первом веке, оценивал иначе. И в себе, и в нем. И сейчас, снова вернувшись в свое прошлое, еще не ставшее будущим, он видел это так же четко, как если бы они не расстались этой ночью, почти ставшей утром. Он был виноват перед Баки, виноват все равно. За эти тридцать секунд, за жизнь, которую в этот самый момент пока еще прожил без него. Он пока еще должен был ему и первый поцелуй, и признания, и извинения. Поцелуй можно было вернуть прямо сейчас. — Ты опоздал, придурок, — сказал ему Баки этот, выйдя из круга. — Похоже, мне придется натянуть начальника охраны за то, что ты опоздал… секунд на тридцать? Стив узнавал каждую морщинку, идущую от уголков его глаз, любовался яркими бликами солнечных лучей на волосах, и знал, что уже извинился. И уже прощен. — На двадцать семь, — поправил Стив. — Секунд. И начальник охраны ни при чем, я не мог найти китель, — он провел ладонями по серой ткани. В глазах Баки заплясали смешинки, а бровь поползла вверх. Да, он не сразу догадался поискать на лестнице черного хода, по которой они возвращались вчера с приема. У него есть оправдание. Он был вчера не в себе. — Мы и так гнали, как сумасшедшие. И я… — Успел, — успокоил его Баки, рассматривая так, будто видел впервые. Стив знал, как он чувствует себя сейчас, когда воспоминания только проросли. Будто он одновременно там и здесь. Будто все еще зыбко. — Я с тобой до конца. — Не надейся соскочить и после, — Баки самодовольно ухмыльнулся и привычно сунул руку в задний карман форменных брюк Стива. Они пошли по аллее, попадая в шаг. Ярко светило солнце. Обе их долгих жизни слились, наконец, в одну, и теперь им придется жить, не зная будущего, без подсказок и читерских кодов, но Стив был уверен, что вместе у них выгорит. Ключевое слово — вместе.