Подношение

      Оберон уже довольно долго наблюдал за Элиасом, который медленно брел по волшебному лесу, словно раненый зверь. Неизведанная доселе мука разрывала несчастного и, полуослепший и измотанный, он из последних сил уходил прочь от той, что влекла его со страшной силой. — Как долго ты еще намерен сопротивляться? — спросил он, когда чародей обессиленно свалился под деревом. — Что тебе от меня надо? Зачем ты наслал на меня чары?.. Что со мной творится?! — последний вопрос терновый маг провыл, не в силах совладать с эмоциями. — Ничего особенного, — равнодушно ответил Оберон, рассматривая свои коготки. — Ты так долго сдерживал свои порывы, что теперь им не осталось места в тебе, и они просятся наружу. Посмотри, что ты видишь?       Отражения звезд в капельках росы поднялись в воздух и собрались в облако, своими очертаниями похожее на девушку. Призрак взмахнул руками, рассыпая бледные искры, и знакомым до боли движением распустил волосы. — Тисэ…       Чем больше чародей смотрел, тем осязаемее и реальнее становился образ. Фигура приобрела явные очертания, сверкающими пальцами обрисовала овал лица, обозначила линию шеи и плеч, обвила руками стан, выставляя на обозрение соблазнительные изгибы груди. — - Ммм, а ты ценитель, — отметил Оберон, наблюдая, как наведенный им морок приблизился к чародею и ласково обнял его призрачными руками, оставляя невесомые поцелуи на костяной морде. — Я… не хочу этого… — пересиливая себя, чародей отмахнулся от морока, и он развеялся серебристой пылью, — она слишком… — Что? Юна и невинна? Ты сам по сравнению с ней ведешь себя как зеленый неопытный юнец, — укорил король фей. — Ты думаешь, что девушка, которая пережила столько в своей жизни, хрупка, как снежинка? — Я не вправе добавлять к ее несчастьям еще и себя.       Оберон презрительно скривился. — Ты ее недостоин. Она улыбается тебе, смотрит прямо в твое бесстрастное, уродливое лицо, и ты не видишь, какой любовью горят ее глаза? Зачем тогда ты назвал ее своей невестой? — Глупость, — чародей усмехнулся, — я поспешил. Побоялся, что у меня не будет больше шанса. — А теперь расхлебывай, — оскалился Оберон. — Тисэ явилась за тобой к праздничному костру. Тебе мало доказательств? Ты не захотел связать ее магическим контрактом. Ее время уходит, пока ты размышляешь. — Сколько бы ни было, оно принадлежит только ей, — чародей вслепую пошарил в траве рядом с собой, наощупь нашел стебелек, сорвал. — Как бы то ни было, ты отсюда не выйдешь, не сделав подношения, — Оберон подозрительно присмотрелся к манипуляциям Эйнсворта. — Ты считаешь, что это правило существует? Сказки необразованных мужланов! — Вынужден тебя разочаровать, — Оберон развел руками, — возможно, это единственная правда, написанная в твоей дурацкой книжке! — - Я ее сожгу, — пообещал Эйнсворт, сосредоточенно завязывая кончики сорванного стебелька в узелки,— У тебя нет власти надо мной, — четко выговорил он и разорвал стебелек. — Пф, да пожалуйста, — обиженно отвернулся король фей. — Мои чары ты развеял. Но ночь летнего солнцестояния уже на исходе, а границу между мирами тебе не перейти, срывая травинки! — Ты отпустишь Тисэ, — потребовал чародей, — и не будешь от нее ничего требовать взамен! — Никто не посмеет тронуть Манящую фей, провозглашенную королеву праздника, — признавая свое поражение, ответил король фей. — А что же будет с тобой?       Эйнсворт вздохнул. — А мне придется сделать свое подношение. — Что ты решил сделать? — ничуть не любопытствуя, Оберон в открытую наблюдал, как чародей избавляется от одежды, полностью обнажаясь. — Только не говори мне, что я тебя смущаю. — Я солгал бы, сказав, что мне не нравится то, что я вижу, — ответил Оберон, устраиваясь поудобнее на ветке дерева, чтобы хорошо видеть каждое движение Эйнсворта, — но обычай требует, чтобы все было выполнено до конца. Так что прости, отворачиваться я не буду.       Всего лишь семя, которое надо отдать, как залог несовершенного еще зачатия, как запас сил, дающийся будущей жизни. Эйнсворт не задумывался никогда, способен ли он дать начало новой жизни, да и к своему телу, постоянно балансирующему на грани плоти и сумрака, относился как к сосуду, предназначенному для того, чтобы держать его суть, не давая ей растечься вовне. Но после того, как коварное колдовство Оберона развеялось, перестав терзать его разум, желание не покинуло тело, пробегая молниями по позвоночнику, напрягая мышцы, давая понять, что он гораздо более живой, чем представлял себе.       Всего лишь обряд. Всего лишь несколько движений, призванных сначала довести до напряженного исступления, нагнать давление, задействуя древние, как само мироздание, силы накопления потенциала и разрядки. Дело даже не в кратковременном, почти болезненном удовольствии, которое причиняли собственные прикосновения, а в том, что в голове, которую покинули все разумные мысли, все равно возникал образ девушки, нежной, спокойной, мило краснеющей. Было необходимо представить ее рядом, обнаженной, с обжигающе теплой кожей, жарко вздыхающую, то робко цепляющуюся за его плечи и шею, то наоборот, смело исследующую его тело, касающуюся пальцами там, где сейчас была его собственная рука, совершающая однообразные ритмичные движения снизу вверх.       Все просто. Это так же естественно и не постыдно, как и любое другое действо, совершаемое плотью, но отчего-то сейчас Элиасу хотелось закончить все поскорее, словно он боялся, что его застигнут врасплох, тяжело и шумно вздыхающего, сосредоточенного только на одном — освободиться.       Уже близко. Возбуждение, как вода, нашедшая слабую брешь в плотине и расточившая ее своим напором, нахлынуло волнами, помрачая рассудок в ожидании развязки. Еще волна… еще… судорога, сжавшая мышцы, а потом словно плетью хлестнувшая по телу, заставляя содрогаться в сладкой истоме…и выдох сквозь плотно сжатые зубы, знаменующий торжество плоти над разумом: — Тиисссссэээ…       Мутные белые брызги оросили траву под ногами, и обессиленный и уничтоженный, чародей рухнул на колени. — Свершилось, — Оберон серьезно, со знанием дела, кивнул.       Ночной лес затих и стал темен. Волшебные искры, освещавшие его, погасли, и красота праздничной ночи растеклась чернильными струйками, отступая назад, к заповедным холмам.

***

      Тисэ казалось, что с того момента, как Титания отправила своего супруга, прошла еще одна ночь. Пляски вокруг негаснущего костра были все так же веселы и однообразны, неутомимые фейри соревновались друг с другом в смелости, прыгая совсем рядом с пламенем. Тисэ смотрела на мелькающую перед ней толпу совелыми глазами и вяло отмахивалась от фруктов, ягод и разнообразных сосудов с вересковым медом, которые ей неустанно подносили спутницы Титании. Фамильяр чинно сидел подле ее ног и деликатно, но решительно отталкивал слишком рьяных прислужников. — Я устала, Рут, — тихо призналась Тисэ, яростно растирая покрасневшие веки, — давай сами уйдем отсюда. — Да, а ты знаешь, куда надо идти? — хмыкнул Рут.       Тисэ поморщилась. От долгого сидения на камнях ее тело затекло и начало болеть, тяжелый венок клонил голову. Девушка с облегчением стащила его и, положив на колени, стала рассматривать. Каких только цветов в нем не было! Казалось, фейри собрали по одному из каждой точки всего мира, и, сплетя незрелые еще пшеничные колосья в сложном орнаменте, прикрепили их плотным рядом по всему венку. — Странно, — пробормотала Тисэ, покрутив тяжелый обруч из цветов в руках, — здесь нет ни васильков, ни маков, про которые говорила Титания. — Вот и ты, моя прелестная пташка, королева праздника! — Ариэль, нестройно взмахивая крыльями, от чего ее полет был похож на дергание воздушного змея на сильном ветре, подлетела к Тисэ и с размаху шлепнулась к ней на колени, прямо в центр венка. — Кажется, ты славно повеселилась, — заметила Тисэ, аккуратно вынимая хмельную сильфиду. — Король Оберон нашел твоего чародея, — пьяненько зашептала Ариэль, силясь встать на свои птичьи ножки. — Но королева не хочет тебя отпускать. — Ариэль, милая, помоги мне уйти отсюда, — взмолилась Тисэ, оглядываясь по сторонам.       Сильфида икнула и, кажется, даже немного протрезвела. — Уйти отсюда непросто, если не знаешь, как. Я ни за что не стала бы помогать твоему чародею, этому мерзкому терновому шипу, отродью теней, осквернителю… — Ладно, ладно, я поняла, ты его не любишь, — поспешила прервать этот поток сквернословия Тисэ. — Мне очень нужно его отыскать. Не ради него, ради меня, пожалуйста! — Слушай, — неохотно сказала Ариэль, — выход из священных земель вон там, за теми большими камнями, видишь? Тебе только нужно незаметно уйти от костра. Как только ты ступишь за пределы освещенного круга, про тебя забудут и никто не будет тебя преследовать.       Тисэ сглотнула. — Рут, следи за Титанией, — прошептала она, склонившись и снова надевая тяжелый венок. — Как только она и ее свита перестанут на нас смотреть, скажешь мне, и мы побежим. Понял? — Я готов, — Рут встряхнулся и вскочил, помахивая хвостом. — Хорошо. Ариэль, — Тисэ прихватила сильфиду двумя пальцами за крылья, как бабочку, и макнула в подставленный кубок с медом, — отвлеки Титанию! Лети!       Ошалевшая от хмеля Ариэль взмыла в воздух, выписывая сложные петли и неистово махая крылышками. Она летела, горланя «Поберегись! Зашибу!», и успешно привлекла к себе внимание не только свиты Титании, но и доброй половины празднующих, которые специально остановились, чтобы посмотреть на безумный полет сильфиды и похохотать. — Пойдем, Тисэ, на нас никто не смотрит, — скомандовал Рут, и девушка осторожно сползла с камней и крадучись стала обходить костер, чтобы пламя скрыло от Королевы фей ее побег.       Разволновавшись, девушка сунула руку в карман, но тут же выдернула ее. На беду за влажные от волнения пальцы зацепилась ленточка с бубенцом, которую Оберон вернул Тисэ, он выпал из кармана и покатился по земле, оглушительно звеня. — Ай, — успела воскликнуть Тисэ, чувствуя, что в кармане было что-то острое, обо что она поранила кожу.       Титания обернулась и прищурилась, отыскивая Манящую фей. — Быстрее, быстрее, — заторопилась девушка, пробираясь через плотное кольцо фейри, надеясь, что затеряется в толпе. — Уже уходишь, Тисэ? — ласково спросила Титания, и цепкие руки схватили ее и вытащили обратно к костру, сведя на нет все ее усилия. — Я должна идти, — твердо ответила Тисэ, глядя прямо в глаза Королеве фей. — Спасибо за приглашение. Мне было очень весело.       Боль в руке стала невыносимо острой, и она поднесла ее к глазам, чтобы осмотреть. С пальцев понемногу сочилась кровь, а сама ранка была в складке ладони, зажатой в кулак. Тисэ разжала пальцы и увидела, что в волнении смяла тот самый букетик из зверобоя, полыни и чертополоха, и засохшие веточки пропороли ее кожу, испачкав алым потерявшие вид полевые цветы. — Васильки и маки, — улыбнулась Титания. — Терновый Шип умудряется даже издалека оберегать тебя. — Отпустите меня, — попросила Тисэ. — Я должна его найти… — Ты даже сама не понимаешь, что тебя так тянет к нему, верно? — сказала Титания, прикоснувшись к щеке Тисэ, от чего та вздрогнула — пальцы Королевы были холоднее льда. — Стряхни кровь в огонь, не оскверняй это место.       Тисэ послушалась, отряхивая окровавленную ладонь над пламенем. Костер зашипел, плюясь искрами. — Теперь ты свободна. Ступай, дитя мое, — Титания покосилась на свиту, которая медленно подступала к Тисэ, нехорошо облизываясь. — Ариэль! Выведи ее отсюда. — Они что, меня съесть хотели? — спрашивала Тисэ уже на бегу, ориентируясь в кромешной тьме на искры от полета сильфиды. — Твоя кровь очень вкусно пахнет, — ответила Ариэль как ни в чем не бывало, — и высшим проявлением нашей любви будет желание проглотить тебя целиком! Но тебе нечего бояться, — заявила она, оборачиваясь и широко улыбаясь, выставив напоказ два ряда мелких, острых зубов.       Тисэ передернуло от этой улыбки. Среди всей этой хитрой, кровожадной и ненадежной братии Элиас казался ей оплотом чести и благородства. Скорее бы увидеться с ним и забыть эту страшную и странную ночь.       Добежав до огромных гранитных глыб, Тисэ остановилась, чтобы перевести дух. — Так! Чтобы вернуться в наш лес, тебе нужно пройти между этими камнями. Наш король будет ждать тебя с той стороны, — бодро сообщила Ариэль. — Точно? — Рут звучно клацнул зубами, делая вид, что хочет схватить сильфиду, — Не обманешь в этот раз? — Брысь, сопляк, а то я тебя покусаю! — заверещала неверная Ариэль, — проваливай отсюда со своей дурной хозяйкой!       Тисэ стало невмоготу слушать ее вопли. Она схватила фамильяра за загривок и храбро шагнула в тень камней. — Ничего не понимаю. Как темно, — Тисэ шла вперед, нащупывая ногой землю перед собой. — Мы вышли или нет?       Тисэ протянула руки вперед, пытаясь определить, есть ли перед ней препятствие. — Оп! Поймал! — цепкие сильные руки с острыми когтями схватили ее и сдавили в объятиях, приподняв над землей. Девушка в страхе закричала и начала отбиваться от невидимого врага, слыша, как рядом оглушительно лает Рут. — Тихо, тихо, это всего лишь я, Оберон! — расхохотались ей в самое ухо, и в этот миг золотые искры осветили пространство вокруг. Оберон аккуратно поставил Тисэ на землю и запрыгнул на дерево, опасливо косясь на черного пса, норовящего цапнуть его за ногу. — Ну? — грозно спросил король фей, словно это не он сейчас устроил дурацкий розыгрыш. — Я… пришла… за Элиасом, — едва переводя дух, пролепетала Тисэ, чувствуя, что ее начинает колотить от злости. — И если ты мне не скажешь, где он… — Ладно, так и быть, — настроение Короля фей снова изменилось, как погода весной — мгновенно и непредсказуемо, — я провожу тебя к твоему чародею! — И мы все сможем уйти? — уточнила Тисэ. — Ну конечно! — раздраженно ответил Оберон, разыгрывая оскорбленную невинность. — Пошли!       Он спрыгнул и схватил Тисэ за руку, буквально потащив ее за собой. Он шел так быстро, что девушка еле успевала перебирать ногами, и невидимые ветви больно хлестали ее, по щекам и цепляли за ноги, норовя содрать одежду, но она терпеливо следовала за фейри, решив, что теперь не отвяжется от него, пока он не приведет ее к чародею. — Нас опять водят за нос, — пожаловался Рут, неотступно следуя за хозяйкой. — Мне все равно, лишь бы все это поскорее закончилось, — сквозь зубы ответила Тисэ. — Не болтать! — прикрикнул Оберон и резко остановился. — Мы пришли.       Он отвел в сторону ветки кустарника, открывая вид на берег лесного ручья. — Зачем он тебе нужен? — поинтересовался Король фей, преграждая путь Тисэ, — он жалкий, никчемный чародей, трусливый, уродливый… — Оставьте нас в покое, — твердо прервала его Тисэ, — мы сами во всем разберемся. Рут, останься здесь.       Ошалев от собственной дерзости, девушка упрямо сжала губы и прошла мимо фейри. — Кажется, чародей сильно промахнулся, когда связался со своей Манящей фей, — присвистнул Оберон.       Рут зевнул и стал оседать на землю, сливаясь с тенями ночного леса. — Проваливай отсюда, от тебя одни неприятности, — прорычал он Оберону. Тот расхохотался и в один прыжок исчез из виду.       Небо над лесом понемногу выцветало, прощаясь с волшебством праздничной ночи. Все становилось различимым и обыденным, и только тени не спешили расставаться со своими владениями.       Тисэ заметила еще одну, огромную и необычную, почти сливающуюся с валунами на берегу ручья, и без сомнений направилась к ней. Осторожно приблизившись, словно боясь спугнуть, она села на камни рядом с чародеем. В чернейшей предутренней тьме яркими огненными точками полыхнул его взгляд. — Я нашла тебя, — сказала, помолчав, Тисэ. — Ты ушел и ничего не сказал… Я волновалась за тебя, — честно призналась она, вглядываясь в шевелящуюся серую тень, пытаясь понять, какое впечатление производят ее слова. — Прости, — выдохнул чародей, — я не хотел тебя беспокоить. Мне нужно было… побыть одному. — Я была на празднике солнцестояния. Меня даже объявили королевой, хоть я и не поняла, что это значит, — Тисэ сняла с головы венок и положила его перед Элиасом, но он успел поймать ее руку и с тоской изголодавшегося по ласке существа прижал ладонь к своему костяному лицу.       Тисэ осторожно коснулась рогатого черепа другой рукой и вдруг, не отдавая себе отчета, прижалась к чародею, чувствуя, что образовавшаяся пустота в ее сердце стала наконец заполняться. — Прости… я не буду больше волновать тебя, — запинаясь, стал извиняться Эйнсворт, прижимая ее ладони к своему лицу. Почувствовав запах крови, он бессознательно лизнул раненую ладонь Тисэ, и привкус соли и железа отрезвил его. — Ты ранена? Что случилось? — - Ничего, пустяк, — смутилась Тисэ, выдергивая руку, и бросилась сумбурно объяснять, что поранилась возле костра, и фейри едва не съели ее, завидев кровь, которую она по указке Титании стряхнула в огонь.       Элиас кивнул, одобряя ее поступок: — Ты хорошо сделала, отдав свою кровь очищающему огню. Ты принесла в жертву свою жизненную силу, и после этого подношения у фейри не стало власти удерживать тебя. — Подношение… так вот в чем дело, — задумчиво пробормотала Тисэ, поглаживая почти затянувшуюся ранку. — А ты? Как ты выбрался из земель фей? Мне все твердили, что без меня ты не сможешь… — Я совершил свое подношение сам, — поколебавшись, дрогнувшим голосом ответил Эйнсворт, и отвернулся, боясь, что может как-то выдать себя, но Тисэ лишь умиротворенно улыбнулась, обрадовавшись, что череда испытаний окончена. Решив обнять Эйнсворта, она положила свои ладони на его плечи и отпрянула, почувствовав нечто непривычное. — Элиас… — сказала она, боясь и одновременно надеясь ошибиться, — на тебе нет одежды. — О, прости. Сейчас исправлю, — все тот же ровный тон голоса не давал понять отношение его обладателя к нечаянному открытию Тисэ, а в темноте не было видно, как тень меняется, превращаясь в привычное черное сукно костюма и мантии.       Тисэ зевнула, вдруг осознав, что целую ночь провела, не сомкнув глаз. Голова ее отяжелела, веки закрылись, и она обессиленно покачнулась, падая в привычно подставленные объятия чародея. — Я так устала, — призналась Тисэ, — давай побудем здесь до рассвета? — уже проваливаясь в сон, пролепетала она. — Можно? — Можно, — шепотом ответил Эйнсворт, — у нас впереди еще много времени…