Доверие

Тобирама ни с кем не делился своими мыслями насчёт Сакуры Харуно. Изъявленное ею желание поработать он сначала воспринял в штыки, пока Хаширама не осадил: — Не вижу в этом никакой проблемы. И вообще, почему ты её так шугаешься? Убери уже слежку и возьми всё в свои руки, если хочешь что-то узнать. Очаровательно — старший брат сам немного взволнован, но не хочет до конца в этом признаваться. И что значит «шугаешься»? Чтобы он — и «шугался» какой-то девицы? Они не разговаривали друг с другом просто потому, что обоюдно не хотели этого: Тобираме было это ни к чему, а Сакура не находила общих тем. Они были абсолютно разными людьми. Альбинос позволил себе привычную усмешку, когда спустя пять минут после разговора с братом столкнулся с Сакурой Харуно в коридоре, на выходе из поместья — та, наклонившись, обувала тяжёлые и наверняка неудобные коричневые гэта на толстом каблуке. Признаться честно, на самую долю мгновения вид склонившейся над обувью девушки заставил его задержать взгляд, но это больше профессиональная бдительность, сказал себе мужчина — медик всегда носила на бедре, под слоями ткани, кунаи и почему-то скальпели. — Что ж, если хотите потрудиться на благо деревни — пожалуйста, — альбинос галантно и в то же время небрежно открыл перед ней сёдзи, и Харуно была уверена, что с такой прямой осанкой и чёткими движениями он и голову с чужих плеч в состоянии срубить. Они вместе вышли на улицу, прямо под красные лучи запоздалого холодного восхода. Ветер, стоило отойти за забор, дул в лицо, обдавая свежей пылью. — Я составлю вам компанию. — Вместо отряда охраны? — без труда догадалась Харуно. — Верно. На девичьем лице ни недовольства, ни волнения — бледные от природы губы под прозрачной плёнкой блеска, волосы лоснились чистотой и отдалённо пахли ванильным мылом — такое в лавке по дешёвке продаёт бабушка Кимура Учиха, седая и бледная как призрак, но всё с тем же клановым снобизмом. Ледяной порыв — и волосы мерзко прилипли к губам: медик недовольно повела носом и заправила короткие пряди за уши. Длинные волосы в их время — лучшее украшение девушки, даром что уважаемые дамы собирают их в вычурные высокие причёски, а куноичи закалывают, чтобы не мешались в бою. Сакура Харуно странная, как будто ей здесь не место. Молодой Сенджу даже не представляет, что эта короткая мысль на самом деле — правда, которую он искал. Сакура на ходу заплела из коротких прядей жгут, заколола его сенбоном на манер пучка, как у Мито. Её кимоно слишком тонкое для осени, тёмно-кремового цвета, но она обещалась много трудиться, поэтому полагалась на удобство, а не на красоту. По крайней мере, она медик с мозгом — Тобираме осознание этого одновременно понравилось, и вызвало досаду: это самый опасный тип шиноби. Госпиталь заменяло скопление тканевых палаток. В этом районе, самом лесистом, дома ещё не отстроили, только убирали деревья. Тобирама оказался подходящим спутником для работы: рядом с ним люди молчали, судорожно занимались своими делами и Сакуре не докучали — нашлись только пара девушек из Сенджу и Нара, которые помогали с лечением Шодая, но пообщаться с ними было только в радость. Женская работа заключалась в уборке улицы, приготовлении еды и расфасовке медикаментов по «утеплённым» старыми тряпками коробкам. Да, пенопласт бы здесь не помешал, но его ещё не изобрели… Мужчины заливали и ровняли фундамент, таскали деревянные доски, орудовали топорами, молотками, гвоздями — простая и в каком-то роде монотонная работа, потому что в день нужно было построить хотя бы три-четыре дома в каждом районе. Господин Хаширама не мог целиком вырастить дом (его стихия была слишком гибкой, не такой «дубовой», как у Ямато-тайчо), но с прочным (на века — аж до самого разрушения Пейном!) каркасом отныне проблем не было. Сакура попросила у той самой помощницы Нара, которую зовут Шикия, булавки, чтобы подколоть рукава. Хрустнув кулаками, вооружилась единственной оставшейся пилой — три дерева, сухие и старые, были помечены белой краской, а значит, были тут лишними. Будущий Второй со скептицизмом смотрел ей вслед, и его, на самом деле, понять можно: она не выглядела опытным лесорубом. И не стоило начинать... Руки устали почти сразу... Сакура угрюмо задрала голову к полысевшим кронам и с родным «Чёрт возьми!» — со всего размаху пнула дерево ногой. Строительство замерло. Все мужчины, до этого со снисходительными усмешками наблюдавшие за женщиной, раззявили рты. Не дожидаясь, пока дерево упадёт на близлежащую палатку и сложит её пополам, Сакура обогнула его, придержала двумя руками и медленно опустила на землю, отряхивая от трухи ладони. Присутствие альбиноса чувствовалось спиной: он переместился рядом с ней, готовый техникой сместить траекторию падения, но его помощь не понадобилась. Тобирама молча стоял позади, глядя на розовую макушку медика в, признаться, смешанных чувствах — в такой близости, в какой они были в первую встречу (вместе с его Ки и полуагрессивным напором), Харуно была такой же смехотворно низкой и хрупкой, что даже на каблуках еле доставала ему до плеч. Она — и сделала это опять? Заставила его удивиться? — Прошу прощения, господин Тобирама, — развернувшись боком, она ненароком задела его доспех локтем и продолжила снос лесного массива. «Выпендрёжница», заключил бы альбинос, если бы знал это слово. В реальности он предпочёл убраться в тень и послушать, что о ней говорила толпа. — …Надеюсь, Сакура-сан задержится в деревне, — Юма Сенджу, закадычная подружка Нара, насыпала в тарелки кашу с мясом, чем безыскусно притягивала к себе мужчин. — Она много про медицину знает, раз смогла тако-ое, — экспрессивный взмах рукой, — от господина Шодая отвадить. Страшно-то как было… — Она не шиноби нашей деревни, — ответила, качая головой, Нара, — на птичьих правах тут. Никто не сунется за неё просить, даже если захотят в ученики. — А вот я бы просила! — горячо зашептала та. — Я с детства хотела людей лечить! Может, и брату помогу, у него эти боли в спине после войны… — Инвалидность? — Первая степень. Мы с мамой пока только работаем, но он сам так хочет вернуться в строй! — Подожди, Юма. Не загадывай наперёд. — Ты права. Будем надеяться… К обеду, когда фундамент уже отладили и выровняли, прибежал Хаширама. Блестящие глаза и довольная улыбка вызвала у альбиноса подозрения, и не зря: устроив четыре этажа каркаса и перебросившись с уставшей, но упрямо махающей уже молотком Сакурой, банальными шуточками, Хаширама предложил прогулку: осмотреть то, что уже получилось, и продумать мелочи по типу фонарей и лавочек. — А вечером отпразднуем моё выздоровление! И ещё — будет сюрприз! Сакура-чан, надеюсь, ты любишь сюрпризы? Харуно кивнула больше от растерянности, чем от энтузиазма, и судя по тому, как скоро Хаши схватил её под локоть и пристроил рядом с Тобирамой, грамотно впутывая их в беседу, он что-то задумал. Что именно — пока непонятно, но лукавые карие глаза, сканирующие спины этих двоих, уже всё себе распланировали.

***

Сначала пальцы неуклюже выгибались, пытаясь поймать и закрутить несносные стебельки, но зелёный венок постепенно, волей упрямого «сделаю это, шаннаро», формировался в симпатичную композицию, которая после стала украшением на голове Шодая. — Спасибо, Сакура-чан, — разулыбался мужчина, глядя слегка поникшим взглядом под ноги. — А то я уже расстроился, что подарки детей пропадут. Когда ты научилась плести такие красивые венки? «...Наруто долго рассматривал плод её трудов, прежде чем аккуратно водрузить его себе на голову. Ему не верилось, что подруга в таком прекрасном настроении поможет ему справиться с букетом от фанаток. Даже спустя пару лет он всё ещё принимал их внимание с красными щеками и неверием. — Вау, даттебайо! Спасибо, у тебя золотые руки, Сакура-чан! — Узумаки улыбнулся ей, как тогда, на войне, когда она перезапустила его сердце. Он понял, о чём она думала, почему вдруг промолчала, и устало вздохнул, — тоже думаешь об этом, да? — немое «да»: Сакура поджала губы, убирая опавший лепесток с блондинистых волос. Покрутила его в руке, прежде чем выкинуть, легла на траву, лицом к небу. — Как ты думаешь, если бы не Саске, мы бы..? — Наверное. Хорошо, что он решил тогда воскресить моего старика… — блондин отвернулся, чтобы подруга не увидела, как влажно блестели его глаза. — Он ненавидит Мадару, Обито… Скоро паранойя разовьётся, что они живы. — Но ведь дело было в Зецу?.. — А это не важно, — он покачал головой. — Он винит себя, да и всех Учиха, за их привязанности. Точнее, что от этих привязанностей следующие поколения страдают. Итачи называл это «клановым безумием, не поддающимся лечению»… Но я… хочется верить, даттебайо, что Саске поправится… — Поэтому вы хотите отправиться в путь? — Да. Нам всем надо подумать. Эта война никогда никого не отпустит, — Сакуру, признаться, заворожило, как приятно охрип его высокий голос. Это была одна из тайных причин, почему она решила НЕ идти вместе с ними: новая симпатия к лучшему другу медленно, но верно мешала ей жить. Узумаки осторожно поправил венок на голове, потянулся к её ладони, лежащей на животе, с опаской, как будто ирьёнин могла его за это огреть, но они давно перестали так дурачиться. Прикоснуться к ней он не решился, но зато неуловимо пощекотал бок. — Так когда ты научилась плести такие венки? Сакура игриво пожала плечами. Она научилась этому вчера — ради него.» Она выдержала долгую паузу, словно всерьёз задумалась над ответом. Хотела соврать, но увидела бессовестно прямой взгляд будущего Второго. Его красные глаза сжали её рёбра в тиски, «попробуй соври мне», и она с усилием выдавила: — Научилась недавно. Ради человека, который мне очень дорог. Судя по тишине, неловкой и тяжёлой, оба мужчины посчитали, что этого самого человека уже нет в живых. По сути, так оно и есть. Хаширама приуныл, как будто уже был знаком с Наруто лично. Приобняв розоволосую за плечо, осторожно зашептал: — Теперь ты дома. Я, признаться, сомневался раньше, но… Я хочу, чтобы Коноха помогала людям найти то место, куда они могут вернуться. Я не знаю твоего прошлого, но не знаю и своего будущего. Доверюсь чутью. Оно буквально кричит, что тебе нужно помочь, — и только он отстранился, как Тобирама шагнул вперёд: — Но я лично снесу тебе голову, если ты окажешься врагом.

«Только попробуй, женщина, только попробуй…»

***

Только за накрытым на кухне столом общим для всех шоком стал истинный возраст ирьёнина. — Двадцать один? — неверяще переспросила Мито. Шодай Хокаге помолчал, посмотрел на замершего с каменным лицом младшего брата, который, на самом-то деле, немного обалдел (потому что в разговорах небрежно упоминал её как «малолетку»), и вдруг потянулся к шкафчику с посудой. Там оказалось припрятано две бутылки сакэ. — Тогда праздновать будем по-взрослому! — решительность шатена была непоколебимой, как и уверенность младшего Сенджу в том, что это плохая затея. — Не будь таким занудным, отото — я ведь практически восстал из мёртвых! — На твоём месте я бы сохранил силы перед переговорами с Акасуна, брат. Может, это была очередная проверка. А может и нет. Это было брошено вскользь, как граната, с ожиданием — рванёт или не рванёт. Тобирама смотрел в зелёные глаза, не удивлённые, понимающие, знающие, и мысленно вскипал: ну почему Хаши с невесткой так безразличны к её прошлому? Член торгового клана, не боевого, но воспитана ниндзя, где жила — неизвестно. И им нормально? Его бесит эта беспечность, его почти до судорог бесит тот факт, что те, кто в стране Огня, не имеют понятия, кто такая Сакура Ха-ру-но... Единственное, что действительно их роднит — оттенок волос и белый круг на спине одежды. Дальше — завеса. И хочется её приоткрыть, и самому как-то боязно: эта женщина полезная, сильная, она действительно талантливая и знает в медицине больше, чем кто-либо в деревне; это то, что Конохе сейчас так необходимо... Только вот одним из самых прославленных в плане медицины кланом были как раз Акасуна. ...Будь здесь Мадара, он бы выжег её сознание, но убедился бы в том, что она — не враг. Тобирама рад, что Мадары сейчас здесь нет. Тобирама продолжит наблюдать за ней издалека. Если она решит их использовать, её будет ждать неприятный сюрприз... — Ну что, — Шодай поднял пиалу, параллельно подливая супруге виноградный сок, — О плохом будем думать завтра, а сегодня допустим вольность и выпьем за прекрасного медика, Сакуру-чан, за моё выздоровление и за будущее Конохагакуре но Сато! Кампа-ай! Еда, тост, разговор, тост, еда, разговор, тост, тост, десерт. Третья бутылка? Тост, тост, спор... Откуда ни возьмись — ящик. Альбинос даже под воздействием алкоголя оставался таким же суровым. Пил он в принципе мало, да и не расслабляло это его сейчас, в присутствии медика. Мито уже недобро косилась на мужа и подругу, бессовестно устроивших соревнование в выпивке, и уже раздумывала, как потащит их по койкам и кому (первее) пригодится тазик. — Сакура, может, не надо? — чёрные глаза удивлённо следили за тем, как розоволосая ирьёнин, привстав на колени, откупоривала бутылки одну за другой; то же самое делал и Хаширама. — Я не думала, что вы всерьёз, это неразумно! Можно было подумать, что хрупкий молодой организм поддастся первому же позыву тела: что будет клонить в сон, подташнивать, что потеряется ориентация в пространстве, но нет: Сакура уверенно грохнула бутылку на стол и посмотрела на рыжеволосую джинчуурики почти чистым взглядом. — Я не пьяница, Мито, и обычно не ведусь на провокации. Но я никому не позволю утверждать, что я слабее в, — заминка, — этом. У меня был хороший учитель, она меня с пятнадцати лет… Когда разум притуплен и голова очаровательно пуста, упоминания близких не приносят боли и слёз. И даже тот факт, что рядом с ней, по левое бедро, именно будущий Второй Хокаге — главный кошмар и, как ни кстати, вероятное спасение — осознался фоном, когда ладонь нечаянно вцепилась в крепкое, жилистое предплечье. Поймав расфокус, Сакура зажмурилась и медленно приняла удобную для сидения позу, благо, мужчина даже не дёрнулся, на пару секунд послужив ей опорой. Хаширама уже ждал, загадочно поблёскивая тёмными глазами — в свете люстры они почти ореховые. Они молча чокнулись пиалами и принялись быстро опрокидывать в себя содержимое бутылок. Смешно, но обоих стошнило в самом конце: они с мычанием побежали в ванную, столкнувшись в дверном проёме и некультурно пихаясь локтями. Боевая ничья, которая никому не нужна, которая была бессмысленна… Хашираму перестало полоскать, и он практически моментально уснул в ванной, зато Сакура, кажется, успела немного протрезветь: с красными от стыда щеками она присела на подушку обратно, ощущая на себе смешливо-ироничный взгляд младшего Сенджу. Осуждать он не собирался: в конце концов, это уже совершеннолетняя женщина. Мало ли что полезное сболтнёт спьяну. Вскоре все разошлись по комнатам, кроме Харуно, возжелавшей проветриться перед сном. Медик знала свой организм: если не подышит свежим воздухом и не выпьет крепкий чай, то не заснёт. Она ушла тихо, с дымящейся кружкой жасминового напитка, и, не думая ни о чём, ушла слишком далеко вперёд — ощущение, которое обычно испытывала Цунаде-шишо под алкоголем… свобода от воспоминаний, блаженная тишина… Дорога из деревни не имела заборов, каменных стен, ворот. Только скала на севере, вдоль которой медик и блуждала. Тут уже не встретишь случайных прохожих. — Детка, ты заблудилась? — голос как будто сквозь вату. Растекающийся в воздухе тон — тон человека, который определённо нацелен на «диалог», не сулил ничего хорошего. — Отвали, а не то пожалеешь. Видимо, эти слова, напротив, послужили мотивацией: мужчина грубо прижал ирьёнина лицом к скале, заломил одну руку — вероятно, посчитал, что даже куноичи в кимоно до пола и без катаны не сможет сопротивляться. А будь она какой-нибудь госпожой, разумеется, не разгуливала бы в одиночестве… — Подлечишь меня? Я слышал, ты популярна тут, а насколько умела, м?.. Пустая кружка разбилась об землю. Дохнуло крепким перегаром. Кто-то спьяну философствует, кто-то гуляет, кто-то даже стихи пишет, а такие вот персонажи без спросу покушаются на чужие тела. — Недолеченный и недотраханный, отстань уже! Отпусти меня и уйдёшь отсюда живым! Эй! Ты слышишь меня?! — Сакура вскипела, когда ей попытались оставить засос. Удар каблуком по носку, ладонью в пах — и несколько секунд, чтобы развернуться и поменяться с нападающим местами, выиграно. Повезло, что шиноби был малость дезориентирован выпивкой и не доставал из ножен катану, но стоило отдать ему должное: несколько выпадов с такого близкого расстояния могли вырубить её, если бы не вовремя поставленные блоки. — Какому клану ты принадлежишь, сука? — Учиха! — злобно рыкнул посторонний, но такой знакомый уже голос. Сакура моментально разжала пальцы, делая пару шагов назад и врезаясь спиной в чужую мужскую грудь, резко вздымающуюся от злого, сбитого дыхания. Плотное тепло секундно окутало её, спрятало от внезапного порыва ветра. Щёки наверняка покраснели. Сухая хватка на запястье увела Харуно в сторону. — Не стоило уходить так далеко от поместья. В глубине лесов водятся не только шакалы, — мужчина кивнул на лежащего с выпученными глазами парня: на миг Сакуре показалось, что у того от страха остановилось сердце, — но и олени. А тебе, олень, я вот что скажу: продолжишь свои пьяные поползновения на женщин, и тобой с удовольствием полакомится весь лесной сброд. Зима близко, и они растянут удовольствие от твоей туши на несколько дней. Сейчас — можешь идти. Но завтра утром, если не явишься в кабинет Хокаге, я приду за тобой лично. Водяной дьявол придумал техники, согласно которым возможно выкачать воду из человеческого тела, превратив его в мумию. Он мог создать из стихии меч, хлыст, кол, удавку... Он был создателем не только полиции Конохи, но и отдела пыток... Он умел влиять на людей. То, с каким напором он подошёл к запугиванию этого «недолеченного и недотраханного», подсказало Сакуре, что в ней либо изначально не видели серьёзного врага, либо к ней… испытывают... симпатию?..