***
— Можно я не буду завязывать галстук? Антон кроил комнату широкими шагами и не знал, куда деть руки. — Слушай, ты тут босс, — пожал плечами Журавль, его менеджер. — Так-то можешь и без галстука выйти. На фоне Антона Арсений был само спокойствие. Сидел за столом, лениво тянул воду, вертел свежее кольцо на пальце левой руки и думал о чем-то явно постороннем, будто давно забытом, но никак не о сегодняшних делах. — Начинаем через пять минут, — Журавль посмотрел на часы и дал знак Антону. — Пойдешь первым, как договаривались. Антон нервно кивнул и размял челюсти. Нужно будет улыбаться, источать уверенность. Главное, быть аккуратным в формулировках и не бояться толпы. Он стал фигурой публичной — это факт. По большому счету, публичность эта ему не мешала, жизненные приоритеты не раскачивала. Он был благодарен Арсению за то, что тот помогал сохранять трезвую голову даже на пьяном глазу. Хотя пьянства и веселья в его жизни и стало гораздо меньше, именно Арсений был тем человеком, который буквально вытаскивал из него весь ужас и возвращал на место веру в себя. Антону пришлось отрастить толстую кожу, но вот от потных ладоней он так и не избавился. — Пора, — кивнул Арсений и открыл дверь переговорки. Антон своей командой, черт возьми, гордился. На лесенке перед сценой Арсений его быстро обнял — никакого вызова и страсти, только дружеская поддержка, которая была сейчас гораздо нужней, и подтолкнул к занавесу. Объявили Антоново имя. Он вышел к ряду кресел слегка надменно, ни на кого не глядя, пока журналисты буравили его линзами фотокамер и клацали по телефонным клавиатурам. Внутри Антона все еще жил маленький затворник, который незнакомых людей опасался, но теперь все стало проще. Поэтому Антон растянул рот в оскале и потянулся поправить галстук, который так и не решился надеть: — Прежде чем мы начнем, я бы хотел представить команду. Вместе со мной она отвечает за все продукты платформы. В этом году — снова без новичков. Начнем с инвестора и совладельца, который поверил в “Квест” и вложил собственные инвестиции. Арсений Попов. Арсений в своем омерзительно дорогом костюме вышел на сцену, легонько кивнул публике и занял свое место. — Главная программистка-разработчица социальных продуктов “Квеста”, которая с этого года отвечает за приложения с двойным погружением. Елена Гущина. Лёля, ни на йоту не изменившаяся с момента их с Антоном знакомства, яркая и бойкая, как разогретый уголек, стремительно вылетела на сцену. Она стала бы главной любимицей прессы, если бы не руководитель спецпроектов, который пепелил в желтой прессе так, что никто не уходил обиженным: — Эдуард Выграновский. Вы знаете, кто это такой. Эдик вывалился на сцену, гремя металлом на ботинках и гриллзах. Теперь даже на части черепушки у него была закреплена серебристая пластина. Он хотел казаться опасным, но все его правда любили. Следом вышел Булаткин, который так и не смог научить прессу своему прозвищу, и Крап. Вышел Айдарчик. В свое время он только рад был уволиться из Клаба и заняться геймерским подразделением вместе с Матвиенко, который оказался спецом не только по машинкам, но и по игровому железу. Антон очень ими гордился. Скажем, с приходом Сереги серваки наконец-то стали полностью облачными, а физический вход на платформу проходил намного проще. — Дмитрий Позов, мой друг и третий партнер платформы. Его выступление о казуальных сервисах вы сможете послушать вечером, — Антон старался следить за тембром голоса и не слишком фальшивить. — Я уже знаю, про что будет вести речь Дима, и могу сказать, что вас ждет несколько новинок и интересные решения для коротких погружений. Пресса и гости заинтригованно зашептались. Антон с командой уже давно обещали новое решение для коротких погружений до часу. И вот, четыре месяца назад, им дали добро на массовый выпуск новых девайсов. — Раз мы в сборе, — улыбнулся Антон, занимая центральное кресло, — Предлагаю перейти к вопросам. Первой подняла руку девчонка из ютуб канала “Коммерстантъ.Власть”. Антон ее помнил и терпеть не мог, потому что знал, в каком поле пролегает ее основной интерес. — Да, “Коммерстанъ”, пожалуйста, ваш вопрос, — бодро среагировал Журавль и с микрофоном наперевес направился к девчонке. Антон закатил глаза. Хреновая память Журавля на лица была его личным проклятием. — Анна Митко. Антон, прокомментируйте, пожалуйста, новости о судебном разбирательстве с “Клаб Продакшн”. — Процесс происходит в закрытом режиме, — завел свою привычную песню Антон. — До вынесения решения судьи я не могу разглашать непубличную информацию. Через групповой иск мы по-прежнему хотим добиться денежной компенсации для тестеров компании, которые столкнулись с нарушением трудовых норм. — Это личное? — не сбавляла темп девчонка. — Какие отношения вас связывают со Стасом Шеминовым? — Аня, он ничего вам не скажет, давайте следующий вопрос, — иногда Арсений умел быть до подлости обворожительным, и пресса не то чтобы делала шаг назад, но особо не огрызалась после его бессодержательных комментариев. Арсений перевел взгляд на Антона, и в его глазах плясали такие по-питерски изворотливые и по-омски злые черти, что Антон не удержался и провел ладонью по своему гладко выбритому виску, незаметно показав ему средний палец. Арсений хмыкнул. Хмыкал он часто и не по делу, был для прессы глупым, но красивым, поэтому шалость Антона удалась: никто не обратил на его жест внимания. Пресс-конференция шла своим чередом, Лёля отбивала каверзные вопросы по программингу, и не было никаких сомнений, что за пару лет она до своей должности уже точно доросла, чувствует себя в статусе директора привычно и уверенно. Журавль подбежал к мужику лет сорока, который сидел с краю от сцены: — Вы всегда выступали за здоровый баланс реальной жизни и нахождения пользователей на платформе, — мрачно начал мужик. — Сейчас мы видим большой перекос в сторону VR, неважно, говорим мы о социальных сервисах, обучении или развлечениях. Вы по-прежнему считаете, что “Квест” соответствует вашим принципам? Антон выдержал паузу и сухо, как только мог, ответил: — Самое главное для меня, чтобы пользователи были физически и ментально здоровы. Если правило экологичности со стороны платформы соблюдается, у меня к себе вопросов нет. Следующий! — Сколько часов вы сами проводите на платформе? Антон осклабился. Его по-прежнему раздражало, когда пресса и конкуренты лезли в его личную жизнь, в кровать, копались в мусоре и грязном белье, пытаясь найти хоть что-то, что гарантированно выведет его из равновесия. За равновесие свое он заплатил слишком дорого, чтобы вот так попадаться на удочку. — Если я скажу, вы испугаетесь. Если ответите, что проводите в “Квесте” столько же времени, тогда испугаюсь я. Давайте не будем друг друга шокировать, хорошо? Но на той неделе, например, я дважды заснул во время работы прямо в системе. Странные были ощущения. — Неужели выспался? — обернулся к нему Арсений, и пресса вместе с ним сдержанно посмеялась. Только, пожалуй, Дима Поз выглядел раздосадованным, но воспитательные беседы они с Антоном проходили — не работает. — Итак, последний вопрос, — Антон в примирительном жесте поднял ладони вверх. — Я думаю, для открытия панели будет достаточно. — Ваши планы на будущее. Может, расскажете немного о каком-нибудь совершенно новом проекте? — в дело снова вступила Аня Митко. Антон скосил взгляд на Арсения: — Есть у меня один такой, но он все еще в работе, так что делиться результатами пока не буду. Почуяв кофе-брейк, пресса и гости начали шуметь активнее. Зал зажужжал пчелиным ульем. Антон с облегчением юркнул за кулисы и боднул плечом подоспевшего Арсения. Неужто все? Он ведь так волновался, а общение с залом прошло гладко и водянисто — все, как любит перестраховщик-Дима. — Я побегу на свою панель, — отмер Арсений и прошелся по плечам Антона привычным успокаивающим жестом. — Увидимся дома? — Ага, — кивнул Антон. — Я прямо сейчас сваливаю, надо немного поработать. — Люблю тебя, — сказал Арсений. — Я то-о-о-же, — звуки голоса Антона расщепились до металлического присвиста и поплыли по опустевшему враз залу, белому, как стены-мембраны. Антон открыл глаза, лежа в своей кровати, вытащил из вены катетер с иглой, снял кислородную маску. Во время погружений дыхание до сих пор замедлялось до критических отметок и нуждалось в поддержке, даже когда они с Сережей придумали, как избежать использования гидрогеля в коротких погружениях. Приходить в себя стало действительно проще, но кое-какие рудименты вроде глюкозы все же остались. Антон потянулся, накинул толстовку и поплелся заваривать чай. Он по-прежнему жил в однушке, только район сменил на более благополучный. Пока кипел чайник, Антон вывел из гибернации четыре изогнутых экрана, выставленных вокруг небольшого кухонного стола, и выдернул из сна ноутбук, на котором писал свежие куски кода. — Приходи домой поскорей, мне одному тоскливо, — пробормотал Антон. Он подошел к дальнему углу просторной кухни, уперся ладонью в капсулу из плотного пластика. Она была гораздо технологичнее той поточной развалюхи, в которой держали Арсения больше года. В новой капсуле тело сохранялось бережнее, да и мышцы перестали быть настолько сдувшимися и бессильными после того, как Антон отвоевал Арсения у Клаба, подав групповой иск. Стас не хотел чернухи в СМИ и предложил замять ситуацию по-хорошему, без лишней шумихи. Антон задумчиво обвел пальцем абрис скул Арсения, попытался поймать прядь волос, которая колыхалась под слоем геля: теперь тело Арсения копировало движения из симуляций, и такая незатейливая физкультура шла ему на пользу. — Как же тебя решить, мой последний квест? На артефакты играем или на “последнего живого”? Я ведь уже столько раз выигрывал. Антон налил в чашку кипятка и подошел к окну. За полупрозрачной кисейной занавеской скрывался зимний пейзаж. Вид из ленинки был что надо: празднично украшенная улица, сотни огоньков, мелких и покрупнее, шестиполосное шоссе, в девять утра полностью пустое. Пустовали и прогулочные дорожки. В домах почти нигде не горел свет. Миллионы людей прямо сейчас, как и много часов до этого, проходили свои личные квесты внутри “Квеста” Антона. Сам он давно не покидал собственной квартиры — все нужное уже оказалось рядом. И что-то изменить внутри этой системы, которая полностью повторяла жизнь в лучшем и худшем, вряд ли было возможно.11. Сервер мой сервер
30 октября 2019 г. в 17:08
Примечания:
Глава, в которой Антон собирает волю в кулак, а Арсений лежит весь такой красивый.
Всю дорогу до Питера Димка поддерживал Антона, как мог. Первым делом потратился на купе, чтобы он поменьше дергался и не так яро реагировал на незнакомцев и открытые пространства. Антон сократил свое взаимодействие с миром радикально: заправился снотворным с успокоительным, ни в какую не желал расставаться с тяжелым серваком и ноутбуком, которые потащил с собой. Зачем — отвечать отказывался.
Тревожное ощущение не покидало его даже во сне. Антону казалось, что прохожие пожирают его глазами, собираются напасть или, как минимум, знают про его планы все. В такси до вокзала Антон чуть не напал на водителя, когда тот неоправданно снизил скорость перед светофором. Дима тысячу раз сказал ему, что все в порядке, и что они идут ровно по плану, на поезд успевают, но Антон до последнего не верил. Вжимался в обивку сидения, был ни жив ни мертв.
— Он че, военный бывший? — спросил в какой-то момент таксист.
— Типа того, — кивнул Дима, и на этом беседа заглохла, так и не начавшись.
Питер встретил их проливным дождем, который перемахнул из Москвы вслед за ними. Антон кутался в парку и выкуривал сигарету за сигаретой, пока к стоянке у вокзала не подъехала серо-стальная Инфинити с выпендрежными дисками и подсветкой цвета индиго.
— Ну и пижон, — хохотнул Дима. — А я еще поверить не мог.
— Матвиенко обожает тачки, раз решил с ними работу связать, — пожал плечами Антон.
— Похоже на то.
Сейчас, как никогда, его смущал собственный немаленький рост, из-за которого он еще сильнее привлекал внимание прохожих. Тачка мигнула фарами и притормозила. Открылось окно пассажирской двери. Сергей кивнул им обоим:
— Запрыгивайте.
Антона не нужно было просить дважды. Передав сервак Диме, он прижал к груди сумку с ноутбуком и юркнул на переднее сиденье. Взял себя в руки и даже пожал протянутую Сергеем ладонь.
— Как добрались? — спросил Матвиенко, решив побыть гостеприимным питерцем.
— Чуть не помер, — признался Антон.
— Если честно, не ожидал, что ты такая каланча, Шаст, — сказал Сергей, выворачивая руль и снова выезжая на трассу.
— Думал, приукрашиваю?
— Мы все на сменах стараемся быть чуть лучше, чем есть, — вздохнул Сергей.
Понятно, про кого сейчас думал.
— Где держат Арса? — тут же взял быка за рога Антон.
— Не держат, а содержат, — поправил Сергей. — На добровольных правах. Не знаю, как я это допустил. Мы с Арсом долго обсуждали, я просил его подождать. Не послушался, как видишь.
Антон вообще не мог взять в толк, как можно было пойти на такой самоубийственный шаг и смыть собственную жизнь в унитаз. Разумеется, для Арсения квесты были спасением. Но от чего он бежал?
Сергей проследил его нахмуренное выражение лица и стиснутые кулаки, которые до боли сжимали нехитрый скарб.
— Антон, знаешь, где стоят серваки Клаба?
Антон мотнул головой:
— Нет. Стас никогда не рассказывал. Говорил, меньше знаю внутренней кухни — крепче сплю.
— Может, защитить тебя хотел, хуй его раскусишь, Стаса вашего. А серваки находятся неподалеку от Академической. Туда и едем. На том же этаже находится, скажем так, капсульный отель.
— И кто там живет? — спросил Антон.
— Не живет, а содержится, — снова поправил его Сережа. — Арсений и еще пара десятков человек, которые по разным причинам существуют исключительно в квестах.
Антон начал закипать. Ему не нравилась сама идея добровольного ухода в виртуальную реальность. Он ее откровенно не понимал и побаивался. Работа работой, но идея навсегда расстаться с собственным телом представлялась ему кощунственной.
— И какие же причины прописаться в капсульном отеле были у Арса? — нетерпеливо спросил Антон.
— После Алены он стал сам не свой, — сказал Сережа и подрезал соседнюю машину на повороте. Навыками лихого бомбилы Матвиенко был не обделен ни в квестах, ни в жизни. Гнал он как бешеный. — А потом с ним началось это. Очень странный период, он только под конец мне хоть что-то рассказал. После-то я поговорил с его лечащим врачом, и все встало на свои места. Знаешь, Тох, что такое деперсонализация?
— Понятия не имею, — честно ответил Антон и взялся гуглить в телефоне. — Но очевидно что-то очень дерьмовое.
— Верно, — кивнул Сережа. — Это когда ты сам себя, свое тело не ощущаешь. В основном, это случается из-за травматичного опыта какого. Думаешь ты, что бабу мечты встретил. А это, блядь, то ли девочка, то ли виденье, то ли хуй пойми что. Семья — фикция, баба любимая на глазах полигонами разваливается, как детский паззл. Ребенка, кстати, тоже нет, хотя ты к нему, плачущему, ночью подрывался, и длилось это не днями, а месяцами. Зря я тогда в гоночки свои так лупился, что не было времени к Арсюхе забежать, банально поздравить. Так вот, однажды ты понимаешь, что твоя размеренная неплохая жизнь — симуляция на постном масле авторства Дроновой команды.
— Как оно вообще возможно? — тихо спросил Антон.
Он все еще не мог поверить, что так может быть. Чтобы кто-то — вполне определенная группа людей — могла запудрить человеку мозги и даже не получить по заслугам. Наверное, это было подсудное дело. Наверное. Если бы уголовное право поспевало за тем, с какой скоростью развивалась VR индустрия и какие ублюдки-экспериментаторы в ней завелись.
— Все случилось очень быстро. Арс стал развалиной, буквально на глазах угасал. Я все хотел дознаться, вопросы наводящие задавал, поил его в барах, лишь бы он расслабился настолько, чтобы объяснить мне ситуацию. Уже под конец неохотно сказал, что тело свое не чувствует. Что оно для него как чужое. Что можно лечиться, он пытался, но толку таблетки особо не приносят. Только еще больше нервов и мучений.
В памяти Антона заскреблась Арсениева фраза. Они валялись под психотропным туманом на взгорке, как раз перед тем, как попасть в деревню со смешными оранжевыми шпицами. Что же Арсений говорил тогда, в полубессознательном состоянии?
— Он... — Антон потер лоб, чтобы выцепить из памяти хоть немного конкретики. — Он носил очки тогда? С желтыми стеклами.
Сергей оживился, обернулся к Антону с интересом.
— Носил, было такое. Говорил, что так острее чувствует свет. И солнечные лучи. Потому что обычно у него перед глазами все как в пелене было. Темное, бесцветное.
— Он упоминал очки, когда ему было плохо во время одного квеста.
— Ну, а в тот момент ему было плохо всегда. Облегчали состояние только погружения. Он уже тогда работал, как вол. Пропадал на сменах, я его едва выдернуть мог на разговор. Не чаще раза в месяц виделись, а то и реже. И вот он мне стал потихоньку намекать, мол, что мне здесь ловить. Никого у меня тут нет. А в квестах — другое дело.
— Там он жил на полную катушку, — кивнул Антон. — Меня всегда это поражало. Как он ничего не боится. В какой кайф ему исследовать местность, болтать с NPC.
— И с Аленой, ага. Она еще какое-то время его преследовала, появлялась в паре миссий. Я ж с ним вместе стал ходить, чтобы хоть где-то контролировать. Убедить, что в капсулу ему ложиться не надо. Что все как-нибудь да сложится. И деперсонализация пройдет, если он захочет. Если действительно будет стараться соблюдать режим и пить таблетки. А он уже тогда все для себя решил.
— Арс с тобой попрощался, Сереж? — спросил Антон.
Сережа горько и как-то тускло улыбнулся. Мимо проплывал серый питерский пейзаж. Все сплошь здания, покрытые завесой дождя, которая уравнивала и старые полуразрушенные особняки, и относительно новые выглаженные своею одинаковостью постройки.
— Еще чего. Я на него когда с кулаками кинулся на смене, стал орать, что он сам себя запорол, припер к стене, так он только засмеялся. Сказал, что не было смысла прощаться. Что он всегда со мной будет, и не унылой тенью, а полноценным здоровым человеком, у которого всегда все в порядке.
— Отговаривал его? — подал голос Дима с заднего сиденья.
Наверняка, примерял страшную ситуацию на них с Антоном и уже мысленно продумывал, как бы поступил, чтобы Антона вернуть обратно.
— Первые месяцы, — неохотно пояснил Сергей. — Потом Арс стал раздражаться, злиться даже. Сказал, что квесты со мной проходить не будет и запросил нового напарника. Дали тебя.
Антон кивнул. Первые выходы с Арсением действительно были слегка напряженными. Арсений зажимался, вел себя чопорно, но Антон списывал его волчью настороженность на особенности характера. Не все готовы падать в дружбу и поддержку, как в свое время сделал Поз. Антон с какой-то невысказанной благодарностью оглянулся на Димку через зеркало заднего вида, и Димка ответил ему кивком. Умница, понял Антона без слов.
— Почти приехали, — сказал Сергей. — Видишь вон то здание? Там серваки и отель. Весь десятый этаж за Клабом, оба крыла.
Антон с Димой ощутимо выдохнули. Манера вождения у Сереги была не из простых. Антон чуть душу богу не отдал, пока вжимался в кресло и натягивал в кулаке ремень.
Они встали на пятачке небольшого паркинга. Было уже около десяти часов вечера, только что зажглись фонари. Здание и парковка утопали в тишине и сонливости. Окна нигде, включая этаж серверной, не горели.
— Только есть нюанс, — будто бы вспомнил Серега. — У меня нет пропуска.
— Предлагаешь взламывать? — Антон достал свой сервак из багажника и широкими размашистыми шагами шел к освещенному входу.
— Почему сразу взламывать? Ты можешь позвонить Крапу, — предложил Дима. — Он там единственный адекватный парень.
Антон покачался с пятки на носок. В конце концов, что он теряет? Если камеры их подснимут, им так и так разгребать.
— Адекватный-то адекватный, только ссыкота страшная.
Антон вызвал Крапа тут же, не сходя с порожка входа.
— Я думал, ты уволился, — вместо приветствия удивился Крап.
— А ты откуда знаешь?
— Стас сказал.
Антон даже развеселился. Ухмыльнулся сквозь плотно сжатые челюсти. Стас умел обернуть все в свою пользу. Не ровен час, это не Антон уволился, а Стас его учтиво попросил, потому что их профессиональные дороги “разошлись”.
— Ну, раз ты знаешь, Крап, помоги в последний раз.
Крап на проводе разнылся. Видно, подозревал, что просьба будет не из простых.
— Антон, ты чего? Мы же были в расчете.
— Вот именно, Крап, были. А теперь нет. Нужна проходка в серверную на Академической.
Вот тут он натурально взвыл:
— Куда тебя несет, Антон? Меня ж уволят за такие выкрутасы.
— Крап, помоги, — взмолился Антон.
— Крап, помоги тут, Крап, помоги здесь, — забормотал техник, и Антон с облегчением услышал стук клавиш на проводе. — А кто про меня-то подумает?
— Если ты не автомат с баблом, то явно не Стас, — мрачно сказал Антон. — Давай, последняя просьба, мужик.
Прошла пара минут, пока Крап соединялся с невидимыми коллегами, щелкал мышкой и мурлыкал себе под нос какую-то задиристую мелодию, после дело было сделано:
— Можешь спокойно проходить через вертушки туда и обратно. Проходка действует ограниченное время. К утру система обнулится. Попросил охранника обойти здание. На час-другой его хватит.
— Век не забуду, — обрадовался Антон и кивнул Диме с Сережей.
Поднялись на двадцатый этаж без приключений. Охранника действительно не было на месте, а железная дверь поддалась без отпечатков пальцев и пропуска. Стоило дернуть ручку, и язычок понятливо убрался в механизм. Они прошли в коридор, разделяющий два крыла.
— Так, нам туда, — махнул рукой Сережа. — Сервера справа, значит, капсулы слева. Антон, надеюсь, у тебя есть какое-то подобие плана.
Антон поджал губы и пошел вслед за Сережей:
— Как же без плана-то, Серег. У меня был целый час времени на сборы и креатив. Что надумал — все мое.
Коридор до капсул петлял несколько раз, то расходясь развилками, то снова собирая их воедино. Сергей добросовестно читал надписи на железных дверях и только языком цокал. В основном, здесь размещались технические кабинеты для персонала, небольшие склады с деталями на замену и другой необходимый инструментарий.
— Бинго! — довольно сказал Серега и дернул ручку двойной двери.
— Теперь я понимаю, откуда Дрон взял дизайн отсека склада, где мы нашли Наденьку и Азамата.
Сергей отреагировал спокойно. Видимо, встречал такое не раз на гоночных треках:
— Пиздить-то чай легче, чем придумывать с нуля. Странно, что ты с таким не сталкивался.
— Серег, да он из хаты первый раз за год выбрался, — сдержано улыбаясь, ответил Дима и прикрыл за собой дверь. — Это мы с тобой матерые товарищи, которые наеб видят за версту. А есть вон юноши бледные со взором горящим.
— Дело говоришь, Димка, — с пониманием откликнулся Сергей, и Антон ощутил нечто вроде дружеской ревности. — Обманывают наших малышей на четыре кулака, а эти и рады верить. Расходимся, читаем карточки на капсулах.
Капсулы с мягко перекатывающимся в полутьме гидрогелем растянулись вдоль стены в несколько рядов, словно это и не тайное хранилище, а так, летний лагерь с математическим уклоном. Антон заскользил взглядом по мелким надписям, выбитым на медицинских картах. Все боялся кроме Арсения встретить еще кого-то из знакомых.
— У Арсения отчество Сергеевич?
Антон остановился около капсулы в дальнем ряду. Надо же, одна из самых ранних.
— Ага, Арсений Сергеевич. Нашел?
— Да. Слушайте план. Я лягу вот в эту свободную капсулу. Вам, ребята, нужно будет очень быстро отсоединить Арсения от основного сервера и переподключить на мой. Ну, и отслеживать наши показатели на ноутбуке, чтобы все было стабильно. Заметите критические расхождения с нормой по мозговой активности, рубите Арсения обратно на основной сервак.
Антон принялся раскладывать необходимый скарб. Ноутбук запустился с тихим писком, а ручной сервер Антон вытащил из брезентового чехла и подключил через порт.
— Тох, у нас нет глюкозы, — подумав, сказал Дима. — Опасно тебя без ничего отпускать. Если задержишься, мозг сам себя кушать начнет. Не повторяй ошибок предков.
И Дима кивнул на капсулу Арсения, шумно вздохнув. Пока они переговаривались, Сергей мысленно что-то просчитывал и хмурился. Наконец, он с совиным удивлением воззрился на Антона и даже забыл огладить кичку, как делал всякий раз, когда сильно волновался:
— Антон, я чего-то не понял, или у тебя сервер с какой-то прям другой системой?
— Ну да, — улыбнулся Антон. — Ты все правильно понял, Серег, поздравляю.
Теперь Сергей удивился еще больше. Упер руки в бока и занял оборонительную позу:
— То есть ты мне хочешь сказать, что у тебя есть самопальная система, похожая на Клабовскую, но про которую никто не знает? Рабочая самопальная система?
— Стас знает, — неловко улыбнулся Антон. — Предлагал выкупить даже. Но, во-первых, у него нет столько бабла, а снижать цену было бы расточительством. Во-вторых, продавать я ее не собираюсь. Буду развивать дальше сам.
Сергей пораженно схватился за виски и отошел в угол подышать воздухом. Его решил подменить Димка. Спросил:
— Антон, а ты вообще уверен? Я давно не касался кода, но на момент, когда я тебе помогал, она была не совсем допиленной. Не стоит рисковать попусту.
Антон понимал, о чем вел речь Дима, но сейчас он был уверен в своей системе, как в себе, то есть чуть больше, чем наполовину.
— Я — не Дрон, Дим. Людьми не разбрасываюсь, пропускную способность проверяю заранее. Тестировал ее на той неделе. Все было прекрасно.
В глазах Димы загорелся живой счастливый интерес. Он помогал Антону почти два года. Почти два года в сомнениях, взлетит или нет, будет ли иметь успех, что ждет их там, внутри. И вот — наконец-то получилось. Дима не был таким же азартным, как Антон, но гордость за этот проект они делили поровну.
— Почему не сказал сразу? — Дима улыбался как мальчишка.
Еще бы. Не каждый день то, над чем трудился годами, начинает дышать и оживать.
— Боялся сглазить. Хотел довести до ума и только потом увольняться. Но этот зомби-квест мне все планы поломал. А от Клаба тошнит по-страшному.
Сергей, кажется, остыл. Вернулся обратно к Димке и Антону, взял в руки провода со стандартными портами. Выглядел он по-прежнему смурным. То ли потому что в идею Антона не верил, то ли потому что вдруг испугался последствий взлома.
— Ладно, допустим, твоя система рабочая. Ты просто… просто вломишься в сознание Арса и дальше что? Попробуешь уговорить разорвать контракт на содержание в капсуле? Антон, я ведь с ним долго и много спорил. Что бы я не говорил, он всегда отказывался. Уверен, что сможешь его переубедить? На одном своем пукающем сервере.
Антон сомневался, но идти нужно было ва-банк. Иначе зачем он вообще сюда приезжал? Трясся от страха в поезде, добивал последние детали в коде и тешил себя глупой надеждой, что все еще может получиться. Что они с Арсением где-то, внутри любой, даже самой выдуманной реальности, могут быть вместе?
— Сереж, — сказал Антон размеренно, взвешивая каждого слово. — Я не буду с ним разговаривать. Он осел упертый. Ты это знаешь, я это знаю тоже. Поэтому я покажу, что жить он может по-другому. Без Клаба и без контракта, по которому обязательно нужно лежать в капсуле отрезанным от мира. Моя система нативная, она поможет.
Сергей оглядел ряды капсул, словно надеялся среди них найти поддержку. Получить знак, что на Антона с этим его безумным блеском в глазах можно положиться. Ну хоть отчасти. И только затем кивнул:
— Давай пробовать. Надеюсь, мы Арса не потеряем.
— Я тоже, — сказал Антон, изо всех сил надеясь, что система не подведет и будет работать так, как задумано.
С помощью Димы он принялся аккуратно разворачивать сетку проводов, провел ее от мерно загудевшего сервера к капсуле Арсения и еще одной свободной в соседнем ряду. На ней, подготовленной, уже висело чье-то имя. Антон не хотел запоминать его. Он вообще надеялся, что приезжает сюда первый и последний раз, и скоро все забудется как страшный сон. Как период жизни, который не хочется лишний раз упоминать в пустом разговоре за первой сигаретой.
Еще пару минут заняла настройка. Антон не хотел запускать какой-то определенный модуль и решил доверить выбор локации себе и Арсу. Было интересно, что сконструируют их объединенные в симуляции мозги. Точно не зомби-апокалипсис. Прямо сейчас хотелось сбежать в безопасное пространство и затаиться в нем, зализывая раны.
— Готов? — спросил его Дима.
Он активировал свободную капсулу. Крышка плавно отъехала, открывая согретый водой и пышащий паром гидрогель. Состав немного отличался от того, которым пользовались рядовые тестировщики. Этот был гуще и темнее. Оно и понятно: меняли его лежачим дай бог раз в месяц. Антон не хотел представлять, с каким безразличием персонал вытаскивал погруженных в симуляцию людей, чтобы быстро омыть и обновить в капсулах проводящий гидрогель.
Антон заглянул в капсулу Арсения, не позволяя себе расслабиться и сбиться с толку. Сквозь плотное защитное стекло и толщу геля он разобрал чужое обнаженное бедро, тонкую кисть с подрагивающими пальцами — чувствует, существует — и облако темно-каштановых волос, которые дрейфовали, длинные и несобранные, почти так же, как в космической локации. Сквозь стекло прорисовывался и Арсениев заостренный профиль, мирный и спящий, будто бы ничем не обеспокоенный. Внутри Антона что-то болезненно сжалось, но он погасил этот первобытный порыв разбить стекло и уволочь Арсения таким, какой есть. Это бы точно ничего не изменило. Разве что Стас вызвал бы ментов.
Помяни черта — в ушной гарнитуре раздался входящий звонок.
— Стас, ты что-то хотел? — Антон даже не удивился.
Нужно было взять последний рубеж без чувства вины перед тем, кто однажды вытащил его из полного дерьма.
— Хотел, — откликнулся Стас. Продолжать почему-то не хотел, только вздыхал тяжело и устало. — Антон, вот зачем тебе это надо?
— Я его люблю, — ответил Антон без единой лишней эмоции. Просто констатировал факт. — Ничего с этим уже не сделаешь.
Дима с Серегой отвлеклись от своих дел и посмотрели на Антона. Дима — недоверчиво, Сергей — с надеждой. Как на врача, который обещает помочь тяжело больному родственнику.
— Я понял, — сказал Стас. — Тох, ты одно прими внутренне: твою систему в одиночку не вытянуть. Ты, дорогой, лопнешь. И заденешь по пути всех, кто тебе захочет помочь. Как в прошлый раз. Управленец из тебя никудышный. Я бы тебе помог. Если бы ты позволил.
— Мне не нужна твоя помощь.
— Ты, блядь, в моем здании. Причем незаконно.
— Во-первых, попробуй поймать. Во-вторых, я из твоей отцовской поддержки вырос. Просто отпусти меня, Стас. Меня и Арса.
Сергей посмотрел на Антона страшными глазами, а затем очень понятливо побежал к дверям: баррикадировать и выигрывать ему с Арсением дополнительное время. “Еблан”, — прочитал по губам Антон и зачем-то улыбнулся. Помирать, так с помпой. Ему уже ничего не страшно.
— Пошел на хуй, мальчик, — сорвался Стас. — Продал бы мне франшизу — горя бы не знал. Я ведь тебе срок навинчу — не отмоешься. Антон, я по-хорошему хотел. Ну зачем ты такой упрямый?
— Весь в тебя, — заверил Антон с улыбкой. Сердиться на Стаса было одновременно легко и совершенно невозможно.
— Да что ж ты творишь, дурак? — взвился Стас. — Слушай сюда. У тебя есть полчаса. У тебя и твоей ассоциации товарищей. Успеете — молодцы. Не успеете — вас заломают. Так, что мало не покажется. Время пошло. Удиви меня.
— Челлендж принят, — откликнулся Антон.
Стас от расстройства на самого себя и свои безусловные привязанности разразился проклятиями и бросил трубку.
— Ну вот ты тупой, Шастун? — в сердцах спросил Сергей, подтягивая к дверям пудовый шкаф с сухим гидрогелем.
— Зачем? — ухмыльнулся Антон, потому что Стас подтвердил: полчаса их никто не посмеет тронуть. — Может, я очень-очень умный?
— Пиздит, — подтвердил Дима. — Готов к погружению, умник?
Антон быстро избавился от одежды, натянул кислородную маску и неловко влез на второй уровень стойки, где располагалась свободная капсула. Кивнул. Сквозь маску попросил: “Запускайте как обычно. Дима, выкрути скорость на два”.
— Нет, совсем неумный, — поразился Поз и плавно запустил систему, как только крышка на капсуле Антона закрылась до щелчка.
Сознание Антона дрейфовало в потустороннем умиротворении. Он позволил ему проникнуть внутрь себя, заполнился до отказа и даже не пытался понять, где именно оказался. За очень долгое время ему просто было хорошо и спокойно. Мама снова замешивала на кухне водянистое пюре, откуда-то доносились звуки старого телевизора, а кожи касался деликатный хлопок, пахнущий стиральным порошком. Открывались и закрывались двери, со двора доносились детские голоса, а под потолком сыто гудел лопастями вентилятор. Такая родная, домашняя простота. Ничего больше не надо.
Антон то лежал на полу, то вдруг шевелил ногами, катая кожаный облезлый футбольный мячик. По щеке проехалась мокрая росяная трава. Его окунуло в прохладную воду, отерло полотенцем, снова уложило на простынь, как маленького, огладив по щеке невесомым заботливым прикосновением.
Он отчетливо понял, что тут половинка черного стоит еще два пятьдесят, мерить кроссовки нужно на нагретой солнцем картонке, и чтоб потом старушечьи руки обязательно достали из горячего алюминиевого бидона маслянистые пирожки, завернули их в коричневую, резаную тупыми ножницами бумажку, и Антон бы вгрызался в теплый уголок зубами, чувствуя, как на языке разваливается сдобное тесто, он бы смеялся и плакал, заваливаясь на спину, падая на чьи-то колени, а потом поднимался снова, забивал гол, пил кисель, выводил в тетради что-то про осеннюю листву, купался в ней целиком, потеряв связанный матерью шарф, и кидался снежками, и целовал губы, пропитанные сладко-горьким портвейном, и кричал под гитару, срывая голос, находя его снова, клал на связки запах дымной сигареты с желтым фильтром, опускал пачку в карман, доставал оттуда кнопочную Нокиа, чтобы набрать длинное сообщение на латинице, потому что так дешевле, почти падал из окна универа, крича тем, кто внизу, что-то остроумное и задиристое, и обнимался на льду, пока коньки под ним стремительно разъезжались, а он съезжал в однушку в Мытищах, приносил свою хлебницу, смущенно ставил ее на стол, убирал с края локти, пока размышлял, где же взять денег, и радовался тому, что есть друзья, которые выручат, которые видят то, что видит он: это ведь успех, ну не может не быть, потому что Антон слишком верит, слишком легкомысленно вертит смыслами внутри дела всей жизни, хочет как лучше, получается как всегда, и все не зря, если делаешь с особым тщанием, и главной мыслью остается близость, близкая к отчаянию и понимаю, что ты не один, что бы ни случилось, и семимильными шагами все это катится, как бабушкины нитки — под шкаф, разве же он не прав, что хочет все и для всех, но особенно для одного — Арсения, странного такого, человека исключительных качеств, по которым получается все одно: они — одно, одно и то же и одни на целом свете, потому что свет этот сошелся клином на Арсении, так незаметно и бытово, что Антон сперва даже не понял, не принял за чистую монету, еще не полностью одетый в твердые убеждения, побеждая внутри хитросплетения случайностей, старые чаяния о новой жизни, и будь он поприличней, давно бы на это забил, и мрак одинаковых дней окончательно бы победил, но что-то случилось, переломилось, и вот Антон пытается собрать то, что, казалось, разбилось, склеить, скрепить обещанием, попытаться жить, не оглядываясь на то, что было вполне реальным, но таким — не являлось.
— Где я? — спросил Арсений.
Он стоял тут же, у белой гладкой стены, обряженный в хлопковое простецкое тряпье, словно в этом и встал с кровати, пришел сюда и уставился на Антона внимательным холодным взглядом.
— В моей голове, — ответил Антон и огляделся по сторонам.
Ничего особенного, пол светлый, чистый, не в пример его московской однушке, где дышать можно исключительно пылью, даже если только-только убрался. Окон нет, но света достаточно. Сверчков слышно, стрекочут как бешеные. Все-таки ночь, а у них тут внутри как днем.
Арсений осваивался здесь, в этом белом помещении, с опаской. Изучал гладкие стены прикосновением, делал шаг вперед, а затем назад, ожидая то ли взбесившихся зомби, то ли змей-переростков, то ли всех разом. Но внутри разума Антона было чисто, выглажено-бесшовно. Очень спокойно. Размеренно.
— Тебе здесь ничего не угрожает, — сказал Антон, чтобы примирить Арсения со скачком в совершенно новую для него систему, с другими правилами и условиями.
— Я не на смене. Как тогда мы здесь оказались? Что вообще значит — “в твоей голове”?
Антон наблюдал за ним, сидя на полу, скользил взглядом по длинной выбившейся челке и знакомому профилю, тысячу раз выученному. Следил за движениями пальцев, когда Арсений условно резал ими гладкие стены. Было слегка щекотно, Антон даже зажмурился — до того его касания отзывались внутри.
Объясниться было необходимо, но отчего-то Антон робел, подыскивая правильные слова, чтобы рассказ не получился слишком безумным. Или безумно предсказуемым. Антон ведь никогда не был мастером широких жестов. Его прошлые отношения были эдаким скромным обменом любезностями, где все строилось на взаимном комфорте и быстрой замене пылкости на повседневную незаметную нежность.
— Я в Питер за тобой приехал. На Академическую. Переключил на свою разработку с Клабовской системы.
Арсений хмурился все больше. Он наверняка не хотел, чтобы Антон видел его, лежащим в капсуле трупом, слабой копией себя из квестов. Но Антон принимал его и таким. Арсений, немой и обездвиженный, не пугал. Хотелось облегчить этот замкнутый ад длиной больше года.
— Решил причинить немного добра, получается? — невесело откликнулся Арсений. — Я — не твой боевой трофей, Шаст. И в Клабе не заложник. Свой путь я выбрал сам.
Светлые стены от его слов поблекли, надулись предгрозовой тенью и завибрировали тревожно-высоко, словно кто-то дергал струну старой виолончели. Арсений волновался. Арсений в своем закрепленном договором бесправии, в своих маленьких мирках привык полностью владеть ситуацией. Умирал по собственному желанию, спасал из личных мотивов, кричал наполненными легкими и хохотал до потери сознания.
— Не собираюсь тебя переубеждать, — малодушно солгал Антон. — Но я должен был показать, что системы бывают разные. Арс, ты мне важен. Поэтому я спрошу: чего на самом деле ты хочешь?
Арсений ходил кругами вокруг Антона, и все изучал не заполненное ничем пространство. Словно его удивляло: как можно быть в системе, не напичканной под завязку испытаниями и проверками, где они вдвоем, и вроде подойди ближе, но страшно — как же можно получить то, к чему душа лежит, без мучений и игры.
— А важно — чего я хочу?
Антону была знакома эта вежливая форма пытки: затолкать все человеческое подальше, задушить собственными руками, чтобы быть эффективным. Чтобы быть полезным, не любым, а непременно — любезным. Принимаемым, но собой необязательно принятым. Круговорот “потом” и “не важно”, пока кипит работа и пока есть еще ресурсы сохранять доброжелательный нейтралитет с простреленной дырой в голове.
— Закрой глаза и подумай о чем-нибудь приятном. Просто в качестве эксперимента, — предложил Антон. — Любая мелочь имеет значение.
— Не мучай меня, — тихо попросил Арсений. — Черт, да если бы я не признался, ты бы даже не понял.
Окружение взбунтовалось. Стены растекались подле них шуршащим песком, бушевали тихой песней, размыкаясь и разламываясь. Реальность кривилась, под языком стало щипать, как от кислых конфет.
— Не мели чепухи, — отрезал Антон. — Арс, я тебя люблю, и это неотменяемо.
— А надолго?
— Понятия не имею, — Антон улыбнулся. — Ты мне скажи.
Арсений поджал губы, собрался довериться, до конца не доверяя, и комната выдохнула, смела с себя пыль и песок.
— Тогда я не буду думать просто о чем-то хорошем, — сказал Арсений. — Я буду думать о тебе.
И закрыл глаза, как просил Антон.
Они оказались крепко прижатыми друг к другу. Под руками Антона покоились расправленные плечи Арсения и спина, облитая мелкими родинками. На плече устроился его подбородок. Это было замершее объятие-обет, странная полурелигиозная чушь, которую Антон всегда обходил стороной. Сейчас — то, что нужно.
Хотелось в ощущениях закостенеть, осесть в Арсениевых легких тяжелым металлическим основанием, чтобы никак не вытравить и не стереть дочиста. Пол под их телами легонько прожался, как тонкий матрас из общаги, на котором Антон спал в общей сложности пять лет. Только на этот раз колени не щипала жесткая белая простыня, купленная за бесценок в Ашане.
Арсений даже не поморщился. Не выпускал Антона из рук, скользил прозрачным внимательным взглядом, словно видел после длительной разлуки, шею гладил шершавыми подрагивающими ладонями. Антон изумился: как и зачем сейчас можно волноваться, если он сам совершенно спокоен. Совершенно на своем месте, там, где должен быть — рядом с Арсением.
Антон потянулся за поцелуем, медленным, домашним и почти безобидным. Будто под рукой Антона не бухала ударами Арсова грудь, так заполошно, что, казалось, он марафон бежит на сорок два километра, а не прогибает старый матрас вместе с волей Антона. Она-то давно уже улетучилась, оставив его на попечение совсем базовых рефлексов: Арсения обнимать, собой закрыть, оглаживать и улавливать вдохи-выдохи, каждое движение колена.
Арсений выпростал из-под Антона ногу, прижался к его боку бедром и сказал максимально доступно, как для рассеянного, который только со второго года знакомства начинает осознавать хоть что-то:
— Первый раз — это должен быть ты.
— Ясно, — отупело ответил Антон и для верности кивнул, не отлипая от Арсовой яремной вены. — Хорошо.
Все-таки Арсений Антону доверял, в чем-то даже слишком. А Антон, пусть и внутри своей головы, хотел сохранить ощущение телесности, которое разграничивало реальную жизнь от фантазий Клаба. Поэтому Арсений скулил и дышал с присвистом, пока Антон его растягивал, пока обливался потом, стараясь не напортачить, не сделать больно и не спугнуть.
Неважно, что мучило Арсения в Петербурге, прежде чем он полностью подключился к системе квестов: он был смелее Антона, кажется, всегда. Тем более, в том, что касалось физики. Это он изрезался, чтобы пришельцы не съели Антона до костей, он бросался на голема со смешной ржавой саблей. А теперь он точно так же без оглядки позволил Антону изучать свои реакции на боль и удовольствие.
— В порядке?
— Ага, — сказал Арсений, вцепившись ему в запястье. — Ты можешь двигаться. И, пожалуйста, не смотри на меня такими глазами.
Антон опешил:
— Какими?
— Как будто боишься за меня. Мне… все нравится.
Сказал — и толкнулся к Антону. В тишине у паха едва слышно прищелкнула смазка. Арсений толкнулся снова, уперевшись ступнями в матрас. У Антона под веками белые звезды заходили от возбуждения. Терпеть стало невозможно совсем, поэтому он поудобнее перехватил Арсения под коленями и сделал первый глубокий толчок.
Арсений заскулил, прикрыл глаза, облизнул пересохшие губы, и голова у Антона как будто выключилась. Теперь уже окончательно. Правильный темп задался сам собой, Антон вообще едва понимал, что делает, но двигался исправно, все сильнее увязая в ощущении мускулов, сухожилий и слизистых Арсения, которые будто бы покрыли Антона повсюду. Эдакий тактильный пузырь, собранный из одного человека, который не дает ни дыхания перевести, ни отвести взгляд. Глаза самого Арсения горели, как на самой разбитной безумной смене, в которой они вели счет, у программы и обстоятельств однозначно выигрывали. Обводили квест вокруг пальца, словно бы не проваливаясь в сюжетные дыры. Двигались строго вперед и обходили баги третьей дорогой.
Слитный страшный механизм, а никак не два человека, которые пытаются неловко притереться друг к другу в общей кровати. Момент привыкания они давным давно прошли. Добавь немного смазки — и все само собой получится. И раз система была Антоновой разработки, в глупостях вроде смазки или справного матраса, на котором приятно разложить и разложиться, недостатка не оказалось. Конфетти из презервативов, хитрые быстрые ласки и двойная выдержка прежде, чем кончить, прилагалась.
— Почему я раньше не приехал?
Это было немного обидно, несправедливо даже: Арсений больше года пролежал в капсуле без поддержки и надежного плеча, а Антон, как зверь, мерил однушку в пять размашистых шагов от кровати до шкафа и обратно.
— Всему свое время, — улыбнулся Арсений, беря короткую передышку. — Хотя я бы не отказался встретить тебя раньше.
Антон мог решить массу проблем Арсения, Арсений — воз загонов Антона. Такой вот равноценный обмен черными полосами, без которых сразу стало бы проще жить.
— Но теперь-то мы вместе, — ухмыльнулся Арсений.
Не дав Антону уйти в невеселые мысли о Стасе и ограниченном количестве времени, и прежде, чем люди в форме взломают дверь, Арсений глубоко и с чувством его поцеловал, играясь языком, стукаясь зубами о зубы. Как всегда непримиримо сфокусированный на том, что делает. А потом обнял за шею, поднялся с матраса и, опираясь на колени, начал насаживаться сверху. Антон только и успел, что поддержать за поясницу, чтобы он не завалился набок. Хохочущий Арсений, сидящий на его члене, на его бедрах верхом, как оказалось, зрелище до ужаса возбуждающее. Буквально — до дрожи в ногах. Антон инициативу передал, не колеблясь, потому что Арсений ведущим партнером во все времена был совершенно прекрасным. “Веду свадьбы, корпоративы и праздники”. А заодно — Антонов член, надутый кровью и истекающий смазкой, к предоргазменной коме.
Быть с Арсением сверху, снизу, да просто рядом оказалось чертовски приятно. Лучшая часть жизни Антона за много-много месяцев. Хотелось только одного: чтобы эта лучшая часть оставалась с ним как можно дольше, коль скоро они оба не в силах изменить прошлое. А с прошлым так или иначе следовало окончательно смириться.
Арсений, как самый голодный человек на свете, кусал его за плечо, когда Антон на мгновение вынырнул из ощущений и понял, что они тут вообще-то не одни.
— Какого хуя? — Антон заозирался, ощущая наплыв чистого гнева.
— Я слышал, — сказал ломающийся голос над его макушкой, ни мало не стесняясь. — Что ты делаешь крутейшие минеты, Шастун.
Антон поднял голову и обомлел. Перед ним с Арсением, который не собирался отвлекаться от плавного покачивания на его бедрах, стоял еще один Арсений. Только абсолютно другой. Гораздо моложе, лет девятнадцати. На розовых в крапинку щеках — следы от первого настоящего бритья, волосы стрижены коротко, по-уродски — ну точно баба из парикмахерской под домом постаралась, — на ногах — заношенные всмерть кеды “Два мяча”, земля пухом этой еще советской марке. Одет как бродяжка, ей-богу: раздерганная трехцветная куртка, из которой вата тут и там торчит, джинсы-бананы, явно не по размеру, стало быть, чужие, присвоенные. Хотелось пацана погладить по голове, даже пожалеть искренне, если бы не взгляд. Таким можно было мясо на базаре резать. Поддались бы и застывшие во льду, словно муха в янтаре, ножки Буша и поросячья голова и, возможно, заварные перекрытия того самого базара тоже вполне этому взгляду покорились бы.
Антон закашлялся. Рожа пацана смотрелась свежей и красивой неимоверно. Антон бы в свои девятнадцать от такой кончил, не начав, но, сука, глаза выдавали примерно все. Это тебе не Эдик-медведик, ужасный на лицо, но внутри добрый, как мамкина сдоба. Девятнадцатилетний Арсений мог, пожалуй, убить и обтереть нож-бабочку о заношенный свитер с надписью “Спорт”. Или рэкет — вполне себе спорт, еще какой.
Мелкий Арсений выждал стратегические пару секунд и вдруг улыбнулся. Между губ показались белые, выдвинутые вниз клыки. Сеточка ранних морщин собралась у его ярких молодых глаз. Приподнялись даже кончики ушей от такой улыбки, и Антон поплыл. Ну какой убийца, решил он. Так, неблагополучный пацан. Все-таки оружие в симуляцию эта лыба пронести не смогла бы. Одному богу было известно, почему он вообще сюда попал.
— Шастун, ты че, завис?
— Я не завис. Я думаю, как ты к нам забрался.
Мелкий Арсений закатил глаза:
— Да через мужика твоего. Вы тут кувыркаетесь, а у него такая хуйня в башке — хоть стой, хоть падай. У меня встал, понятно. Пошел проверять, в чем дело. А тут ты. С большой табличкой: “Круто сосет”. Я люблю халяву, если за нее по башке не прилетит. Так ты, ну…
— Арс, — позвал Антон, не отрываясь от мелкого и его глаза-сглаза. — Это что за дела? Я думал, у нас тет-а-тет.
— Понимаешь, — лениво ответил Арсений у его груди, — Я же тебя искал годами долгими. Дворами темными ходил, в журналах, в кино смотрел. А тебя все не было. Это, считай, твой самый главный фанат.
— И что мне с ним делать?
Тут Арсений плавно слез с Антона, положив на его внутреннюю сторону бедер теплые ступни. Но ступня, зажимающая и нежно оглаживающая мошонку, совсем не то, что мышцы растянутого ануса на члене, честно одетом в супертонкий презерватив. Антон заскулил, повернул голову и лишился дара речи.
Арсения, его Арсения, обнимал со спины другой Антон. Выглядел он старше, солидней. Даже волосы, которые у Антона вечно были похожи на воронье гнездо с завитками у висков, взрослая его копия зачесала гладко назад, сделавшись натурально сэром из рекламы дорогих часов. Всамделишный, настоящий Антон, не отказался бы от такой смены парадигм в будущем, но сейчас ревность вскипала в нем, как вода в электрическом чайнике. До пузырей и пара из носа.
— Ты, блядь, руки свои грязные с Арса убрал, — он зашипел, дергая кадыком вверх-вниз.
— Антон, у нас с тобой одни и те же руки, — вздохнул сэр из рекламы часов. — Считай это ликбезом из будущего. Хочешь, пару трюков покажу?
— Арсений, — тихо, но отчетливо позвал Антон.
Арсений в хватке заматеревшего Антона сидел, откинувшись на него спиной, совершенно расслабленный. Так вот что имел в виду Димка, когда говорил, что Арсений к нему как пес липнет. Абсолютное, мать его, доверие. Стань хвостом, верти эту собаку по-всякому, Арсению важно только, чтобы это Антон был. Ну вот кое-какой Антон и явился. Пару трюков, мать его. Всамделишный Антон понял, как снова сатанеет. Не помогла даже ступня, которая перебралась на член и прижала его к животу, катая туда-сюда большим пальцем головку.
— Антон, я тебя всякого хочу и побольше. Я же жадный. Ты еще разве не понял? Не бойся, не порвусь.
Антон чувствовал, что краснеет как маков цвет. Надо же, не порвется. А Антон, может, давно бы хотел кончить и завалиться на своего Арсения, дыша ему так же жадно, в ухо. Но в ухо ему сейчас дышал мелкий Арсений. Уговаривая, умасливая. Арсений большой гладил по предплечьям, сильнее раздразнивая. Стояло опять и по-крупному, поэтому Антон привлек мелкого к себе. Тот засмущался.
Очевидно, в своей компании с таким красивым личиком ему стоило огромных трудов выстроить правильный имидж. Складной ножик у него действительно лежал в кармане куртки. Антон откинул его подальше, куртку голосом попросил снять.
— Мне дважды повторить? — сказал Антон. — Я сам не дотянусь.
Помедлив, мелкий Арсений смущенно стащил ее с плеч, пока большой терся о его колено членом. Что там делает другой Антон, не хотелось даже думать. Главное, что жадине-говядине Арсению он пришелся по душе. А тут Арсений-подросток еще ждал разного, но сам, кажется, неточно понимал, чего попросил.
— Секс был? — спросил Антон, пальцами вкруговую оглаживая тыльные стороны его ладоней.
Цирк, не иначе: у мелкого Арсения прямо сейчас вставало от того, как Антон бережно его касался. Рук, прости господи, касался, о члене пока и разговора не шло.
— Был. Секс был, — отрывисто ответил Арсений, косясь куда-то поверх макушки Антона.
— Ложь, — сладко выдохнул его Арсений из-за спины. — Он в куртке, а первый секс у меня был летом. Я эти кеды тогда уже выбросил.
Мелкий Арсений закусил губу, задышал через раздутые ноздри, как носорожек. Антон даже умилился. Встреть он такого Арсения в универе, плакали бы Нина с Ирой, потому что Антон волочился бы за ним по пятам. По темным дворам, через журнальные киоски, кинотеатры и тусовки друзей. Заставь кто его рисовать ради единой встречи с обменом ножика на неловкое сопение у гаражей и троганье письки — взялся бы за дело с чувством. Гуашью, пластилином, макаронами на клею. Хотя Антон — он вообще не художник, и ничей серый мир он, понятно, не раскрасит. Разве что вот — Арсениев.
— Я тебе нравлюсь? — спросил Антон пацана.
Арсений, так же мелко, затрясся. Кивнул, глядя на переносицу — типичное его бегство от прямых формулировок. Надо же, фишка тянулась с подросткового возраста.
— Расстегни джинсы для меня.
Антон не хотел его дразнить, вовсе нет. Слова вылетали сами, а Антон просто смотрел, как плясали у мелкого Арсения пальцы, когда он вдавливал болт пуговицы на джинсах в петельку. Как щелкал молнией. Конечно же, она заела на середине. Конечно же, она была давным-давно сломана, а Арсений вспомнил об этом только сейчас. Зашелся краснотой сильнее, чуть не плача от отчаяния и стыда. И Антона залила такая жалость пополам с каким-то неистовым обожанием, что он зажевал улыбку, вытянув губы в тонкую линию, и привлек пацана поближе.
Подцепил бегунок молнии ногтем, аккуратно вытягивая его вниз. Может быть, нарочно вжимая молнию в пах пацану. Член у Арсения стоял уже откровенно колом, вытягиваясь в серых линялых боксерах струной. Ревность ревностью, но рот у Антона наполнился слюной, гладить Арсениев член под трусами — не трусы, конечно, а застиранное недоразумение, — было до жути приятно и волнительно. Сам Арсений нетерпение Антона зеркалил. С гримасой удовольствия раскрыл рот, яркие его глаза скрылись темными ресницами, и до чего же этот мелкий Арсений был привлекателен. Уму непостижимо, изумился Антон. Как он с такими вот полуприкрытыми глазами вообще на улице и в школе выжил.
Теперь понятно, зачем пацан тренировал взгляд убийцы. И никакое тряпье, никакой смешной наносной говорок его не портил. Антон потянул указательным пальцем резинку трусов вниз. Палец сорвался, и резинка пружинисто щелкнула Арсения по животу в мелких светлых волосках. И родинках. Ебаный ты свет.
— Прости. Не рассчитал, — повинился Антон, найдя головку по бусине мокрого следа у гульфика.
— Ты специально!
Арсению все-таки было девятнадцать, и он его все-таки раскусил. Свел рассерженно брови и как-то вдруг растерял вид барышни в беде. По-хозяйски запустил в рот Антона средний палец, глядя сверху вниз, а Антон — он же никогда не против инициативы. Палец обхватил плотно губами, поигрался языком и снова добился от Арсения макова цвета. Однако маков цвет и сам Арсений жили сепаратно. Потому что пацан уложил резинку трусов под бледно-розовую мошонку, добавил к пальцу во рту Антона еще пару и открыл его челюсти — Антон и не сопротивлялся. Приложил к губам головку члена и испытующе на Антона посмотрел. Мол, дальше-то что.
Антон даром, что минет делал лишь раз, научился ободряюще улыбаться с хуем во рту. Член обхватил до середины и принялся обстоятельно сосать, не задевая кожу зубами, только языком. Арсений всхлипнул, оперся рукой на плечо Антона. Задвигал бедрами, проверяя, что можно, а что нельзя. Но штука в том, что с Антоном было почти все можно, и Арсений обхватил его лицо под подбородком, то ли гладя по кадыку, то ли слегка придушивая. Или не слегка. Антон закашлялся, на минуту прерывая кульбиты с членом.
— Пацан, ты больно уж борзый!
— Извини, я был ужасно испорченным подростком, — неподалеку хохотнул его Арсений.
— Я вижу, — недовольно ответил Антон, утирая нитку слюны у рта. — Дай руки, малой.
Руки Антон заложил ему за спину и держал крепко, снова принявшись за дело. Пацан начал подмахивать активнее, но из-за рук сделался будто бы совсем нестрашным и, кажется, сам дурел от такой доверчивости, то начиная хрипеть ломающимся голосом, а то вскрикивать высоко и заполошно, словно не человек, а какой-то редкой породы журавль. Антон устал удивляться, почему Арсений вообще так на него полагается. У Антона что, лицо дружелюбное?
— Люблю, когда люди все делают от души, — сказал голос позади Антона, и он чуть не подавился.
Пацан посмотрел ему за спину и тревожно сощурился.
— Арсений? — спросил Антон, уже зная, кого принесла нелегкая.
— Он самый, — засмеялись у его уха.
По плечу прошлась каштановая прядь волос. Явно Арсений помладше, чем теперешний, но ни разу не подросток: тембр густой, бархатистый. Взрослый и опасный. Арсений огладил его по бокам, опустился рукой к члену, поскреб ногтем около презерватива, слегка скатывая и прорываясь к коже, увитой вздувшимися венами. Стояк спал лишь слегка, будь он неладен.
— Мой любимый размер, — признался Арсений. — Ты ему, я — тебе, договорились?
Антон замычал, забирая член пацана в рот по самое основание, от чего мелкий Арсений затрясся, обнимая его за шею двумя руками и утыкаясь лицом Антону в макушку. На ногах он держался с трудом, выпростал одну руку из захвата Антона, но оставил ее за спиной. Антон видел только, как плавно двигается правый локоть с очаровательной красной заплаткой. Много падал, много бился, много изучал свое тело. Не Антоново дело — лезть в историю сексуального становления Арсения, это уж точно. Личное — должно оставаться личным.
Пока пацан впал в состояние сомнамбулы, патлатый Арсений только набирал обороты: оцарапал Антонову спину, зацеловал плечи, ни одного лакомого куска не оставил, и ушел рукой вниз, под поясницу:
— Можно?
— Давно хотел.
Ничего же криминального нет? Антон заставил поднять глаза на своего Арсения. Тот стоял на коленях, опустив голову, а Антон, тот, что сэр, держал его в каком-то фантастическом рэгбистском захвате, спрятал лицо у чужих разведенных лопаток и вколачивался так, что Антону даже не снилось. Арсению, очевидно, снилось, потому что он был вовсе не против. Стонал на одной ноте, двигался в такт единым организмом. Вот как они могут выглядеть через пару лет. Приятная, успокаивающая мысль. Такое понимание на уровне спинного мозга хер чем порушишь. Тем более, лапищами Стаса и его команды. Ломали их ломали, да не выломали. Они вон, сами кого хочешь раком поставят. Друг друга, например.
Пока Антон предавался элегическим мыслям, патлатый Арсений щелкнул крышкой смазки и погрузил в Антона средний палец. Что ж они этот средний палец так любят, хотелось сказать Антону, да рот оказался занят.
— Терпимо?
Антон уже столько раз сегодня был на пике и не кончил, что никакой боли он, считай, не чувствовал.
— Уговорил. Добавлю еще палец. Ты, я смотрю, немногословный, все бы такими были.
Казалось неуместным интересоваться, сколько их было, да и зачем? Тем более, мелкий уже в гармошку сложился, рукой за спиной шуровал из последних сил и без предупреждения брызнул в рот Антона спермой. Зачем-то начал извиняться, член тут же вытащил, спустив еще пару капель Антону на грудь. Отчаянно смотрел ему в глаза, пока гладил стоящий еще ствол. Экая пастораль. Антон и не подозревал, что Арсений был одновременно отталкивающим и до щемящего сердца трогательным подростком.
Он опал на пол, даже не пытаясь привести себя в порядок, привалился горячим лбом к Антону. Устал. Выдохся от новых эмоций и нового опыта. Антон тоже получал новый опыт. К чести патлатого, он не спешил и ввинчивался в зад Антона по-питерски интеллигентно. Пацан перевел дух и шепнул на ухо Антону наивно, не подбирая толком слов:
— Я бы хотел, чтобы все получилось так, как сейчас. Прости за нож, я всегда с ним хожу. В Омске куча нариков и пацанов из группировок. Я боюсь их, Антон.
Антон криво улыбнулся, соображая, какой путь прошел Арсений, чтобы из студента с ножом превратиться в мужика, у которого почти нет страхов.
— Все наладится, — тихо ответил ему Антон. — Ты перестанешь жить в страхе, а с ножом ходить будешь только в квестах.
— Когда мы встретимся? Это будет скоро? Я летом в Адлер поеду. Ты живешь там?
— Нет, я вообще из Воронежа. Прости, Арс, я понятия не имею, с кем будет твой первый раз. Но пройдет время, и мы встретимся.
Арсений оттолкнулся лбом от его плеча, наспех застегнул болт на джинсах, проклиная молнию, и ушел в тихий гул голосов, который разбавлял стрекот сверчков и перезвон гибких белых стен вокруг.
Патлатый Арсений вообще не особо давал оглядываться, потому что запрокинул Антону голову, крепко удерживая шею, и научил насаживаться на пальцы, лишь изредка подливая ему на крестец еще немного смазки.
— Как думаешь, ты готов? — спросил Арсений без толики иронии в голосе.
И этот заботится, черт возьми. У программы под названием Арсений вообще бывают сбои?
— Не попробуем — не попробуем, — загадочно ответил Антон.
Арсений хохотнул и опрокинул его спиной на матрас, раздвигая колени в стороны. Антон уперся ступней о его грудь и серьезным голосом предупредил:
— И я тебе не девочка из шоу-балета, понял?
— При чем тут вообще девушки? — непонимающе уставился на него Арсений, как будто он сейчас сморозил первостатейную глупость.
Может, так оно и было. Антон понятия не имел о широте его сексуальных предпочтений. Были ли у него женщины до Алены, или Клаб и правда так умел забраться в голову, что замученный Арс клюнул на то, что раньше никогда не вызывало у него интереса?
Стратегические вопросы отошли на второй план, когда Арсений перехватил его лодыжку и принялся кусать за пальцы. Не мужик, а кот. После Арсений решил облизать подъем стопы — Антон не прошел проверку на щекотку, — а потом вообще показал язык, высунутый плоской лопатой между большим и указательным пальцем. Никто кроме Арсения не сумел бы превратить странный фетиш в целое представление. Антон так впечатлился, что неосознанно взялся за член, лениво гладя головку. До Арсения его исполинские ступни не интересовали примерно никого.
— Красивые у тебя ногти на ногах.
Иногда Арсений поражал своей космической глубиной, а иногда такими вот космическими фразами, взятыми из ниоткуда.
— Ты меня трахать будешь, нет?
Арсений напоследок поцеловал его в пятку и взялся раскатывать презерватив по члену:
— Сдалась тебе защита в симуляции? — пожаловался он.
— Реальные ощущения нуждаются в реальной ответственности, знаешь?
Арсений взглянул на него с жалостливой нежностью:
— А ты что же у нас, Человек-Паук?
— Ага. Твой будущий дружелюбный сосед.
— Как скажешь.
И вошел в Антона плавным неторопливым движением. Аккуратно достаточно, чтобы Антон подскочил на матрасе, но никакой боли, кроме вполне понятного дискомфорта не почувствовал.
— Нравится?
— Странно.
— Ты ведь делал это раньше.
— Сам. Не с тобой.
Арсений наклонился к нему, касаясь длинными распущенными волосами, и укусил поцелуем, совсем не в манере другого Арсения, постарше.
— Не надо кусаться!
— А если я хочу?
Он улыбался бешено и по-заводному. Его энергия теперь проходила через Антона, прошибала горячим потом, не давала дышать. Этот Арсений и правда был жестче своей старшей копии, двигался яростно, даже немного пугающе. То скручивал Антона пополам, чтобы зайти под немного другим углом, то закидывал колени себе на плечи, словно не в силах определиться, как и в каком темпе он Антона хочет брать. В нем угадывалась незрелость, немного безалаберности, с которой Арсений прожил не один год, прежде чем найти свое место под солнцем.
Познакомься с ним Антон в этот период, долго ли они были бы вместе? Наверняка скандалили бы день через день, громко мирились и повторяли по-новой. Не Арсений, а цыганский сын: от мамы ушел, от ответственности ушел, от себя уйти попытался, да не вышло.
Не вышло и у Антона просто потрахаться. Его ударили по пальцам, сжимающим член. Он ойкнул от неожиданности, и тут же на помощь пришла чужая рука, знакомая до безобразия.
— Эй, он мой! — прикрикнул патлатый.
— Арс, — мрачно сказал Антон. — Еще один.
— Привет, — улыбнулся Арсений с привычным кропом на голове, надрачивая его член.
Вот этого Антон точно знал, только раньше не допускал и мысли, что они могут иметь что-то большее, чем рабочие отношения. Арсений тогда, на квесте с инопланетянами, казался погруженным в себя, и его ритуальное самопожертвование поразило Антона много сильнее выдуманных командой Дрона монстров.
С предплечья Арсения на Антонов живот стекала кровь из первого и единственного пореза. И чем быстрее Арсений наращивал темп, тем бодрее капли скользили Антону в пупок, переливаясь через талию на кипенно-белый матрас. Кончать что-то расхотелось.
— Убери это! — привстал на локтях Антон, но патлатый Арсений не дал ему сползти вон с матраса. — Убери с меня руку.
Арсений из квеста поглядел на него со смесью удивления и обиды:
— Эй, Симба, все в порядке.
— Он сказал убрать, — громыхнул над куполом голос Антонова Арсения, и раздался щелчок.
Голоса и звуки вокруг затихли, и Антон с изумлением наблюдал, как рана на чужом предплечье затягивается, а с матраса и живота исчезают следы крови.
— Простите, — грохнул голос в тишине. — Не хотел вас прерывать. Продолжайте.
Антон присвистнул. Он до этого момента и не понимал, что система скорректировалась, и теперь управление внутри симуляции делилось между ними двумя поровну.
Патлатый Арсений от громких звуков шуганулся, как дворовый кот, и уже вовсю ластился к копии Антона подле матраса, которая выглядела еще более лощено, чем мужик-сэр с рекламы часов. У лощеного уже проглядывала первая седина, а щетина на вид была погуще и погрубей, чем та унылая бородка, которую Антон мог отрастить сейчас. Щетина выглядела слегка даже крашеной, а браслеты на запястьях и широкая цепь из ювелирного сплава на бычьей шее были в разы дороже фенек, которые Антон таскал время от времени. На бычьей роже читалось что-то в духе: “Знаешь цифры — наберешь”.
Метаться кабанчиком Антон не хотел, поэтому от мужика и заинтересованного в нем бестии-Арсения отвернулся, обратившись к Арсению-напарнику.
— Не хотел тебя напугать, — признался он.
— Мне тогда, в квесте, за тебя страшнее было, — ответил Антон. — Столько раз потом снилось, как тебя в ванной оставляю. Все еще очень стыдно.
— В тебе что-то тогда надломилось, да? — жалко улыбнулся Арсений.
Антон кивнул. Позволил себя уложить на матрас, принял объятия Арсения как само собой разумеющееся. Получилось без смущения и зажиманий — почему они раньше этого не делали? Это ведь так… просто. До безобразия, проще, чем погрузиться в квест.
— А я, знаешь, — сказал Антон, поглаживая его по запястью. — Понял, что защитить тебя — это самое важное. Да, в квесте, да, не по-настоящему. Но хотелось тебя сохранить. Я бы не перенес, если бы ты просто исчез.
— Никуда я не денусь.
— Уже делся. Мне Сережа рассказал. Я был в кромешном ужасе. Как можно со своей жизнью добровольно расстаться? Я тебе помочь могу, Арс, понимаешь?
Арсений игрался с его короткими ресницами, рукой водил по губам, любовался, словно первый раз видел. Недалеко от правды, если все происходит прямо перед укусом летающих черных тварей, а пару минут назад ты еще стоишь в ванной чужой взломанной дачи и ни на что особо не надеешься.
— Это состояние не чинится, я пытался. Оно перманентно со мной, как отрубленный палец или слепота. Мне проще тут, с тобой.
— Ты говорил, что ты жадный, — настойчиво продолжил Антон. — Так вот, я — тоже жадный. Может, посильнее тебя. Одних квестов мне мало. Я с тобой быть хочу и тут и в Питере, и в Москве — где скажешь. Ты мне нужен всяким, каким угодно.
Арсений зажмурился, не обращая внимание, что голый, потный, со вставшим членом Антон, снизу доверху растянутый, ему душу изливает, хотя красноречием никогда не увлекался. Трехэтажным матом изъясниться — это пожалуйста, но только не про чувства и никак не про уязвимости.
— Ты, Антоха, мечтатель. Наверняка никогда не сталкивался с людьми с инвалидностью, не кормил их с ложки и не пеленал взрослого мужика в пододеяльник, потому что он собственные руки жует, чтобы хоть что-нибудь почувствовать. Ты не справишься, и это нормально. Я не хочу в это снова влезать и думаю, что это нормально тоже. Наверное, я такой же мечтатель, как и ты, — не хочу лишней возни, не хочу решать, когда жать на кнопку вызова нянечки. Не хочу быть жалким, когда мы тут с тобой, и все отлично, и я сам с собой на перемирии.
— То есть я просто должен принять твой выбор, да? — спросил Антон. — Я ни на что не могу повлиять?
— Ты повлиял на то, что я снова себя человеком чувствую, — улыбнулся Арсений. — До этой дачи заброшенной еще, уже очень давно. У меня год назад из-за тебя горизонт в голове расширился. Я себя ощущаю по-другому. У меня ответственность, за тебя, за себя. Вроде должно было напрягать, что ты не врубался долго, и я не понимал, взаимно все или нет, но когда появляется что-то, за что можно держаться, из-за чего ты дни не просираешь, а их живешь — все иначе воспринимается. У меня какое-то время деньги на счету копились, а я их даже не считал, потому что тратить не на что, глаз не горит, как зомби ходишь, и тебе на все плевать. А сейчас мне не плевать на кучу вещей.
— Тонну, — поддакнул Антон, отираясь носом об Арсениево ухо.
Он вдохнул запах его волос. Заведомо родной, понятный и простой, он словно сопровождал его задолго до этого момента. Да так и было. Год рядом — он изменил не только Арсения, но и Антона. Парадигма сдвинулась, Антон повзрослел, и в его взрослой голове роилось целое облако идей и смыслов. Потому что любовь любовью, но после периода пьяной радости всегда наступает момент осознания, когда ты отчетливо понимаешь: был в яме, и в яме остался. А выбираться надо, за тем Антон в Питер и ехал. Секс, это, конечно, хорошо, но пробовал ли Арсений освободиться из профессионального рабства?
— Я помогу тебе сразу, как ты мне позволишь, — твердо сказал Антон.
— Ждем, — с готовностью согласился Арсений.
Коснулся его губ своими, невесомо, ни на что не претендуя. Антон ответил, но тоже целомудренно как-то, извиняясь. У него был только один Арсений, немного другой, немного изменившийся после голема в лилиях и битвы на ножах, и смазанного быстрого поцелуя в отсеке А4.
Вокруг кто-то занимался любовью, кто-то болтал, нашептывая важные слова партнеру на ухо. Кто-то и вовсе сидел в одиночестве, как Арсений-пацаненок. Надо же, даже свитер не снял, хотя под куполом было очень жарко.
— Спасибо, что сказал все, как есть, — сказал Антон в губы Арсению из Подмосковного квеста.
— Спасибо, что не стал врать насчет того, что ты окей с моим решением, — откликнулся он.
Антон выдавил смешок, а потом к нему неслышно подобрался пацан и зашептал на ухо:
— Неловко отвлекать, но я могу подкатить вон к тому парню?
Он показал на двадцатилетнюю с хвостиком версию Антона у дальней стены-мембраны.
— Можешь, — сказал Антон. — Уверен, ты ему понравишься сразу.
Ему — из ранней эры квестов Клаба, когда было тяжело и сложно, и вывозил Антон только за счет молодого организма. Бухать сутками или орать от ужаса в квестах — на утро голова была свежей, а ПТСР на тот момент лишь маячил где-то за горизонтом.
На двадцатилетнем Антоне была белая рубаха, высокие носки под костюм и трусы Марвел. Он хорошо помнил этот момент: как раз начал партнерство с Эдиком, и Эдик, песья душа, за три круга в покер снял с него все: и запонки, и приличный квестовый костюм, и даже цепь с ботинками. И все это, разумеется, не ради красивых Антоновых ног, а в качестве назидания. Не грози южному централу, насмехаясь над наивным партаками у себя в квартале. Потому что кварталы в квестах общие, а с партнерами по дайвингу нужно ой как дружить, иначе ни костюма тебе, ни надежного плеча. Антон урок усвоил вместе с пониманием, что никого круче Эда в партнерах и быть не может. Понятно, ошибался.
— А он, ну… — замялся после неловкой паузы пацан. — Мальчиками интересуется?
— Вполне, — ответила за Антона его копия с приглаженной назад челкой. — И кое-что успел попробовать.
— Просто подойди, — Антон похлопал пацана по плечу.
Тот кивнул и решительно направился к дальней стене, проверяя молнию на джинсах. К этому моменту Арсений с кропом тактично с матраса слез, и его макушка мелькала рядом с Антоном, измазанным в крови. Арсений сорвал со стены пушистое белое полотенце, облил его из бутылки чистой водой и обтирал своего Антона, что-то едва слышно рассказывая. Чумазый Антон глядел на него удивленными глазами, которые все больше и больше зажигались шальным интересом.
— А про него ты не забыл? — спросил Антон постарше, на руках которого извивался жаркий, красивый Арсений.
Его Арсений. Он был совсем на пределе, члена не касался, и Антон наблюдал за тем, как головка трется о поджарый плоский живот с едва заметной отметкой аппендицита.
— Как тут забудешь, — забормотал Антон, подтягиваясь ближе.
Смотреть на Арсения со взрослой копией себя было странно, словно наблюдать за ними в зеркале. Он был таким же красивым, как всегда, распаленным и уже ничего особо не соображающим.
— Можешь присоединиться, — сказал Антон постарше и поддержал Арсения, лежащего спиной у него на груди, за колени.
Таких приглашений в своей жизни Антон еще не получал. Он сжал ладонь у основания члена Арсения, и тот ненадолго приоткрыл глаза. Вместо слов из его рта вылетела нитка слюны и птичий какой-то, несвязный клекот.
— Я не думаю, что будет уместно, если мы вдвоем... — начал было Антон, покрываясь румянцем.
— Все уместно, что умещается, — невозмутимо откликнулся лощеный Антон постарше. — Ты уж мне поверь.
Антон наскоро надел свежий презерватив, просунул на пробу большой палец между разогретыми мышцами и чужим — своим — членом, погладил слизистую подушечкой. Арсений зашептал что-то неслышное и привлек его к себе за шею мокрой ладонью. Сказал:
— Иди ко мне.
Антон задышал в его губы и медленно вошел, стараясь не причинить боли. Арсений криво улыбнулся, закинул на него ногу, чтобы Антону было легче двигаться. Толчки получались смазанными и медленными.
— И не отпускай его, понял? — сказал повзрослевший Антон.
Всамделишный Антон только кивнул. Поднял голову и наткнулся на стоящего над ними очередного Арсения. Морщин на его лице прибавилось, а волосы оказались коротко стриженными, открывая широкий лоб с двумя продольными полосами.
Этот Арсений, кажется, часто хмурился, но часто и смеялся, хотя смотрелся сейчас совсем спокойным. Выдержанным, как хороший крепкий виски. Виски, который сам Антон был не прочь пить каждый вечер. Арсений положил ладони с двумя крупными кольцами на плечи своему взрослому Антону и негромко попросил:
— Тох, оставь их. Сами разберутся.
Антон с прилизанной прической сжимал и оглаживал Арсению грудь, по-прежнему внутри него двигался, но, услышав просьбу, плавно вышел и позволил поднять себя на ноги. Они остались тут же, рядом, целовались, как подростки, смеялись о чем-то своем и передразнивались.
Антона с Арсением облепили другие версии, которыми наполнилось белое пространство. Были тут Арсении с вымазанными кровью и грязью лицами, одетые в пиджаки и хорошие брюки, в ужасное тряпье с деревенских выдуманных рынков, Антоны, смущающиеся подростковой неловкостью, злые и спутанные, оторвавшиеся ото сна, вдохновленные программированием, голые совершенные, мокрые после душа и купания в реке, счастливые Арсении с руками, вымазанными в краске, Арсении, хохочущие с Антонами, сосущиеся отвратительно, как люди на общественных эскалаторах, Антоны, стонущие от прикосновений, Арсении, которые совершенно в ощущениях потерялись, и те, что делали с Антонами что-то невероятное, от чего Антоны эти орали матом пополам с удивленными бессмысленными возгласами, которые обо всем и ни о чем конкретно. Мнущаяся, ластящаяся, шепчущаяся и покрывающаяся мурашками масса людей, лежащих друг на друге и друг от друга не отлипающая. Посередине — Арсений с Антоном, который приехал на Академическую и завел разговор о том, что он Арсения — любит, и это неотменяемо.
— Не могу больше.
— Я тоже.
С закрытыми глазами Антон чувствовал, как человеческая энергия стекается со всех концов помещения, ползет от белых стен, укутывает их двоих. Вены надувает, наполняет внутренности звенящим тугим гулом и бьет наотмашь невесомостью, закручивает, чтобы поднять вверх. Под ложечкой тянуло, будто Антон захлебнулся воздухом, хотя вздохнуть толком не мог. Вестибулярку раскрутило до совсем бредовых ощущений, будто он и правда падает куда-то.
Арсений рядом протяжно застонал, потому что кончил, излившись ему на бедро теплым и скользким. Антон открыл глаза и обомлел: они и правда висели в пространстве. Стены исчезли, людей рядом больше не было. Они и сами изменились. Стали словно та статуя богини из зомби-квеста: огромными, монолитными и беломраморными, выточенными из камней и созвездий.
— Ебать мы титаны, Арсюх, — ляпнул Антон, и его голос разнесся эхом по бесконечному пространству.
И преград никаких не было, звук просто несся в разные стороны, как круги на воде от пущенной в нее черной гальки.
— Ебать титаны, — повторил Арсений, опасливо оглядываясь из-за его плеча и только плотнее прижимаясь руками к Антоновой шее.
— А так теперь всегда будет происходить, когда ты кончишь?
Арсений рассмеялся, зажмурив глаза, ужасно привлекательно, как Антон и любил. Его смех бусинами рассыпался по пространству, устраивая тихую, почти неслышную гонку, смешиваясь с эхом голоса Антона.
— Почему бы и нет, — ответил Арсений.
— Что теперь? Конфетти, флажки и салютик?
Арсений огладил Антоновы мраморные руки и серьезно ответил:
— Аннигиляция.
Коснулся последний раз его губ мягким поцелуем, и Антон понял, что его тело рвано-резиново взрывается, собственные глаза вылезают из орбит, совсем небольно даже, конечности превращаются в жвачку, а Арсения рвет на аккуратные полотняные лоскуты. Их ткани, эти старые-добрые молекулярные конструкции вмешиваются друг в друга, перестают быть собой и становятся единым питательным супом, и уже непонятно, где он сам, а где Арсений. Есть ли вообще разница, есть ли смысл разделять и властвовать сейчас, когда он слышит все и чует все, и внутренне успокаивается, прогоняя всякую плохую мысль, потому что мыслей нету вовсе.
Он отчетливо понял, что в Омске половинка черного стоит еще два пятьдесят, лучше сразу идти на улицу Правды, где в магазинах что-то вообще дают, очередь — это нестрашно, если ноги держать в тепле, всего-то полтора часа на морозе, мама перед этим победила в Арсении бунтаря и модника, заставила нацепить вместо ботинок валенки, а в валенках тех были три пары носков, — даже не свои, а батины, — ноги все равно быстро становились мокрыми, мизинцы переставали шевелиться через полчаса, в школе была вечная черная полоса, пацаны задирают, учишься плохо — вылетаешь, отличник — летишь еще дальше, и в двоичном на ЭВМ вечно получался ноль вместо единицы, а единица, что работает без осечек, всего одна — бабочка, нож, его боевая подруга, гроза падиков и сараев, что за домом раскинулись барачной композицией, иди-ка ты на хуй — дельная вещь, если с прекрасной Арсения дикцией, фрикцией, поллюцией, он говорил, что ебал всех девочек района, но это лишь спасения фикция, он ни с кем и со всеми, надо было дружить — это признак поколения, его нулевые — темные и смрадные, пахнут огневыми, лечатся мздой дяде со званием, уважением, страхом, стать бы Арсению на районе главным одним махом, вроде получается, каждый, кто к нему подходит, быстро убеждается, что Арсений сделан из крутого теста, похуй, что на лицо — смазливая невеста, он жесток и опасен, как дроченый хуй, готовый выстрелить любому в ебало магазином разрывных пуль, супер, если согласен, если нет — пососи чупа-чупс, мудила, пока Арсений скупает для мамки полмагазина, читает иностранные зины, а вот Зин он ебать не мог, даже залив водяру за воротничок, ему все-таки двадцать, он в себе окончательно успел покопаться и понять суть вещей, чай не грудничок, ведь ебать в жопу или сесть на хуй — вопрос приоритетов, об этом пел еще Егор Летов, или говорил его первый мужик, которого Арсений брал под кадык и тряс, гневно шевеля губами, выплевывая, не ловя его ответный взгляд глазами, Арсений объяснял: трахая меня, ты не трахаешь систему, милый, трахая тебя, я побеждаю жизнь, которая мне постыла, я каждое утро встаю и иду на работу, которая достала, довела до блевоты, но все же она — лучше, чем размахивать в подворотне ножом, на опасных граждан идя как на рожон, вызывая слезы и причитания, ему не хотелось бы повторять путь Каина, а после каяться и сокрушаться без меры, поэтому он отправляется на завод, ставит пистолет своей жизни на взвод, всякое желание берет на мушку, он ведь не собирался торговать перед богом сушками, душою и привязанностями, он вообще не стоит ни перед кем со свечою, зажигает и горит только сам, угарный газ вечно дает по глазам, вынуждает переть напролом, беря соперников на понт или на стрем, переезжает в Москву, ищет, кому тут присунуть мзду и свой грустный хуй вкупе с грустной душой, но панки на улицах давно не кричат хой, внутри него ничего не поет, и он потихоньку гниет в четырех стенах, пока не находит Клаб, где ему кто-то неожиданно рад, Алена, ой, блядь, Алена, заходящая звезда космического небосклона, Арсений настолько забит, что внутри все убито и ничего не свербит, не собирается пенкой молочной у рта, господи, его жизнь что, реально так пуста, а потом он шел и споткнулся о каланчу-Антона, вот где звезда проклятого небосклона, сперва Арсений сопротивлялся и не верил, кому он свои смены вообще доверил, ходил, раздражался на себя и свой грустный хуй, пока Антон, наивная душа, и в ус не дул, а в Арсении покамест проснулось благородное графство, искренне-наивное, ни разу не фиглярство, он перестал материться и мародерствовать, начал следить за собой и немного геройствовать, он тонул и знал, что тонет, надеялся, что влюбленность его не затронет достаточно сильно, что он еще сможет остановиться, он даже в работе какое-то время пытался забыться, не тут-то было, и однажды утром Арсений понял, что поступает глупо, необдуманно и странно для своих лет, когда воображает с Антоном взаимный минет, дрочку в невесомости, ему бы не позволять с напарником такой вольности, успокоиться, охладеть и осознать — он не должен заставлять пацана страдать, какого черта, Арсений в капсуле, Арсений не совсем живой и не имеет морального права никого звать с собой, потому что Антон оказался во всем слишком настоящим, нащупал в Арсении нужные жилы, заставил краснеть и дрочить перед квестом, чтобы не хвататься за ширинку уже на месте, и это было бы страшно-тревожным, но оказалось просто — сложным, сказать Антону, чего Арсений хочет, чего ждет и отчего волнуется, как море — под ногами Антона, которым Арсений в тайне любуется, а будет любоваться еще дольше, потому что однажды Антон ответил “можно”.