Вернуться к началу

Тяжело вздохнув, Оля перевернулась на другой бок. Ей до смерти надоело лежать и делать вид, будто она спит, но если встать с постели, то придется выйти из комнаты, здороваться с незнакомыми людьми, отвечать на вопросы… Хватит с нее, достаточно уже и того, что бабушка с дедом, кажется, всерьез считают, будто она повредилась в уме. На самом деле Оля была здорова. Во всяком случае, последние два дня, с тех пор, как вернулась из больницы, она чувствовала себя хорошо, у нее ничего не болело, жара не было, вот если бы ее перестали мучить по ночам ужасные кошмары. И если бы можно было вернуть те счастливые дни, когда мама и папа были здесь, рядом с ней. Оля поежилась, вспомнив тот злополучный день, когда она сначала поссорилась в школе с подругами, потеряла ключ от квартиры, а затем надерзила бабушке и ужасно расстроила ее. Бабушка ушла к слесарю за новым ключом, Оля же осталась в квартире одна, и вот в тот самый миг все и началось. Сначала зеркало в передней вдруг заговорило с ней человеческим голосом, а потом Оля оказалась в зазеркалье. Как убедило ее все то же Зеркало, она очутилась там для того, чтобы посмотреть на себя со стороны. Вместе с Яло, своим отражением, Оля попала в Королевство Кривых Зеркал, где царили ложь и несправедливость. Пожалев несчастного зеркальщика Гурда, который умирал от голода и непосильной работы, Оля ввязалась в весьма опасное приключение. Впрочем, она тогда не думала об опасности, мигом забыла о лени и обо всех своих капризах. Чего, к слову, нельзя было сказать о Яло, чье поведение неимоверно расстраивало Олю. Ей было стыдно главным образом потому, что глядя на Яло, Оля смотрела на себя. Когда им с Яло удалось победить несправедливость: освободить Гурда и наказать злодея Нушрока и его приспешников, Оля вернулась домой, надеясь, что теперь в Королевстве настанет другая жизнь, зеркальщики и весь простой народ освободились от власти короля, тирана и деспота. Как Яло и предупреждала ее, отсутствие ее осталось незамеченным; она вернулась ровно в тот же час и ту же минуту, когда переступила раму волшебного Зеркала. Вскоре вернулась бабушка, принялась принялась хлопотать по хозяйству, готовить ужин. Оля, все еще обдумывая то, что с ней произошло, отправилась учить уроки. Вскоре вернулся дедушка, следом за ним пришли с работы родители. Вся семья села ужинать, и Оле показалось, что Королевство Кривых Зеркал, Яло, Гурд, тетушка Аксал и все остальные ей попросту привиделись. Она все придумала, замечталась. Наверное, надо меньше читать сказок на ночь. Вечер тек своим чередом, если не считать того, что папа выглядел немного… грустным. Во всяком случае, так показалось Оле. Покончив с уроками, Оля решила все же немного почитать на ночь. Она открыла книгу, принялась за чтение и как обычно, увлеклась. Когда Оля закрыла книгу и посмотрела на часы, то оторопела: было уже почти два часа ночи. Странно, почему ни мама, ни бабушка не зашли к ней в комнату, не велели ложиться спать? Оля отложила книгу, встала с кровати и чуть поморщившись от так некстати разыгравшейся головной боли (все же бабушка права, когда говорит, что спать нужно ложиться вовремя), отправилась на кухню. Ко всему прочему, Оле вдруг страшно захотелось пить. К ее удивлению, дверь на кухню была плотно закрыта, из-под двери пробивалась полоска света. Оля осторожно приоткрыла дверь и замерла, услышав папин голос: — Он именно так и сказал! — И ты… — тихо проговорила мама. — Да! — быстро ответил папа. — Я согласился. Подумай, Лида, если бы речь шла о нашей дочери, неужели мне отказали бы в помощи? Или же… разве меня остановило бы хоть что-то, будь речь о ее жизни! Откуда же мне было знать?!.. — Тише, Андрюш, родителей разбудишь и Олю тоже. Хочешь, чтобы они обо всем узнали? — Нет, — голос отца стал тише. — Сейчас им ни к чему волноваться лишний раз. Если я все улажу, то это останется между нами. А если нет… они узнают и так. — Ты обязательно найдешь выход! — Выход, Лида, только один: вернуть эти чертовы деньги. — Мы можем собрать нужную сумму… Продадим мамины кольца, отец меня поймет! Займем. Я стану хоть в три смены работать, но мы все отдадим, я тебя уверяю, никто ни о чем и не догадается. — Не в этом дело, Лида, — хмуро отозвался папа, — тут… есть еще кое-что. — Что же? — Видишь ли, если комиссия из ОБХСС уже заинтересовалась нашими делами, если они начали проверку, то… Неужели не понимаешь?! — Тсс! — еще раз шикнула на отца мама. — Не так громко, Андрей, услышат ведь! Ты хочешь сказать, что есть кто-то… — Именно! На меня просто-напросто донесли, вот и все. — Кто? — Пока не знаю. То есть… у меня, разумеется, есть несколько соображений, но сама понимаешь, это всего лишь догадки. Родители помолчали некоторое время, после чего продолжили разговор, но уже так тихо, что Оля ничего не смогла разобрать. Она вернулась к себе совершенно подавленной: у папы явно неприятности, судя по всему, что-то произошло на работе. И они с мамой скрывают это ото всех. Что же случилось? Надо бы как-нибудь узнать об этом. Оля легла в постель и… дальше она помнила только вереницу тяжелых снов. То есть, это теперь она знает, что это были сны, но тогда ей казалось, что она вновь каким-то непостижимым чудом оказалась в Королевсте Кривых Зеркал. Оля вновь стояла на вершине Башни Смерти, глядя в глаза Нушроку. Он смотрел на нее, как и раньше, со смесью презрения и страха. — Ложь никогда не убьет правду! — выкрикнула Оля ему в лицо, а он вдруг оглушительно расхохотался в ответ, и в следующее же мгновение перед ней стояла… Яло. — Бежим! — крикнула Оля, почему-то совершенно не удивившись, что Нушрок таинственным образом исчез. — Вся твоя жизнь — ложь, Оля! — продолжала веселиться Яло. — Но ты сама ее и уничтожила! — О чем ты? — не поняла Оля, но Яло рассмеялась еще громче. Потом она стояла у окна королевского дворца и смотрела на горящий город, зеркальщиков, которые били стекла, выкрикивали ругательства, обещали отрубить головы всем ненавистным приспешникам Топседа. Оля стояла посреди разоренного дворца, пытаясь понять, что происходит, и куда подевалась Яло. Ведь нужно выбраться отсюда, вернуться домой! Вокруг было полно народу, но Олю никто не замечал… После этого она долго шла по коридорам дворца, бежала, спасаясь от невидимых преследователей, пока наконец не очутилась в родной… нет, отраженной передней своей квартиры. Той самой, где она очутилась вчера, после того, как по Зеркалу пошли голубые волны. Оля подошла к Зеркалу, прильнула к стеклу и вдруг увидела свою квартиру. В передней было много народу: вся ее семья, несколько мужчин в милицейской форме, соседка Вера Алексеевна и еще несколько соседей, кажется, с нижнего этажа. Две милые старушки, которые целыми днями сидели у подъезда… Двое милиционеров сосредоточенно заглядывали во все шкафы, ящики и даже ковер, который бабушка всегда так тщательно чистила, закатали, небрежно бросив в углу, будто бы под ним они думали найти нечто важное. Мама плакала, о чем-то просила их, но ее не слушали. Дедушка Толя тоже принялся что-то растолковывать милиции и соседям, но и его, судя по всему, оборвали, дав понять, что не нуждаются в его объяснениях. Потом двое милиционеров вывели из соседней комнаты отца, показали ему какую-то бумагу. После чего милиционеры покинули квартиру, отец пошел вместе с ними. Соседки, покачав головами, разошлись, а мама еще долго металась по квартире, точно обезумев, а бабушка хватала ее за руки и плача, пыталась в чем-то убедить. Оля принялась молотить руками по стеклу, кричала, что хочет домой, Зеркало обязано пропустить ее обратно. Вдруг стекло исчезло и перед Олей предстал дядюшка Бар и Гурд. — Как хорошо, что это вы! — обрадовалась Оля. — Помогите мне вернуться домой! — Ты больше не попадешь домой, девочка, — ехидно усмехнулся дядюшка Бар. Олю передернуло: даже у хозяйки Бара, Анидаг, не было такой противной усмешки. Да что там, вгляд страшных черных глаз Нушрока и то не пробирал так до костей, будто желая вывернуть наизнанку. Душу вытрясти, — пришло вдруг Оле на ум выражение, которое частенько повторял дед Аркаша. «Я бы душу вытряс из этого остолопа!» — говорил он, возмущаясь грубостью или глупостью какого-нибудь соседа или сослуживца. — Нельзя! — визгливо рассмеялся тем временем Гурд. Они с Баром вдруг стали прозрачными, их словно заволокло дымом из зеркальной мастерской. Когда же дым рассеялся, Оля вновь увидела Яло. — Ты останешься здесь, Оля, — проговорила она, и ее голос почему-то был неотличим от голоса Анидаг. Дочь Нушрока обладала именно таким, звенящим, похожим на звук серебряного колокольчика, голосом. — Им уже не поможешь. Ты сама убила всех, Оля! Своими руками! — и Яло, представ перед ней, вновь оглушительно рассмеялась. Оля осталась в передней одна и прильнула к зеркальному стеклу. На сей раз она увидела маму, которая вернулась домой. Она заперла за собой дверь и, не раздеваясь, прислонилась к ней спиной, закрыла лицо руками и медленно сползла на пол. В переднюю выбежала бабушка, следом за ней вышел дед. Они подняли маму, которая сказала им всего несколько слов. Дед и бабушка смертельно побледнели, а мама, так и не сняв пальто, медленно пошла к себе в комнату. Дедушка Толя принялся звонить кому-то по телефону, а бабушка села на скамейку, которая стояла у входной двери и расплакалась. Оля еще сильнее принялась колотить в стекло, пока наконец оно не исчезло, и она не смогла войти в свою квартиру. В квартире никого не было. Оля медленно обошла все комнаты, зовя маму, бабушку, отца и деда, но никто не откликнулся. Оля вышла в переднюю, но и там никого не было. Услышав знакомый шум, Оля обернулась: по зеркалу снова пошли голубые волны, комната наполнилась стеклянным звоном. И в этом звоне вновь послышался голос Яло: «Ты убила их, Оля. Убила… убила…» Когда Оля открыла глаза, то за окном был ясный солнечный день. С удивлением она обнаружила, что находится не в своей комнате, а в больничной палате. — Ты серьезно заболела, Олечка, — объяснила ей пришедшая навестить бабушка. — Воспаление легких. Мы уж боялись… — она осеклась. — Но теперь, все будет хорошо. Странно, но бабушка произнесла это «хорошо» так, словно хотела сказать «хуже некуда». Она рассказала, что Оле было очень плохо, ее увезли в больницу, и врачи изо всех сил пытались спасти ей жизнь. Бабушка и дедушка Толя приходили к ней несколько раз в неделю, а вот папа с мамой так и не появились. Олю это огорчало, кроме того, она соскучилась по родителям. Однако же, на все вопросы, что же случилось, почему мама и папа не придут навестить ее, бабушка опускала глаза и ничего не говорила. В день выписки из больницы Олю забрал дедушка Толя. Бабушка, как потом выяснилось, немного приболела. — Что с ней? — обеспокоенно спросила Оля. — Ничего страшного, — дедушка погладил ее по голове и улыбнулся. — Все в порядке. — А где мама и папа? — спросила Оля, когда за окном стемнело. — Они ведь уже давно должны были вернуться. И дедушка Аркаша тоже так и не зашел сегодня. — Танюша, — дедушка повернулся к бабушке и как-то, как показалось Оле, жалобно посмотрел на нее, — наверное… — Папа уехал в командировку, Оленька, — улыбнулась бабушка, еле заметно покачав головой. — А мама… она у твоего дедушки. Он… там у него дома… ремонт. Соседи сверху затопили его комнату. И мама осталась, чтобы помочь… — Да! — обрадованно воскликнул дедушка. — Они там… вещи должны разобрать. Ночью Оле опять снилось, будто она стоит в передней у зеркала, а по ту сторону разыгрывалась ужасная сцена. Мама находилась в каком-то длинном коридоре с обшарпанными стенами, под руки ее держал какой-то незнакомый человек в белом халате, а рядом стоял молодой милиционер, недоуменно глядя на них. Мама вырывалась из рук державшего ее мужчины и горько плакала. После Оля услышала чей-то жуткий хохот, и все в очередной раз потонуло в едком дыме. Когда он рассеялся, то Оля увидела по сторону зеркала незнакомую комнату, а посреди нее — заваленный бумагами стол. За столом сидел папа. Рядом стояла полная окурков пепельница, что удивило Олю, ведь отец не курил. Он смял в пепельнице очередную папиросу, встал, прошелся по комнате, сел за стол, принялся что-то писать, затем снова встал, подошел к окну, распахнул его… Все вновь потонуло в темноте, и противный звенящий хохот буквально оглушил Олю. А сквозь него она отчетливо слышала голоса родных: — Нет, нет, почему… За что?! Он не мог меня оставить, это неправда! — рыдала мама. — Таня, Танюша, не надо, оставь ее, сейчас ей не до нас, — дрожащим голосом проговорил дедушка Толя. — Она заперлась изнутри! — встревоженно воскликнула бабушка. — Ломай дверь, не стой столбом, Толя, там что-то стряслось! — Лидочка, бедная моя! — срывающимся от слез голосом произнес дед Аркаша. — Что же ты наделала, дочка? — Все ложь! — безжалостно заключил ненавистный голос Зеркала. — Ты убила их всех, Оля. Ты одна во всем виновата! Она проснулась от собственного крика, тут же прибежали дедушка с бабушкой, принялись ее успокаивать, а потом… Дедушка сказал, что дальше скрывать невозможно, и Оля узнала страшную правду: ни мама, ни папа, ни дед Аркаша больше никогда не вернутся. Их больше нет. Случилось ужасное несчастье: они умерли… Снова и снова Оля вспоминала свои сны, которые повторялись теперь каждую ночь. Она видела переднюю своей квартиры. Оля стояла и смотрела в зеркало из которого на нее смотрело ее же собственное отражение. Яло откровенно смеялась и издевалась на ней, без конца повторяя одно и то же: что во всем виновата одна только Оля. Может быть, это правда? — подумалось вдруг. Может быть, все, что случилось с ее семьей как-то связано с Королевством Кривых Зеркал? Но как? И почему Яло все время говорит ей такие ужасные вещи? Оля бросилась в переднюю, и пораженно замерла: зеркало отодвинули от стены, а поперек некогда гладкой поверхности паутиной расползались трещины; слева же был и вовсе выбит довольно-таки большой кусок. — Что это, Яло? — прошептала Оля, вглядываясь в свое собственное отражение. На какую-то долю секунды Оле показалось, что Яло злорадно усмехнулась, совсем как во сне, но вдруг раздался звонок в дверь, и наваждение рассеялось само собой. Оля вздрогнула, моргнула и вновь взглянув украдкой в зеркало, увидела там только лишь свое отражение, которое, как и полагается, повторило все ее действия. Оля шагнула к двери и повернула ключ: — Здравствуйте, Виталий Викторович! — сказала она, увидев на пороге соседа. — Здравствуй, — отозвался тот. — Ты одна? — Да вы проходите, — пожав плечами, Оля посторонилась, пропуская соседа в квартиру. Она повернулась в сторону кухни и крикнула: — Дед! Бабушка! Ответом же Оле была лишь звенящая тишина.