Легенды Оромеры. Великий Орёл

      — Грозы? Две-три каждую дюжину дней. Летом чаще, зимой сильнее. Видел же, какие ставни? – Мартина мягко улыбалась и накручивала на палец кончик тугой каштановой косы. Завитушки никак не хотели ложиться ровно три в ряд, и пальцы, выпустив прядь, тут же снова начинали бесхитростное движение. Неожиданно Костя понял, что девушка с ним кокетничает. Неумело и как-то… словно выучила наизусть стихотворение на иностранном языке и теперь рассказывает, не понимая смысла.       Парень усмехнулся и отвел взгляд. Мартина спрятала руки за спину, причем на лице отразилось облегчение, как будто с плеч свалилась не очень приятная работа. Прискакала набегавшаяся Эмилия, прошмыгнула в дом и через несколько минут вышла, полностью одетая.       — Доброе утро! Чего мы все стоим? Мартина, ты завтрак принесла? Пошли завтракать с нами, — слова рассыпались горошинами в пахнущем озоном воздухе.       — Да я не принесла, старейшина Ордрик велел вас позвать к нему, там и позавтракаете. Вы сегодня к Зеркалу пойдете?       — Да, — Костя нахмурился, мысль о том, что куда они идут, знают все, показалась ему неприятной.       — Будьте осторожны – Зеркало не любит суетных желаний и выполняет их так, что потом загадавший сам не рад становится.       — Суетных это как? – они уже шли по улице и Эмилия слегка подпрыгивала, забегая вперед и заглядывая Мартине в глаза.       — Это например, захотел кто-то найти клад. Приехал, уснул с дороги, свечку уронил, дом сгорел, а под сгоревшими половицами сундук нашелся. И ладно бы с золотом, а то с платьями старыми да деньгами прошлого века. Клад есть? Есть! А пользы нет, вред один. Вот вы уже пришли, идите, старейшина ждет вас.       Старейшина в ожидании гостей неторопливо прихлебывал за накрытым столом чай из кружки, объемом, наверное, не меньше полулитра, пузатой и расписной. Эта кричащая золотом и киноварью кружка так не соответствовала его чопорному аристократичному облику, что Эмилия раскрыла рот в удивлении и замерла на пороге. Косте пришлось протолкнуть ее в комнату. На кружку же он бросил лишь мимолетный взгляд – хохлома есть хохлома, хоть в России, хоть за гранью миров, ничего нового.       Орел лаконичным жестом указал гостям на стулья напротив, неслышно появившаяся из-за спины горничная налила травяной чай из высокого чайника с нежным фиалковым узором. Поймал взгляд Эмилии, так и косящейся в сторону кружки, полыхающей ярким пятном в царстве элегантности.       — Это память, — он нежно погладил крутой бок и отставил кружку в сторону, — Вы придумали желания?       — Я – да! – гордо заявила Эмилия и впилась зубами в сэндвич.       — Я пока нет, но не особо и стремлюсь. Озарит если – загадаю, нет – не велика потеря, — Костя взял с общей тарелки облитый сиропом пончик. Ему как-то неловко было признаться, что над желанием он вовсе и не думал, не то чтобы не хотел, а руки не дошли, что ли. И поэтому сейчас стремился спрятаться за процессом поглощения еды, чтобы не приставал старейшина, не смотрела жалостливо Эми.       Пончик обиделся за предназначенную ему роль и немедленно плюхнул парню на колени липкой сладкой кляксой. Пришлось вытирать, споласкивать штанину, в общем, вопросы были забыты, чему Костя весьма обрадовался и поспешил задать свои.       — Я сегодня наблюдал странную, почти невозможную картину. Эмилия при мне перекидывалась, и я заметил у нее орлиный клюв. Я не спрашиваю, возможно ли это, я спрашиваю – как это возможно?       — Не знаю, никогда такого раньше не наблюдал, — Ордрик был озадачен, в глазах проснулось живейшее любопытство, — сами понимаете, никто раньше не попадал сюда с такими проблемами.       — Возможно ли это влияние места? Или каких-то его компонентов?       — Вполне возможно, вполне, надо бы понаблюдать. — Может ли это быть влияние грозы? – Костя был почти уверен в правильности своей догадки и теперь поэтапно подводил к этому же решению и старейшину.       — Да, у нас грозы очень часто, близость моря, вулкан там еще этот, теплый и холодный фронт…       Мужчины перекидывались фразами, а Эмилия смотрела на Костю во все глаза, не решаясь поверить в то, что он только что сказал. Потом решительно потребовала зеркало и уединиться. Через несколько минут вышла, притихшая и светящаяся глубочайшим удовлетворением.       — Я постепенно превращаюсь в орлицу. И без всякого артефакта. Но загадать все-таки хочу. Мы пойдем? – поторопила она мужчин.       — Да, конечно, — старейшина поднялся, — если вы уже закончили с завтраком, то прошу следовать за мной.       Путь к Зеркалу начинался сразу же за околицей поселка. Дорога стало резко забирать вверх, и минут через двадцать неспешной ходьбы из-за высоченных деревьев открылись скалистые горы. Костя, разглядывая их плоские вершины, недоумевал – неужели в своих прогулках по окрестностям они не заметили такое вот бельмо на всех глазах сразу?       Ордрик только ухмылялся исподтишка.       Тропинка уперлась в крутую лестницу.       — Здесь ровно пятьсот ступеней. Сумеете их преодолеть? Я буду ждать наверху, — старейшина прямо так, как стоял, не снимая одежды, превратился в огромного орла и взмахнул мощными крыльями. Костю и Эмилию чуть не унесло в ближайшие заросли. Когда они проморгались от пыли и листвы, поднятых в воздух вихрем, то точку, обозначающую их недавнего собеседника, увидели только на вершине возле седловины.       — Очуметь – с восхищением произнесла Эмилия одно из словечек, подхваченных у друга, — не раздеваясь. Я тоже так хочу!       Костя с сомнением посмотрел на богатырскую лестницу: ступени были каждая высотой ему выше колена. И было их ровно пятьсот.       Он подсадил маленькую Эмилию на первую.       Через двадцать ступеней он велел девушке:       — Перекидывайся, поедешь на мне.       Через пятьдесят он ссадил неловко балансирующую и соскальзывающую курицу на верхнюю ступеньку. Забрался сам. Перенес птицу выше. Забрался сам…       К пятисотой не сказать чтобы Костя лег пластом от усталости, но ноги ощутимо подрагивали. Орел, свежий и невозмутимый, ждал их наверху, возле прохода между двумя скальными отрогами, затянутого полупрозрачной жемчужно переливающейся пленкой       — Быстро вы. Мало кто добирается сюда с такой скоростью. Вот оно, Зеркало Оллара – таинственное и могущественное. Загадывай, девочка, ты первая, я верю, что ты не замыслила ничего дурного.       Эмилия, уже девушкой, сделала шаг вперед и торжественно вытянулась, словно собиралась читать стихи Дедушке Морозу.       — Я хочу… Я просто хочу знать, где сейчас мой дядюшка Оддбэлл? Он ушел от своего дирижабля, и я за него волнуюсь, — она сникла, словно сдутая оболочка того же «Летящего на…», — Зеркало, миленькое, ну пожалуйста.       Жемчужная пленка будто лопнула, открыв океанской простор. Над пенными барашками летел филин, зорко высматривая в воде свою добычу. Пространство мягко стлалось под широкими крыльями, янтарные глаза были чуть прищурены – птице хватало сонара.       — Ой! – Эмилия была удивлена, — это не дядюшка, он маааленкий сычик, — для убедительности она развела пальцы не больше чем на пару дюймов.       — Сычик, говоришь, — Ордрик тоже удивился, — дай-ка я посмотрю. Он провел ладонью по скале возле самого узкого места прохода, отчего видение исчезло. Потом еще одно поглаживание камня, и пленка зарябила, по ней пробежала пестрая муть. Косте на ум пришло сравнение с ненастроенным телевизором.       — Все понятно. Ваш родственник незаконно присвоил чужую звероформу. Превратился нее в сычика, а вот в этого вот филина. И остался в этой форме навсегда. Пусть даже из благородных побуждений, но факт есть факт – воровство было совершено, человек потерял разум и остался зверем. Птицей.       Эмилия всхлипнула:       — И совсем ничего-ничего нельзя сделать? – она жалобно поглядела на Орла.       — Можно попробовать. Не уверен, что получится, но попробовать можно.       Ордрик что-то шепча, склонился над камнем, поглаживая и пощелкивая по нему ногтями. «Шаманит с настройками», — подумалось Косте. Орел строго на него взглянул, мол, не мешай, с мысли сбиваешь.       Переливчатая пленка прорвалась, и на площадку перед Зеркалом с размаху упало человеческое тело. Ордрик моментально накинул на него свой широкий плащ. Путаясь в складках тяжелой ткани, с камней поднялся дядюшка Чудак собственной нескладной персоной – худой, всклокоченный, с полуобглоданной рыбой, зажатой в зубах.       Он гневно воззрился на возмутителей спокойствия и издал возмущенное клекочущее уханье, но через мгновение пришел в себя, с омерзением выплюнул рыбу и вытер рот ладонью. В глазах отразилось узнавание – он, несомненно, был рад видеть племянницу и даже однажды встреченного незнакомца, который где-то потерял своего экзотического скакуна. На обстоятельства требовали обратиться к явно главному в троице встречающих:       — Чем обязан? Ээээ, нет, безусловно я рад всех видеть, но что случилось? Впрочем, нет, я вспомнил, случилось. Зачем вы меня здесь? Как?       Целая гамма эмоций поочередно пробежала по его подвижному лицу, от недоумения до надежды.       — Никак. У вас минута. Прощайтесь, — орел отступил в сторону.       Оддбэлл повернулся к племяннице:       — Ты как, моя девочка?       Эмилия бросилась к нему на шею:       — Я хорошо, дядюшка! Я умею летать, у меня вырос орлиный клюв, от грозы, я вся стану орлицей, это Костя, он дракон, я его люблю, он самый лучший, ты как сам, тебя можно обратно, что делать?       Последние слова Эмилия договаривала уже исчезающему в Зеркале высокому мужскому силуэту. Лишь только донесся тающий голос: «Костя, установи генераторы!».       На камни свалился сердито щелкающий страшным клювом филин. Он упал неловко, на бок, перевернулся, посидел немного, устрашая присутствующих хищным взглядом, тяжело подошел к краю лестницы и, снявшись с него, заскользил вниз в воздушном потоке.       Эмилия с намокшими ресницами смотрела вслед.       Ордрик снова прикоснулся к «раме» Зеркала.       — Мне кажется, все будет хорошо, — глухо, неспешно, как бы рассматривая происходящее, произнес орел, — Душа этого несомненно, достойного оборотня исчезла из этого мира, где ей, увы, нет места. Но, преодолев границу между мирами, она в сей же момент попала в крохотную искру зародившегося тела. В положенный срок родится ребенок, мальчик, он вырастет и совершит немало революционных изобретений. Может быть, он даже будет помнить свою прошлую жизнь. Я даже вижу, что его зовут Никорла. Никола. Родовое имя вот вижу плохо – что-то похожее на «тесто».       Тут уже не выдержал Костя:       — Тесла! Никола Тесла!!!