Легенды Оромеры. Великий Орёл

      Луиза каждый день ждала известий. От мужа или от брата. От Генри пришло всего одно сообщение, от Оддбэлла они поступали с завидной регулярностью, но все гласили одно и то же: «Эмили не обнаружена, идем по следу». Это и огорчало неизвестностью, где там дочь, в каком состоянии, зима на дворе, на пути полно незнакомцев; и одновременно радовало, домашняя девочка оказалась упорной и целеустремленной путешественницей, стремящейся к своей цели. Последнее не могло не радовать Луизу, которая, как всякая мать желала своему ребенку только счастья.       К тому же сильно горевать было некогда – управление поместьем, ранее делившееся на двоих, теперь свалилось на одну нее, отнимая изрядно сил и времени. Осмотр уходящих в зиму полей, размещение запасов в хранилищах, нанять семейство крысоловов, утеплить окна, прочистить дождевые стоки…       И тем неожиданней было появление в воротах Тома, уезжавшего вместе с Генри. И вернувшегося в одиночестве.       Острое ощущение случившейся беды прошило женщину, она на подгибающихся ногах добрела до дверного проема и выпала в него, хрипло каркнув, как будто голосовые связки уже перевратились отдельно от остального тела, причем не в галку, а как минимум, в ворону:       - Генри… Где?       Тома мгновенно снесло с лошади, и он подхватил падающую хозяйку:       - Дальше едет, я сам вернулся, - егерь вычленил главное и торопился объяснить, что ничего не случилось, что все в порядке.       Луиза облегченно опустила веки. Когда она подняла их вновь, над ней маячили два встревоженных лица – Тома и незнакомой молодой женщины, уставшей и изможденной.       - Я вернулся Корнелию привезти, мы поженимся, ее изгнали, она белошвейка при дворе была… - зачастил Том, помогая Луизе устоять на ногах. Она вымученно улыбнулась:       - Напугал, паршивец, иди уже, веди милую домой. Зиму так перекантуетесь, с весной расширяться планируй. И через час зайди с докладом.       Том увел невесту, а Луиза вернулась в дом, выпить успокоительных капель и привести себя в порядок.       Через час Том мялся на пороге гостиной. Он переоделся, сменив дорожный костюм на домашние сюртук и бриджи.       - У девушки есть что надеть?       Том отрицательно помотал головой:       - Нет, мы ее из землянки забрали, там только глиняный горшок оставался и одеяло драное.       - Пойдешь к горничной, пусть она ей выделит что нужно из моей старой одежды. И давайте чтоб без глупостей.       - Корнелия белошвейка, может шить всякие такие кружевные вещи, - Том покраснел, - на продажу или так.       - Хорошо. Пусть напишет список, что ей нужно для работы. Но не раньше, чем отдохнет и подлечится. А теперь рассказывай о ваших поисках, мне не терпится все-все узнать.             ***       Утром Корнелия сама пришла к Луизе. Чисто вымытая, отдохнувшая, она оказалась прехорошенькой блондинкой редкого песочно-золотого цвета, Луиза прямо залюбовалась ее гладко уложенными волосами. Белошвейка присела в книксене:       - Я благодарю вас за участи в моей судьбе, хозяйка. Вы не пожалеете.       - Буду рада, если тебе здесь понравится. Не стесняйся, обращайся, если надо будет, первое время всегда трудное. Только надо будет сходить в мэрию зарегистрировать брак. Ты осилишь поездку или денек подождете?       - Мы как бы уже… мимо мэрии проезжали, - Корнелия густо покраснела и охраняющим жестом сцепила руки поверх живота.             ***       Распрощавшись с Гертрихом, троица попутчиков, объединенных одной целью, продолжала свои поиски. Довольно резво они продвигались к перевалу. Немного пришлось понервничать, пережидая бурю прячась от хлещущих ледяных струй за спинами коней, потому что не успели поставить палатки, настолько неожиданно все началось. Но буран стих, палатки были разбиты, ночь спокойна, а утро встретило сиянием солнца на безоблачном небе.       Генри на ходу с удовольствием крутил головой, разминая затекшую и похрустывающую шею, как вдруг на фоне голубущего неба мелькнул темный знакомый силуэт.       - Это же дирижабль Оддбэлла, моего шурина, - воскликнул обрадованный Генри и замахал руками, привлекая внимание воздухоплавателей, - Эге-гей!!!       - Чего ты так кричишь, они тебя все равно не услышат, - поморщился Марк.       - Ты им посвети, – Людвиг, порывшись в переметной суме, вытащил компас, оснащенный небольшим зеркальцем, и сам направил луч света на дирижабль.       Несколько минут спустя летательный аппарат нырнул вниз и стал постепенно снижаться. ***       К полудню распогодилось. Оно и не удивительно: в этих местах климат суровый, но погода меняется стремительно. Несколько часов назад бушевал шторм, и вот уже на небе ни единого облачка, и ослепительное северное солнце равнодушно являет всему живому свой холодный сияющий лик. Вечером ледобородый норд-ост буйствовал, выкорчёвывая мачты из степсов, словно стебли высохшего рогоза из обезвоженного под осень илистого прибрежья, а утром зябкая бодрящая прохлада в застывшем неподвижном воздухе вероломно уверяет изумлённого путника, что если где-нибудь и когда-нибудь дорога способна окончиться прямо у райских врат, то это произойдёт именно здесь и именно сейчас...       Обо всём этом размышлял мистер Блэст, вальяжно развалившись в пилотском кресле и наблюдая в окно, как дирижабль, казалось, уже входит в ледяное сияние Вечности — да что там «входит», уже вошёл в него как минимум наполовину.       От столь романтических грёз воздухоплавателя отвлёк голос напарника.       Весьма заинтересованным голосом Оберон призывал друга в переносном смысле «спуститься с небес на землю», то есть обратить долу взгляд, вооружённый подзорной трубой. Навигатор указывал рукою в левое окно, утверждая, что там есть на что взглянуть.       Оддбэлл суставчато выпрямился, с видимой неохотой покидая уютный пилотский закуток, зябко поёжился («Оберон, да запусти ты уже этот грешный обогреватель!») и взял предлагаемую другом подзорную трубу.       Внизу, на змеящемся по побережью между горными отрогами тракте обнаружилась пятёрка лошадей. Две шли в поводу под вьюками, три других несли всадников, облачённых в одеяния, подобающие для дальних путешествий.       - Ну и что? Кони, груз, наездники... Эмилии среди них явно нет, это видно даже безо всяких окуляров. В таком случае — на что же там глазеть с таким интересом?       - Сэм, да что с тобой? Смотри же внимательнее, - рассудительно возразил Оберон. Правее, вон там, у правого всадника... Вот опять! Смотри, смотри!       На этот раз Оддбэлл и сам заметил, что крайний справа всадник держит в руках отражательное стекло. Направляя его так, чтобы солнечный луч по касательной уходил к дирижаблю, путешественник методично закрывал и открывал стекло свободной рукой.       Стёклышко с короткой периодичностью сверкало солнечным зайчиком, подавая летательному аппарату привлекающие сигналы.       - Оберон, а ты молодец, что заметил! Ну-ка давай- ка сбавим скорость и снизимся.       Оддбэлл снова шагнул к пилотскому месту и длинноногим пауком-травокосом боком вскарабкался в кресло.       Усевшись, мистер Блэст перевёл реостат оборотов на минимальный ток и плавно тронул вперёд рычаг тангажа. Чугунный шар внутри оболочки медленно перекатился по своим рельсам к носу, и воздушное судно плавно нырнуло на один эшелон вниз.       Отсюда можно было уже разглядеть, что средний путник, подняв руки к голове, не пытается сделать что-то со своим головным убором, а самым натуральным образом призывно машет дирижаблю.       Зафиксировав трубу вертикальным винтом штатива, Оддбэлл осторожно повернул ребристую рукоятку ЗУМа. Перспектива сузилась и приблизилась, и мистер Блэст наконец-то разглядел всадника. Приподнимаясь на стременах для пущей заметности, воздухоплавателей энергично приветствовал Генри Эддлкайнд.       - Это отважный мистер Генри зовёт нас, чтобы поделиться если не утешительными, то, как минимум, важными новостями! Если бы это был кто-то другой, то я бы сказал, что он просто машет нам руками из пущего зевачьего любопытства, но это не кто-то другой, а наш педантичный, скрупулёзный мистер Генри, для которого любая самая сомнительная алхимическая доктрина звучит понятнее, чем такое простое казалось бы слово «Шутка»! Наша разудалая студенческая беспечность просто обязана быть разбавлена убийственной серьёзностью этого в высшей степени благопристойного джентльмена! На посадку, друг мой! На посадку!