***
— Привет. — Есений ожидал её у школы. — Ну что, пятница? — Ага! — обрадованно кивнула Каринка. — Можно и немного отдохнуть. А у вас как? — И у нас. Вообще-то и по субботам бывают занятия, но пока ещё только первый кватрий, не все приехали, не все придумали, чем будут заниматься… Если всё пойдёт хорошо, то до зимы определимся, а если нет — то не раньше третьего кватрия, — чинно ответил Веснянкин. — Кватрий — это по-вашему четверть, я узнал, — добавил он. — Просто у нас не любят переводить, да и иномирным студентам понятнее. Ну, из других магических городов, кто по обмену приезжает. — А у вас и такое есть? — заинтересовалась Семиградская. — Просто у нас такое в школах практикуется редко. — В старших классах есть, — кивнул Есений. — А как ещё опытом обмениваться? Да и хочет, допустим, человек из одного мира учиться в другом. Надо же ему понять, как тут живётся, до того, как он в университет поступит. А это отличная возможность! — Это верно, — задумчиво кивнула Каринка. — Я вот ездила в Англию в седьмом классе. Учиться в языковой школе. Мне там понравилось, но вот жить бы я там не осталась. Тяжеловато, да и люди другие. — Вот видишь, — согласился Есений. — Я ещё в начале своего, скажем так, научного пути хотел учиться в Берлиниуме, но вот съездил туда на месяц и понял, что не смогу, не моё это. Да и немецкий я не слишком-то хорошо знаю. Можно было, конечно, задаться целью, но… Я техномаг, а не лингвиниус, — произнёс он задумчиво. — Лингвиниус? — хрюкнула Каринка, пытаясь замаскировать это кашлем, но вышло отвратительно. — То есть слово «архивариус» тебя не смущает, а «лингвиниус» вызывает столь бурную реакцию? — фыркнул Веснянкин. — Какие вы, мирцы, странные. — Он посмотрел на смеющуюся Каринку. — Только не говори, что ты и этого слова не знаешь. Чему тебя вообще учит Дмитрий Всеволодович? Или это ты такая скверная ученица? — Да ну тебя. Ничего он мне не рассказывал, — сквозь хохот ответила Каринка. — Ну, спасибо, что не миряне. — Этот вариант когда-то не взяли именно по той причине, по которой ты рада отсутствию этой формы, — педантично заметил Есений. — А мы антимирцы, — добавил он. — Ну прекрати смеяться! — Ладно, прости. — Каринка вытерла выступившие слёзы. — Это у меня нервное. А год только начался… — Люди испытывают слабый, но перманентный стресс, — процитировал учебник по биологии Веснянкин. — У нас в антимирах для этого есть… Как же это по-вашему… Психологи! Так вот, у нас они называются Утешителями, ближе к вашим священникам на исповеди, но не суть. К ним можно пойти и получить помощь. Ещё всякие антистресс-программы… Я вот ходил на одну: общался с ламами. Отец организовал, у него есть связи: программа проводилась в Мачу-Пикчу, туда непросто попасть. — Я лам только на фотографиях видела, — пожаловалась Каринка. — А у вас Мачу-Пикчу так и называется, да? — Ну да. У вас тоже? — уточнил Есений, дождался кивка и пояснил: — Кто-то отсюда очень метко назвал это «астралом, выходящим на поверхность». Это в самом деле так, только это, м-м-м, не совсем астрал, а тоже антимир. Не знаю, почему инки захотели остаться здесь, но впоследствии это их чуть не сгубило. Какие-то отцовы предки пришли их завоевать и обратить в истинную веру… — Никакой магии и науки, — кивнула Каринка, фыркнув. — В противном случае — костёр. — Вот именно, — произнёс Веснянкин. — Поэтому им пришлось прекратить свою деятельность и всё-таки спрятать антимир. Название уже менять не стали, конечно, вот и повелось. — Это же сколько древних цивилизаций на самом деле могут быть антимирами… — задумчиво протянула Каринка. — Вот и раскрыты тайны египтян, шумеров, майя… — Да нет, это не всегда так работает, — покачал головой Есений. — Про кого-то мы знаем наверняка, про кого-то — нет. Всё-таки всё это было очень давно, а источников у нас немногим больше вашего. Так что… Может, да, может, нет. — Или кто-то один пришёл когда-то из антимиров и остался там, — согласилась Каринка. — Эх! А какое могло бы быть открытие… — Так ли оно необходимо? — философски спросил Есений. — Человечество всегда нуждалось в тайне. Не стоит рушить то немногое, что из этого осталось. — А вот тут ты прав, — немного нехотя согласилась Каринка. — Но больше того человечество нуждается в чуде. — Боюсь, это сложнее, — вздохнул Веснянкин. — Ветер поднимается, тучи сгонит, и будет ливень, — заметил он, зачем-то подняв глаза в небо. — Пойдём, что ли? — Пойдём. — Каринка привычно взяла его за руку, и они двинулись по дорожке вперёд, через сквер, думая каждый о своём.***
Ночью Каринка вдруг вспомнила, что вороны просили её быть готовой к встрече. Но их было столько, что она уже счёт потеряла и теперь думала, в силе ли сообщение двух странных и немножечко вредных чудо-птиц. «С другой стороны, они бы предупредили, будь оно не в силе, — рассудила Каринка, после почти получасового лежания с открытыми глазами и глядения ими то в потолок, то в едва освещаемое луной и старым фонарём окно. — Тогда спать». В этот раз в сон-антимир она падала долго. Каринка чувствовала себя Алисой, которая провалилась в кроличью нору и теперь летит и летит вниз, а вокруг неё кресла, полки с чайными сервизами, странные картины, игральные карты… Каринка даже задумалась, с чего это вдруг она сегодня добирается в антимиры именно таким способом, но ни к чему прийти не успела: немного больно шлёпнулась на мягкий красный ковёр-дорожку у лестницы внутри всё того же странного дома, где каждый этаж соответствовал какому-то веку. Каринка поднялась, отряхнулась, поправила платье, не пойми откуда взявшееся, к слову, тоже голубое, как у уже упомянутой Алисы и села на ближайшую же скамеечку, обитую синим в серебряную звёздочку бархатом, нахмурилась. Кажется, встречать её не торопились. И вот как это понимать? Каринка не любила, когда люди не выполняют договорённости, тем более что такие вот посещения других измерений отнимали немало сил, а выспаться хотелось. «Благо, суббота, и время у меня всё-таки будет», — философски рассудила Каринка и вздохнула. Сидеть и ждать было не так-то весело. Тут ей на глаза попалось панно, сплошь исписанное какими-то непонятными словами то ли на латыни, то ли ещё на каком-то языке, состоявшее из таких же серебряных звёзд, как и скамеечке, правда уже соединённый тоненькими линиями. «Наверное, это карта местного звёздного неба, — решила Каринка. — А ну-ка!» и принялась рассматривать. С четверть часа она увлечённо сличала антимирные созвездия с земными, как вдруг раздались шаги. Каринка насторожилась. Доселе она ещё не встречала именно тут ничего плохого, но мало ли что может появиться? Тем более что Аррн и Рран говорили ей о каких-то существах… Савенах, кажется. «Хотя, наверное, они вышли из этого самого Зазеркалья, о котором рассказывал Дмитрий Всеволодович. Не иначе, — вдруг подумала Каринка. — Здесь для них слишком хорошо». Тут наконец из тени показался невысокий человек, в котором Каринка с облегчением узнала Есения. — Напугал! — рассмеялась она, поднялась навстречу, ответила на неловкие объятия. — Я уж думала, смерть за мной пришла. Тут не то чтобы очень светло, ещё и место такое… — Не шути так, не надо, — вдруг серьёзно попросил Веснянкин. — Место и правда, как ты выразилась, такое. Оно всё слышит и чувствует. — А что это вообще? Я так и не поняла до конца, — поинтересовалась Каринка. — Здесь астрал тоже… Выходит на поверхность. Правда в антимирах это менее болезненно и страшно, менее опасно. Мы и сами в каком-то смысле астрал. А астрал — мы. Я так и не понял до конца, как он с антимирами соотносится, — отозвался Есений и подвинулся к ней. — Мне всегда почему-то очень страшно об этом думать. — Он явственно вздрогнул, съёжился, сгорбился, словно напуганный ребёнок в углу. — Мне вообще страшно думать о том, что есть Вселенная. Она такая большая. Поглотит и не заметит. О ней нельзя знать всего. Не невозможно, а именно что нельзя: она рассердится, если кто-то проникнет в её тайны. — Да и не надо знать всего. Ты сам говорил, — кивнула Каринка, нахмурившись. — Да, страшно. — Верно, — кивнул Веснянкин и вдруг пронзительно посмотрел на неё, замер, а затем резко обнял, утыкаясь носом в плечо. — Ты ч-чего? — тихо спросила Каринка, пытаясь отправиться от такой неожиданности. — Ты мой первый друг, — пробормотал Есений куда-то ей в ключицу. — Никто ещё не относился с таким уважением и вниманием к моим словам. Даже родители. Папе некогда, да и видимся мы не так часто, а мама слушает в пол-уха: она вечно что-то по дому делает, думает о своём, о домашнем, куда ей запоминать? — А… — Это прозвучало жалко, но ничего толкового Каринка ему ответить не могла. А потом подумала, что и не надо, наверное. Иногда нужно было и помолчать. Так они просидели довольно долго, во всяком случае, время стало вязнуть, и Каринка отчётливо это почувствовала. Ей сделалось слегка неуютно, но ни пошевелиться, ни хотя бы нарушить тишину она не посмела: побоялась, что заденет или обидит этим Есения, что спугнёт его. А это делать было никак нельзя. — Кто-то идёт, — вдруг произнёс Веснянкин, прислушался. — Да, точно. Поднимается по лестнице. Опаздывает уже почти на час. — Прости? — не поняла Каринка. — Аррн за печенье рассказал мне, что тебе назначена встреча сегодня, я и решил составить компанию, — немного смущённо пояснил Есений. — Но это точно не Дмитрий Всеволодович. Он хоть и кажется рассеянным, но всегда приходит точно в срок. А это… И не Адам Адамович, тот обычно сам обо всём предупреждает. Ну и тоже вовремя появляется, конечно. — Он задумался. — А кто ещё к тебе может прийти? Ну не Теодор Жан, правда же? И они неожиданно сами для себя хором рассмеялись. На душе стало легко и спокойно. Тем временем шаги стали громче и ближе, тень колыхнулась, и, словно бы раздвигая её, перед Есением и Каринкой возник приятный черноволосый мужчина с необыкновенно яркими синими глазами, глубокими и очень живыми, коротко улыбнулся, на мгновение приложил руку ко лбу, едва поморщившись, вздохнул, склонил голову в знак приветствия. — Иоганн Эрнст Рогге, сказитель прошлых жизней, — представился он. — Полагаю, вы обо мне не слышали, но Дмитрий Всеволодович настоятельно просил, чтобы я с вами повидался. — Здравствуйте, герр Рогге, — вежливо поздоровался Веснянкин. — А не рано ли? Карина только учится по снам ходить, мало ли что случиться. — Дмитрий Всеволодович говорит, что госпожа Семиградская способная, — после недолгих раздумий отозвался тот. — Разве не так? — Поглядел на Каринку изучающе, с искренне любопытством. — Да, но научиться падать в сон можно, если есть к тому наклонность, ходить по ним просто, тем более Карина пишет, у неё хорошее воображение. Помогает достраивать антимиры и взаимодействовать с ними. Но прошлые жизни… — немного взволнованно заговорил Есений. — Я не буду ничему учить, я только посмотрю, — мягко возразил ему Рогге. — Не бойтесь, Есений, никуда ваша подруга от вас не денется. — И на том спасибо, — немного недоверчиво ответил тот. — А где вы были? — Ходил к Гойе, понадеялся его сегодня застать, чтобы расспросить кое о чём, и не прогадал, — отозвался Рогге. — Он редко у нас появляется, его прошлые жизни и те, что он видел, крайне ценны, так что наша встреча — большая удача. — Что верно, то верно, — согласился Веснянкин. — И он не против? Помнится, раньше он был более нелюдим. — Я его… Как же это по-русски… Заговорил зубы? Уболтал? Не совсем то, но сойдёт, — пояснил Рогге, улыбаясь. — Отвлёк, — машинально подсказала Каринка. — Ой… — Спасибо. Точно, отвлёк и узнал то, что нужно было, — кивнул Рогге, обрадовавшись нужному слову. — Это касалось нашего дела, так что деваться было некуда, — обратился он к Есению. — Ох… Ну да, тут либо пан, либо пропал, как любит говорить мама, — согласился Есений. — Герр Рогге был моим учителем. Мне в детстве снились всякие странные сны о давних временах, и родители думали, что я тоже… Вижу. Я провёл в Обители два года, но, как оказалось, впустую. Это были лишь отголоски, что истинным талантом по сути не является. — Пояснил он ничего не понимающей и удивлённой Каринке. — Вы замечали то, что в силу возраста и мышления не замечают взрослые, — произнёс Рогге доброжелательно. — Но техническая магия вам правда даётся лучше. — Я стараюсь, — покраснел Веснянкин, нащупал Каринкину руку и сжал её, пытаясь справиться с эмоциями. Рогге будто бы не обратил на это внимания, видно, из природной вежливости и теперь с искренним интересом рассматривал панно, ожидая, когда Есений с Каринкой обдумают всё сказанное и придут в привычное состояние. — До чего любопытные нынче звёзды! — сказал он наконец. — Давно таких не видел. Что ж, пойдёмте. Пора в Обитель.***
Обитель сказителей прошлых жизней оказалась тихой и светлой, даже чуточку призрачной: во всяком случае, так Каринка её ощущало. Всё здесь словно немного застыло во времени, укрылось приятным белёсым туманом и уснуло. Каринка старалась ступать бесшумно, чтобы ненароком не потревожить это место и заметила, что Есений делает то же самое, правда без особых усилий. Видимо, привык ещё с тех времён, когда учился тут. Герр Рогге же, казалось, плыл над полом призраком: его шагов не было слышно вовсе. — Это обитель, нам дали её когда-то, чтобы мы могли спокойно обитать тут и не бояться ничего. Мои братья и сёстры живут не здесь, а в Доме, что находится в северной части Обители. Это Верхний Храм, тут мы обычно собираемся, чтобы работать. Есть Нижний Храм, но им уже давно не пользуются, он нам достался от предыдущих сказителей, — рассказывал он шёпотом. — Они верили, что там им может прийти откровение. — Но ведь это значило, что они сойдут с ума, — пробормотала Каринка. — Разве нет? — Они считали это даром. Да и в путешествиях по астралу это не слишком-то ощущается, — мягко пояснил Рогге. — Вам ведь Дмитрий Всеволодович о нас рассказывал? Что ж, он неплохо вводит в курс дела, но всего до конца не знает, поэтому из его уст это звучит страшно, но для нас это всё немного иначе. К жизни начинаешь относиться философски, когда проживаешь тысячу таких. Не разом, а друг за другом. Это как круговорот воды: она течёт, отправляется паром в небо, а потом возвращается обратно в землю, чтобы где-нибудь забить источником и течь вновь. Каринке почему-то стало жутко от такого сравнения, но виду она не подала, только кивнула, нахмурилась. Ей всё ещё было всех их жаль, но такое понимание земного бытия наталкивало на мысль, что, верно, сказителей всё устраивает, ведь для них оно смотрится несколько иначе. Так, что для них это гораздо легче и привычнее, чем всю проживать жизнь так, как делают это прочие. — А зачем надо меня смотреть? — всё-таки спросила Каринка, когда они дошли наконец до просторного зала с книжными шкафами, целиком заполненного книгами. Семиградская застыла на пороге, огляделась и с неприятным, грызущим изнутри чувством поняла, что уже была здесь в том самом страшном сне. Каринка узнала в этом библиотеку душ. — Не бойтесь, со мной и Есением вам ничто не угрожает, — успокоил её Рогге, заметив волнение. — В неуправляемом сне, конечно, тут бывать опасно: затянет и обратно уже не пустит, а так… Всё хорошо. Они прошли к одному из столов, и Рогге усадил Каринку в глубокое кресло, сам устроился напротив, достал из ящика синюю тетрадь в твёрдом переплёте, раскрыл, взял со стола ручку. — Есений, ты тоже смотри внимательно, чтобы я ничего не упустил, — попросил он. — Так вот, Дмитрий Всеволодович попросил меня о помощи, чтобы понять, какие способности у вас были прежде и что такого в вас увидел Александр Эрнестович. Мы в вас уверены, но порой лучше заранее знать всё, чем потом столкнуться с неприятностями. — Да что там может быть? — пожала плечами Каринка. — Вряд ли я была ведьмой или там, я не знаю, жрицей условной Весты. — Вот и узнаем, — улыбнулся Рогге. — Смотрите мне в глаза и не думайте ни о чём. Освободите голову ненадолго, мне понадобится минута, не больше. Насчёт три. Раз, два… Каринка послушалась, заставила себя утихомирить мысли и замерла. На слове «три» её будто бы стало клонить в сон, и вдруг в немного вязнущем сознании медленно возник непонятный круговорот. То старые каменные дома и ночь, мужчина в белой сутане и чёрном плаще, с крестом на груди, то яркий зал с тысячами свечей, люди в камзолах и масках, гул голосов с улицы, то взрывы и серое небо, самолёты и гудящая сирена. Потом картинки замелькали ещё чаще, пошли вразнобой. Колизей, Сикстинская капелла, замок в горах, площадь и деревянный помост, серые коридоры, железные прутья решётки, огромная площадь и белокаменный Кремль, образа в церкви… — Всё, всё, иди сюда, — раздалось над ухом ласковое и смущённое бормотание Есения. — Всё хорошо, ну что ты? Каринка, ну не реви ты! — Он осторожно утёр слёзы, которые Семиградская ощутила не сразу. А как ощутила, то и не поняла, откуда они взялись. — Простите, вспоминать всегда неприятно. Надеюсь, вы ничего не осознавали, этого вам точно не надо, — тепло произнёс Рогге, не поднимая глаз от тетради, в которую теперь что-то записывал. — Это всё? — тем временем взволнованно спросил Есений. — Вы увидели то, что хотели? — Да, да, — можешь не беспокоиться, — мягко сказал ему Рогге, улыбнулся. — У вас крайне заботливый кавалер, — обратился он к Каринке. — Дорогого стоит иметь такого друга. Каринка вдруг задумалась над его словами, даже слёзы утёрла, вцепилась в руку Есения. Друга… А друга ли? Они ведь были знакомы всего ничего да и сошлись при обстоятельствах странных и несуразных. И всё же… Есений следовал за ней по пятам, они легко нашли общий язык и могли часами говорить о всяком-разном. Да даже Эжен с Леной сказали, что в целом их всё устраивает, пусть и ходили за Каринкой хвостом, стараясь выдерживать достаточно почтительное расстояние, чтобы не быть замеченными. Да, друг… Есений был очень добрый, простой и понятный, очень заботливый и по-своему ласковый, вовсе не заносчивый, не вредный, не самовлюблённый… Совесть запоздало напомнила Каринке, что судить по одёжке неправильно и что Теодора Жана она толком не знает, а потому ничего такого говорить и думать вообще-то не должна. Каринка нехотя с совестью согласилась: не стоило ей так цепляться к Теодору Жану, пусть и исполненному природной вредности. «Этого у него не отнять, — ехидно ответила Каринка тут же подступившей обратно собеседнице и была такова. — Всё хорошо, не волнуйся, — немного хрипло сказала она Есению, прижалась, хотя в глубине душе искренне этого стеснялась: боялась, что не так поймёт, хотя, верно, ему бы хватило воспитания не подать виду. — Это правда неприятно. Помню, я проплакал несколько часов. Я был совсем маленьким и не понимал, что к чему, да и жизни попались не самые весёлые, помню, меня долго не могли успокоить, — поделился Веснянкин и крепко обнял её, уткнулся носом в плечо, но совершенно по-детски, как младший брат. Каринка вздохнула. Кое-что в антимирах всё-таки было неправильно. Она перехватила мягкий изучающий взгляд Рогге и вдруг спросила: — А вы… Кем вы были в прошлой жизни, герр Рогге? Тот ответил не сразу, немного помолчал, а потом с горьким вздохом произнёс: — Сказителем. Терпеть не могу циклические мифы. И только когда Каринка и Есений распрощались с ним и вышли на улицу, до неё дошёл смысл сказанного. — И как он с ума не сошёл? — тихо пробормотала она. — А он сошёл. Он носит в себе все эти жизни, они часть его, они целое с ним и они камни, на которые он развалился. Он сам по себе камень и руина, маленький валун с большой горы… Но он понимает это совершенно иначе. Герр Рогге удивительный человек и… Ему и так хорошо, кажется. — Но мифы… — начала было Каринка, но Веснянкин покачал головой. — Все мы иногда чуточку сожалеем, правда? — отозвался он. И вдруг крепко сжал её ладонь. — Я с тобой, — прошептала Каринка. — Не бойся, ладно? Всё, что было — в прошлом. А мы с тобой в настоящем, понимаешь? Есений ничего не ответил, только улыбнулся. Светло и легко.