Вокруг было темно, но Ася вовсе не удивилась: темно должно было быть по закону жанра. Если бы она во время очередной передряги попала в место, где ярко светило солнце и летали бабочки, то даже оскорбилась бы. Хотя… Нет, лучше уж к бабочкам. Ситниковой упорно казалось, что она словно заглядывает за занавеску, за кулисы, за едва приоткрытую дверь, да даже не заглядывает, а подглядывает. Она почувствовала себя неуютно, стыдно, но деваться ей было уже некуда: позади — только кромешная темнота, с белеющими измученными лицами. Когда глаза немного привыкли к отсутствию любого освещения, измученные лица превратились в жуткие, и принадлежали они каким-то статуям, если не бюстам. Или не совсем бюстам… Определить было тяжело, ведь столько разного хлама — пардон, антиквариата — не нашлось бы даже в Асиной комнате, хотя она тащила всё, что плохо лежало. Вокруг царила полутьма, и лишь кое-где горели кривые свечи на чёрных то ли от копоти, то ли от времени подсвечниках.
В середине зала стояли двое. Они что-то бурно обсуждали на булькающем и клокочущем языке, махали руками, порой кричали, словом, страшно спорили. Один из них был высокий, то ли в каких-то перьях, то ли в шерсти, то ли просто в плаще, но ярко-рыжие волосы игриво поблескивали медью в тусклом свете свеч, свеч ли? — Ася не знала, — а второй — тоже высокий, но тощий, больше напоминавший скелет. Сероватую кожу словно натянули на кости, а то ли русые, то и седые (в полумраке тяжело было понять: до того спокойный был цвет) волосы торчали во все стороны. Он всё крутил головой туда-сюда и то и дело принимался ходить из то одного конца зала в другой, то и вовсе по кругу, уже дважды прошёл мимо Аси, но её почему-то не заметил. Вдруг он нечаянно задел один подсвечник, и тот опасно закачался, по стенам заплясали тени. Незнакомец досадливо фыркнул, а его белёсые глаза уставились прямо на Ситникову. Ну конечно, он и не мог её заметить. Он был слеп. Правда почему же не заметил рыжий?
Однако Ася оказалась не единственным зрителем: в одном из углов она увидела кого-то, тоже, вероятно, подглядывавшего. А может, и не подглядывавшего… Он сидел в тени, глубоко в кресле, что даже не сразу и увидишь. Зритель носил высокий цилиндр, причём снимать его в помещении, как и подобает, не торопился, в пальцах сжимал зачем-то крепкую трость, почти как у Петра Павловича, а в другой руке держал пузатую чёрную бутыль, из которой то и дело прихлёбывал. Рядом, на небольшом столике, стояла пепельница с почти выкуренной сигарой. Незнакомец улыбнулся Асе широкой белоснежной улыбкой, больше напоминавшей звериный оскал, и помахал рукой, прежде чем картинка начала сужаться, как в старых мультиках. Асю словно вытолкнуло из-под воды — резко и с неразборчивым, булькающим шумом. В какой-то момент, даже показалось, что её вытягивают чьи-то сильные руки, но прежде чем всё исчезло, до Ситниковой донеслось задумчивое:
— А с этим можно и поработать… Хороший материал, хороший.
Яркий свет резанул по глазам, и конец фразы уже донёсся через раздражительный звон в ушах.
— Ася! Господи, Ася! Ты меня слышишь?! Святые мои седины, ну не ребёнок, а какое-то наказание!
Глубокий, судорожный от непонятного страха вдох обжёг лёгкие, и Ситникова, вскочив со скамьи и запнувшись то ли о ножку скамьи, то ли о свою же ногу, едва не повалилась на могилу напротив. Она была всё там же, на Новодевичьем кладбище. Вот даже виднеется из-за деревьев бюст на могиле Аллилуевой. И как будто ничего не изменилось, только всё немного плыло и путалось, но… Ася же видела, она же… пряталась, сидела… где-то. .
— Ох была бы ты парнем, я бы тебя так тростью отходил, — то ли в голове, то ли нет прозвучал слабый голос Князя. Ситникова повернулась в его сторону и обмерла: тень сейчас стала куда чётче, а на лице удавалось проследить искренний страх, смешанный с таким же негодованием. Да и вообще разглядеть лицо Петра Павловича днём, не на другой стороне, казалось чем-то из области фантастики.
— Не бей меня, я тебе ещё пригожусь, — заблеяла Ася, виновато глядя на него.
— Не хотел бы я знать, как, — проворчал Князь.
— Ну зато мы удовлетворили наш научный интерес и узнали, что могут показывать здешние духи. Могу сказать сразу: ничего приятного.
Была у князя Разумовского (да и у всего рода, если верить его словам) одна незаменимая черта: они никогда не старались выведать что-то, если пахло жареным. Правда Ася, знавшая Петра Павловича далеко не первый год, могла с уверенностью сказать, что это чистой воды ложь. Выведал бы, всю душу вытряс, но выведал бы. Просто сейчас куда важнее оказались «святые седины». Но ничего, Ася и сама не хотела бы вспоминать об увиденном, потому что такое и в диком угаре вряд ли померещится.
— Вы хотите быть богатыми? — раздалось откуда-то из-под земли, да так неожиданно, что Ситникова чуть не присела обратно на скамейку. Ту самую.
— Не бедствуем, — брякнул от внезапности Князь, и Ася даже была готова согласиться, ведь сразу узнала голос.
— Как это не хотите? Конечно хотите!
Из-под земли — буквально из-под земли! — высунулась голова в высоком чёрном цилиндре. Кожа была смуглой, но на лице пугающе белела маска, напоминающая череп. Постепенно показались шея, плечи, и вскоре над Асей и Князем возвышался очень высокий мужчина. Ситникова, оказавшись в его тени, жалобно икнула и спряталась за Петром Павловичем, который сохранял полнейшее спокойствие, хотя, вероятно, уже всё-таки решил, что настучит воспитаннице тростью по спине.
Ася же сразу узнала и жуткого незнакомца в чёрном фраке, крутившего в руках трость, и набалдашник в форме крокодильей морды мерцал малахитом на свету. Это его Ася видела в том странном месте. И это ему принадлежала непонятная фраза про «материал».
— Как это вы не хотите? — повторил незнакомец, тараща свои чёрные глаза.
— Ну вот как-то так, — растерянно развела руками Синикова, всё также прячась за спиной Князя.
— Что, вообще нет?
— Вообще нет.
— Да? Ну ладно. — Лицо удивлённо вытянулось, а потом резко приняло смиренный вид. — Я хочу вам кое-что предложить.
Асе упорно казалось, что где-то она это уже слышала, и, судя по лицу Князя, он тоже испытывал не самое приятное дежавю. «Свидетель Иеговы», — ехидно подсказал кто-то. Или, может, послышалось? Но да, это и впрямь напоминало нечто схожее. Даже вид стал такой заискивающий, а чёрные глаза пристально изучали Ситникову, от чего та вздрогнула.
— Меня мама учила не разговаривать с незнакомыми дяденьками, — попыталась использовать уже сработавшее раз оружие Ася, но не тут-то было.
— Так мы можем познакомиться, — воодушевлённо предложил незнакомец, но тут очнулся Князь и уверенным движением толкнул Асю себе за спину уже целиком, как полагается, и натянуто улыбнулся.
— Я возражаю, — неприятным тоном произнёс он и увереннее перехватил свою трость с позолочённым набалдашником.
— Но… — хотел было возразить в ответ мужчина в маске, но тут он дёрнулся, покачнулся и с руганью исчез обратно в свою кроличью нору. Ситникова даже придвинулась поближе к дыре и попыталась в неё заглянуть, но затылком почувствовала тяжёлый взгляд Петра Павловича. Отошла. А то ну точно тростью получит.
— Что это было? — тихо спросила Ася, пытаясь отойти от шока. Да и отвергнутое предложение разбогатеть теперь теперь ласково душило её огромной жабой.
— Недоразумение, — с хорошим чувством момента отозвался Князь, кажется, вполне искренне занятый подсчётом у себя новых седых волос. А лучше бы считал упущенные миллионы!
Из-под земли, ровнёхонько из того места, откуда ещё с минуту назад выглядывала странная и страшноватая голова, послышалась уже знакомая и чуточку обиженная ругань.
— Уходим, — тут решил Князь и потянул Асю за собой. Той оставалось лишь подчиниться. Да и просто оставаться в этом… этом… притоне, а не кладбище больше не хотелось, поэтому Ситникова засеменила за решительно шагающим Петром Павловичем. И он был так грозен, что тени, заметив его высокий силуэт, разбегались по могилам и прятались.
И всё-таки у Аси вопросов накопилось на целый астрал.
— И что это было? — тихо спросила она, ровняясь с Князем.
— Не знаю, — буркнул Разумовский, и сразу стало понятно: знает.
— Да? Очень жаль, — вздохнула Ситникова и тут же полезла за смартфоном, преданно ждавшим своего часа в кармане брюк. — Тогда надо у Сони спросить, она-то точно что-нибудь да смыслит.
— Ну ты старого Князя со счетов-то так сразу не списывай. Может,
что-нибудь и вспомню. — Его лицо приняло такой вид, будто Пётр Павлович являлся хранителем всех тайн мира, поэтому ему нужно много времени, чтобы вспомнить нужное. Но Ася-то знала, что это больше для виду.
— Так что там происходит? — осторожно уточнила она, когда молчание неприлично затянулось.
Князь вздохнул, указал на пустующую скамейку в тени, подальше и от людей, и от духов. Они сели.
— Что происходит? — переспросил Разумовский. — Хотел бы я знать… Слышал, что они уже давно там что-то делят…
— Они? Кто «они»?
— Ну… Друзья друзей, — немного невпопад ответил Князь.
— Мафия — это Сонина тема. Ей-Богу, она когда-нибудь найдёт себе дона, — машинально отозвалась Ася.
— Если уже не нашла, — заметил Князь ехидно.
— Да не дай Бог. Так кто эти таинственные они? Ты не юли, а то я ведь всё-таки хочу быть богатой.
Пётр Павлович тяжело вздохнул. Так тяжело, что кто-то с сочувствием вторил ему с ближайшей могилы.
— Да все. Знаешь, вот было всё спокойно, живи себе… Хм… На том свете и радуйся, а тут началось… Все как с цепи сорвались. Я политику ещё при жизни невзлюбил, да и теперь держусь от неё подальше, но тут даже меня задело… отголоском, правда, однако и этого хватило. — Ася внимательно посмотрела на Князя, пытаясь понять, как, а главное, к когда его успело задеть. — И самое страшное в этой войне, что там не две стороны, не три, а многим больше…
— Война всех против всех?
— А Гоббса я тебе читать не давал!
— Да ну… — обиженно надулась Ася. — Я и без Гоббса знаю, что оно такое есть. Князь, слушай… А расскажи мне о другой стороне.
— Это астрал вообще-то называется. — Из соседней могилы высунулась голова чьей-то тени, но юркнула обратно, поймав грозный взгляд Петра Павловича.
— Да как будто ты сама не знаешь, что там творится, — пожал плечами Разумовский.
— Знаю, но не до конца. Я же вижу только тени, изредка слышу, чувствую тех… Настроение, что ли. Но не больше. Расскажи. Неприятно знать что-то лишь урывками.
— А как же познание и самопознание? — На губах Князя расцвела тонкая, гадкая ухмылка. Расцвела и тут же исчезла, взгляд его стал серьёзен. — Только обещай мне потом не делать глупостей, а то я ж тебя знаю. Сама побежишь, и Соню потащишь.
Вопрос «Кто кого потащит» оставался открытым.
— Я постараюсь… — уклончиво ответила она.
— Бессовестная, — то ли вздохнул, то ли усмехнулся Князь. — Ну слушай. Астрал — это… Это как многоуровневый мир. Здесь, среди людей, ходит много сказок про то, что миров не один, а много, и все они располагаются в определённом порядке. Явь, Навь, Правь… Загробный мир Египта, Аид и Олимп… Ближе всех оказались скандинавы с их Иггдрасилем и девятью мирами, но даже это не совсем то.
— А что «то»? Куда больше-то?
— Бесконечно. — Пётр Павлович пожал плечами. — На самом деле, никто не знает, сколько этих уровней в действительности. Слышал, что кто-то брался считать, но ничем хорошим это не заканчивалось. Это как считать звёзды на небе, понимаешь? Наверное, астрал расширяется, как расширяется вселенная, и каждый раз в нём появляются новые уголки. — Князь сделал паузу, видимо, обдумывая, что и как сказать. — Так вот, я знаю всего о нескольких: о том, где обитают большинство душ моего порядка, о том, что пониже — там живут страшные сущности, злые, но слабенькие, они вряд ли могут причинить серьёзный вред. Есть уровень повыше — там тоже много этих существ, но уже гораздо сильнее, я слышал, там край библейских демонов. А есть уровень богов. Я не был нигде, кроме своего, но слышал, что есть те, кто может путешествовать по ним, как по этажам. Это редкая способность для простой души.
— А бывают непростые? — спросила Ася, которая одновременно желала такого дара, но боялась его. Ей безусловно было интересно посмотреть на обитателей других уровней. А вдруг они и по-разному выглядят?
— По-разному, по-разному, — раздалось со стороны всё той же могилы.
— Да ты помолчи ты, — гаркнули с соседней. — Послушать не даёшь!
Князь вежливо проигнорировал эти переговоры, сделал театральную паузу и продолжил.
— Конечно, есть. Например, у нас по астралу байка ходит о рыцаре-крестоносце… Говорят, разбудило это войско Христово силу тёмную и до того момента неизвестную или скорее забытую. Знаешь, как это бывает, шли спасать Гроб Господень, а открыли Ад.
— Ад? — немного испуганно уточнили со стороны могилы. — У нас тут и так не курорт, а сейчас ещё Ад свалится.
— Свалится-свалится, я сейчас точно встану и всыплю.
— А они мне кого-то напоминают… — задумчиво проговорила Ася.
— С чего бы вдруг, — с ядом прошипел Князь, который в душе явно всё ещё хотел надавать тростью по спине. Но его лицо стало неожиданно спокойным, даже безэмоциональным, и он продолжил: — Так вот, крестоносцы разбудили древнее зло, из-за них в мир вырвалось множество демонов. Правда до поры до времени они собирались с силами, примеривались, а в это время неверные били верных и наоборот.
— Хорошо-хорошо, я учила историю. Давай ближе к делу. — Ситникова с нетерпением смотрела на Петра Павловича. Ей так хотелось уже узнать про «непростые» души, а не про то, кто кого бил и кто сидел в пустыне.
— Да какая ты нетерпеливая, — цокнул Князь. — Хорошо, дело было во времена Третьего крестового похода. То ли произошло это возле Яффы — мы с тобой как раз были там, — то ли где-то поблизости с ней, но суть в том, что где-то там стоял гарнизон этих господ в блестящих доспехах. Мавров, как их тогда называли, оттуда выбили и теперь пировали на крови, а точнее пили, гуляли и предавались… Гм, тебе это ещё рано знать. Так вот, среди них был один рыцарь…
— Крестоносец, я помню, — закивала Ася. — И?
— Он не разделял общего веселья да и вообще казался какой-то странный, — продолжал Князь.
— Убогий, — любезно подсказали из могилы.
— Я сейчас тебя убогим сделаю, — ласково пообещал Князь. — Словом, однажды ночью этот рыцарь вышел за стены города, в пустыню.
— А там? — затаив дыхание, прошептала Ася.
— Жабы после дождя, — крякнули из могилы, из-за чего Ситникова аж подпрыгнула от обиды. И пол-кладбища вместе с ней. Такой момент! Такой момент!
— Нет, ну сейчас ты у меня сейчас сам жабой запоёшь. — Из могилы встала тень и направилась в сторону той, откуда постоянно доносился неугомонный и бодрый голос, которому теперь явно не поздоровится.
Князь тоже остался недоволен тем, что ему испортили такой драматичный момент, вздохнул и продолжил немного уныло:
— А там песчаная буря. Демоны, знаешь ли, разбушевались, а тут к ним живая душа сама пришла. Да и какая! Говорят, что он был из таких же, как и ты, из видящих. Так они через него всем своим шабашем и пролетели. Вот после этого бедняга совсем умом тронулся. Да и люди его побаиваться стали: лицо всё изуродованное, смотрит волком, видит… Всякое — хоть самого в бесы записывай. И, похоже, что правда жутким он стал, раз от него и все святые отвернулись.
— Прости? — не поняла Ася. Но Князь уже встал, поправил модный клетчатый пиджак (оговорить его надеть мундир стоило больших усилий).
— Хватит с тебя на сегодня историй, — проговорил он и гадко усмехнулся, смотря куда-то за спину Ситниковой. — Да и не будем здешним мешать выяснять между собой отношения.
Под выяснением отношений имелись в виду возня и жуткая ругань. Похоже, многим «жителям» Новодевичьего захотелось заставить петь жабой надоедливого соседа. А вдруг он им так каждый день мозг выносит? Да не дай Бог, конечно… А то так ведь и правда озвереешь и на воспитанных и не очень людей кидаться начнёшь.
Ася поспешила за же удаляющимся Князем, ведь без него тут всё равно было опасно. Мало ли кому тут ещё понравится «чудесный ребёнок».
— А что случилось с рыцарем?
— Он стал видеть и другие уровни астрала, — отозвался Пётр Павлович.
— Нет, это-то я уже поняла, — нетерпеливо отозвалась Ася. — Я… Ну… В целом, что ли?
— Сожгли на костре, — ответил Князь с таким видом, будто у них каждый день кого-нибудь на костре сжигают.
— Чудесная концовка. Просто обзавидуешься.
— А она у всех сноходцев, провидцев, видящий и прочих ударённых-одарённых одна, — остановившись, с неожиданной злостью проговорил Князь. — Поэтому я раз за разом прошу тебя никуда не лезть.
— Но… — пискнула Ситникова, но Пётр Павлович отмахнулся.
— Прости, не бери в голову. Это так, мои заботы.
Хотела Ася сказать, что думает об этих заботах, после которых у неё самой прибавляются астральные седые волосы (для реальных была школа), но решила, что и правда хватит с неё сегодня историй и приключений. К тому же Разумовский действительно любил её и Соню, всегда заботился и спасал от неприятностей.
И стоило только подумать о неприятностях, как на выходе Ситниковой вновь померещились красный платок и рыжие волосы, поэтому домой пришлось бежать так, что только сверкали пятки. А Князь говорил, а Князь предупреждал.
***
Пётр вновь превратился в невидимого духа, как только Ася переступила (хотя скорее перелетела) черту Новодевичьего кладбища. Он был рад, что приключение закончилось, а ребёнок вскоре будет в безопасности, и никто к нему не пристанет со специфическими предложениями. К слову о предложениях… Разумовский узнал этого ненормального в цилиндре. Да и не узнать было сложно: в астрале — и не только тут — личность известная. Правда известная далеко не в самом благоприятном свете. Поговаривали, что стоит ему только заинтересоваться — всю душу выпьет, пока своего не получит. И очень уж Пётр боялся, что Ася может привлечь внимание таких сомнительных господ.
А потом он посмотрел на зверёныша, который ехал в метро тише мыши, и с отчаянием решил, что да. Может. Может, даже ничего не делая.
Зато после бездумного клацанья по экрану смартфона и пешей прогулки от метро до дома, зверёныш превратился в детёныша, причём не очень воспитанного, хотя Пётр пустил в бой все свои знания и умения. Даже, будем честны, так называемые родители (отеческая ревность не отпускала ни на минуту) тоже постарались. Школа, и та вложилась. Но воспитанность пропадала, как только Ася оставалась в доме одна. А старый Князь так, невидимая мебель.
Как только Ситникова переступила порог комнаты, она кинула сумку под стол, а сама плюхнулась на кровать и тут же достала приснопамятный смартфон. Пётр тяжело вздохнул, сел рядом и заглянул в экран. Там уже замаячило довольное, немного ленивое и загорелое лицо Сони. Вот Разумовский тоже предпочёл бы сейчас отдыхать на море и лечить нервы. И почему только отказался от такого выгодного предложения? Но потом он посмотрел на Асину макушку, и ответ пришёл сам собой.
А потом Пётр с ужасом понял: пришло время для семейного совета, неизменно превращавшегося в «бабскую болтовню», как его обозвал Разумовский, у которого уши закладывало от беспрерывного щебетания. Пришло время семейного совета, а он не успел убежать. Пришло время… Но было уже поздно.
— Итак, ты всё-таки вспомнила обо мне, — голосом дона Корлеоне проговорила Соня, развалившись в светлом кресле.
— Да я о тебе и не забывала, — виновато пробурчала Ася. — И вообще, я утром писала. А потом у меня нарисовались… — Она хотела сказать проблемы, но вовремя передумала. — Нарисовались кое-какие делишки.
— Я на море задержалась. Плавали к другому берегу кратера, — пояснила Соня: их пляж располагался как раз на месте уже упомянутого кратера древнего вулкана и приятно радовал остатками застывшей лавы. Вот старому Князю бы там поплавать, косточки погреть… А он всё по старым особнякам да кладбищам. Даже обидно! Хотя мотайся Ася по сомнительным местам одна, то ещё неизвестно, чем бы всё закончилось. А то ходят тут всякие… Пётр поморщился, отгоняя дурные мысли, мягко коснулся Асиных волос.
Она, конечно же, не почувствовала.
— Осторожнее там, — тихо попросила Ситникова, и в голосе промелькнула тоска: разлука с Соней, пусть и не такая долгая, её тяготила. Пётр провёл по плечу, стараясь поддержать и утешить, но Ася лишь дёрнулась и всего лишь почесала то самое место, где мелко дрожала рука Разумовского.
Нет, всё равно не почувствовала. Вернее почувствовала, но не то. Похоже, днём Князь вынужден играть роль зрителя. Пора бы уже привыкнуть, но почему-то на душе было погано. Посидеть чёрной жуткой тенью можно… Да зачем пугать девчонок? Он лучше так, тенью.
— Да куда я денусь, — фыркнула Соня, вальяжно потянулась. Взгляд её сделался подозрительным, но лишь на секунду, потому что через другую она испуганно дёрнулась, подобрала ноги. — Да твою-то мать!
— Пауки? — участливо уточнила Ася.
— Я бы сказала, кто они, да матушка услышит, — прошипела Зимина. — Ась, меня обижают. — Она насупилась, надула губы, сделавшись похожей на расстроенного и рассерженного ребёнка. — Ну вот что ты улыбаешься? Ну Ася.
Ситникова и правда улыбалась, глядя, как подруга напряжённо куда-то смотрит, вероятно, пытается разглядеть где-то несчастного паука. С ни в чём неповинными восьминогими у Сони отношения не вышли от слова совсем: в детстве в неё кинули резинового паука на верёвочке, чем до смерти напугали.
— Ты такая миленькая становишься, — проурчала Ася. — Так бы и потискала.
— Ути божечки. — В исполнении Сони это звучало совершенно прекрасно, и Князь невольно улыбнулся, садясь на край кровати. — Ну, а ты где была? Я тебе звонила, между прочим, а мне «Вне зоны доступа сети. Вне зоны доступа сети». Всё-таки решила попробовать убежать в лес?
— У вас такой лес, что лучше бежать от него, — возмутилась Ася.
История про лес по праву можно было назвать легендарной. Дача Зиминой находилась совершенно в другой стороне, нежели бывшая усадебка князей Разумовских, но славилась соседством с военным полигоном и лесом, поэтому на учебные выстрелы артиллерии в ночи уже и не реагировали. Но вот что касается леса… Нет, тут всегда было что-то такое… Мистическое, как сказали бы девочки. Как сказал бы Пётр, лучше опустить, потому что в приличном обществе так не выражаются. На самом деле лес был болен. Настолько, что леший предпочёл перебраться в другую часть, ту, что посветлее. В глубоком овраге зияла астральная дыра: Разумовский почувствовал её скорее, чем увидел, и строго-настрого запретил в тот овраг ходить. Запрет, конечно, никто не соблюдал, а астрал, будучи по своей природе живым и подвижным, начал расширять свои границы и поглощать лес, подбираясь к домам людей. Став постарше, Соня с Асей осознали это в полной мере и обходили лес десятой дорогой. Правда у него было своё мнение, с которым, увы, иногда приходилось считаться.
Однако же сначала маленькая Ася не поверила, что с лесом может быть что-то не так и постоянно шутила, что убежит в него, если Соня будет… Пётр и не мог уже вспомнить, что. Что может маленький ребёнок относительно другого, тем более нежно любимого? Да ничего, разве что так, вредничать по мелочи.
— А была-то ты где? — прищурилась Зимина, и взгляд этот ничего хорошего не предвещал.
— Гуляла, — пискнула Ася. — А что?
— Допустим, я догадалась, что не дома сидела. Где гуляла? — Соня была неумолима, и теперь уже ничего не оставалось, кроме как признаться.
— На Новодевичьем кладбище проводила разведку, — нехотя ответила Ситникова и тут же угрожающе сощурилась в ответ. — Но ты погоди, у тебя второй день глазки бегают так, будто ты тоже куда-то влипла! Да и на другой стороне ты не появлялась. Признавайся, нашла себе приключений на… копчик в этой своей крепости на берегу моря?
Вот ведь… Как действительно нужно включить голову и поразмыслить, так Ася лишь невинно хлопала ресницами, но когда дело доходило до секретов и сплетен, Ася Холмс была неумолима.
— Ну можно и так сказать, — туманно отозвалась Соня.
— Ты нашла рыцаря, — констатировала Ситникова, а затем сощурилась. — И вот что это за парнокопытное?
Парнокопытное явно было не согласно с таким прозванием. Пётр его даже через экран чувствовал.
Темно. Сыро. Грязно. Всё тело ломило от боли, а мир вокруг слипся в сплошную бесцветную картину, разрываемую алыми всполохами крови и собственными криками. А потом пропали и крики. Он ничего не сделал. Ничего, чтобы с ним поступили так.
Он не понимал, кто он. За что оказался здесь и почему его допрашивают и пытают. Он путался в собственных воспоминаниях и снах.
Он знал только одно.
Его звали Иоанн.
— Да так…
— Короче, если что, я ему втащу, — угрожающе протянула Ася, которая была готова побороться за подругу хоть со всеми мужчинами мира — до истерики боялась, что Соня оставит её.
Так они изложили друг другу свои приключения, а Ситникова поделилась странным видением с Новодевичьего (конечно, тут же решили нанести туда ещё один визит, но уже вместе) и информацию, что выпытала у Петра. А после разошлись, договорившись созвониться по видеосвязи уже вечером.
После звонка Ася села за стол, включила ноутбук, достала из ящика тетрадь и начала что-то писать, иногда это что-то набирая на клавиатуре. Петру в такие моменты становилось ужасно скучно: уроки не проверишь — выросла, переписки читать лень, всё равно там болтовня с Соней. Хоть бы фильм какой включила, ну.
Но никакого фильма Ситникова и не думала включать, поэтому единственным решением, кроме бездумного лежания на кровати или брожения по квартире, которое ещё и пугало детёныша, было начать смотреть, что этот самый детёныш пишет. А писать Ася любила с детства, вместе с Соней они сочиняли какие-то истории, теперь же называли себя писателями и зачитывали свои произведения Разумовскому. А он что? А он и рад послушать. Так вот, Ася действительно писала. О себе, Соне и Князе, об их приключениях и астрале. Сначала Пётр забеспокоился. Зачем выносить такое на люди? А потом решил, что всё-таки ничего дурного не произойдёт, да и не поверит никто. Ситникова, верно, и сама это понимала, иначе бы не стала писать. А так ещё и настольная книга с нужной информацией получится. Вдруг пригодится.
Разумовский улыбнулся, глядя как аккуратно и старательно Ася выводит в блокноте слова, провёл по волосам и, не удержавшись, поцеловал в её макушку.
Только Ася этого вновь не заметила.
***
Знакомые улицы, знакомые дома, знакомый детский сад по левую руку — всё было то же самое. Правда теперь путь сократился: Ася казалось, что не нужно больше бегать до метро и обратно. Достаточно лишь до дома, что виднелся за яркими стенами садика — а потом вновь к своему подъезду. Но усталость навалилась почти сразу, однако Ситникова продолжала с завидным упорством бегать туда-сюда. Зачем и для чего — в этот раз знать не хотелось. Просто нужно. Уже даже не ради Сони. Ради… Ради… Нет, не ради чего. Какая-то неведомая сила или, может, безумная мысль, заставляла Асю делать то, что она делала. Но люди всё равно не обращали на неё внимания. Их было куда меньше, чем в прошлый раз…
На бегу Ситникова ухватилась за лихорадочную мысль. Это сон. Такой же, как предыдущий.
Нет.
Этот же сон.
Ася хотела остановиться, чтобы понять, что происходит, но не смогла. Почувствовала, что тогда она сразу станет беззащитной, хотя ноги уже не слушались. Так. То же место, тот же маршрут. Правда теперь он короче, а людей меньше. И тот же перекрёсток. Достигнув его, Ситникова рухнула, больно ударяясь ладонями. Кто-то давил. Неощутимо, но давил.
Кажется, что-то такое она уже испытала на том же Новодевичьем, да и в некоторых «особенных местах»… Ася прогнала эти мысли куда подальше, сосредоточилась. Думать о Соне, думать о Соне, чёрт тебя забодай, Ася, если ты не станешь этого делать. Подруга всегда была её светом в окошке, что называется, путеводной звездой, и именно в Соне Ася всегда была уверена на все сто и даже больше процентов. Думать о Соне, думать о Соне.
— Девочка сопротивляется?
И тут Ася проснулась.
