Легенды Оромеры. Великий Орёл

      Во Вселенной, как в водах безвременья и не охватимого разумом пространства, затерялись обитаемые миры — Ойкумена Великого Космоса. Никто ещё не ответил на вопрос сущности — кто мы, зачем рождаемся и умираем, кто тот кукловод, умело расставивший фигуры в шахматном порядке бескрайней доски?       Гамбит.       Новая партия разыграна, и пешки неторопливо начали свой путь. Боги, демиурги, предтечи — создающие для развлечения разумных «по образу и подобию», сошлись на вечерний коктейль…       Удивительно, но во все времена величайшей из великих является Богиня Судьба и её единоутробный брат Случай…                         ***       Их окружал лес. Костя с бабкой, испуганно прижавшей руки к груди, вылезли из кабины и, медленно обойдя машину по периметру, убедились в полном отсутствии дороги. Стояли предрассветные сумерки.       Через час они оба, периодически нервно посмеиваясь, сидели рядышком в кабине, тщательно закрыв дверь, и вели неторопливый разговор в слегка комичном, но ничего не значащем тоне. Ни о чём.       Между тем, горячее и жаркое светило с неохотой поднималось над лесом, окрашивая листву в немыслимые сине-зелёные оттенки. Когда все лучи слепяще-оранжевого шара оказались на густо-синем, мерцающем сквозь листву небосклоне, Костя внимательно глянул на свою домохозяйку, словно, наблюдая её в новом ракурсе.       Ей было немногим больше пятидесяти. В свете просыпающейся природы, всегда добродушный рот кривился в каком-то собачьем оскале. Лицо заострилось и приобрело черты битого судьбой крупного зверя. Серо-зелёная куртка с капюшоном, отороченным серым искусственным мехом, топорщилась на плотном, немного располневшем с возрастом, теле. Одетая, с целью перспективного посещения храма, плиссированная юбка, расширяла округлые бока, а резиновые сапоги с облезшими от возраста пуговками, завершали нелепый наряд. На голове переливался золотыми нитками ярко-красный «модный» платок, который давно служил неотъемлемой частью тела, каким-то защитным внешним покрытием кожи.       Бабка примолкла, поймав его изучающий взгляд.       — Что, детонька, попали мы в передрягу-то. Решай, что делать будем? Выбираться надо отсюдова. Ты служил. Давай-ка, рекогносцировку делай, а я что-нить на поесть нам, по-соображу.       — Реко… что? — переспросил парень.       — На разведку иди! — порешила бабка.       — Да вон, монтировку-то в руку возьми! Мало ли, кто в лесу таком крашенном шастает… — И, решительно дёрнув ручку, она спрыгнула на траву из кабины. ***       Возвращаясь после не слишком удачной охоты, Бобыль, совсем на границе своей земли, услышал рычание, скрежет и, наконец, резкие запахи нагло пометившего кусты крупного молодого самца.       Шерсть на загривке поднялась, и оборотень осознал, что на его личную, давно утверждённую советом, после ухода из стаи, территорию, совершено нападение. Хозяйничал не прохожий, чужак, который так просто не уйдет.       Не торопясь бесславно умереть в прямом столкновении, видевший и не таких выскочек, волк-одиночка, крадучись, подошёл к месту с подветренной стороны, и залёг в раскидистых кустах. Именно в этот момент, из дома, почти целиком оббитого хладным железом, на траву спрыгнула… волчица.       Вся ее, задрапированная в прочные и дорогие одежды фигура, являлась редким союзом грации и нерастраченной женской силы. Тщательно скрытые, но такие ощутимые, груди были не маленькими, но точно упругими. Живот не казался плоским, при этом не висел курдюком. Её длинные поджарые крепкие ноги, спрятанные в немыслимой цены непромокаемые кожаные сапоги, только слегка утончались книзу. Это было таким незначительным несовершенством, что Бобыль сразу решил не обращать на лёгкий дефект внимания и поднял глаза к лицу.       Тонкие черты, создавшие крепкий лоб и крупные живые глаза, немного расширялись к низу, показывая миру крепкую волчью суть и здоровые зубы, блеснувшие золотинкой через улыбчивые полные яркие губы. Маленький шрамик на подбородке подчеркивал возможности охотницы.       Внезапно, она откинула голову и, сняв огненный плат, посмотрела на восставшее из царства вечной ночи солнце. Огненные кольца, достающие плеч рассыпались по шее, словно оставляя тонкие следы.       — Богиня! — прошептал волк… ***       Костя не торопясь собирался на перспективную охоту.       На кого? Да кто его знает-то, в этом месте.       Притом, что смутное и не до конца осознанное ощущение близкой опасности, какого-то чужого присутствия возникло у него сразу, в тот самый момент первой вылазки в чуждый дикий лес, «до кустов».       С раннего детства развитое чувство самосохранения, позволившее ребенку выживать в детском доме, включило осязаемый всей кожей сигнал, заставляя мышцы непроизвольно сжимать кулаки и поднимать дыбом волосы.       Странно, но застав на излёте кусочек чеченской войны, длительно гоняя фуры с «ходовым» товаром по бескрайним областным трассам, и, перегружая по ночам ящики с весьма качественным «неликвидом» с проходящих мимо товарняков, он давно не испытывал ничего подобного.       Вернувшись в кабину, и, закрыв её на замок, парень начал глубоко дышать, выпил ещё совсем горячего чаю из термоса, но попытка расслабиться не удавалась, а мысли, быстро найдя причину странного состояния организма, вернули его во вчерашний день.       Взгляд упёрся в кольцо.       Заметно выросший золотой ободок, плотно усевшийся на пальце и раскалившийся в момент их переноса добела, теперь мирно отражал начинающее ощутимо разогревать кабину светило. Голова змеедракона ехидно смотрела на своего владельца, открыв глаза, и, поблескивая прозрачными камушками.       Костя вздохнул.       Только-только начавшая очищаться от бурьяна и крапивы жизнь, подарившая ему вначале свой собственный угол, а потом и бабку, ставшую за два года близкой и почти родной, вновь становилась дикой и необитаемой.       Странное захоронение на старом кладбище, дикий сон, склеп и меч, стояли архивными документами перед глазами и не хотели стираться из памяти.       Между тем, активная соседка, с непередаваемым видом владельца положения, поправив платок, бодро выпрыгнула из машины и, выдав «ЦУ», полезла в кузов. Там, под брезентом в углу, были сложены трос, лопата, хранились ломик и топор. Лежали инструменты, монтировка и две почти полные канистры, всегда бережно хранимые Костей «на всякий случай».       Изгоняя в свет воспитанников приюта, обладательница двух подбородков и уважаемо габаритной груди, директриса, напутствуя приемышей, сама того не понимая, оставила Косте немалое состояние, в виде замечательной фразы, свойственной всем учебно-исправительным и воспитательным учреждениям: «не верь, не бойся, не проси». Всегда защищаясь, и отвечая только за себя, парень с тоской посмотрел на беззаботно снующую старуху и, вздохнув, полез за монтировкой. ***       Часа через два, небольшое пространство вокруг грузовичка окружал натянутый трос со смешными красными флажками и одиноко висящая слабенькая лампочка, укреплённая на рогатине над импровизированным столом. Двигатель верно служившей машинки завёлся, и аккумулятор был готов отдать свою силу владельцам. Из синих потрескивающих веток выходили привычные глазу угли, в которых пеклись довольно крупные яйца из найденного и тут же разоренного бабкой гнезда.       — Ещё снесут! — резюмировала она.       В старой кастрюле булькала вода.       — Чаю, не чаю, а кипяточку попьём, — рассудила его хозяйка.       День разогрелся, к полудню в лесу стало душно. Люди сняли тёплые вещи и, подстелив брезент, полдничали.       Вход на полянку, к которой вела тропа, явно протоптанная не человеком, Костя оставил свободным и, сидя спиной к стальному другу, обозревал именно это «не защищённое» место.       Проникновение в созданный им периметр, не поломав «лектронику», мог осуществить только «высококлассный» профессионал, и Костя, отчётливо понимая нелепость их охранной системы, тем не менее, защищал «неукреплённый» им вход.       Всё время ощущая на себе чей-то настороженный взгляд, и, будучи уверенным, что кто-то прячется среди кустов, Костя с каким-то детским нетерпением дожидался появления неизвестного, чтобы поприветствовать его соответствующим моменту способом. ***       Между тем, и его домохозяйка тоже стала напряжённо всматриваться в густую синюшную листву. Черты ещё более заострились, и Костя, остановив свои мысли после особо раскатистой — «волчииица!», решил поставить точку в интересующем его вопросе жизнедеятельности кустов напротив.       — Тебе тоже кажется, что за нами следят?       — Казалось бы — вызвала участкового бы!— выпалила бабка.       Костя с улыбкой отметил, какая всё-таки она классная: в ситуации разбирается, не истерит, голос спокойный. Окончательно овладев собой, он также хищно усмехнулся и, взглянув на руки, убедился, что они не дрожат. Парень легко поднялся, раза три присел и прыгнул в кузов.       — Костенька, да ты никак один собрался? — услышал он голос забеспокоившейся хозяйки.       — А я как добрый хозяин лично встречаю и провожаю дорогих гостей, — нарочито громко и уверенно поведал миру Константин. — Не беспокойтесь, Таисья Сергеевна, не подведу.       Порывшись в машине, он кроме монтировки достал старую кожаную сумку с мелким, но очень ценным хламом. Из неё на свет были извлечены книга В. Пелевина «Затворник и Шестипалый» и три петарды, чудом сохранившиеся после бурного празднования Старого Нового года.       Раритетный экземпляр художественной литературы Костя бережно возвратил в кожаное нутро, а петарды, прижатые к груди, отправились отдавать свой боевой долг хозяину. ***       Бобыль, основательно расположившийся напротив, и, видевший все ухищрения чужака, ругался сквозь зубы. Битый час соображая, как ему поступить, он лихорадочно перебирал в уме все возможные варианты. Можно было, прыгнув на матерчатую крышу шатра, рискуя обжечь лапы о везде натыканное по повозке хладное железо, упасть сверху на чужака и выкрасть удивительную самку. Но это была не просто женщина. К такой важной и богатой оборотнихе, имеющей в прислугах пусть молодого, но весьма рослого змеёныша, нужен был особый подход.       Бобыль решил ждать вечера.       В ночной час его раскрывшаяся волчья стать должна была сама привлечь самку и без проблем увести за собой. Закрыв глаза, волк- одиночка дремал…       Но сладкий дневной сон был прерван каким-то шуршанием. На близлежащую ветку один за другим приземлились небольшие, отвратительно пахнущие бумажные цилиндрики. Волк потянулся было к ним, оглушительно чихнул и разозлился.       Коробочки вспыхнули. Оглушительный грохот потряс послеполуденную тишину старого леса.