Вернуться к началу

Виталий быстром шагом пересек двор, кивнул сидевшим у подъезда кумушкам (интересно, не замерзли ли они, сегодня довольно-таки холодно) и вошел в подъезд. Конечно, они тут же примутся перемывать ему кости, почему он не остановился и не поздоровался, как обычно, не иначе как с женой поругался… Ну да и пусть их! А кроме того, у них и без того, думается так, хватает поводов для сплетен. А ему сегодня не хотелось задерживаться, поскорей бы очутиться дома. Виталий поднялся на третий этаж и открыл дверь своим ключом: Томочки дома нет, она должна вернуться чуть позже. Он обернулся через плечо, посмотрел на дверь в соседнюю квартиру, еще раз вздохнул и вошел к себе. Комнату они с Тамарой получили в прошлом году; спасибо директору театра, помог молодой семье, иначе приходилось ютиться в крохотной комнатушке в общежитии. Можно, конечно, принять предложение тещи, матери Томочки, переехать к ней, но там и без того много народу: сама теща, ее старшая дочь с мужем, а совсем скоро у них должен родиться ребенок. Квартира же у них, разумеется, коммунальная, хотя, конечно, комната там гораздо просторнее, чем в общежитии, но Виталию не хотелось стеснять родственников. Тамару Николаеву, молодую актрису Театра Драмы, он полюбил сразу же, как только увидел. Она пришла оформляться на работу после окончания Театрального Училища, и заплутала в длинных извилистых коридорах. Виталий, занимавший в театре должность заведующего литературной частью, помог ей найти отдел кадров. Потом они постоянно здоровались друг с другом, сталкиваясь в коридорах, столовой, или на репетициях (разумеется, главных ролей Тамаре пока не давали, но она была рада и классическому «кушать подано», не унывала, веря, что однажды получит большую роль). Однажды он вызвался проводить ее домой после спектакля, и они чуть не до рассвета бродили по городу, все никак не могли наговориться. Через полгода, несмотря на то, что мать написала ему из Ростова, дескать, спешить не стоит, нужно подумать, они с Тамарой все-таки расписались. А уж переезд в новую квартиру и вовсе стал настоящим праздником; Томочка иногда намекала ему, что вот теперь-то можно подумать и о прибавлении в семействе. С другой стороны, она вздыхала украдкой, когда на распределении ролей узнавала о том, что главная героиня в очередной раз досталась не ей, а местной приме. Виталий жалел жену и лелеял мечту написать пьесу специально для Тамары. Она ведь настоящая красавица: огромные голубые глаза, пышная шапка золотисто-русых волос, пухлые, чувственные губы, безупречные формы. Томочка просто создана играть героинь Островского! Во всяком случае, смотрелась бы в антураже его пьес просто великолепно. Один раз Виталий заикнулся об этом главному режиссеру, но тот взглянул на него сурово и отчеканил: — Сейчас у нас в приоритете другие темы, товарищ Губанов, вряд ли худсовет одобрит ваши затеи. Сами знаете, — понимающе вздохнув, прибавил он. — Понимаю, Михаил Иванович, — отозвался Виталий. — Да собственно, я и не отрицаю, «Последний бой» ведь уже готов к постановке, превосходный спектакль будет, я просто уверен! Спорить с начальством, конечно, себе дороже, но все же… Виталий давно подумывал о том, чтобы перенести на сцену одну из древнерусских былин, скажем, о Добрыне Никитиче, спасающем Забаву Путятичну от Горыныча. Можно будет усилить в ней именно женский образ, вывести его на первый план. А нашествие темной силы в образе Горыныча совершенно четко и ясно будет ассоциироваться с вторжением на родную землю грозного и ужасного врага. Необходимость перед лицом этого страшного несчастья объединиться, все силы бросить на борьбу — это должно сработать! В конце концов именно это было сделано в кино — в экранизации русской народной сказки про Кощея и Марью Моревну. И фильм приняли на ура и зрители, и критики. Так почему бы не сделать то же самое на театральной сцене? А главную роль в новой пьесе будет играть Томочка! Она ведь сыграет блистательно, и все заговорят о ее таланте. Ну и о нем самом, о Виталии Викторовиче Губанове, тоже — как о писателе и драматурге. Эх, мечты!.. — Витюша, ты дома? — входная дверь хлопнула, и вслед за этим раздался голос Томочки. — Да, Томусь, только что пришел, — улыбнулся он жене, которая как раз вошла в комнату, снимая на ходу пальто. Хорошо, что соседки нет, подумал Виталий, иначе она уже завтра растрезвонила всему двору о чем он говорил с женой, присочинив к тому же от любви, так сказать, к искусству кучу подробностей. Вообще-то, если подумать, Вера Алексеевна Антонова, соседка Виталия и Тамары по квартире, по сути неплохая женщина, она всегда готова предложить помощь, если это необходимо. Единственным ее недостатком была любовь к сплетням и слухам, которые она, всякий раз встречаясь с Тамарой на кухне, рассказывала часами, смакуя каждую деталь. Виталий считал, что это от одиночества. С мужем своим Вера Алексеевна развелась много лет тому назад, а единственная дочь давно выросла, вышла замуж и уехала с мужем на работу на Дальний восток. Она писала матери раз в несколько месяцев, присылала по праздникам открытки, а приезжала, увы, очень редко, поэтому вполне естественно, что Вере Алексеевне скучно. — Ты голодный? — спросила тем временем Тамара. — Потерпи чуть-чуть, сейчас приготовлю ужин. — Спасибо, — улыбнулся он. — А как дела… там? — Виталий неопределенно махнул рукой. — Плохо, — ответила Тамара. — К сожалению, там все очень плохо. Виталий снова вздохнул. Другого, вне всяких сомнений, и быть не могло. И почему только жизнь иной раз наносит такой тяжелый удар, тем более по тем, кто его явно не заслуживал… С семьей Юргиных, жившей в соседней квартире, Виталий и Тамара познакомились сразу же, как только переехали. Помнится, тогда у них закончились спички, и Тамара решила одолжить. Веры Алексеевны дома не оказалось, она как раз куда-то ушла, и Тамара отправилась к соседям по лестничной клетке. Юргинам, в отличие от Виталия и Тамары, принадлежала вся квартира, и им не приходилось делить ее с посторонними. Андрей Анатольевич был чуть постарше Виталия; встречаясь иной раз во дворе или на лестнице, он едва заметно кивал соседям и шел дальше по своим делам. Юргин занимал пост директора фабрики по производству стекла и зеркал, и поэтому вполне понятно, что у него не было времени на пустые разговоры. Однако же дворовые кумушки без устали перемывали ему кости, дескать, подумаешь, нашел чем кичиться, в конце концов, он был не едиственным в доме, кто занимал высокий и ответственный пост. Вот, скажем, Валентин Валентинович из третьего подъезда, даром что директор одной из крупнейших обувных фабрик, очень занятой человек, у которого нет лишней свободной минуты. Но он всегда находит минутку остановиться у подъезда, поздороваться с местным «сарафанным радио», справиться о здоровье, о детях и внуках… Андрей же Юргин слишком задирал свой длинный нос, — шушукались кумушки. С другой стороны, Андрей Анатольевич был весьма угрюмым и нелюдимым, так что и без лишних разговоров становилось не по себе, если ты встречался с ним глазами. От взгляда темно-карих, почти черных, глаз Виталию всякий раз становилось не по себе. «Мне кажется, он… будто мысли читать умеет», — призналась один раз Томочка. Разумеется, это чепуха, но как бы там ни было, Андрей Анатольевич Юргин был не тем человеком, с которым хотелось завести дружбу. Жена же его, Лидия Аркадьевна, напротив, была женщиной приветливой, вежливой и деликатной. Кроме того, весь двор хоть раз да обращался к ней за помощью: Лидия Аркадьевна работала фармацевтом, и потому если случалось кому-нибудь заболеть, то сразу же спешили к ней, по-соседски, спросить, как лучше справиться с зубной, головной болью, некстати разыгравшимся радикулитом, или же когда ребенок набил себе шишку, играя во дворе с приятелями. Лидия Аркадьевна никому не отказывала, и потому все ее уважали. А кроме того, чего уж греха таить, она была необычайно красива! Густые темные волосы, которые она обычно зачесывала назад, открывая лоб, точно выточенное лицо, нос с горбинкой и огромные миндалевидные глаза, — эта женщина походила на принцессу из восточных сказок. Почти все мужчины в их доме, как женатые, так и холостые, встречаясь с ней, оборачивались вслед. Виталий и сам (ну, да, к чему скрывать) нет-нет, да засматривался на нее, думая иногда, что не полюби он Томочку, и не будь у Лидии Аркадьевны мужа и дочери, он, пожалуй, рискнул бы поухаживать за ней. Единственная дочь Андрея и Лидии Юргиных, Олечка, была вежливой, хоть и непоседливой девочкой. Иногда она ссорилась со своими приятелями, капризничала, и их родители шли к Юргиным выяснять отношения. Но уже на другой день дети играли во дворе все вместе одной дружной компанией. Впрочем, в возрасте Олечки они все такие: тянет, как говорится, на подвиги. Вместе с Лидией и Андреем проживали еще родители последнего: Татьяна Александровна и Анатолий Петрович. Татьяна Александровна целыми днями хлопотала по хозяйству, готовила на всю семью, убиралась в квартире, воспитывала внучку, — словом, была идеальной во всех отношениях бабушкой. Анатолий Петрович недавно вышел на пенсию и теперь любил проводить время на улице, играя в домино. А еще его хлебом не корми, дай рассказать о своей прежней работе. Он работал архитектором, и всю жизнь «не покладая рук, строил этот прекрасный город, помогал делать его еще лучше», — как сам любил частенько повторять. Еще у Юргиных часто и подолгу гостил отец Лидии, Аркадий Львович. Он овдовел пять лет тому назад (это была его вторая супруга, первая, мать Лидии, скончалась уже очень давно, когда дочери не было и двух лет), и ему тяжело стало оставаться одному в своей квартире. Жил Аркадий Львович в соседнем дворе, собственно, Лидия с Андреем и познакомились когда она приехала навестить отца, случайно перепутала дом и позвонила в квартиру к Юргиным. Поэтому Аркадию Львовичу было удобно после работы (он являлся главврачом в городской больнице) зайти к дочери, проведать внучку, поговорить с зятем и его отцом, а точнее, затеять с ними какой-нибудь спор. Высокий, грузный, с внимательным, можно даже сказать, хитрым, взглядом зеленых глаз и громким голосом (ему бы в артисты идти со столь сочным басом!), Аркадий Львович неизменно считал, что уж он-то во всем разбирается чуть лучше своего зятя и его родственников. Они нередко бурно и оживленно обсуждали какую-нибудь статью, вычитанную в газете, новый кинофильм, кулинарные пристрастия или же воспитание Олечки. Кажется, всем троим это доставляло несказанное удовольствие. И вот в такую, еще вчера благополучную и счастливую, семью пришла беда. Все началось ровно неделю тому назад. Сначала у Юригиных заболела Олечка. Тамара (Виталий отчетливо помнил тот день) вернулась домой и сообщила, что встретилась с Лидией, и та ей сообщила: у дочери воспаление легких, ее положили в больницу, и потому пусть Томочка не обижается, но Лидии недосуг разговаривать. А потом, через несколько дней, двор был огорошен новостью: Андрей Анатольевич был уличен в огромной растрате! На квартиру Юргиных нагрянули с обыском, перевернули все с ног на голову, разбили старинный сервиз и зеркало в передней и уехали, взяв с хозяина дома подписку о невыезде. В тот же вечер Андрей Анатольевич поехал на работу. Домашним он сказал, нужно поговорить с подчиненными: он ни в чем не виноват, и ему незачем оправдываться, но они должны знать правду. Пусть его снимут с работы, исключат из партии, но все равно, ему необходимо объясниться. К полуночи родные забеспокоились. Всю ночь встревоженная Лидия Аркадьевна обзванивала больницы, а утром Юргиным позвонили из милиции. Андрей Анатольевич прибыл на фабрику, оставил пропуск на проходной, поднялся в свой кабинет, запер дверь изнутри, открыл окно… — Он выбросился с пятого этажа, — объяснил Лидии Аркадьевне равнодушный голос, — вам придется приехать к нам, чтобы опознать тело. На другой день после похорон Анатолий Петрович и Татьяна Александровна нашли невестку мертвой в своей комнате. Она дождалась, когда все в доме лягут спать, осталась одна в комнате и… ей ведь прекрасно было известно, что нужно принять и в каком количестве. Судя по всему, лекарства она взяла у себя на работе… На столе лежала скомканная записка: Лидия Аркадьевна просила прощения у дочери и умоляла родных не винить ее. «Но у меня нет другого выхода», — таковы были последние слова обезумевшей от горя женщины. Аркадий Львович, узнав о гибели дочери, слег с инфарктом. Через три дня не стало и его. Анатолия Петровича теперь трудно было узнать, никогда прежде он не выглядел таким молчаливым и подавленным. Они с женой ходили по двору тихо, практически ни с кем больше не здороваясь. Впрочем, соседи также не спешили к ним с разговорами. Одни жалели семью Юргиных, другие говорили, что виноват во всем Андрей — именно он довел и себя, и своих родных. Третьи резонно советовали дождаться конца истории: следствие ведь еще не закончилось. Если растрата будет доказана, то скорее всего, имущество будет конфисковано, и тогда Анатолию Петровичу с женой и внучкой придется съезжать с квартиры. Хорошо хоть девочке стало значительно лучше, и дедушка с бабушкой смогли забрать ее из больницы. — Скрывать дальше было нельзя. — Прости, что ты сказала? — Виталий моргнул и поднял глаза на жену. — Прости, Тамар, я задумался. — Говорю, — вздохнула Тамара, — что только что была у Юргиных. Они рассказали Олечке про родителей… — Да, — задумчиво протянул Виталий, — не позавидуешь им. — Татьяне Александровне тоже нездоровится, все-таки возраст… А Андрей ее единственный сын, и она так любила его и Лидию. Представляешь, если бедный Анатолий Петрович останется совсем один с Олечкой? Да и девочка… бедняжка! — Врагу не пожелаешь, — согласился Виталий. — Она, мне Татьяна Александровна сказала, будто рассудком повредилась, бедняжка. Твердит, что она одна во всем виновата. Якобы ей кто-то об этом сказал. А кто бы мог ляпнуть такое ребенку? — Будто некому! — буркнул Виталий. — Ты же знаешь, есть люди, которых хлебом не корми, дай только позлословить. И у нас в доме таковые найдутся… Надо бы и мне сходить, навестить Юргиных. — Я собиралась тебе то же посоветовать. — Значит, решено, — Виталий чмокнул Тамару в щеку, — завтра же зайду к ним.