Нить уходящей вселенной

      Дикая вишня, седые листья, полумрак и тихие, едва заметные всхлипы. Рейнбоу Дэш снова бьёт только зажившими кулаками раскидистый дуб около могил своих родителей. Удары глушат безумный крик из охрипшей глотки, которому не позволяют вырваться. Боль за боль. Дэш злится. И эта злоба не сравнится ни с одной из известных её родным и близким состояний. Она куда сильнее, куда громче, чем все остальные, куда опаснее для неё самой. Девушка злится на не вовремя сказанные слова перед последней ошибкой. Злится на то, что её телефон постоянно садился, унося возможность позвонить. Злится на то, что подралась с этой непонятной хулиганкой в своём дворе, которая в миг пожаловалась старшим. Злится на то, что тогда оправдывалась всеми возможными способами, лишь бы её не наказывали. Злится на то, что позволяла себе бездельничать в школе. Злится на то, что не извинилась перед родителями до того, как сесть в машину. Злится на то, что заставляла их переживать. Злится на себя.       Заголовки кричали о несчастном случае, следом за которым были простые объявления о продаже чёртовых автозапчастей, когда маленькая девочка кричала от боли, потому что осталась жива. Все вокруг продолжали проходить мимо. Маленький ребёнок, оставшийся без самых близких ему людей, получил всё, что ему могли дать: сострадание на первые два дня, материальную помощь, которая перешла приюту, и груду игрушек. Но разве всё это вернёт одной душе две другие, уже ушедшие, как ей говорили, в лучший мир?       Теперь она не жалеет слёз. Ей много. Она переполнена не тем. Её душа черна, как смоль. Ей слишком много боли принесла та ночь, которую она никогда не забудет. Да и не хочет забывать. Ей важно помнить, ведь иначе исчезнут два самых спокойных, самых безбрежных и настоящих выражения лиц, застывших вместе с часами на руках. Рейнбоу редко удавалось видеть, как родители, ничем не обременённые, отдыхают. Слишком много проблем падало сверху, чтобы это было так. Её семья прошла через все круги ада ради того, чтобы встать на ноги и зажить так, как мечтали. Жаль, что счастья хватило на год.       Удары с новой силой посыпались на невинное дерево. Кровь стекает ручьём сквозь рисунок коры к корням. Ветер срывает с головы бейсболку, позволяя влаге окутать голову с лихвой. Дэш на секунду задумывается, как обыкновенная бейсболка смогла защитить от дождя, а затем понимает, что сверху горы её эмоций добавляется злость на этот самый дождь. Но эти мысли отрывают её от самотерзания, уступая место печали. Ей никогда не была понятна горечь потери. Родители делали всё для своего чада, чтобы оно ни в чём не нуждалось. Рейнбоу знала, какие трудности возникают на пути их семьи и чем они вызваны, и иной раз топила свои хотелки куда глубже желания просить прощения за собственную грубость. Она была такой не в силу ненависти к людям, а в силу самой себя. Дэш любила едко шутить, и порой перегибала палку, даже не замечая того. Но она была верна тем, кому когда-то открыла душу, и это в ней ценили. Её любили люди, и она их тоже, но только по-своему. И сейчас, после той потери, она корила себя за все те слова, сказанные ею перед поездкой. И всю ту грязь, которую она выплюнула из себя, она ненавидела каждой клеточкой своего тела. Как тогда, так и сейчас. Она не могла простить себя. Не хотела прощать. Ей нужно было прощение её матери и отца, их объятия и жизнь дальше, но и сейчас она понимала, что просит слишком много. Достаточно простого привычного взгляда, который уже исчезает из памяти. Дэш молилась ветру, чтобы тот забрал её с собой к ним, в лучший мир, потому что там, где она, ничто не держит. Но всем сердцем девушка желала, чтобы нашлась нить, за которую можно уцепиться. Рейнбоу хотела обрести свою вселенную, которая заменит ей мир одиночества и боли. И она понимала, что эта вселенная где-то рядом, стоит только запрятать свою гордость куда подальше и стать собой, прямо сейчас, обернувшись и взглянув на два серых портрета. Вот только девушке, привыкшей к тысяче масок перед другими, было трудно решиться на это. И потому она просто замолчала, прислушиваясь к ударам капель о землю и тихому свисту ветра.       Но что-то, похожее на удар металла об металл, заставило девушку обратить свой взгляд в сторону родных лиц. Уголки её губ на миг поднялись, а затем она посмотрела сквозь могилы. Её глаза, уставшие и красные, уловили медленно удаляющийся силуэт, который она моментально про себя окрестила Тенью. Рейнбоу он показался таким знакомым, таким родным, как будто девушка всю жизнь знала его обладателя. Она размеренно протёрла глаза и взглянула вновь. Названная Тень обернулась, словно почувствовала этот взгляд, но, наверное, ничего не заметив, продолжила путь. До Рейнбоу в миг донёсся мягкий запах яблок, смешанный с ароматом мокрой земли и сгнивших цветов соседних могил. Дэш смогла вдохнуть полной грудью это ассорти, выделив из него сладкие плоды. И она ухватилась за него, на секунду заглянув в глаза матери, и последовала за ним. Ухватилась так, словно это именно то, что она искала, то, что её спасёт. В какой-то момент девушка остановилась и улыбнулась, так открыто и расслабленно, как вместе с ней улыбалась её душа. Холодные капли мягко стекали по щекам, смывая солёные дорожки и уступая место странному румянцу. Она обрела нечто большее, чем просто осознание того, что видит спасение. И ей стало так хорошо внутри, как будто тёплый кофе разливался по груди, вниз по позвоночнику и вдоль рёбер, грея всё, что встретит. Рейнбоу посчитала это знаком.       Этот вечер пробудил в ней былое желание жить, и девушка про себя подумала, что не зря пришла сюда именно сегодня, в значимую для себя дату, чтобы положить на могилы цветы. Ей было стыдно за то, что она не сделала этого раньше.       Рейнбоу опустила голову и слабо прошептала: — Вот она, нить уходящей вселенной, — и уверенно шагнула к ней, срывая с себя последние оковы гордости.